Текст книги "Любовь меняет все"

Глава 13

– Лорд Грэм Кавендиш, миледи.

Не успел дворецкий представить гостя, как пара сильных рук, обняв Дейдре, приподняла ее над полом.

– Грэм! Опусти меня сейчас же, не то я велю тебя выпороть! Сейчас у меня целая армия слуг, не забывай об этом!

Дейдре поставили на пол, но зато смачно чмокнули в щеку. Лорд Кавендиш, ее кузен, вернее сказать, кузен Тессы, но поскольку она росла вместе с ним, то и воспринимала его скорее как двоюродного брата или даже как родного брата, ни на что не годного, но зато забавного, отодвинул ее, держа за плечи, на расстояние вытянутой руки и широко улыбнулся.

– Хорошенькая Ди. Милая Ди. Богатая Ди. Можно мне взять у тебя взаймы пару гиней? А как насчет сотни? – Лорд Кавендиш замолчал лишь для того, чтобы набрать в легкие очередную порцию воздуха. – Скажи, когда я смогу попросить у нашего богатого родственника в долг? Сегодня уже можно или стоит подождать? Наверно, надо было прийти пораньше, первая брачная ночь, все такое, способствует благодушию. – Кавендиш подмигнул ей. – Сейчас-то он точно в хорошем настроении!

Дейдре выразительно хмыкнула, одновременно пихнув разговорчивого кузена локтем в живот, и кивком головы указала на девочку.

Грэм обернулся и заметил ребенка.

– Привет, дорогая, – сказал он с обезоруживающей улыбкой. – Кто ты и как я могу встать в очередь, чтобы в один прекрасный день жениться на тебе?

И вот так легко и просто Грэм приобрел себе еще одну рабыню на всю оставшуюся жизнь. Колючая недотрога Мегги вмиг растаяла. А прохвост Грэм купался в ее обожании.

Грэм был всего лишь младшим из четырех сыновей герцога Эденкорта. Без всякой надежды на наследство, к несчастью, поскольку все три его брата были здоровыми мужчинами в самом расцвете лет. В отсутствие перспектив или амбиций Грэм не находил применения ни своему блестящему уму, ни многочисленным талантам и потихоньку становился все ленивее и безответственнее.

Плохо, вообще-то, поскольку он был достаточно хорош собой, чтобы свет его заметил, если, конечно, не пройдет мода на худощавых мужчин.

– Я так рада, что ты нашел время прийти на венчание, – сухо заметила Дейдре. – Так приятно чувствовать поддержку родственников в такой день.

Грэм пожал плечами. Улыбка его сделалась слегка виноватой.

– Судя по слухам, тебе важно было собрать в церкви весь лондонский бомонд. Я подумал, что бедному родственнику не место на столь помпезной свадьбе.

– Одним словом, ты все так же прячешься от Тессы?

Грэм пожал плечами.

– На самом деле я прячусь ото всех. Пару недель я скрывался в доме одной леди, но ее муж… – Грэм покосился на Мегги. – Ее родственник приехал сегодня утром, и теперь там для меня просто нет места.

– Зачем тебе искать пристанища у чужих людей? Ты снова спалил свой дом?

– Спалил – это преувеличение. Всего лишь небольшой пожар на кухне. У поварихи был выходной, а мне захотелось жареных колбасок.

– Твоя повариха уволилась, потому что ты не ешь ничего, кроме жареных колбасок. И пожар был не на кухне, он был в кабинете.

Грэм развел руками.

– Где я и пытался поджарить колбаски!

– Если дом уцелел, зачем тебе съезжать?

Безмятежные зеленые глаза Грэма на миг потемнели.

– Отец вернулся в столицу. Вместе с братьями.

Дейдре поморщилась. Трудно найти людей более грубых и беспардонных, чем братья Грэма. Конкуренцию им мог составить разве что их родной отец герцог Эденкорт.

– Все четверо сразу?

– Да поможет мне Бог. – Грэм провел ладонью по лицу. – Спаси меня, Ди.

– Они привезли с собой новые охотничьи трофеи?

Грэм вздохнул, прикрыв рукой глаза.

– Смерть смотрит на тебя со всех стен. Стеклянные глаза следят за тобой, куда бы ты ни направился.

Фортескью принес еще чаю с пирожными. Дейдре, поджав под себя ноги, устроилась на кушетке с чашкой в руке. Уж кто-кто, а Грэм сумеет разогнать ее тоску. Вскоре уже и Мегги возбужденно рассказывала о своей жизни в Брукморе, а Грэм в ответ потчевал ее рассказами о своих мальчишеских приключениях в отцовском поместье Эденкорт. У Грэма при всей его бесполезности имелось одно важное достоинство: он умел украсить жизнь яркими красками и вдохнуть оптимизм в самого закоренелого пессимиста.

Фортескью зашел в гостиную и поклонился Дейдре.

– Добрый день, миледи, – сказал он и, повернувшись к сидящей на подоконнике Мегги, с тем же поклоном сказал: – Добрый день, леди Маргарет.

Мегги подняла удивленные глаза на дворецкого.

– Что же такого доброго в этом дне? – спросила она с неподдельным интересом.

Грэм сдавленно хохотнул.

Фортескью кашлянул.

– Миледи, кажется, вы что-то потеряли. Одна из горничных сильно напугалась, когда обнаружила вашу пропажу в бельевой кладовой. – Фортескью полез в карман и достал оттуда нечто, что Дейдре уже и не чаяла увидеть вновь.

Котенок был черно-белым. Его блестящая мордочка была полностью черной, но вся шея и шерстка под нижней челюстью была белой. Белыми были две передние лапки, словно на них надели белые перчатки. Котенок сидел на ладони Фортескью и мигал.

Мегги замерла.

– Он мой?

– Возможно, – ответил Фортескью, – в этом доме есть какая-нибудь другая юная леди, которой нужен котенок?

Этот аргумент показался Мегги бесспорным, и она протянула руку за котенком. Усадив его к себе на плечо, посмотрела на дворецкого большими карими глазами и тревожно спросила:

– Папа знает?

Дейдре поставила чашку на стол и приготовилась защищать котенка всеми доступными ей способами, но Фортескью ее опередил.

– Я думаю, что такому маленькому зверьку не грозит быть замеченным его светлостью.

Мегги проигнорировала предупреждение и радостно улыбнулась дворецкому.

– Фортескью, – объявила Мегги. – Я собираюсь назвать его в вашу честь. Вы одеты совершенно одинаково.

Мегги подложила ладонь под живот котенка. Лапы и хвост свисали с ее руки. Дейдре прикусила губу. Шкурка котенка и в самом деле очень напоминала ливрею дворецкого.

– Фортескью, познакомьтесь, Фортескью.

Фортескью не рассмеялся. Он, как и положено вышколенному дворецкому, и бровью не повел.

– Я польщен, миледи, – с убийственной серьезностью проговорил Фортескью, – но, хотя это и не мое дело, осмелюсь спросить: не вызовет ли совпадение имен некоторую путаницу среди прислуги?

Мегги, нахмурившись, разглядывала котенка.

– Но мне больше ни одно имя не приходит в голову.

Фортескью кивнул.

– Выбор имени очень важное дело. Возможно, умение носить ливрею с такой элегантностью свидетельствует о скрытых достоинствах… – Котенок прищурился и ударил лапой что-то невидимое. Фортескью склонил голову набок. – Которые еще себя проявят. Кот-джентльмен такого выдающегося окраса действительно заслуживает особого имени.

Мегги кивнула.

– Вы правы, Фортескью. С этим делом торопиться не стоит. – Мегги налила в блюдце сливок и опустила своего кота-джентльмена на стол, чтобы тот полакомился.

– Как вам будет угодно, миледи. – Фортескью с поклоном отвернулся. И перехватил ошеломленный взгляд Дейдре. – Слушаю, леди Брукхейвен?

Дейдре обхватила колени руками и покачала головой.

– Фортескью, найдется ли во всей Англии лучший слуга, чем вы?

– Не знаю таких слуг, миледи. Впрочем, я мало где бывал в Англии. – Он поклонился, но Дейдре все же успела заметить, как весело блеснули его глаза. И еще он смотрел на нее… с уважением?

Да нет, ей показалось. Фортескью с его жизненным опытом с легкостью отличит тех, кого следует уважать, от тех, кто уважения не заслуживает. Тем более что хозяин дома недвусмысленно дал понять всей прислуге, что ставит свою жену и непослушную дочь на одну доску. Впрочем, Фортескью и к Мегги обращался весьма уважительно.

– Фортескью, ты не сообщил мне о том, что у нас гости, – сказал с порога лорд Брукхейвен.

Глава 14

Все присутствующие замерли, за исключением Фортескью, который как ни в чем не бывало прикрыл котенка серебряной куполообразной крышкой для блюда с пирожными и лишь после этого обернулся.

– Прошу прощения, милорд. Я не увидел ничего дурного в том, чтобы впустить в дом ближайшего родственника ее светлости.

– Хм. – Брукхейвен сурово смотрел на дворецкого. – Я заметил определенную закономерность. Стоит вышвырнуть из дома одного повесу, на его месте тут же появляется другой.

Дейдре, как ни старалась, подавить смешок не смогла. И тут же слегка покашляла, словно прочищая горло, чтобы никто ничего не заметил.

– Милорд, вы не находите, что, оставив моего кузена у нас на ужин, мы доставим удовольствие себе и друг другу?

Грэм определенно сделал выводы о том, насколько теплые отношения сложились между супругами, и решил положить конец этому бессмысленному разговору. Он встал и с обворожительной улыбкой покачал головой.

– Спасибо за приглашение, Дейдре, детка, но мне пора. Боюсь, партнеры по карточной игре меня уже заждались.

Брукхейвен сложил на груди руки.

– Тогда не смею вас задерживать.

Грэм взял Дейдре за руку и поклонился.

– Предатель, – пробормотала она.

Грэм ослепил ее улыбкой.

– Дай ему шанс, детка. Он нормальный парень.

– Тебе ли не знать. – Не время жаловаться Грэму, рассказывая о том, в какую лужу она села, к тому же Дейдре не была уверена в том, что хочет делиться своими проблемами даже с самым близким другом. Она так много трудилась, чтобы завоевать этого мужчину, и пока не была готова признать, что ее план с треском провалился.

Грэм нежно потрепал Дейдре по щеке.

– Желаю тебе счастья, Ди, сестричка, – прошептал он.

Дейдре оттолкнула его.

– Никакая я тебе не сестричка, Грэм.

Лорд Кавендиш с улыбкой распрямился.

– Даже если бы ты приходилась мне родной сестрой, я не мог бы любить тебя сильнее, чем люблю сейчас. Моя милая Ди, я буду часто тебя навещать, обещаю.

Дейдре проводила его ласковым взглядом. Все же приятно знать, что кто-то любит тебя, пусть и по-родственному, и при этом не презирает и не считает сумасшедшей.

Брукхейвен буравил ее взглядом. Дейдре вздохнула.

– Вы хотели о чем-то поговорить со мной, милорд?

Брукхейвен достал из кармана конверт.

– Вам письмо. От Фиби.

Дейдре разозлилась не на шутку.

– Вы прочли мое письмо? У меня что, вообще нет никаких прав в этом доме?

Брукхейвен вспыхнул.

– Разумеется, я не читал ваше письмо. Я просто узнал почерк Фиби на конверте. Я, знаете ли, не тиран и не изверг.

Дейдре услышала, как скептически хмыкнула Мегги. Воодушевленная неожиданной поддержкой, Дейдре окинула мужа взглядом, полным невыразимого презрения.

– Понятно. Так что я должна сделать, чтобы получить это письмо? Вымыть окна? Или вы хотите, чтобы я повторила вчерашнее вечернее представление?

Брукхейвен побагровел, но, похоже, не один гнев был тому причиной.

Колдер смотрел на женщину, которую выбрал из многих претенденток на роль своей жены, и спрашивал себя, как мог он допустить столь ужасную ошибку.

О, она умела обворожительно смеяться, она могла быть обаятельной, если хотела того. Брукхейвен только что был тому свидетелем. Он наблюдал за ней, стоя в дверях, и видел, как она кокетничала со своим родственником, который, как Брукхейвену было прекрасно известно, не имел с ней никакого кровного родства. И для этого прохвоста она не жалела ни улыбок, ни ласковых взглядов.

Но для Брукхейвена у нее не нашлось ни одного доброго слова.

Грэм очень напоминал Брукхейвену Рейфа: он тоже с легкостью играл красивыми словами, обладал приятной непринужденностью манер, и что с того? У этого хлыща нет ни гроша за душой, и один лишь дьявол знает, чьи деньги он будет сегодня проигрывать за карточным столом!

И Дейдре, которая заставила его поверить в то, что он, Брукхейвен, ей по-настоящему нравится, и находила удовольствие в общении с никчемными мальчишками вроде лорда Грэма Кавендиша!

Брукхейвена грызла ревность и мучили давние сомнения. Сделав шаг навстречу жене, он сунул ей в руки письмо.

– Если в письме есть новости от моего брата, не забудьте мне об этом сообщить, – сухо заметил Брукхейвен и вышел из гостиной.

Дейдре замерла, зажав письмо между ладонями, в ожидании, пока утихнет сердцебиение. Отчего-то она была убеждена, что Брукхейвен пришел в гостиную не затем, чтобы передать ей письмо, а чтобы заключить ее в объятия. Разочарование было болезненно острым и, кажется, взаимным.

Письмо от Фиби оказалось именно таким, каким Дейдре его представляла. Написать его заставило кузину опубликованное в светской хронике оглашение. Находясь в свадебном путешествии в Италии, Фиби сообщала, что приятно удивлена тем, что Брукхейвен так скоро утешился, и рада, что в роли утешительницы выступила именно Дейдре. Фиби добилась от Брукхейвена предложения руки и сердца, не предпринимая для этого ровно никаких усилий. Будущий жених увидел ее, стоящую, скромно потупившись, у стенки на одном из светских раутов и решил, что именно такая жена ему и нужна. Дейдре, что вполне объяснимо, невзлюбила свою более удачливую соперницу, и то, что они были двоюродными сестрами, не имело значения, тем более что девушки не виделись много лет. Дейдре решила не сообщать кузине о готовящейся свадьбе, резонно полагая, что, раз она все равно не сможет приехать, нечего зря марать бумагу. Возможно, при этом она отступила от правил хорошего тона, и это отступление было не единственным. Во время подготовки к собственной свадьбе Дейдре вела себя далеко не лучшим образом, во многом подражая ненавистной Тессе.

Зато сейчас Дейдре уже могла думать о Фиби без предубеждения, она даже улыбалась, читая письмо.

«Ты добилась своего, Ди. Рейф уверен, что брат никогда его не простит, и почему он должен думать по-другому, когда Брукхейвен решил устроить свадьбу тогда, когда мы в отъезде?»

Упс! Если честно, Дейдре никогда не была высокого мнения об умственных способностях Фиби, а сводного, рожденного вне брака, брата Брукхейвена вообще считала юродивым. Но Фиби высказала вполне аргументированное мнение, и, если взглянуть на ситуацию глазами Фиби, с ней трудно не согласиться. Или все же не стоит спешить с выводами? Дейдре понятия не имела о том, как Брукхейвен относится к поступку сводного брата – поступку, который трудно назвать иначе, чем предательством. Верно и то, что Брукхейвен сам отдал Фиби Рейфу в жены, что в итоге выглядело очень романтично. Разве нет?

Колдер погнался за Фиби, когда она убежала с Рейфом, и поздно ночью вернул домой. Наряд ее был безнадежно испорчен: испачкан и порван, она была бледна и молчалива. Колдер застал ее в гостинице, где Рейф оставил ее в одиночестве. И потом Колдер взял Фиби под свою защиту и тем самым уберег от гнева Тессы.

Дейдре вздохнула. Сложным человеком был маркиз Брукхейвен. Сложным и противоречивым.

Дейдре вернулась к чтению.

«Я счастлива за тебя, Ди, и я точно знаю, что из тебя получится лучшая маркиза Брукхейвен, чем когда-либо могла получиться из меня…»

Хм. Фиби не знала о существовании леди Маргарет, судя по всему. Дейдре несколько успокаивало то, что Колдер и свою прежнюю невесту держал в неведении. Ничего личного – просто Брукхейвен считал, что наличие ребенка от первого брака – пустяк, не заслуживающий упоминания. На чувства других людей ему было решительно наплевать. Из-за душевной черствости или по недомыслию – неизвестно. Впрочем, Дейдре бо́льшую часть своей жизни прожила бок о бок с такой же бесчувственной гадиной. Бесчувственной и эгоистичной. Хотя, по наблюдениям Дейдре, Колдер не был эгоистом в том же смысле, что и Тесса. И не был, как Тесса, начисто лишен сострадания. Возможно… Возможно, он просто боялся проникнуться к кому-то глубокими чувствами.

Глядя на чумазое личико девочки, Дейдре приняла решение. Она должна достучаться до сердца лорда Брукхейвена. Хотя бы ради вот этой маленькой оборванки. Ведь, в отличие от бессердечной Тессы, сердце он, кажется, имеет. Но, если сердцем никогда не пользоваться, оно отомрет, и тогда чем он лучше Тессы?

Визит Грэма и письмо от Фиби пошли Дейдре на пользу. Она уже не чувствовала себя так одиноко, как утром. Радовало уже то, что Брукхейвен не лишил ее возможности общения с родственниками…

Дейдре усмехнулась. Надо попросить Софи навестить ее как можно скорее. И, если приедет Софи, за ней потянутся остальные… Чего не сделаешь, чтобы досадить Брукхейвену!

Глава 15

Колдер провел день в одиночестве в кабинете за бухгалтерскими книгами. Ему никак не удавалось свести дебет с кредитом, и дело не в том, что в записях имелись ошибки, – нет, никаких ошибок и описок, как всегда. Дело было в нем – он никак не мог сосредоточиться на работе. Потратив впустую немало часов, Брукхейвен поднялся из-за стола. Пора было одеваться к ужину. Если он хотел, чтобы Дейдре и Мегги соблюдали приличия, то подавать им пример должен сам.

Ужин был превосходен, как обычно – иного Колдер не потерпел в своем доме, но все равно ему казалось, что он жует песочную пыль.

Дейдре сидела напротив него в щедро освещенной столовой – ослепительно красивая. У нее была другая прическа: не такая чопорная, женственно-мягкая. Волосы ее подобно водопаду из солнечного света струились по спине. И взгляд ее показался ему более мягким, словно этим вечером она была о нем уже несколько лучшего мнения, чем накануне.

Горячий ток прокатился по его телу при мысли о том, что могло бы обещать это расположение. Борясь с подступившим желанием, Колдер опустил глаза, стараясь не смотреть на нее, и, как результат, лишь когда принесли главное блюдо, он заметил, что Дейдре одета в то же простое платье из муслина, что он видел на ней днем. Этот скромный наряд вполне подходил для того, чтобы принимать родственника в гостиной, но для ужина требовалось что-то более нарядное.

– Вы не считаете необходимым наряжаться к ужину?

Колдер видел, как поморщилась Дейдре. Очевидно, тон его вопроса показался ей слишком грубым. И Брукхейвен почувствовал себя тем самым тираном и извергом, коим он, по его же заявлению, не являлся.

– Я не знала, что вы желаете этого, – сказала Дейдре, после того как, тщательно прожевав, проглотила кусочек говядины.

Брукхейвен был удивлен. Такой простой ответ? Он ожидал гневной отповеди, возмущенного неповиновения. Куда подевались ее колючки?

Дейдре наклонилась над столом и сделала глубокий вдох, очевидно, чтобы сказать что-то еще, но у Брукхейвена кровь хлынула в голову и из-за шума в ушах он ничего не смог расслышать. Длинный золотистый локон соскользнул с ее плеча и угодил в ложбинку между двумя полными грудками. Она что, не заметила этого? Она не знает, что у него руки дрожат от желания вытащить локон из его темницы?

Дейдре улыбнулась про себя. Сработало. Он не мог отвести от нее глаз. К несчастью, когда его глаза потемнели от чувственного голода и взгляд уперся в ее грудь, когда она должна была бы почувствовать триумф, Дейдре испытала нечто другое. Кажется, его желание оказалась заразительным. Ей следовало бы испытывать стыд от того, что под его взглядом отвердели соски и увлажнилось лоно, но стыда она не испытывала. Она была в смятении.

Мужчины и раньше хотели ее. Были те, кто этого не скрывал, были и те, кто вожделел ее тайно. Но только этот мужчина смог воспламенить ее, даже не прикоснувшись к ней.

Дейдре, кажется, что-то сказала, но что именно, она не помнила. В любом случае он не ответил. Как бы там ни было, пытаться поддержать с ним застольную беседу не было смысла. Да и сложно говорить, когда во рту все пересохло, а горло сдавил спазм. Колдер мог бы прийти к ней сегодня вечером, если она откроет дверь…

– Ди!

Дейдре только сейчас поняла, что Мегги вот уже несколько минут пытается привлечь ее внимание, громким шепотом называя ее по имени, которым звал ее Грэм. Дейдре сочла такую фамильярность вульгарной.

– Ди!

Дейдре с трудом отвела взгляд от Брукхейвена.

– Да что тебе?

– Мой котенок пропал!

Брукхейвен кашлянул.

– Я приказал Фортескью отдать его кухарке.

Дейдре бросила на маркиза озабоченный взгляд. Если он попытался избавиться от единственного друга Мегги, она была готова…

– Котенка на ужин?

Раздался рев: оглушительно-громкий и на таких высоких нотах, что хотелось зажать уши и залезть под стол. Брукхейвен, понимая, что его все равно не услышат, даже не попытался переубедить дочь, что ее любимца не подали на ужин.

Вначале Дейдре испугалась за Мегги, не зная, чем может закончиться столь бурная истерика, но, когда Мегги украдкой подмигнула Дейдре, она поняла, что переживать не стоит. Они с Мегги договорились, что устроят за ужином какую-нибудь шалость, чтобы вывести Брукхейвена из себя. Но то, что выкинула Мегги, было намного эффективнее всего того, что они обсуждали. Тем более что фантазия их не шла дальше перевернутой на брюки Брукхейвена тарелки с едой. Браво, мысленно поздравила Дейдре свою падчерицу. Такой артистизм и самоотдача в столь юном возрасте. Да эта девочка настоящая актриса!

Затем Дейдре схватила салфетку и сделала вид, что пытается сдержать рвоту.

– О, как вы могли? – воскликнула она, с упреком глядя на Брукхейвена. Тот лишь растерянно хмурился.

Наконец маркиз решил, что с него хватит.

– Довольно! – воскликнул он.

Несмотря на боевой настрой, Дейдре обнаружила, что разыгрывать комедию дальше у нее пропало желание. Голос у маркиза был властный. Никогда прежде она не слышала, чтобы он повышал голос, и посему решила, что победа, какая-никакая, все же осталась за ней и Мегги.

Мегги напоследок взвыла и закончила тихим всхлипыванием. Дейдре сочувственно посмотрела на нее. Девочка так вжилась в свою роль, что слезы у нее лились настоящие и всхлипы звучали вполне натурально.

Брукхейвен оперся ладонями о стол и медленно поднялся.

– Поскольку ни одна из вас, похоже, не готова отдать должное прекрасно приготовленной баранине, вы обе отправитесь спать без ужина, – прорычал он.

Дейдре могла бы возмутиться, напомнить, что она уже далеко не ребенок, чтобы ее таким образом наказывали, но решила промолчать. В конце концов, без ужина ее оставили вполне заслуженно. И, если честно, она от души повеселилась. Дейдре встала из-за стола, нисколько не растеряв самообладания.

– Мы уходим, леди Маргарет.

Мегги, шмыгнув носом, покорно поднялась и уже у двери обернулась:

– Я хочу спать со своим котенком.

Никто не мог бы упрекнуть девочку в отсутствии выдержки.

Брукхейвен опустился на стул и уронил голову на руки.

– Вопрос с котенком решим завтра утром, леди Маргарет. А до той поры кухарка позаботится о нем.

Дейдре и Маргарет поступили мудро – отступили, сохранив силы для грядущих сражений. И, несмотря на отступление, они чувствовали себя победителями.

– Вы когда-нибудь пробовали леденцы?

Дейдре и Мегги ретировались в спальню Дейдре. Здесь было тепло и уютно, угольки весело потрескивали в камине, но голод, надо сказать, уже давал о себе знать, и меньше всего Дейдре хотелось говорить о еде.

– Конечно, пробовала.

Должно быть, тон был не слишком приветлив, потому что Мегги замолчала, уставившись на угли. Дейдре отложила книгу, которую читала вслух.

– Ты никогда не пробовала сладостей, да?

Мегги покачала головой, не сводя глаз с язычков пламени.

– Папа распорядился, чтобы мне не давали сладкое.

– Никогда? – Как это на него похоже: лишить ребенка сладостей. Никаких тебе праздников. – Можно подумать, что мы заключенные в Тауэре, – проворчала Дейдре.

Мегги обернулась к ней.

– Что вы сказали?

Дейдре соскользнула с кушетки.

– Я сказала, что владею волшебством. – Дейдре улыбнулась. – Я умею делать ириски!

У Мегги расширились глаза.

– Правда?

Дейдре дернула за шнурок звонка, вызывая прислугу.

– Мой отец научил меня, – доверительно сообщила она Мегги. – Мы делали ириски зимой, когда не хотелось выходить на улицу.

Фортескью, как всегда, не заставил себя ждать.

– Чего изволите, миледи? – с вежливым поклоном спросил он.

Дейдре, на радость Мегги разыгрывая повелительницу, с шутливой помпой приказала:

– Я требую два маленьких горшочка, сливочное масло, сахар, шоколад и лесные орехи. Немедленно!

Фортескью взглянул на Мегги.

– Его светлость приказал не давать Маргарет сладостей.

Дейдре скрестила на груди руки и приподняла бровь.

– А мне его светлость тоже запрещает есть сладкое?

Губы Фортескью едва заметно дернулись.

– Нет, миледи. Я сейчас же велю принести вам все необходимое.

Когда за Фортескью закрылась дверь, Мегги недоверчиво спросила:

– Мы будем есть сладости?

Дейдре со смехом повалилась на кушетку.

– Леди Маргарет, мы будем не просто есть сладкое, мы будем объедаться сладким, пока у нас все не слипнется!

Вскоре принесли поднос со всем необходимым. Орехи были уже поколоты, очищены и раздроблены, а шоколад разломлен на небольшие кусочки, как раз такие, какие нужно, чтобы его расплавить. Заодно горничная принесла кувшин молока и два стакана. Очевидно, все в доме считали, что пора его светлости несколько ослабить вожжи.

Дейдре и Мегги расположились на полу у камина. Дейдре показала, как плавить масло с сахаром на углях, постепенно вымешивая, пока масса не приобретет нужный оттенок коричневого цвета. Поставив масляно-сахарную смесь остывать на подоконник, Дейдре и Мегги взялись за шоколад: расплавили его, смешав с сахаром.

– Мы можем прямо сейчас начать есть? – спросила Мегги.

Дейдре рассмеялась.

– Я тоже задавала папе этот вопрос. И он отвечал мне: терпение, моя милая. Потерпи, оно того стоит.

Дейдре вылила расплавленный шоколад на остывшую масляно-сахарную смесь, присыпала его дроблеными орехами и снова поставила на подоконник остывать.

– На самом деле важно, чтобы все это быстро охладилось, – пояснила Дейдре, и вдруг заметив грусть девочки, спросила: – Что-то не так, леди Маргарет?

– Папа совсем меня не любит, – сказала девочка. Большие глаза Мегги заблестели.

Дейдре нечем было опровергнуть это утверждение, поскольку сама она не видела в Брукхейвене никаких признаков отцовской любви.

– Откуда тебе знать?

– Ваш папа звал вас милой. Мой папа никогда… Раньше, когда он приезжал в Брукхейвен, он звал меня «Мегги» и гладил по голове. А теперь он зовет меня «леди Маргарет» и даже по голове не гладит.

Дейдре на мгновение закрыла глаза. Будь ты неладен, Брукхейвен. Затем она опустилась на ковер рядом с Маргарет и неловко обняла ее за худенькие плечи.

– Твой отец любит тебя. Он… Он и на мне женился ради тебя! – В этом Дейдре не хотелось признаваться даже себе самой, но девочке было хуже, чем ей, и страдала она дольше.

Мегги после непродолжительных колебаний опустила голову Дейдре на плечо, и вместе они стали смотреть то на вспыхивающие, то на гаснущие угольки. Увы, сколько ни смотри, ответа на вопрос, что же таит в себе сердце Брукхейвена, там так и не высмотришь.

А потом приготовились ириски. Дейдре никогда не забыть выражения лица Мегги, когда она откусила первый кусочек. На какое-то время воцарилась тишина. Дейдре видела, как Мегги спрятала в карман грязного фартука большой кусок запретной сладости, но ничего не сказала. Маленьких детей надо баловать. Иногда.