Текст книги "Пациент особой клиники"

Глава 67

Тилль

– Макс! Это ты? – воскликнул Тилль и постучал по стеклу «инкубатора».

Он не был уверен в том, что сын позвал его, ведь изнутри послышалось всего лишь приглушенное бормотание – настолько хорошей звукоизоляцией обладало это дьявольское изобретение.

– Открой! – обратился Тилль к Трамницу, в правдивости рассказа которого сильно сомневался.

«Бегство водителя с места ДТП после несчастного случая на дороге? Похитителем был вовсе не Трамниц?» – отказывался верить заявлениям убийцы мозг несчастного отца.

Сама действительность противоречила утверждениям маньяка. Ведь если похитителем оказался не Трамниц, то тогда почему Макс находился в этом подвале? В этом «инкубаторе»?

«Что я упустил из виду?» – не отпускал мучительный вопрос Беркхоффа, но ответа на этот вопрос он опять не нашел.

Однако сейчас на размышления не было времени.

– Открой! Немедленно! – потребовал он.

– Я и рад бы, да не могу, – со вздохом произнес Трамниц. – У меня нет ключа.

Тилль в растерянности заморгал и спросил:

– Как так нет?

– Я не создавал это изделие.

Такое заявление настолько изумило Беркхоффа, что он, заикаясь, залепетал:

– Но, но… но кто тогда?

Вне себя от охватившего его ужаса, Тилль принялся ощупывать поверхность ящика, но никакого рычага, поворотного колеса или шарнира не обнаружил. Не оказалось приспособления, с помощью которого можно было бы открыть этот дьявольский «инкубатор», и около круглых застекленных отверстий, видимо предназначенных для того, чтобы просовывать руки вовнутрь ящика, ни у крышки с изголовьем из стекла. Тогда его стал мучить другой вопрос:

– А туда воздух, вообще-то, поступает?

– Да, пока открыт этот клапан.

С этими словами Трамниц указал на металлический стержень не больше колпачка шариковой ручки, располагавшийся сбоку ящика, а потом заметил:

– Но стоит только закрутить его, и…

Тут маньяк высунул язык и стал издавать сдавленные звуки, а когда имитировать удушье ему надоело, захихикал.

– У кого же тогда ключ, если это изделие тебе не принадлежит? – спросил Беркхофф.

– Кто сказал, что оно не мое? Конечно, мое. Это опытный образец, который я хранил в гараже возле Тельтов-канала. Но все соединения, а также клапан – новые. И изготовлены они не мной.

– Тогда кем, если не тобой?! – воскликнул Тилль.

В этот момент позади них послышался шорох, и споткнувшийся о порог Фридер, скорчившись, со стоном рухнул в проходе.

– Стоит только упомянуть дьявола, как он тут как тут, – заметил Трамниц.

При этом глаза у него засветились, как у подростка, которому подруга пообещала первый в его жизни секс.

Глава 68

Вся верхняя часть тела хирурга, его лицо и волосы были в крови. Она виднелась и на ковровом покрытии, и на всем, к чему он прикасался.

Тилль почувствовал привкус крови во рту и ощутил ее запах, словно он сам искупался в ней, хотя в действительности кровью Фридера было испачкано только его лицо и пропитана повязка на пальцах. Одновременно в ушах у Беркхоффа внезапно зашумело так, словно он оказался на берегу мощного горного потока.

– Что ты только что сказал? – с трудом выдавил он из себя.

«Правда, которую ты ищешь, не принесет тебе облегчения», – вспомнились Тиллю почему-то слова, адресованные ему в дневнике убийцы.

– Бог ты мой! Тилль, отец Макса! Ты все еще не можешь сосчитать, сколько будет один плюс один? – спросил Трамниц, глядя прямо в глаза Беркхоффу. – Ты еще не понял, почему наш побег прошел так удивительно просто? Почему никто не попытался нам помешать? Почему двери в этом доме оказались открытыми?

– Нам кто-то помогал, – догадался Беркхофф.

Тут психопат указал на хирурга, сидевшего, опираясь на стену, в проеме между двумя подвальными помещениями, и сказал:

– Позвольте представить! Тайный руководитель нашего побега. Он же доктор «Вермут», пардон, Хартмут Фридер, не любящий посещать встречи «анонимных алкоголиков» и чуть было не потерявший все из-за своего пьянства перед операцией. Это он сбил на своем «порше» в прошлом году дорогого нам Макса.

– Закройте рот, – задыхаясь, проговорил Фридер, зажимая окровавленными руками свою рану.

– Но ведь так оно и было, – заметил Трамниц.

С этими словами он подошел к Фридеру, пнул его по вытянутым ногам и сказал:

– Пьяный в стельку за рулем! Могу себе представить, какие мысли проносились в твоей задурманенной алкоголем голове, когда ты стоял в снегу рядом с тяжело раненным ребенком возле разбросанных деталей детского конструктора. Наверняка ты размышлял так: «Проклятье! Если это выплывет наружу, то я окажусь в полной заднице и потеряю и работу, и репутацию, и свободу. В общем, все!»

– Так это были вы?! – воскликнул Тилль.

Беркхофф отошел от «инкубатора», посмотрел на человека, чью жизнь пытался спасти всего несколько минут назад, и подумал: «А я его еще защищал!»

– Он запихнул Макса в багажник и отвез его в свой загородный коттедж, – продолжал между тем Трамниц. – Чтобы в спокойной обстановке обдумать, что делать дальше.

Маньяк ненадолго замолчал, а потом, посмотрев на Тилля, заметил:

– Как бы то ни было, он лечил мальчика. Наложил ему на ногу шину и все такое. При этом на нем всегда была надета маска.

Затем Трамниц продолжил, уже обращаясь к Фридеру:

– Полагаю, что ты собирался когда-нибудь отпустить его, не так ли? – Тут маньяк вздохнул и заметил: – Однако как-то раз этот идиот забыл снять с себя халат. Вот до чего доводит пьянство! Поэтому Максу, чтобы узнать, кто перед ним, не потребовалось видеть его лицо. Он и так смог прочитать на табличке: «Доктор Хартмут Фридер, «Каменная клиника».

В этот момент слова убийцы стали доноситься до Беркхоффа словно издалека. У него заложило уши, а от тяжести в груди стало трудно дышать. По-видимому, его мозг отказывался воспринимать правду, которую излагал Трамниц.

– Какая ирония судьбы! – воскликнул психопат, явно наслаждаясь произведенным впечатлением. – Макс в то время едва мог читать, ведь он тогда ходил всего лишь в первый класс. Но чтобы разобрать, кто перед ним, знаний у него хватило.

– Зачем вы это делаете? – простонал Фридер, перестав держать руку на животе.

– Не пойми меня неправильно, Тилль, – заметил Трамниц. – Фридер вовсе не плохой человек. Во всяком случае, не такой, как я. Он ругал себя за происшедшее и не знал, как поступить. Ведь с одной стороны, ему не хотелось попасть в тюрьму за похищение ребенка, а с другой – на убийство Макса Фридер был не способен. Он не сделал этого до сегодняшнего дня. И вот в игру вступаю я.

С этими словами Трамниц сделал шаг вперед, как делают актеры на большой сцене. Приняв театральную позу, он продолжил:

– А ведь Провидение позаботилось о нем, и я почему-то оказался на его операционном столе. Я, которого весь мир считал повинным в убийстве Макса.

«Вот почему маньяк не признался в убийстве и не стал наслаждаться страданиями близких родственников своей жертвы, – нашел Тилль ответ на вопрос, заданный ему Трамницем в его дневнике. – Потому что он не убивал Макса!»

– Все это время наш дорогой хирург прятал маленького Макса в своем коттедже. Точнее, в отдаленной рыбацкой хижине на берегу озера Шармютцельзе, где его никто не мог увидеть.

Произнеся это, Трамниц театральным жестом указал на врача и продолжал:

– После операции Фридер пришел в мою больничную палату и предложил мне сделку, суть которой заключалась в следующем: я должен был изобразить все так, как будто убийство Макса моих рук дело, и привести полицию к его трупу, а взамен он поможет мне сбежать.

– А как же дневник? – спросил Тилль, все еще не в силах поверить в чудовищные разоблачения Трамница.

Беркхофф никак не мог понять, стоит ли воспринимать услышанное как хорошую новость, означавшую, что Макс еще жив, или он стал участником какой-то особо жестокой игры, задуманной маньяком? Может быть, садист просто хотел зародить в нем ложные надежды?

– Дневник – это часть сделки, – пояснил Трамниц. – Я специально завел его в психушке, чтобы позднее он был обнаружен и послужил окончательным доказательством того, что убийство совершено именно мною, а не Фридером.

– Почему убийство? Ведь Макс жив! – воскликнул Тилль, повернувшись к «инкубатору».

– Пока жив. Фридер и вытащил меня из клиники, чтобы я сделал за него всю грязную работу.

«Великий Боже!» – пронеслось в голове у Беркхоффа.

Только теперь до него дошло, что в своем дневнике Трамниц описывал не прошлые, а будущие поступки. До этого момента маньяк и в глаза не видел Макса. Он только собирался его убить. И именно сегодня. Здесь и сейчас!

В этот миг, словно подтверждая страшную догадку несчастного отца, психопат заявил:

– Я передал Фридеру точные инструкции относительно того, где ему найти «инкубатор» и как он должен его усовершенствовать по моим чертежам, чтобы аппарат работал. И я же указал Фридеру место, куда его отвезти, чтобы все выглядело так, как будто «инкубатор» с самого начала был у меня.

– Где мы? – спросил Тилль, вспоминая свои ощущения от уличных фонарей перед домом и своеобразный зуд в носу, который он почувствовал при входе в этот подвал, оборудованный как жилое помещение.

– Ты и сам знаешь, где мы находимся, – уверил его Трамниц.

«Знаю, – подумал Беркхофф. – В лапах дьявола. В самом центре ада».

– Когда я понял, кто ты есть на самом деле, то по моей просьбе Пиа отыскала этот адрес, – заявил маньяк.

При этом он поднял вверх обе руки и сделал жест, который должен был означать: «Эй, не стоит так переживать!» Затем Трамниц поглядел на Фридера, пускавшего изо рта кровавые пузыри, и заметил:

– Знаю, знаю. Это противоречило нашей договоренности.

Место, в котором они находились, казалось Тиллю почти потусторонним. В физическом плане он был все еще здесь, в этом подвале, стоя между адским изобретением, в плену которого томился его сын, и двумя преступниками. Однако душа его витала совершенно в ином месте. Голоса вокруг него становились все тише, все звуки как будто отдалились. Он впал в настоящее шоковое оцепенение и был не в силах даже пошевелиться.

– Мне показалось, что будет гораздо забавнее, если все произойдет не у меня, а именно здесь, – продолжал изрекать Трамниц, обращаясь к хирургу. – Я почему-то был уверен, что он поедет вместе с нами.

– Зачем вы ему все это рассказываете? – услышал Тилль откуда-то издалека слабеющий голос Фридера.

– По той же самой причине, по которой я выбрал этот подвал, – ответил Трамниц, подходя с пистолетом в руке к съежившемуся на полу хирургу. – Мне нравится доставлять людям страдание. А они страдают гораздо сильнее, когда видят самую для них ужасную правду собственными глазами.

После такого заявления маньяк приставил пистолет к голове Фридера, который со стоном оторвал одну руку от своего живота. При этом напитавшееся кровью перевязочное средство отпало, открыв кровоточащую рану. К изумлению Тилля, в ответ на действия Трамница врач только улыбнулся, обнажив окрашенные кровью зубы.

– Ну что же вы, смелее! – прохрипел Фридер. – Я все равно собирался это сделать.

– Ты хотел сегодня умереть? – нервно прищурился психопат.

– Все закончить, – пояснил хирург. – Я хотел все отменить.

При этом Фридер посмотрел на Беркхоффа уже начавшими тускнеть глазами, как бы говоря: «Мне правда очень жаль. Я совершил непростительную ошибку».

Тут Тилль вспомнил первые слова, которые произнес Фридер, войдя в палату Трамница: «Кое-что произошло, и я должен…»

– Все отменить? – недоверчиво повторил маньяк последние слова врача. – Вы только посмотрите на него! У нашего неженки под конец проснулась совесть. К сожалению, слишком поздно.

– Убейте меня! – тряся головой, прохрипел Фридер. – Только оставьте мальчика в покое! Я передумал.

– Боюсь, что в таком положении, когда ты истекаешь кровью, у тебя не самая лучшая позиция для переговоров.

Хирург откашлялся кровью и повторил:

– Отпустите Макса! Время работает против вас. Скоро вас все равно схватят.

– И что? Может, я не хочу бежать!

– Но вы хотите увидеть страдания Макса и его. – Фри-дер кивком указал на Беркхоффа. – А это у вас не получится, если вам помешают.

– Ничего. Время у меня есть.

Собрав последние силы, Фридер отодвинул пистолет от своего лба, но Трамниц снова вернул оружие на место.

– Чего-чего, а времени у вас как раз нет, – вновь прохрипел хирург. – Моя карточка-ключ постоянно посылает сигнал. Так ее легче найти, если она потеряется. Зенгер знает, где я нахожусь, и скоро полиция будет здесь.

– Не держи меня за слабоумного, – рассмеялся Трамниц. – Ты не такой дурак и наверняка уничтожил все следы, которые могли бы указать на твою причастность к моему побегу.

– Сколько раз повторять, – собравшись с силами, запротестовал Фридер. – Я понял, что не перенесу этого, и передумал, решив во всем признаться.

В ответ Трамниц пожал плечами и заявил:

– Если даже и так, то ты все равно блефуешь. Никаких сигналов твоя магнитная карточка-ключ не посылает. Но лжешь ты неплохо, признаю. Мне очень понравился спектакль, который ты разыграл, якобы разговаривая по телефону с санитарами.

Поднеся пистолет к уху, как мобильный телефон, маньяк передразнил хирурга, изобразив его разговор, повторив слова Фридера: «Мне известно, что это нарушает имеющиеся предписания. Но у нас возникла ситуация с заложником…» Затем он снова приставил ствол пистолета ко лбу врача и сказал:

– Ну все, хватит дурачиться.

– Нет, подождите, я умоляю вас, не трогайте Макса…

Закончить фразу Фридер не успел, так как Трамниц спустил курок. Прогремел оглушительный выстрел, и пуля, пробив хирургу лоб, вышла через затылок и застряла в гипсовой стене.

– Однако он прав, нам следует поторопиться, – сказал маньяк, словно не видя осколков костей, кровь и мозговое вещество, расплывавшиеся на белой стене позади мертвого Фридера.

Но это зрелище так повлияло на Беркхоффа, что шум у него в ушах прекратился, и он наконец-то вышел из состояния шокового оцепенения.

Глава 69

– Что ты делаешь? – спросил Беркхофф Трамница, осматривавшего карманы убитого хирурга.

Тилль не рассчитывал на ответ, но психопат, найдя то, что искал, в карманах брюк Фридера, торжествующе проговорил:

– Что и следовало ожидать.

С этими словами он показал Тиллю четырехгранный стержень и пояснил:

– Ключ для клапана.

Маньяк хотел уже пройти мимо Тилля, но тот нашел в себе мужество встать у него на пути.

– Прекрати. Ты не должен этого делать.

– Если бы я должен был делать подобное, то это была бы работа, – кивнул Трамниц. – Мне же это доставляет удовольствие.

Затем он вынул магазин из своего пистолета. Убедившись, что в нем остался еще один патрон, маньяк показал его Тиллю, вставил обойму на место и, перезарядив оружие, двинулся мимо Беркхоффа.

– Что ты собираешься делать? – спросил несчастный отец.

– Как что? Пора позаботиться о Максе, – ответил Трамниц.

Заявив это, он постучал стволом пистолета по стеклу на изголовье «инкубатора» и воскликнул:

– Эй! Ты меня слышишь, парень? «Лечение» начинается. «Черт! Что же делать?» – подумал Беркхофф.

Он огляделся, лихорадочно ища какой-нибудь предмет, чтобы противостоять вооруженному психопату. Затем размотал повязку на голове и закричал:

– Прекрати! Иначе я ухожу!

В ответ Трамниц даже не обернулся. Вместо этого он поместил четырехгранный ключ на штифт клапана и заметил:

– Что за нелепая угроза?

– Фридер был прав, не так ли? Меня ты взял с собой только для того, чтобы увидеть мои страдания.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Если я сейчас уйду, то из твоей затеи ничего не получится. Ты не увидишь мою боль, и все твои усилия окажутся напрасными.

На этот раз Трамниц обернулся, и его лицо скривила зловещая улыбка.

– Ты переоцениваешь свою важность, – заявил он. – Ты здесь вовсе не для того, чтобы смотреть, как мальчик умирает.

«А для чего?» – пронеслось в голове у Тилля.

– Оставшись один на один с мальчиком, я все равно получу удовольствие, а ты – просто бонус, который мне хотелось приберечь на потом.

«Что я упустил из виду?» – вновь подумал Тилль.

– Когда я покончу здесь с Максом, тебе предстоит пережить нечто такое, что тебя полностью уничтожит. Этого я и добиваюсь. Мне хочется посмотреть тебе в глаза и насладиться твоими страданиями. – Трамниц зашмыгал носом, а потом заявил: – К твоему сведению, тебе не удастся далеко уйти. Пиа все предусмотрела. Ты не сможешь выйти отсюда, ведь вход в подвал блокирован, а дверь на первый этаж закрыта. Конечно, ты можешь подождать в коридоре, пока с Максом будет покончено. Его останки я обязательно тебе покажу, а потом мы продолжим.

С этими словами маньяк стал поворачивать четырехгранный ключ, уменьшая подачу воздуха в «инкубатор».

Бум… бум – почти сразу же послышались изнутри удары, наносимые по стеклам и деревянному корпусу ящика.

– Жаль, что у нас не так много времени! – воскликнул Трамниц. – Иначе я проделал бы с ним совсем иное. Однако посмотри! Теперь видимость стала гораздо лучше, и ты сможешь увидеть, как он задыхается!

В ту же секунду Тилль накинул на шею убийце веревку, которую скрутил из бинтов своей головной повязки. Но это ничего не дало.

Отчаянная попытка Беркхоффа оказалась настолько жалкой, что маньяку хватило всего одного удара локтем, чтобы вызвать в голове несчастного отца настоящий фейерверк. Из глаз у него посыпались искры, а всего его пронзила острая боль.

– Кто научил тебя таким манерам? – спросил Трамниц.

Между тем удары изнутри ящика начали напоминать барабанный бой.

Бум, бум, бум…

– Какую прекрасную музыку я слышу! – заявил Трамниц, склоняясь над «инкубатором».

Между тем Тилль, лежа на полу, отчаянно думал, как ему спасти Макса. Но в голову ничего не приходило, ведь он даже не мог встать.

Глава 70

Зенгер

«Дорогая фрау Зенгер, вы впервые держите в руках дневник, в котором описываются не прошлые события, а то, что произойдет в будущем.

Все, что вы будете читать, маленького Макса пока только ожидает. Моим фантазиям еще предстоит воплотиться в жизнь. Возможно, уже сейчас, как раз в данный момент.

Доктор Фридер полагал, что заставит меня действовать по его плану. При этом он явно блефовал, утверждая, что отравил меня во время операции.

На самом же деле это он танцует под мою дудку (хотя я сильно сомневаюсь, что тогда, когда вы будете читать эти строки, он вообще сможет танцевать).

Я убедил его привести «Трикси» (вы потом поймете, что это такое) в место, которое ему было мною указано, чтобы мне можно было приступить к «лечению» Макса. Взамен моих услуг он помог мне сбежать. Причины такого его поступка я объясню, когда мы с вами встретимся вновь.

Я твердо убежден, что мы с вами еще увидимся, когда меня вернут под ваше крыло. Вы переживете дисциплинарное взыскание и возбужденное против вас следственным комитетом дело, которое он наверняка откроет после моего бегства.

Причина, по которой я пишу вам столь откровенно, заключается в том, что у меня нет намерения оставаться на свободе. Ведь мне так комфортно пребывать в упорядоченных условиях психиатрической клиники, в которой есть все, в чем я нуждаюсь: крыша над головой, бесплатное питание, наркотики и даже проститутки. Причем все это с доставкой прямо в палату. Кроме того, у вас мне спасли жизнь, хотя психологические эксперименты Фридера немного раздражали. Однако сейчас это, к счастью, уже в прошлом.

Есть и другая, пожалуй, основная причина, почему я хочу вернуться: будет второй судебный процесс. На нем у меня появится возможность посмотреть маме маленького Макса в глаза, и она узнает, что ее мальчик прожил еще год. Узнает, что был даже реальный шанс освободить его, заключить в свои объятия, поцеловать, ласкать и смотреть, как он растет, превращаясь во взрослого мужчину. А после вынесения приговора я вновь взгляну ей в глаза, чтобы увидеть ее ярость, боль и отчаяние. И этот образ я сохраню в своих мыслях, чтобы иметь возможность вызывать его из своей памяти, когда мне захочется им вновь насладиться.

Да, чуть не забыл. Чтобы это пожелание сбылось, вам просто нужно немного подождать. Я свяжусь с вами, когда все закончится.

В радостном ожидании,

ваш Гвидо Трамниц».

– «Трикси»? – строго спросил тучный комиссар по уголовным делам, фамилию которого фрау Зенгер опять позабыла.

Эта фамилия походила на название какого-то животного – не то лисица, не то куница, а может быть, и олень.

Комиссар сидел в кабинете руководителя клиники, где фрау Зенгер и передала ему послание Трамница.

– «Трикси», «Трикси»… – повторил комиссар. – Вы, случайно, не знаете, что под этим подразумевается?

Его люди уже занимались поисками, и вся местность была оцеплена. Однако он заметно нервничал, что можно было понять: пока на след беглецов выйти не удалось.

– К сожалению, нет. А что скажете вы, Симон?

Санитар тоже был вместе с ними, и все трое расположились за маленьким круглым столиком, на котором обычно стопками лежали папки с личными делами пациентов, которые руководитель клиники по этому случаю убрала.

Симон, которого комиссар попросил дать свидетельские показания, откашлялся и сказал:

– Я не уверен, но в газетах об этом что-то писали. Мне кажется, что так Трамниц называл свой «инкубатор», в котором…

– А каковы размеры этого изделия? – прервала его фрау Зенгер, к явному удивлению комиссара, который привык сам задавать вопросы.

– Помню только приблизительно. Что-то около полутора метров в длину и шириной, достаточной для одного человека. А что?

– Да, почему вы считаете это важным? – уточнил полицейский.

Лицо комиссара сделалось еще более кислым, когда руководитель клиники проигнорировала его вопрос и вновь обратилась к Симону:

– В последнее время Фридер не заказывал машину скорой помощи или какой-нибудь другой транспорт? Не думаю, что на своем «порше» ему удалось бы перевезти столь габаритное изделие.

Пока комиссар смотрел на санитара с таким видом, будто ему кто-то свистнул прямо в ухо, Симон вскочил с места и устремился к двери, поясняя на ходу:

– Надо проверить путевые записи в автопарке.

– Да! Сделайте это! – крикнула ему вдогонку фрау Зенгер. – И затем проверьте данные в навигаторе. Вы наверняка что-нибудь обнаружите!