Текст книги "Рассеивая сумрак. Раб и меч"

На все эти вопросы Нуска отвечал с лёгкостью, но вдруг тот самый ребёнок, в котором лекарь чувствовал дэ, поднялся с места и спросил:

– Я слышал, что Кнон не подписывал договор с Дарвелем. Что между Кноном и Дарвелем шла война, а кнонцы проиграли. Что вы чувствовали, когда вашу страну захватили?

Нуска нахмурился. Пускай он был не из Кнона, а из Скидана, но что-то внутри него шевельнулось, а в районе груди зажёгся огонёк.

Но Нуске пришлось подобрать такой ответ, чтобы не опорочить Дарвель и не соврать своим ученикам. Он ответил вопросом на вопрос:

– А что бы чувствовал ты, если бы в твой дом пробрались воры и сожгли его?

Ученик замялся. Он ожидал прямого ответа, но, словно что-то поняв, кивнул и сел на своё место.

– Ученики, занятие окончено. Жду вас в следующие выходные в тот же час. Потренируйтесь дома в начертании «сигмы». Можете писать букву на песке или известняком на дощечках.

– Дорогой учитель, до свидания! Пусть Энлиль и Нинлиль благословят вас! – хором наперебой отвечали дети, а затем принялись собираться по домам.

Однако Нуска придержал за плечо мальчишку, который задал ему самый сложный вопрос. Тот повиновался и замер.

– Ученик, как тебя зовут?

– Эмилий, учитель.

Нуска дождался, пока остальные ученики уйдут, а затем тихо заговорил:

– Ты ведь чувствуешь дэ, не так ли? Позволишь коснуться твоего запястья?

Эмилий уставился на Нуску во все глаза и поджал обветренные губы. На нём было поношенное тряпьё, коленки и босые ступни разбиты. Лекарь сразу прикинул, что мальчишка может быть из потомков рабов.

– У-учитель… вы же никому не расскажете? – испуганно пробормотал он, а его серые глаза расширились.

– Никому не скажу. Я хочу, чтобы ты знал правду о самом себе.

Эмилий кивнул и протянул свою руку. Нуска коснулся запястья, почувствовал под своими пальцами быстрый пульс мальчика, а затем и еле ощутимую дэ. Улыбнувшись, он с радостью в голосе сообщил Эмилию:

– Ты карборец. Твои каналы очень слабы, но ты можешь развить их. Из всех учеников ты единственный…

– Меня отправят в рудники, да, учитель?..

Нуска опешил и сглотнул. Он отпустил руку ученика, его взгляд потяжелел. В Скидане любой мальчишка был бы счастлив узнать, что он – сурии, но здесь…

– Никому не говори. Однако если твои силы будут расти, то другие сурии смогут это почувствовать. Если это случится, уходи из Керина. В Сонии есть много деревень, где сурии могут жить в своё удовольствие.

Мальчишка внимательно слушал, а затем подошёл к учителю, обнял и повис на нём.

– Спасибо, дорогой учитель! Пусть Энлиль и Нинлиль направляют ваш путь!

После этого мальчик удрал, а Нуска остался наедине со своими противоречивыми чувствами. Вероятно, его труд был напрасен, и ни у одного из этих детей не будет возможности когда-либо забыться за чтением книги…

– Вы закончили, Нуска?

Так же внезапно, как и пропал, появился Риннэ. Нуска вздрогнул. Осклабившись и бросив недовольный взгляд на этого «юношу», он процедил:

– Тебя учили манерам?! Ты можешь хотя бы делать вид, что заходишь и выходишь через двери, как нормальные люди?!

– Мне это ни к чему, – покачал головой Риннэ, уставившись на Нуску спокойными агатовыми глазами. – Прогуляемся?

Жар звезды угасал. День незаметно перетекал в вечер, а морской бриз и запах соли умиротворяли. Нуска и Риннэ прогуливались вдоль берега моря по песку, а чайки с криками проносились над их головами и зависали в воздухе, балансируя на ветру. Наступил отлив, а потому птицы жадно клевали раковины на берегу, а затем дрались за сочную мякоть моллюсков.

Нуска ощущал странную тоску и пустоту в груди, когда шум волн, крики чаек, свист ветра соединялись в его голове в единую мелодию. Он шёл медленнее, чем обычно, практически тащил себя, пока вдруг не остановился.

– Я планировал наведаться сегодня в термы. Не будем заходить слишком далеко, давай повернём назад, – предложил он.

Развернувшись, Нуска тут же побрёл по собственным следам к городу. Однако Риннэ не пошёл за ним.

– Нуска, вы не скучаете по Скидану?

Нуска же просто вздохнул. Он знал, что Риннэ не просто так позвал его прогуляться. У этого создания были свои планы на него.

Лекарь тоже остановился и встал лицом к морю. Волны накатывали на берег, желая лизнуть ноги хаванца, а ветер бил в лицо. На западе заходила звезда, а Нуска наблюдал, как красный шар тонет в море, разделявшем Сонию и Скидан.

– Иногда мне делается тоскливо, а дыра в моей груди словно становится больше с каждым годом, – откровенно сказал Нуска. Он не видел никакого смысла врать бессмертному созданию. – Обычаи сонийцев чужды мне. Я никогда не смогу к ним привыкнуть.

Риннэ подошёл ближе и коснулся плеча лекаря, словно желая поддержать. Он спросил:

– Как много вы помните о своей жизни в Скидане?

– Я помню своё детство. Помню покойных отца и мать. Обрывками помню учителя Минхэ. Помню своего названого брата Вьена. Возможно, сейчас… Я бы хотел знать, жив он или мёртв. Отослав меня сюда, он предал доверие Дарвеля и Тиамы. Я понял это спустя пару лет, проведённых тут, когда моя память перестала напоминать решето, а хотя бы сложилась в подобие испорченной фрески. Отправляя меня сюда, он рисковал своей жизнью.

– Тогда мы могли бы отправиться на его поиски.

Нуска с улыбкой покачал головой и стремительно отвернулся. Звезда ослепила его, белые пятна замельтешили в глазах. Он смотрел в песок, погружал в него свои сандалии, пальцы ног.

– Я не смогу отыскать его. Каждый раз это он находил меня, а не наоборот. Я никогда не знал и даже не интересовался тем, где он и как его дела. Я не задумывался, о чём он думает и что таится за его улыбкой. Я не хотел ничего знать, а моё неведение дарило спокойный сон. Мне так нравилось делить окружающих меня людей на врагов и друзей, повинуясь своим чувствам… Сейчас я понимаю, что это неправильно. Он напоминал мне о моём прошлом, напоминал о том, что каждый человек смертен, что жестокость – это неотъемлемая часть борьбы за жизнь. А я… не хотел в это верить.

Риннэ тенью скользнул вперёд, и пальцы тёмного создания накрыли влажную щеку лекаря.

– Вы сказали так много, а ваше сердце переполнено сожалением. Если вы не дадите чувствам выход, они погубят вас. Ваша жизнь безопасна и спокойна, но несчастна. Вы должны сами решиться на новый шаг. Я не смею больше настаивать и заставлять вас.

Нуска подавил дрожь в теле. По его щекам текли нежданные слёзы, а в груди разрасталась такая тоска, что он был готов утопиться в этом необъятном море, с головой уйти под воду, позволив волнам сожрать своё тело и опустошённое сердце. Нуска схватился за ладонь Риннэ, закрыл ей своё лицо и, глотая слёзы, кривя губы, хрипло пробормотал:

– Риннэ, если я найду способ покинуть Сонию, я последую за тобой. Кошмары изводят меня каждую ночь, видения мучают наяву, а мысли, как падальщики, пожирают моё нутро. Я устал жить под тремя личинами одновременно и ни под одной из них не находить успокоения.

– Я буду ждать столько, сколько потребуется, Нуска, – коротко отозвался Риннэ.

Касания его пальцев были неосязаемы, но вскоре Нуска действительно почувствовал себя лучше. Утерев лицо, он сослался на то, что ему нужно успеть в термы до закрытия.

– Скоро даже ты начнёшь морщиться от запаха моих ног, – со смешком отмахнулся Нуска и пошёл к городу. Обернувшись на половине пути, он заметил, как его ворон догнал удаляющуюся фигуру Риннэ и сел к нему на плечо. Нуска с удивлением отметил, что в сгущающихся сумерках Риннэ и ворон слились в одно пятно, словно были единым целым.

Глава 95
Размер платы устанавливает лекарь

Нуска вальяжно расселся на табурете перед входом в свой дом.

Выглядело это на редкость забавно: статный лекарь с копной собранных в аккуратный хвост белоснежных волос, в белых начищенных одеяниях сидел у деревянной развалюхи на табурете самого ненадёжного вида.

Ещё смешнее становилось, если взглянуть на выстроившуюся в линию толпу, которая шумела и по очереди падала этому лекарю в ноги.

Риннэ, будучи даже тёмным созданием, не имеющим ничего общего с человеком, был готов покатиться со смеху, настолько эта сцена выглядела несуразной.

Если ты востребованный и талантливый лекарь, к которому выстраивается очередь, разве твоим домом не должны быть хоромы, а твои приёмы проходить в специально отведённом месте? Да и если ты выглядишь подобно бессмертному духу, то почему не удосужишься купить стул покрасивее, чтобы не походить на попрошайку у дверей храма?!

Но, вероятно, логика происходящего не укладывалась в голове только у Риннэ, ведь все остальные с совершенно серьёзными лицами падали Нуске в ноги, готовые расцеловать его ступни и вычистить языком сандалии.

Вот, растолкав бедняков, к Нуске подошёл патриций в окружении двух плебеев. Тога патриция была красного цвета, кожа бела, а тело блестело после похода в термы и обтирания маслом. Пахло от него нежным жасминовым маслом, а белокурые короткие волосы лежали бараньими завитками на макушке.

– У… уважаемый лекарь! – осторожно подбирая слова, обратился патриций, приложив ладонь к груди. Он был красив, а его нос вырисовывал такую ровную линию, что многие девы, выглядывая из окон домов, наверняка вздыхали, а потом видели во снах эти аккуратные ноздри и высокую переносицу. – Вы просили меня подойти на этой неделе, чтобы удостовериться, что моя пятка заживает как следует… Мой батюшка волнуется, что эта травма помешает мне в грядущих спортивных игрищах.

– Да? Дайте-ка взглянуть, – махнув рукой, с совершенно серьёзным видом промолвил Нуска. Он протянул руку, а смущённый патриций развернулся к нему спиной, вытянул ногу и уложил на ладонь лекаря свою стопу пяткой вверх.

– Ну… ну как?! – после минутного молчания уточнил больной, устав балансировать на одной ноге. Его коленка предательски подгибалась.

Риннэ, который наблюдал за развернувшийся сценой, скрывшись в тени дома, фыркнул. На пятке патриция розовым пятном выделялась мозоль.

– Стало лучше, – снова кивнул Нуска, а затем выпустил лодыжку из хватки.

Однако патриций остался недоволен ответом лекаря и, встав на обе ноги, воскликнул:

– Но сандалии всё ещё причиняют мне ужасную боль!

Нуска закивал, с умным видом почесал подбородок и ответил:

– Тогда записывайте.

Плебеи, что сопровождали знатного господина, тут же достали из своих котомок пергаменты, попадали на землю и, откупорив склянки с чернилами, обмакнули в них перья, чтобы запечатлеть важные указания лекаря.

– Для проявления моей силы мне нужно три кувшина вина.

Плебеи, покивав, записали, приговаривая:

– Точно-точно.

– …а также ветвь винограда с самыми спелыми плодами в Керине.

Плебеи вывели строчки на своих пергаментах.

– Принесём-принесём.

– И звёздный камень! – повысив голос, добавил Нуска.

Плебеи, неправильно понявшие тон лекаря, подняли на него глаза и продолжили активно кивать.

– Полно вам, возьмём из приданого жены нашего господина.

– Tha`re, вы серьёзно?! – застонал Нуска и попытался откинуться на спинку своего стула, но… у табурета её не было, а потому он чуть не повалился наземь, тем самым выставив на посмешище и себя. Кашлянув в кулак, Нуска вновь вернул себе серьёзное выражение лица, после чего сказал:

– Жду вас через семь дней с необходимыми ингредиентами.

Патриций выглядел напряжённым. Он хмурился, чесал свою гладко выбритую щёку и тёр шею. Но Нуска знал, что до спортивных игрищ ещё минимум месяц, а потому у патриция не было причин возмущаться. Тот действительно только вздохнул и, махнув рукой своим подчинённым, стал удаляться к колеснице, примостившейся на краю дороги. Плебеи, свернув пергаменты в свитки, поклонились Нуске и побежали догонять своего господина.

Нуска только поморщился и сразу же переключил своё внимание на других больных.

Старуха пришла к нему с сильной ломотой в костях и помутнением в глазах. Нуске хватило минуты и нескольких касаний, чтобы исцелить её. Она только охнула:

– Уважаемый лекарь, неужели моя слепота и старые кости – меньшая напасть, чем болезнь того господина?!

Нуска махнул рукой и отвёл взгляд:

– Не думайте об этом.

Старуха попыталась дать лекарю серебряный денарий[6]6
  Денарий – сумма, равная десяти серебряным в Скидане. На эти деньги можно купить мешок крупы или выпить в таверне.


[Закрыть], но он решительно отказался и, потеряв к старухе всякий интерес, громко сказал:

– Следующий.

Больные полезли вперёд, отпихнув немощную женщину. Та не смогла сделать ничего другого, кроме как отойти в сторону и, упав на колени, воскликнуть:

– Да храни вас святые Энлиль и Нинлиль!

Риннэ, который всё это время следил за происходящим, нахмурился. Увидев с другой стороны от дома Оанна, он подозвал его к себе.

Оанн отвлёкся от своего дела: всё это время он старательно оттирал в глубоком глиняном тазу одежды. Риннэ спросил:

– Почему бы не отнести одежду в прачечную? У вас нет на это денег?

– Думаю, Нуске бы почистили за бесплатно и нижнее бельё… Но ему не нравится сам процесс чистки в Сонии. Он заставляет меня варить мыло из золы по одному из скиданских рецептов.

– Что же это за процесс? – удивился Риннэ.

– Сонийцы добавляют в чаны с водой мочу и топчут в них одежду ногами…

Риннэ улыбнулся и перешёл к делу:

– Нуска действительно не берёт денег за излечение больных?

Оанн тяжко вздохнул. Видимо, для него это была больная тема.

– Не берёт! Он считает, что пока у нас хватает денег на хлеб, мы не имеем никакого права обирать местных бедняков. Но он и с патрициев не берёт ничего, кроме предметов, которые необходимы ему для исследований, и вина…

– Какие исследования проводит Нуска?

– Сейчас он изучает разные варианты вывода наркотика из крови. Но с того самого момента, как он оказался в Сонии, он также изучает тёмную энергию, методы её сдерживания, а также перегрузку дэ в каналах.

– Разве подобные знания необходимы в Сонии?

– Нет. Подземных источников чистой дэ на этом полуострове очень мало, а между Сонией и Скиданом пролегает Глухое море. Это место, где дэ нет. Сонийцы очень слабые сурии.

Риннэ хотел задать ещё один вопрос, но Оанн быстро вернулся к работе. Его золотистые волосы сверкали в лучах звезды, но глаза, казалось, потухли. Оанн уселся на табурет и продолжил натирать белые одежды своего господина куском мыла, макая тряпьё в таз с водой.

Риннэ же был не так сильно заинтересован в Оанне, а потому вернулся к наблюдению за Нуской.

Однако в который раз Риннэ был удивлён. За эти несколько минут… половина больных разошлась по домам. Нуска словно видел, какие части тела больного нездоровы, и сразу же приступал к делу, не вслушиваясь в жалобы. Исцелённые бедняки и торговцы средней руки желали Нуске процветания и быстро удалялись. Среди собравшихся были и патриции, но, видимо, уже умудрённые опытом. Они старались не выделяться на фоне бедняков и, подойдя к Нуске, коротко обрисовывали ему свою проблему, а затем благодарили.

Тех же патрициев, которые обращались к нему неуважительно или распихивали собравшихся в очереди, Нуска унижал. Сначала он выставлял их на посмешище, а затем отправлял искать невиданные камни, перья и шерсть изменённых дэ существ. А также много-много кувшинов вина.

Патриции бранились, но ничего поделать не могли: таково было желание единственного лекаря в Сонии, который мог лечить касанием своей руки.

Утро перетекло в день, и, когда пекло стало совсем невыносимым, Нуска наконец разобрался с посетителями. Последнему из них, старику с больным сердцем, он был вынужден дать советы:

– Я мало чем могу помочь тебе сейчас. Но если ты будешь пить эти травы и настои, а также придерживаться диеты, то проживёшь дольше.

Старик выглядел опечаленным и, ничего не сказав, отправился к городу.

Нуска устало вздохнул, утёр вспотевший лоб рукой и уже намеревался отправиться в дом, когда на дороге показалось ещё несколько посетителей.

Лекарь, нахмурившись, встал. Его плечи напряглись, а глаза, не моргая, следили за приближением четырёх патрициев в красном.

Из-за угла выскочил Оанн. Подёргав своего господина за рукав, он попытался привести его в чувство:

– Господин, я знаю, что они оскорбили вас в питейной, но вы не можете применять против них силу! Прошу вас, держите себя в руках! Да, они противны вам, но вы не можете переучить их… Их растили такими, их так воспитывали. Такое общество в Сонии.

Но Нуска уже походил на вздыбившего шерсть кота, который не просто пытался отпугнуть опасных хищников, но и был готов броситься в бой. Видимо, когда эти патриции вступили на территорию Нуски, в его голове что-то переклинило. Одним своим видом он демонстрировал готовность драться.

Когда патриции наконец поднялись на холм, их дыхание совсем сбилось. Самый знатный средь них был красен и лицом, и одеждами, но тут же завопил:

– Эй ты! Я только что слышал, что ты назначил Луцию личный приём! Значит, срамные болячки других патрициев ты согласен лечить, а мои – нет?!

– Просто другие патриции воспитывались не в хлеву и знают хорошему лекарю цену, – сухо ответил Нуска, но Риннэ слышал, как стиснулись его челюсти, а зубы скрипнули.

Нежданные гости приближались. Словно лишённые чувства страха, они уверенно шли по направлению к Нуске. Оанн снова повис на своём господине, но… вдруг вмешался Риннэ. Стальной хваткой он вцепился в плечо полукровки и уволок его к дому. Оанн попытался освободиться, но на его плече словно капкан сомкнулся. И чем сильнее он рыпался, тем сильнее сжимались нечеловеческие пальцы.

Оанн охнул и взмолился:

– Риннэ, вы не понимаете! Риннэ, я должен вмешаться!

– Нет. Я хочу посмотреть, что будет дальше. Дай своему господину выпустить пар. Он оправданно зол. Если ты не дашь ему ненавидеть других, срывать злость на своих врагах, то однажды он начнёт делать это по отношению к себе.

Оанн, которому только-только должно было исполниться девятнадцать лет, уставился на Риннэ глупыми и круглыми глазами. Он совершенно не понимал то, о чём говорило это создание, но дёргаться отчего-то перестал.

– Я не буду вас лечить. Покиньте мой дом, – угрожающе низким тоном заговорил Нуска. Его зрачки вновь были красными, считывая каждое возможное движение противников.

– Ни за что! Ты хоть знаешь, какие боли я испытываю?! Я не могу возлежать ни с одной женщиной! Они отказываются! А с теми, которые не могут мне отказать, ничего не выходит! С каждым днём становится хуже и хуже, а ведь у меня нет ни одного наследника! Я умру бездетным! – вопил патриций, размахивая руками. Его мягкие руки колыхались от резких движений, что забавляло Нуску.

– Значит, таково провидение Энлиль и Нинлиль. Вдруг ты подобен тому несчастному из сонийских пьес, которому было суждено пасть от руки собственного сына?

– Не мели чепуху! Во всех храмах пророки сулили мне славное и счастливое будущее, а также десяток детей!

– Ошиблись, – с усмешкой заключил Нуска, опустив взгляд на пояс патриция. – Уже очень скоро никаких детей тебе не видать.

– Скот! Исчадие бездны! Никакой ты не лекарь, ты – утукку в человеческом теле! – патриций разразился очередным гневным воплем, а затем обнажил короткий клинок, который прятал под тогой, и бросился на Нуску. Спутники больного патриция переглянулись, а затем попытались остановить безумного, но было поздно.

Патриций подлетел к Нуске, но… лекарь исчез без следа. Нет, правильнее было сказать, что он был так быстр, что ни один из наблюдавших эту картину не смог уследить за его движениями.

Нуска со смешком бросил:

– Так и быть. Но с патрициев, подобных тебе, я беру плату.

Со звериным оскалом Нуска смотрел на отлитые из золота огромные квадратные серьги в ушах патриция. Они покачивались, сверкая в лучах звезды. И когда патриций подскочил к нему с обнажённым клинком, Нуска быстрым движением сорвал серьгу, разодрав мочку, а затем отступил на шаг, уворачиваясь от занесённого клинка.

Раздался вопль. Патриций повалился на землю, уронил свой клинок. Он верещал, как свинья на заклании, и хватался за своё окровавленное ухо.

– Я натравлю на тебя всю знать!!! Всю знать Сонии! Тварь! Шлюший лекарь! – ревел он, пытаясь склеить порванную мочку пальцами.

Но Нуска, изогнув бровь, усмехнулся, а затем его лицо искривилось. Он сделал шаг вперёд и наступил ногой на пах патриция. Тот орал, плакал, молил Нуску остановиться, однако под ногой лекаря в какой-то момент возникло свечение.

Нуска таким извращённым способом действительно излечил патриция. Тот замолчал, глотая слёзы, однако лекарь уже потерял всякий интерес к происходящему. Он пнул патриция в бок, заставив его прокатиться по земле. Спутники тут же окружили стенающего патриция, а затем помогли ему подняться.

С совершенно пустым выражением лица Нуска отвернулся от этой горстки господ и пошёл к дому, подбрасывая окровавленную серьгу в руке.

– Я забираю это в качестве оплаты. Выметайтесь, иначе мне придётся повысить стоимость моих услуг в зависимости от затраченного на вас времени.

Патриции поползли вниз с холма, к городу, а Нуска пошёл к дому. Уже в дверях он бросил серьгу застывшему в ужасе Оанну. Полукровка поймал украшение на лету и уставился на своего господина.

– Отмой это и заложи в Керине. Средства передай на развитие плебейской школы. Её патрону лично в руки.

Оанн закивал, а Нуска, отворив дверь, напоследок поморщился и брезгливо тряхнул рукой.

– Ненавижу кровь, – прошипел он и скрылся в доме.