Текст книги "Черные Земли"

Неужели это и на самом деле случилось? Неужели отношение Охотника к колдовству как всего лишь к орудию для достижения собственных целей постепенно передалось и ему, как незримая хворь?

И дело заключается не в Творениях как таковых, напомнил он себе, и даже не в колдовских манипуляциях чужой волей для достижения богоугодных целей. Каждый раз используя Фэа для решения стоящих лично перед тобой задач, ты вгоняешь лишний гвоздь в крышку собственного гроба, ты вносишь свою лепту в общий характер происходящего, в равной мере губительный для всех. И где тут проходит водораздел? Когда ты спасаешь собственную жизнь ради того, чтобы просто спасти ее, и когда ради того, чтобы и впредь служить Господу?

Когда-то у него не было на этот счет никаких сомнений. А сейчас былая уверенность его оставила. И хватило невинных детских вопросов, чтобы разрушить крепостные стены, которыми он обнес собственную душу, и оставить его наедине с растерянностью. Чтобы заставить его прислушаться к голосу совести.

Он отставил чашку в сторону. И уставился в огонь, словно в языках пламени могло проступить хотя бы подобие искомого ответа. Золотое пламя, жаркое и чистое. А когда в последний раз чувствовал себя по-настоящему чистым он сам? Когда в последний раз он ни в чем не сомневался?

Дэмьен закрыл глаза, вздохнул. Поленья трещали в печи.

« Черт бы тебя побрал, Таррант. За все… Но главное… за то, что ты прав «.

– Это установленный факт, – провозгласил Таррант. – Неумирающий Принц – единственное существо в данном краю, способное изменить ракхов так, как они здесь изменились. Еще один установленный факт: именно он организовал вторжение, приведшее к гибели протектора Кирстаада и к последующему уничтожению нескольких деревень.

Дэмьен резко посмотрел на Охотника, но тот уклонился от поединка взглядов. Сколько же деревень посетил посвященный в поисках пищи в протекторатах, в те часы, когда его не было с остальной группой? Они никогда не задавали ему этого вопроса, а задать, возможно, стоило.

– Отсюда вытекает, – продолжал Таррант, – что если у нас и имеется враг, то речь может идти только о Неумирающем Принце.

– А как насчет Калесты? – осведомился Дэмьен.

– Вне всякого сомнения, этот демон – союзник Принца и действует с ним заодно. Что делает любое прямое покушение особенно опасным.

– Точнее говоря, невозможным, – хмыкнул Дэмьен. – Именно так вы и говорили раньше.

Охотник пожал плечами.

– И каковы же наши шансы? – прямо спросила Хессет.

– Шансы четверки бродяг против властвующего монарха? Весьма ограниченные. – Охотник откинулся на спинку кресла, переплел на столе изящные пальцы. – Прямое покушение представляется самым простым способом, и у него имеются определенные преимущества. Но когда у тебя в телохранителях могущественнейший Йезу, опасаться покушения особо не приходится.

– Что тогда? – поморщился Дэмьен.

– Если отказаться от мысли собрать собственное войско или, в свою очередь, заручиться демоническим покровительством, нам следует ориентироваться на ресурсы, которые способна предложить сама эта страна.

– Вы хотите сказать: найти кого-нибудь, кто сделает дело за нас.

– Да-да, вот именно. Или поможет нам сделать это.

– Но если Принц находится под покровительством Йезу, то сквозь такую броню не пробиться и аборигену, – подчеркнула Хессет.

– В идеальном случае Калеста не сумеет распознать в нашем агенте врага. Но я думаю вовсе не о прямом покушении. Принц и сам могущественный колдун, возможно, он также является посвященным. Такие люди вечно вызывают зависть, которая иногда оборачивается насилием.

Дэмьен не сразу сообразил, куда он клонит.

– Вы говорите о восстании?

Охотник кивнул:

– Именно так.

– Революция? – По голосу Хессет было ясно, что она считает подобную возможность полностью исключенной. – Вы же сами говорили, что он правит этой страной уже много веков…

– Но всегда остаются недовольные, любезная Хессет. Всегда остаются и находятся такие, кто готов при первом же удобном случае взять бразды правления в свои руки. Так уж устроен человек. Чем могущественней тот или иной правитель, тем вероятней, что он сам уже посеял семена своей гибели. Надо только найти эти семена и помочь им прорасти.

– Но если его враги так глубоко затаились, они едва ли бросятся к нам лишь потому, что мы в них остро нуждаемся.

– Каждый разумный человек, планируя свергнуть властителя-колдуна, держит этот замысел в глубокой тайне, – спокойно отозвался Таррант. – И ни на какие наши уговоры он не клюнет… если ему не будет предложена помощь другого колдуна – по меньшей мере столь же могущественного.

– Вы говорите про себя?!

Таррант насмешливо поклонился.

– Но все равно остается Калеста, – напомнила Хессет. – Наверняка в случае любого восстания он использует свое могущество в интересах Принца – и мятежники будут столь же бессильны перед его иллюзиями, как были мы. И что же тогда получится? Погибнем не только мы, но и целое войско бунтовщиков вместе с нами.

– Не совсем так. – Серебряные глаза Охотника холодно блеснули. – Погибнет целое войско бунтовщиков, но не вместе с нами, а вместо нас.

– Приманка, – выдохнул Дэмьен.

– Я бы предпочел назвать это отвлекающим маневром.

– Чтобы Принц со своими демонами ждал их, а вовсе не нас, – сообразила Хессет.

Дэмьен заговорил, стараясь сохранять хладнокровие:

– Вы говорите об убийстве многих людей. О том, что мы пошлем целое войско в бой, пообещав ему вашу поддержку, а потом бросим на произвол судьбы и, соответственно, обречем на верную гибель, тогда как сами обрушимся на врага с неожиданной стороны.

– Если кому-то так уж хочется избавить страну от ее нынешнего правителя, – столь же хладнокровно возразил Таррант, – то тут нет никакого обмана. Многие из этих людей, вне всякого сомнения, готовы пожертвовать собой для победы. Так имеет ли особое значение, кем и как будет достигнута искомая победа, если в конце концов им удастся добиться своего? – А поскольку Дэмьен промолчал, он добавил: – Война всегда требует жертв.

– Да уж, – пробормотал Дэмьен. – Это я понимаю. Но все равно мне этот план не нравится.

– А если бы мы приняли ваше предложение, – вступила Хессет, – то с чего нам следовало бы начать? Как выйти на группу потенциальных мятежников?

– Вот-вот, – подхватил Таррант. – В том-то и загвоздка.

– Да бросьте, – фыркнул Дэмьен. – Применив Познание…

– Припав к революционным потокам в этой стране, я тем самым во весь голос извещу Принца о нашем появлении. Нет, преподобный Райс. Здешнее Фэа нам надо использовать с чрезвычайной осмотрительностью. Любого рода Фэа, – добавил он, многозначительно посмотрев на Йенсени.

Девочка не дрогнула под его ледяным взглядом – не дрогнула ни физически, ни психически. И хотя внешний мир по-прежнему невероятно страшил ее, с проявлениями натуры Тарранта она справляться научилась. И в этом отношении, подумал Дэмьен, она преуспела лучше многих посвященных. А порой ему казалось, что и лучше его самого.

– Йенсени. – Хессет погладила девочку по руке. – Может быть, ты подскажешь нам что-нибудь? Что-нибудь, что рассказал или же показал тебе отец.

Девочка задумалась.

– Как что, например?

– Что-нибудь о людях, которым не нравится Принц. О местах, откуда Принцу, возможно, грозит опасность.

– Вы действительно полагаете, что она может это знать? – резко спросил Таррант.

– Ее отец побывал здесь, считая себя врагом Принца, – напомнил Дэмьен. – Какие бы поводы он ни изобрел для того, чтобы попасть сюда, его главной целью была разведка ситуации, в которой находится Принц, включая и его потенциальные слабости. – Подавшись вперед, он погладил Йенсени по плечу. – А поскольку обо всем остальном он дочери рассказал, то почему бы и не об этом?

– Мне кажется… – медленно заговорила девочка. Видно было, с каким напряжением она вспоминает. – Мне кажется, он рассказывал, что определенное недовольство чувствуется среди ракхов.

Хессет шумно вдохнула:

– Это более чем понятно.

– И он говорил, что восстать им трудно, потому что Принц был одним из них. Но, с другой стороны, одним из них он был не всегда.

– Родовой инстинкт в противоречии с разумом, – заметил Таррант.

Хессет недовольно зашипела.

– А имен ты каких-нибудь не слышала? – поинтересовался Дэмьен. – Может быть, он называл какие-нибудь имена?

– Он рассказывал о городе ракхов. – Глаза Йенсени сейчас смотрели куда-то вдаль или, вернее, в пустоту. – Принц взял его с собой в поездку. Отец говорил – затем, чтобы продемонстрировать ему, как замечательно идут дела. Но, добавил он, дела идут замечательно далеко не повсюду. Ему показалось, что многие ракхи недовольны и что им хочется создать собственное государство. Но говорить об этом они, разумеется, не смеют.

– Имена, – напомнил Дэмьен. – Знаешь ли ты какие-нибудь имена?

Вспоминая, Йенсени закусила нижнюю губу.

– Тэк, – выпалила она наконец. – Город называется Тэк. И там была переводчица-ракханка, ее звали… Зука. Да, ее звали Зука, но это происходило в другом городе.

– Нам нужно… – настаивал Дэмьен.

– Тсс… – перебил Таррант. – Пусть говорит.

– Зука… Нет, не могу вспомнить. – Детская ручонка, по-прежнему накрытая рукой Хессет, сжалась в кулачок. Йенсени изо всех сил старалась вспомнить. – Был еще кто-то. Кто-то важный.

Едва услышав это, Дэмьен почувствовал, что его охватывает волнение; как же трудно было не обрушить на девочку новые вопросы, а дождаться, вместо этого, пока она не вспомнит сама.

– Сильный и по-настоящему важный. Как бывают важны мужчины у ракхов, а женщины такими важными быть не могут.

– Самец-Альфа, – заметил Таррант.

Хессет бросила на него убийственный взгляд.

– Самец-Прима!

Именно так именуют себя сами ракхи, в отличие от названий, придуманных для них зоологами и антропологами из племен людей. И она права, подумал Дэмьен. Существа, способные преодолевать врожденные инстинкты, заслуживают большего, чем терминология, почерпнутая у кинологов.

– Мне кажется… его имя начиналось на Ката… Катас… Катасах! – Ее кулачки разжались, когда она наконец вспомнила. – Да, вот оно! Катасах.

– Самец-Прима, – мягко произнес Дэмьен.

– Что означает, что ему подчиняются остальные.

– Что означает, что остальные могут подчиняться ему, – уточнила Хессет.

– Расскажи нам о Катасахе, – попросил Дэмьен.

Девочка замешкалась с ответом.

– Отец рассказывал, что он высокий, сильный и драчливый. Но у ракхов все мужчины драчливы.

– Кто бы говорил!.. – прошипела Хессет.

– Он вел себя так, будто ему нравится Принц, и может, он ему на самом деле нравился, только моему отцу так не показалось. Ему показалось, что Принц вообще не нравится ракхам. Он еще сказал, что имейся у них хоть малейший шанс свергнуть Принца, ракхи непременно так бы и сделали.

– Включая этого Катасаха?

– Мне кажется, так, – подтвердила девочка. – Но отец не был уверен в этом на все сто процентов. Он сказал, что просто что-то в этом роде почувствовал, но поговорить об этом ему было не с кем. Поэтому все так и осталось догадками.

За маленьким столом наступило молчание. Напряженное молчание, порожденное интенсивными размышлениями. Наконец Хессет произнесла то, что было у всех на уме:

– Для того чтобы связаться с ракхами, надо пройти сквозь Избытие.

– Вот именно, – пробормотал Дэмьен.

Подобная перспектива его не радовала.

– А что, разве мы так уж уверены в том, что они захотят вступить в союз с нами? – как-то отстранение поинтересовался Таррант. – Воитель-ракх, задумавший свергнуть властителя-человека, едва ли захочет брать себе в союзники людей.

Дэмьен посмотрел на Хессет.

– Я же не человек, – фыркнула она.

– Я имел в виду…

– Вы забываете, почему я здесь нахожусь, – сказала Хессет. Голос ее звучал спокойно, но в глазах горела беспредельная ненависть. – Этот человек – этот Принц – превращает моих соплеменников в демонов. Хуже того: он превращает их в чудовищ, которые думают, будто они стали демонами, и поэтому охотятся и питаются как самые жалкие порождения Фэа. Дело доходит до того, что они действительно умирают, попав на солнце. – Она вдруг посмотрела на Йенсени: – А как воспринимают солнечный свет здешние ракхи? Что отец рассказывал тебе об этом?

На минуту девочка задумалась.

– Он рассказывал, что солнца они не любят. Но я не думаю, что оно им вредит. Во всяком случае, слишком вредит.

Хессет, прежде чем заговорить, что-то невнятно прошипела:

– Вот именно. То, что на Западе уже закончено, здесь всего лишь наполовину начато. Возможно, труднее изменить нацию, насчитывающую сотню тысяч, чем племя всего в несколько десятков. Или, не исключено, тамошняя правительница просто была преисполнена большей решимостью и целеустремленностью. В обоих случаях… то, что мы видим здесь, свидетельствует о начале мутации. Иначе как бы они превратились… в то, что видела Йенсени? – Она обратилась к Тарранту, в глазах у нее запылало янтарное пламя: – Или вы думаете, что найдется хоть один ракх, который не захочет присоединиться к нам после того, как он осознает смысл происходящего? Неужели вы думаете, будто останутся ракхи, готовые по-прежнему служить Принцу после того, как они поймут, какую цель преследует это правление?

– Я думаю, что всегда и всюду находятся люди, готовые служить тирану, – сухо возразил Таррант. – И мне не кажется, что ваше племя представляет собой в этом смысле некое исключение. Но ваш тезис звучит убедительно.

И вновь наступило молчание, лишь поблескивало золотом пламя в печи. Присутствующие задумались о здешнем безжалостном монархе и об Избытии.

– Я не вижу альтернативы, – в конце концов признался Дэмьен. – А кто-нибудь видит?

Хессет многозначительно посмотрела на Тарранта.

Владетель кивнул, лицо его оставалось мрачным.

– Нет, – подтвердил он. – На настоящий момент выбора нет.

Он говорил несколько странным тоном, но Дэмьен списал это на важность обсуждаемой темы. Начинать войну всегда нелегко.

– Ладно, – вздохнул священник. – Но вот что мне хочется довести до вашего сведения. Мы отправляемся в города ракхов, мы находим этого Катасаха и интересуемся, готов ли он работать с нами. Договорились? А после этого вновь обсуждаем возможные на тот момент пути. Но я не согласен с тем, чтобы принести ракхов в жертву в порядке отвлекающего маневра. И никогда не соглашусь на это. Если мы заключим с ними союз, значит, это будет честным союзом. И точка. Выложим все карты на стол. – Он мрачно посмотрел на Тарранта. – Это вам ясно?

Голос посвященного прозвучал в ответ тихо, однако в глазах у него горело ледяное пламя.

– Вы погубите всех нас во имя абстрактной морали.

– Возможно. По крайней мере, посмотрим. Но на данный момент мои условия именно таковы. – И поскольку Таррант ничего не ответил, он нажал на Охотника: – Ну как? Договорились?

– Это ваша миссия, – спокойно ответил Владетель. Чрезвычайно спокойно. Трудно было сказать, где именно затаилась в его словах издевка, но затаилась она там несомненно. В тоне, возможно. Или в самом выражении лица. – И за все отвечаете вы.

– Отлично. Именно так. Только на этих условиях. – Дэмьен посмотрел в окно, там стояла кромешная тьма. – Подождем еще денек, пока не подсохнет земля. При таком холоде это имеет огромное значение. Думаю, в Избытии нам придется еще труднее, там ведь не найдешь настоящего убежища…

– И нам ровным счетом ничего не известно о тамошних ловушках, – вставил Таррант. – Не думаю, что все сведется к черной земле и белым деревьям.

– Я тоже не думаю. – Мурашки побежали по спине Дэмьена при одной мысли о предстоящем испытании. – Но у нас есть мой опыт и острота восприятия Хессет, не говоря уж о вашем собственном могуществе.

– Действительно, – согласился Владетель. – Это у нас есть.

– И особое Видение Йенсени, – добавил Дэмьен, погладив девочку по руке. К собственному изумлению – и к радости, – он обнаружил, что она больше не дрожит. Неужели она уже настолько доверяет им? Неужели не сомневается в том, что они способны защитить ее?

« А мы даже не знаем, с чем нам придется иметь дело, – мрачно подумал священник. – Мы даже не можем начать к этому готовиться «.

Но какого черта! Видывал он порождения Фэа. И не однажды развеял их простым мечом. И даже собственные носки как-то пошли в ход.

При этом воспоминании он поневоле улыбнулся.

– У нас все получится, – пообещал он союзникам.

8

В чертогах черного праха

В цитадели из черного хрусталя

Под кроваво-красными небесами с запекшейся кромкой горизонта

Ждал Принц.

Сквозь стены он почувствовал приближение вестника. Мягче звука, тоньше зрительного образа, приближение напоминало слабое струение капель воды с древнего утеса. Но многократное эхо расходилось от колонны к колонне, от одной спирали к другой, и, достигнув органов восприятия Принца, превратилось в четкое сообщение, достоверную информацию.

Поэтому его ничуть не удивило прибытие капитана его собственной гвардии перед приходом вестника. Подобно всем остальным гвардейцам, и этот был ракхом, и служил он Принцу с таким рвением, с каким его соплеменники, как правило, служат только себе подобным. Неумирающему это нравилось. Нравилось ему и то, что в его домене и люди и ракхи служили ему с одинаковой преданностью. Нет, добиться этого было совсем не просто. Прежде чем научиться испытывать, подобно своим западным сородичам, ненависть к людям, здешние ракхи ни в коем случае не желали подчиниться чужаку. Здесь был задействован элементарный родовой инстинкт выживания. Но он вступил с ними в схватку по собственным правилам и – уже по их правилам – выиграл ее. И теперь для него отпала необходимость вновь становиться ракхом во имя поддержания своего могущества. И поскольку ракхи воспринимали его теперь в качестве Самца-Альфа независимо от того, в каком образе он являлся и какой пол предпочитал, они стали для него превосходными слугами.

Капитан резко поклонился:

– Ваше Высочество.

– У тебя новости. От Москована?

Если ракх и изумился осведомленности своего повелителя, то не подал виду.

– Буря заставила его причалить за мысом.

Ах вот оно как. Буря. Вот уж сюрприз так сюрприз. Он Познал эту бурю на океанском просторе и удостоверился в том, что она ни в коем случае не приблизится к берегам подвластных ему земель. Он даже заверил начальство своих западных портов, что этой бури страшиться не надо. Тем удивительней было узнать, что она все-таки подошла к самому берегу. И тем неприятней. Но когда методом Познания обращаешься к метеоусловиям, всегда возможны такие накладки, об этом знает любой колдун. Раскладываешь пасьянс, он сходится, а затем природа смахивает карты со стола. Погоду можно изменить, вызвать, предупредить, но ее невозможно контролировать… на все сто процентов невозможно.

– Судно Москована пришло в Вольный Берег с опозданием на два дня, – пояснил капитан. – Он просит прощения за то, что не доставил пассажиров. Судя по всему, они сошли на берег в Адской Забаве.

– Понятно.

Принц быстро припомнил свои последние контакты с Джеральдом Таррантом и подумал о том, стоит ли по-прежнему доверять этому человеку. Хотя нет, прямых доказательств измены не было. Путешественники странствуют по его стране в составе группы из четырех человек, и у каждого из них свои цели и своя воля в осуществлении этих целей. Так что ничего удивительного, если, столкнувшись с такой бурей, они решили переиграть свои планы и высадились на берег, чтобы продолжить путь сушей. И если бы Джеральд Таррант вздумал противиться, он только навлек бы на себя лишние подозрения. Нет. Пусть уж все идет как идет.

– Не прикажете направить кого-нибудь в Адскую Забаву? – спросил капитан.

Принц резко покачал головой:

– Пока твои доберутся, их там уже не окажется. К чему зря стараться?

Течение Фэа работает сейчас на них, напомнил он себе. У него хватало опыта понимать, что это означает. Каждый сделанный им ход в то же мгновение отразится в потоках Фэа – и потоки устремятся на север. Такой след можно Затемнить, но не полностью. Если путешественники знают, что им нужно искать, – а он подозревал, что дело обстоит именно так, они сумеют Познать каждый сделанный им шаг.

– Нет, – обратился он к капитану. – Пусть проявят инициативу. А когда решат, чем же им следует заняться… вот тогда мы за них и возьмемся.

« Времени хватит, – подумал он при этом. – Потому что Джеральд Таррант оповестит меня заблаговременно «.

Это была приятная мысль.

9

С наступлением тьмы они вышли на юг, по направлению к самой тонкой перемычке Избытия. Скоро на смену сырым лесам, окружающим Адскую Забаву, пришла голая каменистая равнина, настолько промозглая и враждебная, что привиться здесь сумел лишь редкий кустарник. Зверьки, снующие под ногами, вид имели тщедушный и жалкий, они не представляли собой никакой опасности ни для людей, ни для их припасов. Пройдя, сколько удалось, группа остановилась на дневной привал; холодный ветер, постоянно дувший с запада, напоминал о том, что, хотя здешние места и нельзя было назвать гористыми, дело происходит на достаточной высоте над уровнем моря и, соответственно, на погодные поблажки, связанные с наступающей весной, здесь рассчитывать не приходится.

« Почище, чем в стране ракхов „, – подумал Дэмьен. Он вспомнил то путешествие во льдах и нечестивое пламя, которое поджидало их в конце пути. Дай Бог, чтобы в конце этой дороги их не ожидал столь же“ радушный» прием.

Точно на закате они взвалили на плечи поклажу и теперь дожидались лишь Тарранта, чтобы всем вместе выступить в долгий путь на юг. Дорога была трудной – во всяком случае, труднее всего, с чем Дэмьену доводилось сталкиваться ранее. Он пребывал в постоянном напряжении – и из-за того, что приходилось приглядывать за Йенсени, и из-за того, что его тревожил Таррант (не говоря уж о том, что Таррант мог в любую минуту взорваться гневом по поводу обузы в лице девочки). Да и впрямь присутствие девочки и трудность самого перехода, накладываюсь друг на друга, лишь усугубляли положение. Йенсени с трудом поспевала за взрослыми. Да и терпения у нее было, конечно, поменьше, чем у них. Она просто не понимала, что приходится идти дальше и дальше, игнорируя собственную усталость, пока не найдешь удобное место для привала. И все же она старалась изо всех сил и безропотно переносила лишения, даже когда выяснилось, что ее ноги стерты в кровь на каменистой дороге. И если бы не обостренное восприятие Тарранта, особенно ко всему, связанному с человеческой кровью, они бы и не узнали, что за беда с ней стряслась.

И Дэмьен запомнил это. Запомнил, как держал в руках ее крошечные ступни, горячие, распухшие и окровавленные. Запомнил, как подумал о том, что следует Исцелить ее, невзирая на связанный с этим риск, иначе она просто не сможет идти дальше, запомнил, как ждал неизбежных возражений со стороны Тарранта. Но когда он поглядел на Охотника, тот просто кивнул, а его нахмуренное чело свидетельствовало о том, что сам Таррант уже предпринимает Творение. Так что на долю Тарранта выпало Затемнение, а на долю Дэмьена – Исцеление. Оставалось надеяться на то, что Принц ничего не заметит. Не сумеет по предпринятым ими Действиям определить, где они находятся, куда направляются и – что хуже всего – какую слабость испытывают.

Но ни воины Принца, ни колдовство не мешали их продвижению по здешним местам, а это означало, что – даже если Неумирающий узнал об их прибытии – Принц по-прежнему не знает, где они находятся. И слава Богу. Или, если уж быть честным перед самим собой, слава Тарранту. Без его постоянных Затемнений воины Принца (Дэмьен не сомневался в этом) уже давно бы дышали путникам в спину. Оставалось надеяться на то, что могущество колдуна не иссякнет и что сейсмические волнения, время от времени препятствующие его Творениям, окажутся для Принца не меньшей помехой, чем для самого Тарранта.

День переходил в ночь, ночь – в день. На смену каменистой пустыне пришли редкие холмы, а вслед за ними потянулись сырые и зябкие леса. Листва так густо сплелась над головой, что сквозь нее не просачивался даже лунный свет, так что им пришлось пробираться в почти полной тьме, выстроившись в цепочку по одному и светя перед и над собой фонарями, – почти точно так же, как в землях Терата. Только, в отличие от туманной долины, здесь у них не было лошадей. Распластавшись на промерзшей земле после одного особенно мучительного перехода, Дэмьен подумал, что никогда еще не тосковал по лошадям так сильно, как сейчас. И никогда еще ему не приходило в голову завидовать скакунам.

И вот они подошли к нему, увидели его, ощутили его мощь.

Избытие.

Оно было огромным. Оно было безжизненным. Оно было непроглядно темным. Страна столь же черная, как ночь, в которой они подошли к Избытию, практически невидимая с места, на котором они стояли. Дол перетекал в горы, горы перетекали в ночное небо, и даже слабый свет полумесяца Примы не проникал в эту толщу. В такой тьме невозможно было различить хоть какие-нибудь детали раскинувшегося перед ними пейзажа или оценить таящиеся там опасности. Вот оно, Избытие, черное и запретное, – а больше они не знали о нем ровным счетом ничего.

Потребовался целый час на то, чтобы приблизиться к Избытию на расстояние, с которого было видно хоть что-нибудь, да и пробираться пришлось по узкой тропке среди скал, где каждый неверный шаг грозил падением. Ближе к вершине Хессет весьма неловко упала и, не вмешайся Дэмьен, могла бы сломя голову покатиться вниз по крутому склону. Теперь же, взобравшись на вершину, уставившись на Избытие и, по обычаю своего племени, приоткрыв рот, чтобы как следует впитать исходящие оттуда запахи, она и не думала пожаловаться на боль или просить у Дэмьена, чтобы он Исцелил ее, хотя наверняка его искусство могло бы принести ей серьезное облегчение. Но сейчас, более чем когда-либо, следовало отказаться от привычки чуть что прибегать к Творению.

Дэмьен долго молча всматривался в кромешно-черную местность, но если он и надеялся на то, что упорство вознаградится, то этой надежде не суждено было сбыться. Его обыкновенным человеческим глазам не дано было разъять здешнюю тьму. В конце концов, раздосадованный, он обратился к Тарранту. Глаза Владетеля, привыкшие к тому, чтобы видеть все во мраке, пылали двумя черными драгоценностями на лице цвета слоновой кости; конечно, он тоже вглядывался в Избытие. Не желая отвлекать его, Дэмьен решил подождать. Однажды ему показалось, что в глубине глаз Тарранта вспыхнули фиолетовые искры, это был блеск темной Фэа, собранной воедино чудовищным усилием воли. Заниматься этим в лучах луны Охотнику было, должно быть, страшно больно, подумал Дэмьен. И если Таррант все же решил применить такое средство, значит, он был так же обеспокоен предстоящим испытанием, как и его спутники.

В конце концов Охотник повернулся к Дэмьену, давая понять, что заметил его присутствие. Фиолетовые искры рассыпались во тьме, засияв, вернулся привычный серебряный взор. Таррант набрал полные легкие воздуха, словно собираясь заговорить, однако затем замешкался. Выбирая выражения? Наконец он произнес одно-единственное слово:

– Нет.

– Чего нет? – спросила Хессет.

– Нет колдовства. – Охотник вновь окинул взглядом Избытие, его бледное чело обеспокоенно наморщилось. – Ни Творений, ни Установлений… ничего!

– А разве такое возможно?

Посвященный покачал головой. Было совершенно ясно, что он ожидал чего угодно, только не этого.

– А как насчет Принца? – поинтересовалась Хессет. – Нет ли каких-нибудь следов от Творений?

– Их и не должно было обнаружиться, – объяснил Дэмьен. – Если он, конечно, не устроил бы для нас какую-нибудь ловушку. – Произнеся это, он посмотрел на Тарранта, но тот никак не отреагировал. – Или если ему не удалось Познать нас. Но ведь этого не могло случиться, не правда ли?

– Насколько мне известно, – спокойно подтвердил Владетель.

Никакого колдовства. Это казалось настолько невероятным, что Дэмьен какое-то время не мог поверить. С какой стати такой могущественный колдун, как Принц, возьмет на себя труд обустроить пограничную зону между двумя враждующими племенами – и при этом не использует колдовских чар для ее укрепления? Мысль была настолько неправдоподобной, что Дэмьен чуть было не прибег к Творению сам, чтобы во всем убедиться лично. Может быть, Таррант что-то упустил из виду или же ошибочно интерпретировал какой-нибудь ключевой элемент? Что ж, такое, пожалуй, вполне возможно. Но едва задумавшись над такой возможностью, Дэмьен понял, что овчинка не стоит выделки. Если во всем этом крае и впрямь нет активного колдовства, то даже одно-единственное Творение послужит маяком, сигналящим по всей округе о их прибытии. Даже Видение он не мог задействовать без риска разоблачения.

– Ладно, – недовольно буркнул он, принимая концепцию Тарранта – до поры до времени. – Если нет колдовства, значит, одной заботой меньше.

– Неужели? – резко перебил его Охотник. – Простое Установление оставило бы след в здешних потоках, даже элементарное Затемнение. Но есть и другие Творения – а вот они могут оказаться невидимыми. – Он вновь повернулся к Дэмьену: – Вы ведь были у меня в Лесу. Я самым тщательным образом вырастил в ходе эволюционных процессов нужные мне виды, а затем выпустил их на волю в созданные моей мощью условия. И что же, неужели моя колдовская отметина осталась на этих видах и через несколько поколений – после того, как они жили, охотились, совокуплялись и размножались на свой страх и риск? Полагаю, что нет. И все же они продолжают выполнять мой замысел. – Он кивнул в сторону черной равнины, казалось, так и дожидающейся их появления. – Зная то, что нам известно о могуществе Принца, я бы предположил, что он прибег к… сходной технике.

– Другими словами, тот факт, что вы не видите здесь следов колдовства, не означает, что оно не было задействовано?

Таррант кивнул:

– Именно так.

– Что ж, это просто замечательно. – Священник вспомнил Запретный Лес Охотника, обитатели которого вовсе не показались ему замечательными. – Тем приятней будет идти. – Он повернулся к Хессет. Ее щетина встала дыбом, уши плотно прижались к черепу. – Ты что-нибудь почувствовала?

Ракханка самую малость замешкалась с ответом.

– Запах, – проворчала она. – Очень слабый. Я даже не до конца уверена.

– Что за запах?

Шумно вздохнув, Хессет промолчала. Уши ее теперь уже стояли торчком, а во всем облике сквозила тревога, причем источником этой тревоги был, судя по всему, как раз запах.

– Свернувшаяся кровь, – призналась она наконец. – Пожелтевшие на солнце кости. Слабые запахи, едва уловимые… запахи, на которые никогда не обратишь внимания, когда имеются другие запахи, перебивающие их, когда вокруг живые существа…

– А здесь их нет.

Хессет кивнула.

Дэмьен посмотрел на Йенсени. Девочка сидела, прикорнув к ракханке, обняв ее худыми ручонками за колени. Ее широкие темные глаза были полны страхом и усталостью, но когда она посмотрела на священника, он увидел в них и кое-что другое. Она смотрела на него с таким доверием, что у него защемило сердце.