Текст книги "Любовь меняет все"

Глава 16

Сидя в смежной со спальной гостиной, Колдер наблюдал за ними. Они рядышком лежали на животе перед камином, весело размахивая ногами. Он мог бы сказать себе, что расстроен из-за того, что они так дурно вели себя за ужином.

Правда? Или тебя злит, что они вместе, а ты один?

А потом Дейдре улыбнулась, и, хотя он отчетливо понимал, что она улыбается не ему, сердце его радостно забилось. Она была так красива в этот момент: искренняя и непосредственная. Сейчас, когда ей не надо было стараться произвести впечатление, Дейдре могла быть самой собой – озорной девчонкой.

Каково это? Как другим удается с такой легкостью общаться с себе подобными? Для Брукхейвена это всегда было загадкой.

Особенно непонятны были для него женщины. Мужчины, в отличие от женщин, в чем-то похожи с машинами, в общении с которыми Брукхейвен не испытывал трудностей. У мужчин, как у машин, имеется ограниченный набор реакций. Достаточно просто провести анализ возможных откликов, и ты знаешь, чего ожидать от того или иного индивидуума. Колдер давно понял, что надменное пренебрежение – самый эффективный подход, поскольку годится в качестве ответа и на агрессию, и на трусость, и на все остальное.

Но с женщинами, и в особенности с Дейдре, надменным пренебрежением он ничего не мог добиться. Как и угрозами. Угрозы ее не пугали, и он чувствовал себя напыщенным болваном. Она каким-то образом заставляла его заглянуть в глубь себя. Ей это удавалось даже лучше, чем Рейфу.

Колдер заставил себя поднять руку и постучать, зная, что его появление разрушит благостное настроение, что царило в соседней комнате. Так было всегда. Стоило ему появиться, как у людей тут же портилось настроение. Он вошел, когда Дейдре разрешила ему войти, и обнаружил, что Мегги спряталась. Неважно. Он же хотел, чтобы они были вместе.

Дейдре, как ей думалось, незаметно заслонила собой блюдо с остатками, судя по запаху, сладкой и посему запрещенной еды. Колдер собирался вежливо попросить Дейдре составить ему завтра компанию за завтраком.

– Завтра вы встанете рано. Время надо проводить с пользой, а не валяться в постели. – Колдер замолчал. Неужели он только что это сказал?

Разумеется, она тут же гордо вскинула голову, дерзко глядя на него. Дейдре не собиралась подчиняться его приказам.

– И ради какого полезного дела я должна рано встать?

– Вы будете завтракать со мной, – проворчал Колдер.

Ты очень любезен, осел.

Но, черт возьми, голова его не могла работать, как положено, когда он смотрел на эту златовласую богиню, взиравшую на него с презрением.

– Я буду делать то, что сочту нужным, – сказала Дейдре, – поскольку вы все равно не сможете мне помешать. Разве вас не заждались на одной из ваших фабрик?

Насчет фабрик она была права. Его присутствие на производстве было крайне необходимо, поскольку некоторые вопросы мог решить только он.

– Я буду завтракать дома. Вы и леди Маргарет будете завтракать со мной.

Дейдре приподняла бровь.

– Я не в армии, милорд, и не подчиняюсь приказам.

Колдер буравил ее взглядом.

– Вы встанете рано и спуститесь к завтраку, после чего весь день – каждую минуту этого дня – проведете с леди Маргарет. Я уже приказал Фортескью проследить за этим.

Дейдре скрестила на груди руки.

– Бедный Фортескью. Это его вы заставляете исполнять свои приказы? Более храбрый мужчина не стал бы перекладывать ответственность на другого.

Брукхейвен решил, что не даст ей поймать себя на крючок.

– Вы встанете рано и будете завтракать вместе с леди Маргарет и со мной. Вы будете ужинать со мной каждый вечер, и к ужину вы будете наряжаться. – Брукхейвен грозно прищурился, давая понять, что ему лучше не прекословить. – Вы будете делать то, что вам велено, миледи, ибо в противном случае вы обнаружите, что можете лишиться не только нарядов или выходов в свет. Я ведь могу навсегда запретить вам приезжать в Лондон.

И тогда Дейдре побледнела, что не принесло ему удовлетворения, но чем еще он мог пригрозить женщине, которая, в силу своего воспитания, не представляла жизни без светских увеселений? Колдер никогда бы не поднял на нее руку, и лгать для того, чтобы ее запугать, тоже не мог. Он не хотел, чтобы она боялась его, он хотел, чтобы она повзрослела. Он хотел жить со взрослой, ответственной женщиной, а не с легкомысленной девчонкой. У него уже однажды была такая легкомысленная, вздорная жена. И ничем хорошим это не кончилось. Ни для нее, ни для него.

– Вы не производите впечатления жестокого человека, милорд, – спокойно произнесла Дейдре. Впрочем, глаза ее при этом метали гневные искры. – И потому я думаю, что вы, скорее всего, не вполне понимаете, что говорите. Отправив жену в деревню на пожизненную ссылку, вы лишь развяжете языки сплетникам. Меня сочтут либо впавшей в безумие, либо безнадежно больной, и в моем безумии или болезни будут винить лишь вас. Люди могут подумать, что вы меня убили. Вы же знаете, какие бывают слухи.

И Дейдре была абсолютно права, черт возьми. Колдер об этом как-то не подумал. Отчего-то она оказывала пагубное влияние на его мыслительные способности самим фактом своего присутствия. Раньше Колдер не замечал за собой привычку выдвигать ультиматумы по любому поводу.

Дейдре сцепила за спиной руки, чтобы не показать, что они дрожат. Из-под власти Тессы она угодила в плен к другому тирану. Будь он неладен, этот Брукхейвен!

– К несчастью, милорд, вы, как мне известно, человек слова. Даже сейчас, когда я указала вам на вашу ошибку, вы сочтете нужным поступить именно так, как угрожали мне в случае моего неповиновения. – Дейдре выдержала паузу. – Я не жестокая женщина и потому не стану вынуждать вас совершать поступок, о котором придется сожалеть. – Улыбка ее была холодна как лед. – Я увижусь с вами за завтраком, милорд.

Брукхейвен сдержанно поклонился, развернулся и вышел, не проронив больше ни слова. Только когда дверь за ним захлопнулась, Дейдре расцепила занемевшие пальцы.

Мегги вылезла из-под кровати.

– Если он думает, что я приду на этот чертов завтрак, то точно спятил, – гневно объявила она.

– Возможно… – О, боги! Дейдре все вдруг стало предельно ясно. Колдер просто не хотел есть в одиночестве. Дейдре стало его немного жаль, но она не могла позволить рыбе соскочить с крючка. Дейдре подмигнула сообщнице. – Плохо, – сказала она, – потому что мы могли бы повеселиться.

Выйдя из спальни жены, Колдер провел рукой по лицу. Как часто он повторял этот жест за последние два дня…

Нехорошо получилось.

Но в выигрыше все же остался он, а не она. Разве нет? Дейдре согласилась поступить в соответствии с его требованием. По крайней мере, на этот раз. Тогда почему ему было так стыдно? Он не просил от нее ничего особенного, всего лишь завтракать и ужинать вместе.

Но ты не просил.

Брукхейвен раздраженно вздохнул. У него не было ни времени, ни желания подыскивать нужные слова. Он был человеком дела. Уже много лет, как он привык…

Рявкать.

Итак, он привык отдавать приказы: четко, без лишних слов. И он привык к тому, что его приказы исполняются немедленно. Нет причин менять свои привычки лишь потому, что какая-то девица решила, что его манера речи ранит ее чувства.

Брукхейвен вернулся в свой кабинет: в свое убежище, в свою пещеру, пропитанную его, чисто мужским духом. Его ждали дела. Дела серьезные, по-настоящему важные. Он не мог позволить этой вздорной девице отвлекать его от них.

Очень скоро Колдер поднял глаза от документов, поскольку услышал странный звук, словно под дверь ему что-то подсунули. А потом быстрый топот легких ног в коридоре. Колдер подошел к двери и, присев на корточки, поднял маленький бумажный сверток с нацарапанной детской рукой надписью: «Для папы».

Колдер вздохнул при мысли о том, что его дочь могла бы учиться прилежнее, и развернул бумагу. Внутри был кусок чего-то коричневого. Что там внутри? Орехи? Структура непонятного вещества была волокнистой. Нечто похожее использовал конюх для чистки конских копыт, но запах… Запах у этой субстанции был божественный.

Брукхейвен рассмотрел возможность того, что вкусно пахнущая субстанция отравлена, но затем решил, что Мегги никогда бы не пошла на столь явное преступление. Затем он подумал, что Мегги, будучи верной себе, могла предугадать, что он подумает, будто она поднесла ему отраву, и поэтому…

Брукхейвен покачал головой. Он решил отмести все возможные подозрения и принять подарок Мегги. Если Мегги хотела причинить ему вред, то все, что от нее требовалось, – это вести себя в том же духе, в каком она вела себя с ним все последнее время.

Колдер отщипнул крохотный кусочек. Блаженство. Самый вкусный ирис в его жизни. Признаться честно, он редко баловал себя сладостями, но это изделие могло составить гордость лучшего кондитера столицы. Но Колдер точно знал, что никто из его слуг не посмел бы ослушаться его приказа.

Но Дейдре могла.

Колдер убрал сверток в стол. Эти две чертовки его доконают, и яд не понадобится! Колдер взял себя в руки и принялся читать пояснительную записку к новому проекту.

Прошел примерно час, за который работа не продвинулась ни на шаг. Колдер скосил взгляд на ящик стола, в котором лежало заветное лакомство. Невинная сладость, завернутая в грубую бумагу. У Колдера руки так и чесались достать конфету. Нет! Он не позволит манипулировать собой. Это наверняка ее рук дело. Она подговорила Маргарет подсунуть ему конфету, чтобы добиться от него чего-нибудь. Нельзя идти у нее на поводу.

Манящий запах, обещавший неземное наслаждение, дразнил его, не давал думать ни о чем другом. Колдер быстро, словно украдкой, вытащил сверток из ящика, развернул и сунул в рот. Откинувшись на спинку стула и закрыв глаза, он блаженно вздохнул. Сливочно-шоколадная сладость медленно таяла на языке.

Не пропадать же добру! Колдер всегда был против напрасных трат.

Глава 17

Колдер приступил к завтраку как обычно – минута в минуту. И, несмотря на данные им накануне указания, за столом он был один.

– Фортескью, где ее светлость?

– Ее светлость еще…

– Ее светлость перед вами, милорд.

Колдер вскинул голову, услышав этот хрипловатый после сна, вкрадчивый голос. Дейдре действительно стояла в дверях, сонно прислонившись к дверному косяку.

Она потерла глаза ладонью и, разомкнув, наконец, сонные очи, произнесла, не скрывая досады:

– Господи, Брукхейвен, как можно завтракать в такую рань? Я на еду даже смотреть не могу.

У Брукхейвена перехватило дыхание.

– Во что вы одеты, миледи?

Дейдре в недоумении моргала.

– Вы велели мне наряжаться к ужину. Насчет завтрака никаких указаний не было.

Облаченная в наспех запахнутый шелковый пеньюар и нечто из полупрозрачного кружева под ним, со слегка растрепанными белокурыми прядями, рассыпанными по плечам, Дейдре всколыхнула воображение Колдера. Фантазия его уже буйно работала, рисуя смятые простыни и все прочее. Дейдре сладко, как кошечка, потянулась и зевнула, при этом, когда она прикрывала ладонью рот, рукав пеньюара соскользнул с плеча.

– Ну, раз я уже здесь, можно было бы и перекусить что-то, – все так же сонно сообщила Дейдре.

Вот так. Никаких тебе улыбок, никакого хрипловато-страстного «с добрым утром, любимый», никаких объятий и поцелуев…

Отсутствие всего вышеперечисленного не было для Колдера новостью, а вот внезапная острая тоска по всему этому – прежде такого с ним не случалось. Дейдре была его женой. Она должна просыпаться в его объятиях, и первое, что она должна видеть при пробуждении, – это его, Колдера, своего мужа…

Фортескью учтиво выдвинул для нее стул и, конечно же, получил улыбку и «спасибо», произнесенное таким волнующим хрипловатым голосом. На тарелке перед ней был лишь тост и нарезанное тонкими ломтиками яблоко. Чай она пила без молока и без сахара.

Колдер нахмурился. Она слишком мало ест. Конечно, фигура у Дейдре чудесная, но он ничего бы не имел против того, чтобы она немного поправилась. Он открыл рот, собираясь раскритиковать ее диету, но вовремя опомнился: это чертовски упрямое создание заморит себя голодом ему назло. И потому, взглянув на ее тарелку, он одобрительно кивнул.

– Вижу, вы тщательно следите за фигурой и не позволяете себе распускаться. Похвально.

Глаза, за мгновение до этого казавшиеся сонными, ярко вспыхнули.

– Фортескью, я хочу яиц и ветчины, – заявила Дейдре.

Колдер спрятал ухмылку, поднеся салфетку к губам.

Как раз в этот момент в двери появилась Мегги. Уже одно то, что дочь подчинилась ему, могло бы вызвать у Колдера шок, но Мегги к тому же была умыта и одета в чистое платье. Колдер лишился дара речи.

Не веря своим глазам, он смотрел на дочь, на заплетенные в косы, пусть и немного кособокие, чистые, блестящие волосы, на розовое, сияющее чистотой лицо, на веселое, в цветочек, свежее платье.

Мегги была красивой девочкой, что, собственно, не удивительно для ребенка, рожденного красавицей матерью. Лицом она была очень похожа на Мелинду, но детские черты были мягче, овал лица более округлый. И волосы, как у матери, были черными, отливали в синеву. И робкая улыбка такая же, как у Мелинды, улыбка, за которой она так долго прятала ненависть и презрение.

Воспоминание откликнулось острой болью. Но то не была боль утраты, его утраты, то была боль, вызванная чувством вины за то, что он сделал, и за то, что не сделал, и что это стоило стоящему перед ним ребенку. Колдер отвел глаза, нахмурился и не заметил того, как медленно сползла с лица Мегги улыбка. Девочка ждала одобрения, но так и не дождалась.

Однако от Дейдре ничто не укрылось.

– Вы выглядите так, леди Маргарет, словно собрались на прогулку. Какие у вас планы?

Мегги, у которой настроение теперь было хуже некуда, как и у ее отца, лишь метнула в Дейдре неприязненный взгляд из-под длинных ресниц.

– Хватит дурачиться. Вы знаете, что я должна весь день сидеть взаперти. С вами.

Дейдре вздохнула. Они друг друга стоили – отец и дочь. У Мегги даже интонации были как у него. Дейдре почувствовала, как в ней с новой силой закипает гнев.

– Ну, спасибо, – с сарказмом сказала она, хмуро глядя на Брукхейвена.

В этот момент Фортескью поставил перед Дейдре чистую тарелку.

– Маленькие победы тоже победы, миледи, – прошептал он еле слышно, расстилая салфетку.

Дейдре вздохнула. Фортескью прав. В этом утреннем сражении, пожалуй, перевес был на ее стороне. И Брукхейвен впервые смотрел на дочь, не отводя глаз. Целых несколько секунд.

Дейдре подняла глаза и увидела, что Брукхейвен, не отрываясь, смотрит на выглядывающую из декольте кружевной рубашки грудь.

Вот и славно. Пусть смотрит. Смотрит и понимает, чего он себя лишает из-за своего тиранства. Дейдре опустила вилку и сделала глубокий вдох, отчего шлейка рубашки соскользнула с плеча и грудь еще больше обнажилась. Дейдре была уверена, что рубашка не упадет, но она так долго совершенствовала искусство флирта, что знала наверняка: одна мысль о такой возможности способна держать мужчин в напряжении не один час.

Глаза Колдера потемнели. Он стиснул зубы. Дейдре почти физически ощущала жар его с трудом сдерживаемого желания.

К несчастью, когда Колдер смотрел на нее вот так: словно был на грани от того, чтобы смахнуть со стола все, что мешает, и заняться с ней любовью прямо здесь и сейчас, она и сама приближалась к опасной черте, грозящей полной утратой самоконтроля. Прямо сейчас Дейдре чувствовала предательскую слабость в ногах.

Во рту как-то вдруг пересохло, дыхание сбилось. Она слишком живо представила себе то, что могло бы происходить между ней и маркизом здесь, в этой комнате. Только для того, чтобы отвлечься, она подцепила вилкой еду и поднесла ко рту.

И тогда первый нежный кусочек ветчины, удивительный, солено-сладкий, коснулся языка, и этот вкус заставил ее забыть о похоти и насладиться тем, что в настоящий момент было куда доступнее.

О, блаженство. Дейдре закрыла глаза, смакуя запретную еду. Затем, войдя во вкус, она отрезала себе кусочек побольше. Почему бы и нет?

Вообще-то Дейдре сидела на строгой диете не по своей воле. Так решила за нее Тесса. С пятнадцати лет Дейдре не позволялось не то что объедаться, но и есть столько, сколько хочется.

С другой стороны, винить одну Тессу в ее полуголодном существовании было бы нечестно, ибо, если бы Дейдре решилась на мятеж, никто не смог бы ей помешать, даже Тесса. Дейдре и сама прекрасно понимала, что стройная фигура – мощное оружие, когда охотишься за герцогом. Но сейчас она уже вышла замуж. Ради чего теперь страдать? Она могла бы растолстеть до размеров кухарки, и Брукхейвен ничего не смог бы с этим поделать.

Дейдре устроилась на стуле поудобнее и приготовилась есть до тех пор, пока не станет трудно дышать.

Колдер наблюдал за женой, которая поглощала завтрак, словно крестьянин перед выходом в поле. Как ни странно, смотреть на то, как она наслаждается едой, было приятно.

Жаль только, что не он, а ветчина была источником ее неподдельного наслаждения. Спасибо мастерству кухарки! Пользуясь тем, что все ее внимание было поглощено едой, Колдер беззастенчиво пялился на ее грудь, едва прикрытую ночной сорочкой. Он был так увлечен процессом, что не чувствовал вкуса еды.

Как бы там ни было, прогресс налицо. Жена его, несмотря на категорический отказ подчиняться его требованиям, уже начала заниматься воспитанием Маргарет, и сегодняшний вид дочери служил тому доказательством. И за завтраком вся семья была в сборе.

Не так плохо для третьего дня в должности мужа. Возможно, кое-какие шероховатости все же имели место, но вскоре все пойдет ровно и гладко, и он сможет вернуться к привычному распорядку. Он так соскучился по своим фабрикам, которые привык навещать каждый день…

Колдера словно обдали ледяной водой. Целых три дня он не вспоминал о фабриках.

Надо ехать. Немедленно. Надо срочно заняться делом. Таким делом, которое могло бы отвлечь его от похотливых мыслей. Именно так! Прочь из этого бедлама. Скорее туда, в уютный мир станков, где все так привычно и понятно.

Что-то мешало ему претворить свои планы в жизнь. Колдер говорил себе, что слишком рано оставлять ее одну с Мегги. Обе они были непредсказуемыми, и Мегги еще не привыкла к мачехе. А прислуга тем более не сможет справиться с его упрямой и непослушной дочерью.

Да, все дело в этом. Он не осмелится оставить их одних. Колдер не был слеп – он видел, что она оказывает на Мегги дурное влияние. Даже Фортескью был явно ею очарован. Если так и дальше пойдет, Дейдре успеет всех переманить на свою сторону к тому времени, как он вернется домой!

Нет, лучше все же остаться дома. Дейдре должна понять, что ей не удастся сбить его с толку. Как он решил, так и будет – пусть знает.

Кроме того, Колдер хоть и не признался бы в этом под самой страшной пыткой, его одолевало любопытство: страшно хотелось посмотреть, что Дейдре будет делать дальше.

Глава 18

Напряженная обстановка за завтраком сохранялась до того момента, пока хозяин дома не встал из-за стола, небрежно швырнув салфетку на тарелку. Дейдре лучезарно улыбалась мужу.

– Вы нас покидаете?

– Столько радостного ожидания в этом вопросе, – кисло заметил Колдер.

Дейдре захлопала ресницами, изображая девичью невинность.

– Не представляю, о чем вы, милорд.

Колдер кашлянул, отвернулся, потом снова посмотрел на нее.

– Кстати, моя дорогая, завтра вы выйдете к завтраку одетой.

Дейдре улыбалась сладчайшей улыбкой.

– Как пожелаете, милорд.

Колдер растерялся – он не ожидал такой уступчивости.

– Э… ладно. Счастливо оставаться, – пробормотал он и торопливо вышел.

С его уходом улыбка Дейдре померкла. Дразнить его было приятно, спору нет, но раздражение и досада не совсем то, чего она добивалась.

– Все было не так уж плохо, – задумчиво заключила Мегги. – Я думаю, папе даже понравилось завтракать с нами.

Дейдре вздохнула.

– Я искренне на это надеюсь. – Она отодвинула тарелку. – Фортескью, мы могли бы попить чаю в гостиной? – Дейдре заговорщически улыбнулась Мегги. – Нам надо кое-что обсудить.

Вскоре они уже пили ароматный чай из чашек тонкого китайского фарфора, наслаждаясь теплом и уютом. Как приятно погреться у камина промозглым хмурым днем, когда на улицу выходить совсем не хочется. И еще, что особенно приятно, здесь не было Тессы.

– Фортескью…

– Слушаю, миледи?

– Я хочу поблагодарить вас, – сказала Дейдре, разглядывая свои руки. – Несмотря на эту детскую войну между мной и его светлостью, вы обращаетесь со мной очень уважительно.

– Благодарю, миледи, – произнес Фортескью, взял со стола пустой поднос и направился к двери.

– Погодите, Фортескью, – остановила его Дейдре. – Прожив столько лет со своей мачехой, я прекрасно знаю, как при желании прислуга может превратить жизнь хозяйки дома в ад. Знаю я и то, что здесь многое, если не все, зависит от дворецкого. Он задает тон. – Дейдре взглянула на Мегги, игравшую с котенком, сидя на полу перед камином, затем повернула голову к Фортескью и со всей серьезностью посмотрела ему в глаза.

– Глупо было отвечать его светлости отказом, когда он изъявил желание, чтобы я занялась воспитанием леди Маргарет, особенно с учетом того, что она так явно нуждается в материнской заботе. Я просто хотела, чтобы вы поняли: дело не в том, что я считаю невозможным сделать то, что хочет от меня лорд Брукхейвен… – Дейдре беспомощно развела руками. – Дело в том, как он просит об этом. Вернее сказать, приказывает. Вы думаете, я веду себя странно?

Фортескью очень внимательно смотрел куда-то поверх ее головы.

– Миледи, я часто замечал, когда в дом нанимали новую прислугу, что как они начнут, так и продолжат, если их немедленно не исправить.

Дейдре коротко рассмеялась.

– Аргумент работает в обе стороны, Фортескью.

Фортескью поклонился. Свет падал так, что она не могла рассмотреть его глаз.

– Именно это я и хотел сказать, миледи.

Дейдре довольно долго и пристально смотрела на дворецкого, обдумывая его слова.

– Вы ведь на моей стороне, Фортескью?

Он на мгновение встретился с ней взглядом.

– Я надеюсь, что мы все можем выиграть, миледи, – сказал он и вновь поклонился. – У вас будут еще пожелания, миледи?

Дейдре засмеялась и махнула рукой.

– Пусть вся прислуга в доме дрожит от страха при виде вас, Фортескью, но я вас больше не боюсь.

– Ничто не доставляет мне большего удовольствия, – ровным голосом сообщил дворецкий и вышел за дверь.

Дейдре проводила его смехом. Но желание смеяться пропало, когда она взглянула на Мегги. Она была так одинока, и счастье ее измерялось лишь тем количеством внимания, которого ей удавалось добиться от отца. И Дейдре хотелось, чтобы Маргарет стала счастливее.

Дейдре опустилась на ковер рядом с девочкой и погладила котенка. Сначала они попьют чай, а потом займутся придумыванием новых шалостей.

– Мы могли бы намазать гуталином его щетку для волос.

Дейдре не стала с ходу отметать предложение.

– Хотелось бы посмотреть, что из этого выйдет, но, мне кажется, эффект был бы более интересным, если бы у Брукхейвена были светлые волосы, тебе так не кажется?

Мегги погрустнела.

– Что тогда? Чернила в зубной порошок?

Дейдре поморщилась.

– Что, если чернила так никогда и не смоются?

– Да нет, – радостно поделилась с мачехой Мегги. – Чернила всегда смываются, пусть и не сразу.

Дейдре с опаской взглянула на падчерицу.

– Напомни мне, чтобы я тебя не злила, – очень серьезно сказала Дейдре.

Фортескью принес еще чаю. Дейдре с улыбкой поблагодарила, после чего они вернулись к обсуждению всевозможных способов досадить хозяину дома.

Дворецкий задержался в гостиной. Ни Дейдре, ни Мегги его не замечали. Желая привлечь их внимание, Фортескью деликатно покашлял.

– Миледи, можно вас отвлечь?

Дейдре подняла глаза и увидела, что обычно невозмутимый дворецкий чем-то озабочен.

– Леди Маргарет, – шепнула Дейдре на ухо девочке, – сбегай в комнату для занятий и принеси сюда бумагу.

Мегги беспрекословно повиновалась. Фортескью был впечатлен.

– Вы творите чудеса с юной леди Маргарет, миледи.

Дейдре нахмурилась. Ей бы не хотелось, чтобы хозяин дома услышал об ее успехах.

– Я тут ни при чем. Леди Маргарет сама решает, как ей поступать.

Фортескью поклонился.

– Именно так, миледи.

Дейдре усмехнулась, глядя на дворецкого.

– Что я могу для вас сделать, Фортескью?

Дворецкий прочистил горло.

– Я подумал, что теперь, когда вы уже освоились здесь, в доме, в роли хозяйки… – Фортескью беспомощно замолчал, потому что утверждение о том, что Дейдре стала в Брук-Хаусе хозяйкой, было, мягко говоря, сильным преувеличением. – Возможно, вы могли бы назначить Патрицию, временно исполняющую обязанности вашей личной горничной, своей камеристкой на постоянной основе. Если, конечно, вы довольны ее работой.

– Я думала, она уже назначена моей камеристкой, – сказала Дейдре.

– Нет, миледи. Его светлость попросил, чтобы я нашел кого-то на эту работу, пока вы сами не выберете себе камеристку.

Патриция была славной девушкой, при этом руки у нее были прямо-таки золотые. Для безграмотной деревенской девушки…

– Патриция – очень умная девушка, но вот ее речь? – Дейдре развела руками. – Боюсь, что она никогда не сможет найти работу вне этого дома. И мне бы очень помогло, если бы она умела читать и считать.

Мегги вернулась в комнату с целой стопкой бумаги и кляксой на щеке. Одна из косичек успела расплестись. Не замечая того, что делает, Дейдре усадила девочку к себе на колени и принялась переплетать косу. Мегги, похоже, ничего странного в этом не увидела и даже не думала вырываться. Зато у Фортескью глаза полезли на лоб.

– Если Патриция не против, – продолжала Дейдре, – я бы хотела немедленно нанять для нее учителя.

Фортескью заметно расслабился и кивнул.

– Я тотчас же обо всем позабочусь. И я точно знаю, кто смог бы обучить ее грамоте и счету, – сообщил дворецкий и удалился какой-то по-особенному легкой походкой.

Дворецкий и камеристка? Дейдре стало даже немного завидно.