Текст книги "В горячее время холодной войны. Москва 1967—68. Воспоминания американского разведчика"

В горячее время холодной войны. Москва 1967—68
Воспоминания американского разведчика
Сэм Уоррен

© Сэм Уоррен, 2016

© Boris Seaweed, перевод, 2016

ISBN 978-5-4483-2249-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Зима, 1967

И вот, находясь высоко в небе на борту авиалайнера Finnish Airlines, я пересекаю финско-советскую границу. Далеко внизу раскинулась покрытая снегом, белая малообжитая местность. Что будет с нами, если самолет потерпит аварию? Что здесь делаю я – простой парень из Канзаса, 26-ти лет отроду, меннонит по вероисповеданию, летящий над вражеской территорией. За все семь лет службы в Армии США я ни разу не встречался лицом к лицу ни с кем из врагов моей страны – и вот теперь я здесь и собираюсь жить среди них. Как все это случилось? Время оглянуться назад.

Вашингтон, округ Колумбия

В 1962 году я служил в Национальном армейском медицинском центре им. Уолтера Рида в Вашингтоне. Там я видел много интересных людей, таких как президенты Эйзенхауэр, Кеннеди и Джонсон. Также я присутствовал на похоронах генерала Макартура. В ночь, когда он умер, я дежурил в регистратуре – поэтому был приглашен. Он выглядел просто высохшим стариком. Позже, в Калифорнии, я как-то обменялся рукопожатием с президентом Никсоном. Хотя впоследствии руки все же помыл. Но это другая история.

Я был штаб-сержантом и отвечал за сбор данных для кадровиков, занимавшихся вопросами продвижения по службе персонала госпиталя. Мне помогал рядовой 1 класса. Это была очень нудная работа. Нам приходилось разбирать карточки 7,5 х 12,5 см с данными на всех военнослужащих медицинского центра, а затем под копирку распечатывать в девяти экземплярах списки тех, кто имел право на повышение. Все это происходило в «докомпьютерную эпоху» и было очень утомительно. Сегодняшняя молодежь не понимает, каково было жить в те «мрачные века» технической древности.

Мой приятель работал в Отделе электронной обработки данных, где сортировал данные, используя перфокарты. Я подумал, что этот метод идеально подошел бы для моей работы, поэтому предложил своему шефу всю информацию для продвижения по службе разместить на перфокартах. Но моя идея была отвергнута.

Все же я уговорил своего приятеля научить меня пользоваться клавишным перфоратором и свободное от службы время проводил за переносом информации из картотеки на перфокарты. После этого работа, обычно занимавшая три дня, стала занимать всего несколько часов. Теперь проблемой стала скука. Что мне было делать с освободившимся временем?

Я начал посещать вечерние курсы в Университете штата Мэриленд и предпринимал четырехдневные путешествия на самолетах военной авиации во время уик-эндов. Военнослужащие имеют возможность сесть на попутный борт при наличии свободных мест. Мой приятель из строевого отдела устраивал дело так, что, когда мне было нужно, я получал документы на два дня отпуска и на выходные. Я не знал точно, куда планировались авиарейсы, но мне было все равно. Я побывал на Бермудских островах, в Майами, Лос-Анджелесе, Уичито и даже в Сан-Диего. Также через мои руки проходили рапорты о направлении на учебу на специальные курсы. Я подавал заявления в разные места, включая компьютерные курсы и курсы подготовки специалистов военных атташатов для работы в посольствах. Не ожидал, что попаду хотя бы на одни, но получил приглашения от обоих.

Что делать? Какие курсы выбрать? Две различные карьеры. Работа в посольстве в Разведывательном управлении Министерства обороны (РУМО) казалась более интересной, поэтому я выбрал ее и начал посещать разведшколу по линии Госдепартамента и Военно-морской разведки. Не знаю, почему это была военно-морская, а не армейская разведка. Моя подготовка была направлена больше на администрирование, чем на искусство шпионажа.

Хотя смешение в быту военнослужащих различного уровня не поощрялось правилами, я жил с двумя лейтенантами. Наш дом находился вблизи перекрестка трех улиц, в тупике с максимально допустимой продолжительностью стоянки 72 часа. Дом принадлежал пожилой еврейской чете, которая большую часть времени проводила во Флориде. У нашей хозяйки была собственная комната в доме, и она время от времени наведывалась, чтобы проверить, как обстоят дела. Это была милая дама, говорившая с сильным еврейским акцентом. Иногда она готовила для нас еврейские блюда.

Однажды произошла странная вещь. Около нашего перекрестка припарковался автофургон; его задняя часть оказалась повернутой в сторону нашего дома. Это была потрепанная машина со щелью в шторке за задним стеклом, обращенной прямо на наши окна. Она оставалась здесь целую неделю без парковочного билета, поэтому мы были осторожны в словах и поступках. Очевидно, тот, кому принадлежал этот автофургон, был не очень искусен.

Однажды во время лекции в разведшколе Госдепартамента лектор сказал нам: «Думаю, вы читали о девяти гомосексуалистах, выявленных в нашем министерстве. Не волнуйтесь – мы вычислили их всех». Меня беспокоило предстоящее собеседование, которое должно было пройти с участием психиатра. Но на нем мне задавались обычные вопросы, такие как «не ненавидите ли вы свою мать?», «любите ли вы девушек?» и т. п. В конце собеседования психиатр признался мне, что, в действительности, не может сказать, кто гомосексуалист, а кто нет. Он мог опираться только на наши ответы. Я боялся того, что, возможно, мне придется пройти тест на детекторе лжи. Но этого не случилось.

Чтобы подходить для выбранной мною работы, нужно было быть старше 25 лет, не иметь запутанных финансовых проблем и быть холостяком. Мне сказали, что РУМО могло выбрать меня потому, что я гей и никакая Мата Хари не смогла бы меня соблазнить. Но в те дни, чтобы скрыть свой секрет, мне приходилось быть очень осторожным.

Мне также пришлось продать два дома, купленные в инвестиционных целях и сдававшиеся внаем. Один из домов представлял собой полудуплекс в смешанном в расовом отношении районе. Когда я впервые купил этот дом, район, в основном, принадлежал «белокожему сброду». Вся улица представляла собой бардак, с автомобилями на колодах и сломанными холодильниками у входных дверей. Когда-то я подрабатывал агентом по недвижимости и имел лицензию. Поэтому я продал дом самому себе за 13000 долларов и при этом сэкономил 3000 долларов комиссии. Когда я приехал сюда позже, вся улица, дома на которой теперь принадлежали только афроамериканцам (как их теперь называют в целях политкорректности), была безукоризненно опрятной. Я продал дом семье, которая арендовала его у меня.

Разведшкола

В разведшколе я изучал различные вещи. Поскольку я собирался быть лишь секретарем Джеймса Бонда, а не полевым агентом, курс носил весьма общий характер – нечто типа обзора. Я узнал, как взламываются сейфы и хранилища. К своему удивлению я узнал, что большие сейфы зачастую вскрываются легче, чем маленькие. Сам по себе большой размер сейфа не означает, что вскрыть его труднее. Я узнал все о подслушивании и как можно подслушать разговор через вибрирующее оконное стекло. Конечно, тогда в 60-х мы не были столь искушенными как сейчас, но все же были гораздо более продвинутыми, чем простые обыватели.

Я узнал некоторые шпионские истории – такие как история о большом, изготовленном из дерева гербе США с орлом на нем, подаренном нашему послу Профсоюзом работников деревообрабатывающей промышленности СССР. В герб был встроен микрофон. Русские думали, что мы никогда не обнаружим микрофон, поскольку для того, чтобы его найти, нужно было сломать орла, который представлял собой настоящее произведение искусства. Этот герб провисел над рабочим столом посла до тех пор, пока мы каким-то образом не узнали о спрятанном в нем секрете.

После возвращения из России я получил назначение в Форт Левенуэрт в Канзасе. Нет, у меня не было ничего общего с находящейся там знаменитой тюрьмой. Находясь там на военной базе, я прослушал расширенный курс истории в Университете штата Канзас. В своей курсовой работе я писал о подлинных шпионских историях времен Второй мировой войны. Военный колледж США тоже находился в Форте Левенуэрт, и я пользовался его обширной библиотекой, чтобы получить информацию о шпионских историях. Многие из этих подлинных историй были гораздо более захватывающими, чем те, что показывают по телевизору.

Сначала мне сказали, что буду назначен в Таиланд. Но я начал сомневаться в этом, когда получал свое вещевое довольствие. Оно включало шерстяные костюмы, одежду для официальных мероприятий, тяжелые теплые пальто, обувь, перчатки и все такое. У меня были костюмы, пошитые на заказ в компании Sears Roebuck, а вместо смокинга я выбрал черный костюм, который мог использовать во время официальных мероприятий с широким фрачным поясом – камербандом. Когда я спросил, не ошиблись ли они с зимней одеждой, мне сказали, что я еду в Москву. Вау! Сейчас это может показаться ерундой, но тогда в разгаре была холодная война.

Финляндия

По пути в Москву я в середине зимы на несколько дней остановился в Хельсинки. Вы думаете, здесь у нас холодно? К счастью, у меня с собой была вся зимняя одежда, выданная армией. Утомившись, я вошел в один местный паб, чтобы выпить пива. До сих пор помню разговор, завязавшийся с одним финским студентом, ни слова не говорившим по-английски. Я, конечно, ни слова не знал по-фински. Но, чем больше пива мы поглощали, тем лучше могли объясняться. Не знаю, как это у нас получалось, но мы использовали язык жестов, мимику и рисунки на салфетках.

Отправившись завтракать на следующее утро, я заметил, что посетители ели целые яйца, стоявшие в специальных чашечках. Они обстукивали яйцо ножом, снимали его верх, а потом вычерпывали внутреннюю часть ложечкой. Думаю, наш способ гораздо более рационален: мы разбиваем яйцо, а потом жарим его без скорлупы.

Я сходил в музей, где осмотрел экспозицию о викингах – с двумя откопанными старинными кораблями и одним новым, недавно построенным. Сегодня финны более дружелюбны, чем в те мрачные века. Забавно, что некоторые из самых злобных в прошлом народов ныне стали самыми мирными. Может быть, и мы, американцы, когда-нибудь научимся быть более мирными.

Добро пожаловать в Москву

Мы приземлились в Международном аэропорту Шереметьево в нескольких милях от Москвы. Два человека из посольства ожидали меня, чтобы встретить и избавить от всей пограничной волокиты. Большая часть моего багажа прибывала позже по дипломатическим каналам, но тот багаж, который я вез с собой, был помещен в «Плимут Универсал», и русский сотрудник посольства повез меня и встречающих в город по двухполосному шоссе. Что показалось мне интересным, так это попадавшиеся по дороге старые бревенчатые дома, в которых некоторые небогатые люди живут и сегодня.

В городе я заметил, что большая часть зданий выглядела одинаковыми. Они имели защитные навесы над входами в подъезды. Мне сказали, что причиной этого было то, что зимы часто были такими холодными, а качество строительства таким низким, что со стен зданий часто падали кирпичи и убивали людей. Я видел место, где кирпич пробил защитный навес. Надеюсь, что никто не пострадал. Все здания были выкрашены в одинаковый цвет, кроме некоторых на окраине города, где их начинали перекрашивать. Вы можете представить себе Сан-Диего, в котором половина зданий имела бы одинаковый цвет? Должно быть, они здорово заработали на экономии краски.

Интенсивного движения не было, так как в то время средний русский не мог позволить себе купить машину. Хотя был уже 1967 год, многие из машин на улице были «освобождены» из Германии после Второй мировой войны. Как и сегодня на Кубе, они поддерживались на ходу независимо от того, сколько это стоило. Существовали подпольные ремонтные мастерские и места, где можно было достать запчасти. Коммунисты производили лишь две модели автомобилей. Самой дешевой была «Волга», которая выглядела как 1940 Dodge, но была гораздо короче. Другой моделью был «ЗИЛ». Это была роскошная машина, в которой ездили начальники. СССР целиком слизал ее с Packard. Единственным отличием от Packard был логотип впереди.

Посольство США

Комплекс посольства США находился недалеко от центра города. Главным был 10-этажный корпус, два верхних этажа которого были отведены для работы разведчиков. Здесь мне и предстояло трудиться. После прибытия мне устроили экскурсию по посольству. У главного корпуса было два крыла. Нижние этажи представляли собой офисы, а выше жили дипломаты.

На верхнем этаже в правом крыле здания были помещения, где размещались охранявшие посольство морские пехотинцы. Похоже, что для посольства отбирали самых симпатичных ребят. В их помещениях был целый бар, подаренный издательством Playboy. Здесь действовала система самообслуживания, основанная на доверии. Каждый делал отметки в картотеке о каждом выпитом им напитке и в день выдачи денежного довольствия рассчитывался. Я подружился со многими из морпехов и был принят в почетные члены их клуба. При этом на меня завели персональную карточку в картотеке. В этом баре я провел немало приятных вечеров, поскольку смотреть по телевизору было практически нечего.

За главным зданием располагался гараж. Здесь были машины трех типов: «Кадиллак Лимо» для посла, несколько «Плимутов Универсалов» и парочка «Волг» российского производства. «Волги» предназначались для дипломатов, когда они отправлялись в дальние поездки. Эти машины не выделялись из основной массы на дороге, и их можно было легко починить. За «Плимутами» были закреплены русские водители. Поскольку «недипломаты» не обладали полной дипломатической неприкосновенностью, когда мы хотели куда-нибудь ехать, нас возили эти шоферы. Просто нужно было позвонить в посольство, вызвать машину, и она в считанные минуты была у дверей. Наши водители делали вид, что не понимают по-английски, но на самом деле все были агентами КГБ.

Издательский дом Playboy присылал нам бесплатные журналы Playboy, и однажды я показал один из них нашему водителю. Он сказал, что, по его мнению, девушки были слишком костлявыми. «Нам, русским, нравятся наши женщины, у которых на костях кое-что имеется», – сказал он. В наши дни отличить русскую женщину от западной практически невозможно.

В левой части двора находились продовольственный магазин и ресторан, которым управляла супружеская пара из Германии. Завтрак и ужин мы готовили дома, но обедали в этом ресторане. Пища была хорошей и недорогой, но им никогда не удавалось приготовить приличный гамбургер. Они использовали булочки домашнего приготовления, которые просто не могли соперничать с нашими американскими булочками для гамбургера.

В магазине мы могли купить американское пиво и русскую водку. Водка стоила всего 50 центов за литр. Неудивительно, что у русских так высок уровень алкоголизма. Мой приятель из другого посольства выменял у меня упаковку пива Budweiser за упаковку Heineken. Время от времени наш посольский самолет летал в Норвегию для пополнения запасов. Однажды меня отправили на нем, чтобы помочь снабженцам.

Посол с семьей жил в роскошном особняке поодаль от посольства. Там он развлекал важных иностранных и отечественных персон. Мне удалось повидать это всего пару раз. Один раз я был там, когда знаменитый американский джазовый музыкант давал специальный концерт для сотрудников посольства. Я запомнил это, потому что кто-то из дипломатов наклонился ко мне и спросил: «Вы, правда, понимаете эти вещи?»

В другой раз мне поручили фотографировать иностранных дипломатов, в частности, русских генералов, во время празднования Дня Вооруженных сил США. Сразу после кино был прием. Поскольку это был День Вооруженных сил, военные атташе изо всех посольств были в своей лучшей форме. Наша форма выглядела довольно скромно по сравнению с большинством других. Помню, когда я снимал одного русского генерала, он обернулся и неприязненно посмотрел на меня. Хотелось бы мне сохранить копии некоторых сделанных тогда снимков. Мой приятель сфотографировал меня, и я, по моему мнению, в своей форме выглядел очень неплохо.

Девятый этаж

Именно на девятом этаже посольства делались все секретные дела. Хотя я имел допуск к совершенно секретным документам, на этом этаже были места, куда даже он не давал мне право входа. Мой офис представлял собой комнату внутри более обширного помещения, в котором дверь моего офиса смотрела на окна, выходившие на улицу. Моя работа заключалась в подготовке всех секретных донесений к отправке в РУМО, ЦРУ и ряд других государственных агентств. Поскольку копировальная машина тогда еще не была изобретена, несколько экземпляров под копирку печатались на пишущей машинке.

Я заметил, что на другой стороне улицы стояло здание с окнами, обращенными к окнам напротив моей двери. В этих окнах просматривалась парочка параболических антенн, направленных прямо на мою дверь. Я спросил своего босса, что это такое, и он ответил, что мне не следует беспокоиться об этом. Позже, после возвращения в Штаты, я встретился с доктором из госпиталя Джона Хопкинса. Похоже, что антенны излучали в мою сторону микроволны, и никто не сказал мне об этом. Вместо того, чтобы защитить меня от облучения, мое начальство продолжало позволять делать это и, наблюдая за моим здоровьем, узнавать, смогу ли я свалиться от рака. К счастью – я не благодарю наше великодушное правительство – этого пока не произошло. Интересно, смогу ли я получить медаль «Пурпурное сердце» (дается за ранение или потерю здоровья при выполнении обязанностей воинской службы – BS), если это когда-нибудь произойдет.

В другом помещении, куда для входа нужно было использовать код (в наши дни сканируется сетчатка глаза), хранилась масса записей и видеомагнитофон Beta VCR с большим набором пленок. Это была сравнительно новая техника, которую только что изобрели японцы. На этот магнитофон записывались радио– и ТВ-сигналы, получаемые от антенн на чердаке. В Вашингтоне, округ Колумбия, где мой брат служил в Управлении связи Министерства обороны, обслуживая телесуфлер для президента Джонсона, он записывал ТВ-программы с помощью видеомагнитофона, подаренного правительством Японии.

Однажды я сопровождал другого агента на чердак здания посольства. Это было старое здание, и внутри чердака были поддерживавшие крышу огромные деревянные балки. На чердаке было несколько антенн и большой телескоп с 35-мм камерой Leica. Я помогал фотографировать антенны на крышах всех зданий, которые были видны оттуда. Мое жилье находилось на верхнем этаже здания в другом месте. Через несколько дней и сюда притащили телескоп, чтобы сфотографировать все антенны, которые можно было видеть из окон моей квартиры.

Грязноватая история

В шпионской игре не всегда они играют против нас или наоборот. Иногда мы сами играем против себя. Однажды я посетил очень секретное помещение на своем этаже. Хотя оно находилось на секретном этаже, для того, чтобы попасть туда, нужно было набирать дверной код. Входить туда можно было, лишь руководствуясь принципом «необходимого знания» (стратегия защиты информации, в соответствии с которой пользователь получает доступ только к тем данным, которые безусловно необходимы ему для выполнения конкретной функции). Вам может показаться, что это было очень давно, поскольку тогда еще не было сканеров сетчатки глаза, которые сейчас демонстрируют в кино. В наши дни гораздо сложнее проникнуть в здание суда или попасть на борт авиалайнера.

Там я увидел полку, заставленную папками с напечатанными на ярлыках названиями городов США в алфавитном порядке. Я спросил одного из своих приятелей, которые там работали, что это за папки. Наверное, он нарушил правила, сказав мне, что это списки всех лиц в США, подозреваемых в подрывной деятельности.

Я подумал, зачем они хранят нечто подобное в посольстве в Москве. Черт побери! Как бывший секретарь Американского союза защиты гражданских свобод округа Ориндж и, возможно, как член некоторых других организаций, я, вероятно, был в одном из этих списков. Сегодня трудно быть либералом и не иметь ярлыка «розовый» (умеренный либерал – BS), полученного от какой-нибудь организации правого толка.

Я забыл обо всем этом, пока однажды не прочитал в газете, что лейтенант Армии США пожаловался на Вооруженные силы и рассказал прессе о том, как они следили за некоторыми из своих сограждан. Министерство обороны США отрицало обвинение и назвало лейтенанта лжецом. Я также читал, что сенатский Комитет по вопросам права под председательством сенатора Сэма Эрвина, расследовал эти обвинения.

Я написал сенатору и рассказал ему свою историю. Он поблагодарил меня за свидетельство и прислал мне экземпляр бюллетеня Congressional Record, где была помещена моя информация. Хотя эти папки, возможно, находились в посольстве годами, дата, когда я видел их, была указана в бюллетене и всех общенациональных газетах. Жаль, что мой вклад останется анонимным, поскольку моя фамилия никогда и нигде не упоминалась. Интересно, обновляются ли эти папки, и есть ли я в них.