Электронная библиотека » Себастьян Конрад » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 13 августа 2018, 11:40


Автор книги: Себастьян Конрад


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Себастьян Конрад
Что такое глобальная история?

© 2016 by Princeton University Press

© А. Семенов, предисловие, 2018

© А. Степанов, перев. с английского языка, 2018

© OOO «Новое литературное обозрение», 2018

* * *

Александр Семенов[1]1
  Профессор департамента истории Национального исследовательского университета Высшая школа экономики, С.-Петербург.


[Закрыть]
Глобальная история: окончательный синтез научного исторического знания или продолжение диалога?

Книга профессора Свободного университета в Берлине Себастьяна Конрада может показаться российскому читателю лишенной новизны. Со времени принятия германской модели учебного плана большинство российских университетов до сих пор содержат в своих программах раздел всеобщей истории. Жесткое разделение на отечественную и всеобщую историю прослеживается и в российской научной номенклатуре, и в институциональной архитектуре исторического знания в России, что приводит к бессмысленной научной казуистике (к какому шифру паспорта специальности отнести исследование, посвященное влиянию китайского фактора на социальное и экономическое развитие российского Дальнего Востока в начале XX века?) и вызывает отчаяние аспирантов. Наследие германской университетской системы и советская марксистская модель изучения мировой экономики и политики сделали проект глобальной истории иллюзорно узнаваемым и знакомым разным поколениям историков и интеллектуалов в России. Даже широкой аудитории, не относящейся к историческому цеху, глобальная история может показаться знакомой по памятным эпизодам из рекламы банка «Империал» 1990–х годов.

Однако глобальная история в том виде, в каком ее представляет на страницах своей книги Конрад, – это относительно новое поле исторического знания, которое противопоставляет себя парадигме всеобщей и мировой истории. Диалектика новых вопросов и научного наследия, смена научных парадигм (как и фактор продуктивности интеллектуального контрапункта) всегда присутствует в формировании новых научных школ и направлений. Но сказать, что развивающееся на наших глазах поле глобальной истории является ответвлением всеобщей или мировой истории, означает то же, что редуцировать большевистскую идеологию XX века к идеям Просвещения XVIII века.

Формирование современного поля глобальной истории происходит после затухания эйфории от идеи «конца истории» (окончания холодной войны, распада СССР, казалось бы, полной победы либерализма и свободного рынка) и процессов глобализации как универсальной политической ценности и неоспоримого механизма развития современного мира. Импульс «конца истории», а также запрос на «большую» историю, рожденные в поисках ответов на актуальные вызовы глобального мира, конечно, создавали питательную среду для формирования поля глобальной истории[2]2
  См.: Герасимов И., Глебов С., Каплуновский А., Могильнер М., Семенов А. «Большие данные» и «маленькие истории» для будущего // Ab Imperio. 2015. № 4. С. 17–25. См. также: Armitage D. and Guldi J. The History Manifesto. Cambridge: Cambridge University Press, 2014 и русский перевод этой книги в журнале: Ab Imperio. 2015. № 1. С. 21–75; № 2. С. 25–61; № 3. С. 23–71; № 4. С. 27–89.


[Закрыть]
. Но появление специализированного журнала по глобальной истории (Journal of Global History, март 2006), тематические изменения в работе Ассоциации мировой истории (World History Association) и в преференциях грантодателей происходят именно в 2000–е годы. Иными словами, формирование современного поля глобальной истории происходит в момент кризиса нормативной концепции капиталистической и либеральной глобализации. Формирование глобальной истории совпадает с осознанием «неравномерности» современного мира, возникновением очевидных конфликтов и разломов экономического и политического развития, включающих периодичность кризисов капиталистической системы, все более частые войны, участником которых является теряющий вес мировой гегемон, упорное возвращение политизированной религии и конкуренцию разных универсалистских программ и моделей региональной интеграции. Сова Миневры в очередной раз начала свой полет лишь с наступлением сумерек.

Сама книга Конрада является инструментом артикуляции динамично развивающейся области исследований, в которой происходит столкновение различных точек зрения на предмет и подход глобальной истории. Неожиданным образом главный аргумент Конрада заключается в необходимости самоограничения ставшей экспансионистской глобальной истории. Конрад предлагает искать это самоограничение на пути отказа от представления об «омнибусном» характере глобальной истории (все, что происходит в мире, попадает в поле рассмотрения глобальной истории) и взгляда на ее «планетарный» (по силе и масштабе воздействия) характер. Автор книги предлагает собственное прочтение современных дебатов о глобальной истории, описывая данное поле исследований как определенный подход и набор исследовательских вопросов, а не как особый объект (мир или мировые взаимосвязи) исторического анализа.

Глобальная история в прочтении Конрада по-прежнему направлена на преодоление родовой травмы современной исторической дисциплины – изоляционизма национальной истории и методологического национализма (в российском варианте – это государственническая версия российской истории). Однако если канон национальной истории может быть представлен в виде гегелевского тезиса, то подходы сравнительной истории, транснациональной истории, мир-системного анализа, постколониальных исследований и школы множественных модерностей уже явили собой антитезис, показав каждый по-своему пути преодоления изоляционизма национальной рамки. Именно эти подходы автор книги подробно рассматривает в методологическом плане, указывая на их вклад в критику национальной истории и преодоление евроцентризма нововременного исторического канона, а также показывая, как из ограничений каждого из указанных подходов рождаются новые вопросы и перспективы глобальной истории. Особенно важным для российской интеллектуальной ситуации видится предлагаемая автором методология последовательной критики «центризмов» и выявления позиционированности (невозможности «нейтральной архимедовой точки обозрения») исторического источника и перспективы историка (глава 8 «Позиционированность и центрированные подходы»). Характер российской истории часто подталкивает исследователя видеть в евразийском подходе эмансипирующий эффект исторического анализа, освобождающий от ограниченности евроцентричного взгляда. Сходным образом подчеркивание истории нерусских национальностей совсем недавно представлялось принципиальной ревизией прежнего нарратива истории Российской империи и Советского Союза[3]3
  См.: Каппелер А. Россия – многонациональная империя. Возникновение, история, распад. М., 1997. См также: Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма / Науч. ред.: Семенов А.М., Герасимов И.В., Могильнер М.Б. М., 2010.


[Закрыть]
. Проблема, как подчеркивает Конрад, заключается в замене одного «центризма» другим. Развивая эту мысль, можно добавить, что проблема заключается и в том, что при такой замене никак не меняется понимание исторического опыта и роли субъектности в историческом процессе, просто на место одного структуралистского представления об истории встает другое, не менее монологично представляющее пространство исторического опыта (единое европейское или единое евразийское) и не менее детерминистски рисующее характер и форму исторических отношений[4]4
  Gerasimov I., Glebov S., Mogilner M. The Postimperial Meets the Postcolonial: Russian Historical Experience and the Postcolonial Moment // Ab Imperio. 2013. № 2. Р. 97–135.


[Закрыть]
.

Если принять во внимание, что антитезис к национальной истории уже был дан в существующей историографии, то не является ли таким образом глобальная история гегелевским синтезом этого спиралевидного развития? Сам автор отрицает подобное прочтение своей книги[5]5
  Semyonov A. «Global History Is More Than the History of Globalization»: Interview with Sebastian Conrad // Ab Imperio. 2017. №. 1. P. 26–27.


[Закрыть]
. Но нужно признать, что аргумент Конрада о необходимости соединения интерпретации и объяснения (причинности) в рамках исторического исследования, а также тонкая работа над созданием нового аналитического языка глобального историка (понятие позиционированности, различение евроцентризма и европоцентричности, экуменическая история) позволяют говорить если не о полноценном синтезе, то о новом и диалогичном сочетании разных методологических школ исторического знания.

Остановимся на первой части авторского аргумента. Глобальную историю часто обвиняют в едва ли не стратосферном взгляде на исторические процессы. Особенно это характерно для направления «большой и глубокой истории» (известной по работам исторических социологов и историков антропоцена). Из этой перспективы становится совсем не виден человек, исторический субъект с его представлениями и разнообразными опытами. Конрад показывает, как возможно сочетание микроистории с ее вниманием к антропологическому измерению человеческого опыта и глобально-исторического подхода, если масштабы исторического контекста и исторического времени не воспринимаются историком как данные извне исторического опыта. Другой крайностью глобальной истории является погоня за разного рода связями, пересечениями и заимствования. Перевод книги с другого языка или наблюдения путешественника за населением другой (желательно неевропейской) страны мгновенно становятся материалом для глобальной истории. Конрад настаивает, что простого следования за связами и влияниями недостаточно, необходимо устанавливать причины их регулярности и устойчивости, условия успешности восприятия того или иного заимствования и тем самым выявлять их воздействие на протекание исторических процессов. Тем самым Конрад напоминает историкам о том, что их дисциплина является частью не только гуманитарных, но и социальных наук, а следовательно, должна ставить перед собой задачи выявления причинности и исторического объяснения, а не только интерпретации.

На взгляд автора этого предисловия, наиболее интересная часть аргумента Конрада заключается в систематическом развитии конструктивистского взгляда на глобальную историю (глава 9 «Создание мира и понятия глобальной истории»). Этот конструктивистский взгляд относится как к историку, который выбирает разные масштабы (планетарный, региональный, локальный) для понимания исторических явлений, так и к историческим субъектам, которые осваивают и описывают собственные «миры». В этой части аргумента автор книги убедительно показывает многоуровневость и разнообразие контекстов прошлого, отсутствие онтологической данности мира вне исторического опыта и его семантики.

В разделе конкурирующих подходов, на мой взгляд, автор допустил существенную лакуну. Речь идет о направлении «новой имперской истории», которое является международным направлением и возникло с разницей в несколько лет в области исследований Британской и Российской империй[6]6
  Герасимов И., Глебов С., Каплуновский А., Могильнер М., Семенов А. (ред.) Новая имперская история постсоветского пространства. Казань, 2004; Howe S. (ed.).. The New Imperial History Reader. Routledge, 2010. См. также: Герасимов И., Глебов С., Могильнер М., при участии Семенова А. Новая имперская история Северной Евразии: В 2 т. Казань, 2017.


[Закрыть]
. Конрад отмечает, что империя является своего рода «любимицей» глобальных историков именно потому, что она «вездесуща» в пространстве прошлого. Он отмечает, что империя как категория анализа позволяет сравнивать разные и темпорально отстоящие друг от друга исторические опыты. Вместе с тем Конрад дистанцирует глобальную историю от исследований империй, так как видит в последних гомогенизацию разнообразного опыта (империя команчей и империя Габсбургов) с помощью генерализирующей категории империи, а также редукцию всего разнообразия исторических взаимосвязей к политическим связям (насильственным и ненасильственным) имперского государства. Однако именно в направлении «новой имперской истории» последовательно преодолевается отождествление опыта исторического разнообразия с имперской государственной структурой и развивается последовательно конструктивистский подход к пониманию многоголосия (языков самоописания) и многоуровневости масштабов исторического опыта. Важным элементом этого подхода в российском измерении «новой имперской истории» служит базовая категория «имперская ситуация», которая используется вместо несущего структуралистские коннотации понятия «империя».

На настоящем этапе историографического развития важно зафиксировать интересную конвергенцию конструктивистских интуиций поля глобальной истории и области «новых имперских историй», равно как и возможность продуктивного диалога между этими направлениями исторических исследований. Возможные пункты такого диалога касаются диалектики подхода и объекта исторического исследования, взглядов на исторический характер и разнообразие аналитических языков его описания, проблемы определения границ и уровней исторического контекста и самой базовой исторической процедуры контекстуализации, баланса между интерпретацией и объяснением в рамках исторического исследования.

1. Введение

«Все историки теперь занимаются всемирной историей, – несколько провокативно провозгласил Кристофер А. Бейли и тут же добавил: – хотя многие этого еще не осознали»[7]7
  Bayly C. A. The Birth of the Modern World, 1780–1914. Oxford: Blackwell, 2004. P. 469.


[Закрыть]
. И в самом деле, вряд ли кто-нибудь сомневается, что глобальная/мировая история переживает сегодня настоящий бум. В США и других англоязычных странах уже несколько десятилетий она остается наиболее быстро развивающейся областью среди всех исторических дисциплин. Эта тенденция становится все ощутимее в Европе и в Восточной Азии, где глобальная история также находится на подъеме и встречает все большую поддержку у молодого поколения ученых. Повсюду возникают научные журналы, проводятся конференции, и во многих случаях «глобальный аспект» становится почти обязательным условием получения грантов. Но означает ли рост популярности, что каждый историк теперь занимается глобальной историей? Что именно в самой глобальной истории делает ее столь востребованной? И почему это происходит именно сейчас?

Для нынешнего бума есть много причин. Наиболее важные из них – это конец холодной войны, затем – события 11 сентября 2001 года. Учитывая то, что в наше время стало модно усматривать в «глобализации» ключ к пониманию настоящего, пора оглянуться на прошлое, чтобы исследовать исторические истоки этого процесса. Во многих регионах, и в особенности в эмигрантских сообществах, глобальная история выступает еще и как реакция на социальные проблемы и на требование менее дискриминационного и узконационалистического подхода к прошлому. Переход в учебных планах университетов США от истории западной цивилизации к глобальной истории – типичный результат такого общественного давления. Внутри академического сообщества тенденции подобного рода отражаются в изменениях социального, культурного и этнического облика научной среды. В свою очередь, трансформации в социологии знания усилили недовольство длительной и устойчивой тенденцией рассматривать национальные истории как повествования об отдельных и самодостаточных пространствах[8]8
  Hopkins A. G. (ed.).. Globalization in World History. London: Pimlico, 2002; Bender Th. (ed.).. Rethinking American History in a Global Age. Berkeley, CA: University of Сalifornia Press, 2002.


[Закрыть]
.

Революция в области средств коммуникации, начавшаяся в 1990–е годы, также оказала серьезное влияние на наши интерпретации прошлого. Историки – и равным образом их читатели – стали больше ездить по миру и узнавать его лучше, чем когда-либо раньше. Рост мобильности, еще больше ускорившийся благодаря интернету, облегчил установление горизонтальных связей и дал историкам возможность участвовать в глобальных форумах, хотя, разумеется, голоса из бывших колоний до сих пор часто оказываются едва различимы. В результате сегодня историки имеют дело с большим количеством соперничающих между собой нарративов – именно в этом многообразии голосов они и находят потенциальные возможности для новых открытий. Наконец, горизонтальные сетевые связи, развивающиеся благодаря компьютерным технологиям, оказывают влияние на мышление ученых, которые все больше используют язык сетей и узловых точек вместо старой «территориальной» логики. Писать историю в XXI столетии означает совсем не то же самое, что это значило раньше.

Почему «глобальная история»? За пределами интернализма и евроцентризма

Глобальная история родилась из убеждения, что инструменты, которыми пользовались историки для анализа прошлого, утратили свою эффективность. Глобализация поставила перед социальными науками и господствовавшими нарративами, призванными объяснять социальные изменения, новые фундаментальные вопросы. Настоящее характеризуется сложным переплетением и сетевым характером связей, которые пришли на смену прежним системам взаимодействия и обмена. Однако социальные науки зачастую уже не способны адекватно ставить вопросы и давать ответы, помогающие понять реалии опутанного сетями глобализированного мира.

В особенности это касается двух «родовых травм» современных социальных и гуманитарных наук, из-за которых страдает системное понимание мировых процессов. Истоки этих изъянов можно проследить в ходе формирования современных академических дисциплин в европейской науке XIX века. Во-первых, рождение социальных и гуманитарных наук было связано с национальным государством. Темы, которыми занимались такие дисциплины, как история, социология и филология, вопросы, которые они ставили, и даже их функции в обществе были тесно связаны с проблемами той или иной нации. Помимо этого, «методологический национализм» академических дисциплин означал, что теоретически национальное государство мыслилось основополагающей единицей исследования, неким территориальным единством, служащим своего рода «контейнером» для общества. В области истории привязанность к таким территориально ограниченным «вместилищам» проявлялась отчетливее, чем в других, соседних дисциплинах. Вследствие этого понимание мира было дискурсивно и институционально предопределено таким образом, что отношения взаимообмена отступали на второй план. По большей части история сводилась к национальной истории[9]9
  Smith A. D. Nationalism in the Twentieth Century. Oxford: Robertson, 1979. P. 191 ff.; Beck U. What Is Globalization? Cambridge: Polity Press, 2000. P. 23–24; Wallerstein I. et al. (eds.).. Open the Social Sciences: Report of the Gulbenkian Commission on the Restructuring of the Social Sciences. Stanford, CA: Stanford University Press, 1996.


[Закрыть]
.

Во-вторых, новые академические дисциплины были глубоко евроцентричны. Они основывались на представлениях о европейском историческом развитии и рассматривали Европу как главную движущую силу мировой истории. Более того, понятийный аппарат социальных и гуманитарных наук отталкивался от европейской истории и путем обобщения представлял ее как универсальную-всеобщую модель развития. «Аналитические» понятия вроде «нация», «революция», «общество» и «прогресс» трансформировали конкретный европейский опыт в (универсалистский) язык якобы повсеместно применимой теории. С точки зрения методологии модерные дисциплины, прилагая специфически европейские категории к любому иному историческому прошлому, рассматривали все прочие общества как европейские колонии[10]10
  О «родовых травмах» см.: Bentley J. H. Introduction: The Task of World History // Bentley J. H. (ed.).. The Oxford Handbook of World History. Oxford: Oxford University Press, 2011. P. 1–16.


[Закрыть]
.

Глобальная история – это попытка ответить на вопросы, вытекающие из подобных наблюдений, и преодолеть две плачевные родовые травмы современных социальных наук. Таким образом, это ревизионистский подход, несмотря на то что он опирается на работы предшественников в таких областях исследований, как миграция, колониализм и торговля, уже давно приковывающих к себе внимание историков. Интерес к изучению способных преодолевать границы явлений сам по себе не нов, но теперь он приобретает новый смысл. Настало время изменить территорию мышления историков. Глобальная история, следовательно, имеет полемический аспект. Она бросает вызов многим формам «контейнерных» парадигм. и в первую очередь – национальной истории. В четвертой главе мы продемонстрируем подробнее, какие коррективы она вносит в интерналистские, или генеалогические, версии исторического мышления, пытающиеся объяснить исторические изменения «изнутри».

Однако речь идет не только о методологии: глобальная история ставит задачу изменить саму организацию и институциональный порядок знания. Во многих странах «история» как таковая в течение долгого времени фактически уравнивалась с национальной историей своей страны: большинство итальянских историков занимаются Италией, большая часть их корейских коллег – Кореей. Практически повсеместно целые поколения студентов знакомились с историей по учебникам, рассказывающим о национальном прошлом. На этом фоне тезисы глобальной истории звучат как призыв к восприятию себя частью целого, к более широкому видению мира. Прошлое других стран и народов – это тоже определенные истории. История – не только наше прошлое, но и прошлое всех других.

И даже там, где исторические факультеты укомплектованы преподавателями, готовыми к более широкому подходу, курсы, которые они читают, тяготеют к представлению историй государств и цивилизаций как изолированных монад. Китайские учебники по мировой истории, например, полностью исключают историю Китая, поскольку национальное прошлое «проходят» на другой кафедре. Разделение исторической реальности на отечественную и всемирную историю, или на «историю» и «страноведение», означает, что существенные параллели и сопряжения оказываются вне поля зрения ученых. Глобальная история, помимо прочего, – призыв к преодолению подобной фрагментации; ее задача – прийти к более многостороннему пониманию взаимодействий и взаимозависимостей, образующих современный мир.

Глобальная история, разумеется, не панацея от всех бед и даже не качественно лучший, чем другие, метод. Это только один из возможных подходов. Он лучше приспособлен для решения одних вопросов и проблем и меньше – для других. Глобальная история занимается прежде всего мобильностью и обменом, процессами, преодолевающими разграничения и границы. Взаимосвязанный мир для нее – отправная точка, а главные ее темы – обращение и обмен вещей, людей, идей и институций.

Предварительно и заведомо широко глобальную историю можно определить как форму исторического анализа, при котором явления, события и процессы рассматриваются в глобальных контекстах. Среди ученых, однако, нет единства по вопросу о том, как лучше достичь подобного результата. Множество других подходов – от компаративной и транснациональной, всемирной и «большой» истории до постколониальных исследований и истории глобализации – борются сегодня за внимание научного сообщества. Так же как и глобальная история, они пытаются справиться с задачей связать прошлое воедино.

Каждая из этих научных парадигм выдвигает на первый план что-то свое, и наиболее влиятельные подходы мы рассмотрим в третьей главе. Однако не следует преувеличивать различия: между разными вариантами есть много пересекающихся областей и методологических схождений. На самом деле очень трудно точно определить, в чем состоит специфика и уникальность глобальной истории. Не станет легче и от попытки показать, как функционирует это понятие на практике. Даже поверхностное знакомство с текущей научной литературой убеждает, что исследователи не просто пользуются данным термином – они используют его в собственных, самых разнообразных целях, часто наряду с другими терминами, как взаимозаменяемые понятия. Широкое распространение говорит скорее о привлекательности и размытости термина, чем о его методологической особости[11]11
  Sachsenmaier D. Global History, Version: 1.0. // Docupedia-Zeitgeschichte. 2010. 11. Feb. (http://docupedia.de/zg/Global_History?oldid=84616).


[Закрыть]
.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации