Текст книги "Легенды о Шагающем камне. Курс выживания для наблюдателя"

Но самое интересное идет дальше.

Покровительство и противодействие нехороших, незримых, загадочных и темных сил – вот то, под чем осознается все, что происходит. Специалист-патопсихолог расскажет вам, какое место в восприятии страдающих психическими расстройствами больных занимает до-логическое мышление.

В Москве одно время было признаком хорошего вкуса упоминать о кощунстве людей с безусловно нерусской фамилией. Но на бумаге было бы сложно передать, с каким непроизвольно глубоким удовлетворением там было встречено падение небоскребов в Нью-Йорке, поспешно выданное за искреннее сочувствие. ТВ-обозреватель с правительственного канала на фоне столба дыма так вообще от открытого злорадства не попадал в ритм слов, бракуя уровень безопасности в самодовольных США, пока не прикусил язык и не стал тепло скорбящим – явно не без помощи своей Кормушки.

Понять их нетрудно. Убеленный сединой мизантроп с внешностью белого апостола Бин Ладен, вряд ли даже без посторонней помощи способный отыскать на карте Москву, оказал, если это действительно сделал он, ей такую страшную, просто смеющуюся над теорией вероятностей политическую услугу, которую планета забудет уже очень, очень не скоро. Теперь Москва на юге ведет не жизненно важную для ее бюджета карательную террористическую экспедицию99
  терроризм по определению: «подавление политических противников методами вооруженного насилия». Но и это, конечно, еще не все. «Вы выиграли первую войну – теперь наша очередь. Мы выиграли войну – нас много. Мы хорошие. Значит, нас нельзя победить. Хорошая конфессия наша. Значит, нас нельзя побеждать. Если мы хорошие, значит нехорошие вы. Вы нехорошие, значит должны победить мы. Чтобы ненаша конфессия была нехорошей, ее нужно победить. Поэтому хорошей конфессии больше ничего не остается, как быть всегда победившей». На языке бессознательных реакций звучит довольно бестактно, однако именно такой общий вид имеют в истории все религиозные войны и большая часть этнических конфликтов.


[Закрыть] против фантома Прибалтики, успевшей всеми правдами и неправдами выбраться из колодца одной ямы, – и не против этноса, методами каменного века рвущегося к национальной независимости и не желающего делить с Москвой национальной нефти, – но это президент п.н., первым среди первых, на огненном рубеже прогрессивного разума новой строящейся планеты и нового тысячелетия насмерть бьется с международным терроризмом. Мир давно бы уже задохнулся под натиском ваххабизма, исламского фундаментализма и всего мирового греха, не заступи им однажды путь воссиявший в ночи мракобесия Меч Истории, несомый уверенной дланью, и президент, глядящий вперед непреклонно, сжавший зубы и аккуратно причесанный. То, чем, собственно, занимаются сегодня все передовые люди и страны.

Можно заранее сказать, что сейчас между всяким возможным этносом, добивающимся национальной независимости, и Бин Ладеном Москва будет громко и не задумываясь ставить знак эквивалента, а на правительственных ТВ так или иначе, под тем или иным предлогом в отношении оппозиции будет поплавком сновать слово: «исламский». Для каких целей и то и другое, понятно. Чтобы это имело последствия.

Что самое замечательное: в Чеченской республике, как и в республиках Башкирии и Татарстане, программный референдум предполагается проводить такой, который уже заранее будет исключать суверенитет республики. Народный референдум, уже заведомо исключающий национальную независимость этноса. О Москве и русси невозможно писать без улыбки. Невооруженным глазом виден великий акт миссии исторического освобождения народа горцев от оккупантов.

Я очень многого не видел, я очень многого не хочу знать, я просто из другого поколения, но лишь глядя на все со стороны – издалека, до меня вдруг наконец дошла вся тяжелая глубина и несмываемый, не имеющий времени знаменитый запах тишины русского гулага. Вряд ли теперь что-то кто-то уже сумеет изменить в слишком уж открытой узости того мероприятия, которое за большим синим океаном известно под названием Судебного Заседания Кенгуру. Это то самое, которое так или иначе, но сопровождает контекст свежих траншей и угрюмо ждущих в отдалении тяжелых испачканных бульдозеров. Хотел бы я знать, сколько из европейских стран почтят заседание своим вниманием.

Но Нью-Йорк, Вашингтон или ООН ведь не смотрят правительственные ТВ-каналы Москвы, а если и смотрят, то предусмотрительно держа свои уши исключительно под защитой своих фильтров – чтобы не испачкаться. У них проверенный иммунитет к идеологиям, они не ее подданное население, их в последнюю очередь трогают ее обязательные плановые распоряжения и у них своя математика. И в желании не иметь с Москвой ничего общего они не торопятся обязательно видеть акт международного терроризма. Там могут себе позволить быть честным и отделять профессиональных иностранных искателей приключений от чисто уголовных стай, неизбежных в такого рода мероприятиях, вроде контингента «практикантов» московской братвы; неизбежно плодящуюся как эпидемия после каждого следующего сеанса зачисток (надо же, Москва даже и для этого сумела подобрать ничего не выражающее слово) и не желающую никакого начальства, кроме самой себя и аллаха, «художественную самодеятельность» – от собственно регулярных частей «национально-освободительного движения» республики.

И тогда Москва с уникальной в ее практике добросовестностью начинает помнить цену каждому сказанному слову.

А правительственные ТВ еще раньше получают строжайшие установки следить за языком и не допустить утечки в эфир в любом вероятном контексте четырех выражений: повстанцы, оппозиция, сопротивление и партизаны. Партизаны, как все знают, бывают лишь с достаточно московскими фамилиями1010
  от саксонского parti'san, приверженец, сторонник; узкопартийный; ист. протазан, алебарда (англ.)


[Закрыть] и служат вечной памятью и чем-то там еще о героической борьбе конкретных отцов за неизбежное скорое светлое будущее – и борются они только против поработителей – с другими фамилиями. Наступает момент, когда свое место, правда, уже не без сорванных обертонов, занимают рассуждения о некоем очередном

– межконтинентальном исламском халифате. Само упоминание «исламский» не могло не отдаться нужным откликом в сердце всякого руссиянина: это то, чего он не хочет сам. Если он еще вслух где-нибудь скажет: это то, с чем воюют где-то на юге, у него могут начаться проблемы, причем уже на официальном уровне – любое начальство понимает, что тогда очень скоро можно иметь дело со всем исламским миром, а такого уже не захочет никто в здравом уме. Поэтому Москва начинает хитрить: на юге ведется какая-то почти для всех абстрактная борьба с неким абстрактным «партизаном-террористом», но требуемый положительный отзыв теперь в населении получен.

Но уже «халифат» и остальное из той же серии не предназначались для послушного населения. Упоминание вполне конкретной империи зла, возросшей из семени оставленной без присмотра, свободной республики Ичкерии, было предназначено для ушей непробиваемых ООН и Вашингтона. У всех у них свои самые серьезные счеты к международному злу – и теперь точно того же отклика нужно было добиться от них.

Ирак, пробовавший на всех поплевывать, не выдержал даже нескольких лет выражения неудовольствия на лице ООН – Чеченская республика, с разбомбленной экономикой, выпотрошенная, стоит лишь ей дать выскользнуть из-под любящего, но строгого ока Москвы, так ни от кого и не дождавшейся благодарности, обернется трагедией для всего прогрессивного человечества.

В такие аргументы в ООН поверит лишь сам представитель Москвы и подконтрольное население, да и то только потому, что им так скажут. Президент п. н. и рад бы дать свободу инсургентам, да не позволяет элементарное чувство ответственности перед остальным мировым сообществом, глубокая обеспокоенность по поводу судеб цивилизации.

Однако чувство ответственности президента одним лишь ООН не исчерпывается. Как выясняется, оно по крайней мере включает в себя еще и республику Каганата (с чем-то еще до Территории Урала),

– которые затем будут «раскачаны» империей зла.

Правильнее было бы сказать, что они давно уже «раскачаны», и, надо думать, без участия трансцендентных империй, только президенту кажется дальновидным говорить в сослагательном наклонении.

Кто-то был или будет «раскачан» не потому, что что-то не так с окружающей реальностью, а потому что именно в том и состоят происки и задача злых сил.

Здесь и вступает еще одно, наверное, уже самое замечательное из возможных – и с самым широким спектром применения – изобретение московского правления в сфере масс-психологии. В зависимости от области употребления, его можно определить либо как политическую тотемию, либо как этническую уфологию. Чтобы попытаться уничтожить некое явление, данное явление нежелательного характера надо вначале возложить на плечи какого-то конкретного врага, который по тем или иным причинам ответить не сможет, а затем бросить все из доступных ресурсов на одно – на то, чтобы этот враг перестал существовать. Вместе с ним призвано быть несуществующим и само явление. Именно с ними господин президент п.н. лично, сам, много и успешно борется.

Интересно, что то же московское изобретение уже хорошо известно в исследованиях соотношения сознания и бессознательного в доисторических культах и культурах – как культ тотемов зла – и уже давно имеет хождение на отдельных островных поселениях. (По неким общепринятым критериям воссоздается «злой» тотем, на него возлагается образ неудовольствия по какому-то конкретному поводу и затем при скоплении народа его пускают на пепел. Но любопытно другое свойство обряда. Мероприятие в целом призвано быть продемонстрировано внешним силам, с тем, чтобы иные злые духи и силы держали себя в рамках приличий – в границах установленных норм либо в рамках определенной территории, либо и то и другое вместе. Содержание же всего предприятия состоит в следующем. Бессознательный компонент данного типа мышления, так сказать, глубоко убежден, что без точного определения и принесения «злой» жертвы невозможно купить доброе время. Знакомый с предметом знает, что дело не в простом сравнении. Стоит лишь только однажды подойти к этому месту рассуждений, уже трудно удержать себя от умозрений, что при прочих равных условиях таким злым тотемом с необходимыми заданными свойствами искупления этнические русси будут видеть нечто такое, что условно можно было бы определить как тотем «с недостаточно русской фамилией». Проекция того же самого на сознательном уровне, естественно, имела бы уже не такой рельефный вид. Понятно, что тотему именно данной категории уже абсурдно претендовать на всякое обладание привилегий не для него. Что это наглядное отступление от предмета разговора не есть отвлечение, я попробую показать ниже. Сегодня же, когда реакция пошла, судя по отдельным признакам, и готова пойти дальше, судя по воинственному Горному Алтаю, уже вряд ли кого-то сильно удивит, что другие таким «злым тотемом» все больше склонны видеть уже руссиян.)

Чтобы выглядеть последовательным хотя бы только в своих глазах, приходится касаться вещей, касаться которых не хочется и нельзя этого делать без легкого налета понятной брезгливости. Но тем, кто, надевая стерильную повязку и перчатки, стараясь не противоречить традициям диагностики, пробует себя в роли Хрониста из Галикарнасса, надлежит по крайней мере быть образцом терпеливости. Я хочу попробовать показать, что именно стояло за этимологией хорошо известного в стране п.н. эндемика козел и почему московский президент с такой искренней горячностью пытался донести его контекст через всю галерею причастных микрофонов до сознания тотально невосприимчивых чуть озадаченных американцев на сугубо дипломатическом рауте, а так же почему он не сумел этого сделать даже для послушного подданного населения, осведомленного и ко всему готового. Он и не сумел бы этого сделать, так как содержание своего бессознательного пробовал перевести на язык сознания, пользуясь условиями мраморно сияющих сводов чисто дипломатического приема, менее всего к тому пригодных, не имея к тому ни надлежащего психотерапевтического инструмента, ни действительного желания быть понятым.

Но вначале – сам контекст.

В казармах то ли партизанских соединений ополченцев, то ли регулярных частей движения Сопротивления горцев была вначале на стене среди других найдена, а затем по длинной цепи бережно передана фраза

«аллах над нами, козлы под нами». Ее позднее и донес остальному миру непосредственно сам президент пн.

Уже тогда всякий посторонний внимательный взгляд, уловивший за дипломатическими кивками трясущуюся враждебность, предсказал бы, что теперь он не остановится. Даже если на злой тотем надо будет пустить весь целиком этнический состав, способный держать оружие.

Сама терминология лингвистического опыта неведомого горца как бы заведомо предполагала наличие уголовного сознания, уже автоматически ставящего за рамки сочувствия и права на жизнь все части и соединения партизан целиком, – ее-то президент руссиян и пытался донести до американского внимания, неизменно сверхсдержанного и постороннего. Дело же лежало в другом.

На бесчисленных спальных метрах оппозиционеров не могла не быть масса иных продуктов мыслей, никто не хочет знать, что пишут у своих изголовий русские боевики, – но он увидел только одну на всех. Если вы еще увидите сами то же, на чем замкнуло другой бессознательный компонент президента, на невозможности транспозиции «аллах – бог», вам все станет ясно самим.

Я не решился бы даже предсказать, на какие новые издержки негативных эмоций пришлось бы господину президенту п.н. сорваться, случись кому-то из ближайшего окружения подсказать, к каким истокам сюжет восходит. Ведь лишь в традициях западной культуры еще хоть как-то разрешается громко, вслух вспоминать об исторической подоплеке, о целых этапах одной и той же нудной национально-освободительной борьбы все тех же настырных горцев против «приоритетных» – и что этапы те насчитывают не один день, не одно десятилетие и даже не одно столетие; что всё те же горцы объявляли одну и ту же готовность сразу и навсегда продать душу не то что какому-нибудь вермахту с гостеприимной Германией, а любому дьяволу, вырази тот лишь каплю сочувствия вкупе с готовностью поддержать в трудоемком предприятии освобождения своих национальных земель от русских («От большевиков», – как торопливо поправляют тут обычно сами русские, а этнические домены Прибалтики, слушая, только сжимают зубы.). Ведь и до настоящего дня так никто и не взялся внятно объяснить, с какой стати вдруг Нахичеванское ханство перестало быть таковым, став неожиданно для всех собственностью Русского Куска. «Аллах над нами, Гитлер с нами», – стояло в подзаголовке одного из печатных изданий горцев-беженцев в Берлине, обсуждавшего лишь одну тему, как получить возможность говорить, когда возможность это делать русси по традиции оставили только себе, и как донести до всех о продвижении дел в затянувшейся миссии освобождения своих территорий. Теперь задайте себе вопрос: что делать, если одному вермахту уже полсотни лет как не до Кавказа, а другой только и делает, что наблюдает, ни на чем не настаивая?

Как быку, весь мир восприятий которого сузился до размеров красного платка, ему уже больше не нужны дальнейшие контрдоводы: он будет теперь говорить столько, сколько необходимо, чтобы перекрыть любой голос. В том числе и собственный, если тот усомнится в себе самом. Кто хоть когда-либо имел опыт общения с представителями русских «органов», тот уже без пояснений все понял сам. Синдром, элементарный в своей основе и хорошо известный именно благодаря обыденной практике русской армии (т.н. «российской» – в терминологии самих руссиян; исключая одну знаменитую буковку, до сих пор никто не может понять, где должна лежать разница.) и функции их концентрационных лагерей и который в краткой форме имеет вид

– не показать требуемый страх – и быть за это наказанным. Из контекста рукописи станет ясно, почему исходная формула оказалась завершающей в ряду реальных лексических единиц. Президенту руссиян со своим ансестором и просто массовому сознанию п.н. было уже достаточно только один раз увидеть президента горцев при полном военном параде с приложенной к головному убору рукой – и проходящие перед президентским возвышением под эгидой юной государственности идеальные линии повернутых голов и квадраты частей боевых подразделений. Все даже еще проще. Им достаточно было лишь один раз увидеть, с какой преданностью эти повернутые головы десантно-штурмовых бригад горцев глядели на своего президента – национального героя, чтобы за его жизнь больше не дала гарантии ни одна страховая компания.

Есть одна забавная особенность у московских ТВ, которую почему-то не хочет видеть никто. Когда в ретроспективных обзорах того, за что боролись, касаются явлений, минимально претендующих на смещение эпох и смену эволюционных парадигм, вроде космических завоеваний или ворованной ядерной бомбы, – они с завидным постоянством сопровождаются определением «русские/российские…». Когда же речь заходит о достижениях в таких деликатных областях, как рабочие концлагеря, их обязательно будет сопровождать «советские…». С прошлым то есть прибалтийские республики расстались «советским», но будущее у всех оставленных уже «русское».

Объяснил бы только кто-нибудь, в чем разница. Я в меру способностей в свое время пробовал ознакомиться с вопросом, и у меня от того опыта не сохранилось ничего, помимо нехорошего осадка. Так вот, тот, кто разбирается тут больше меня, пусть докажет мне, что первое («достижения») ообще могло иметь место без второго («концлагеря»).

Кажется, о том, как правительственные каналы учат невинное зрительское восприятие хитрить и передергивать, выдавая желаемое за действительное, нужна отдельная блистательная диссертация, если бы только исследователю не грозила необходимость испачкаться. Я своими ушами слышал, как некий не слезавший с глянцевого экрана вислощекий думок с фамилией Рогожин, делая стандартный бизнес на национал-этнических вздрагиваниях п.н. и сияя на половину континента холеными щеками, под аплодисменты отнес территорию республики горцев к земле русских. «…Закаев совершал свои злодеяния на территории Рассии и судить его должен рассийский суд…»

Если «на территории Рассии» – значит, своими хамскими замашками викинга тот, как международный террорист, успел достать и уже в той или иной мере должен быть занесен в списки личных врагов всей сотни культур и этносов до Саян и двух океанов, – то есть это уже как бы серьезная проблема всех остальных.

Но вот судить его «должен рассийский суд» – то есть Москва. Я ничего не перепутал, поправьте меня, если я ошибаюсь, его как будто не собираются предавать в жертву правосудию в Каганате или Горном Алтае?

Насколько я знаю, эволюция и конец этносов сейчас предмет оживленной дискуссии антропологов и социологов, правда, далеко – за предалами страны пн. Может, когда-нибудь все так и будет, кто знает, от прочих культур действительно все больше остаются лишь поросшие камни, и камни те если кому и нужны, то только не тому, кому они мешают спать, и любой город «Нового Каганата» до ужаса напоминает Москву, вплоть до наименований, шрифта и одних и тех же безрадостных серых лиц, а любая деревня словно целиком вынута из чьего-то одного и того же пьяного неизлечимо больного бреда п.н. будто с одной целью, ассимилировать всякий намек на само присутствие недостаточно приоритетного запаха и способность жить не так. Может, все так и будет – только сегодня еще разумнее было бы не дергать социальную антропологию за рукав, по возможности воздержаться от исторических обращений к «нации» и не дразнить тех, кто себя востребованной «нацией» не считает.

Но как бы то ни было на самом деле, у явления тотальной принудительной русификации, начавшей уже заметно беспокоить планету, нельзя отнять одного несомненного достоинства. Она не оставила никому выбора. Как и места для бесконечного веера интерпретаций того, что есть, под тезисом недопониманий и неизбежных недомолвок.

Одна группка людей, отметившая себя особым знаком этнического отличия, захватывает единоличный доступ к сети информационных каналов и навязывает сознанию всех других Приоритет для всех – Приоритет Своего Этнического Происхождения, делая это тихо и украдкой.

2.1

Вы сидите дома – пьете чай или смотрите телевизор. Ожидаете прихода из школы дочки после вечерней смены. Час обычного ее появления приходит и уходит, за окном у вас повисает круглая яркая луна, дочка задерживается. Затем, когда у вас понемногу пропадает аппетит, а время начинает останавливаться, вы натягиваете куртку, но по-настоящему испугаться еще не успеваете, потому что в прихожей звонит телефон и в динамике вы слышите смех и веселый голос дочки, которая просит папу не беспокоиться, что немного сегодня опоздает. На вопрос, где она сейчас, дочка с увлечением принимается рассказывать, как они немного покатались по городу со школьным учителем и подругой и теперь уже едут домой.

После чего в динамике вы слышите низкий, тоже смеющийся, незнакомый мужской голос, который без лишних вступлений сообщает, что они вот тут с вашей дочкой посоветовались и пришли к выводу, что вам не стоит публиковать вашу статью – тем более, что к тому же мнению склоняется и ваша молодая красавица жена. Которой тоже в общем-то давно пора быть дома.

Но и теперь вы испугаться по-настоящему не успеваете, потому что в дверях звонит звонок, а на пороге приплясывает от нетерпения дочка, держа в одной руке шоколадку, а в другой руку мамы. Мама встретила дочку уже на лестничной площадке, а сама, как выясняется, задержалась у подруги.

Что бы выбрали вы?

Дальше приводятся детали, к которым сам я не знаю, как относиться. Готовились к публикации будто бы несколько подробных репортажей, сделаны они были в боевых подразделениях инсургентов-горцев, и речь там будто бы уже шла не об уголовниках, а о партизанских частях.

У русской диктатуры есть одна особенность, о которой мало кто говорит вслух: ее никогда не бывает слишком мало. И только «русская цивилизация» – «цивилизация насекомых» никогда и не под каким названием не говорит о ней вообще – только в виде обобщений, произносимых без тени смущения.

Лишь господину президенту под силу, вслух самому и лично, подтвердить или же опровергнуть существование некой загадочной спецгруппы, буквально несколько человек, профессиональных работников, собранных и подобранных исключительно для деликатных и личных поручений самого московского президента, которые подчиняются непосредственно президенту п.н. – и никому больше и вся трудовая деятельность которых состоит лишь из одной, но почетной обязанности: поддержание по мере сил единства, неделимости и стабильности Руссии, то есть самого президента пн. Предположительно, выполняется гипотетическая почетная обязанность на собранные сумасшедшие деньги тех, кто менее всего в том нуждается.

Говорят, если знать, как толкать нужный алгоритм, иметь в свободное от работы время доступ к аналитическим системам и умирать от скуки, то о существовании таких вещей удается судить, как о существовании гипотетических черных дыр на небе: не по тому, что есть, а по тому, чего почему-то нет. И еще говорят, были некогда некие черновые файлы, которых с некоторых пор нет. Обычное дело, скажет кто-то: в свойстве людей менять свое мнение. И были будто бы где-то их владельцы – их числили когда-то в обычном розыске.

Два эвенка, у которых никогда не работает «уоки-токи», но которые почему-то в курсе последних событий CNN, у меня даже спрашивают по этому поводу, как нужно в таком случае понимать все, что тем или иным образом мешает президенту, а потом, тоже тем или иным образом, начинает почему-то навсегда исчезать из кадра, уходить с канала, менять специальность, усиленно следить за языком, редактировать периодику, расформировываться, заниматься поисками чего-нибудь еще, меняться в лице, укрываться, теряться или ни с того ни с сего вдруг взрываться за границей, – я снова принимаюсь отвечать избранными выдержками из «Книги о Пути и Добродетели». Но теперь этого оказывается недостаточно; и мне возражают, но не утруждая себя книгами и добродетелями, отдельными цитатами из народных примет, а потом, как бы в довесок ушедшим дням, звеня, приближаясь и уходя, исполняют танцы очищающих духов. И мне по-своему понятен внутренний смысл движений и покоя природы. Если половиной континента заведуют пиджаки под погонами, всем остается только в пустом эфире исполнять танцы очищающих духов.

Был такой фильм, «Матрица» назывался. Голливудская сказка очередного столетия. Она имеет доступ к воспринимающим рецепторам всех живых людей и решает, какой подконтрольный импульс уйдет по нервным волокнам в их мозг. И она совершенно безвредна, пока о ее существовании неизвестно.

…Невысокий, совсем простой и кабинетный, ничем не приметный домашний человек с абсолютно незапоминающимися внешними данными, десять раз которого можно увидеть в толпе, но так и не суметь запомнить (одно из первых условий, по слухам, если надеешься на успешную карьеру в КГБ и ФСБ), бледный гений среднего, впереди у него должно быть еще немало по-настоящему серьезных трудностей. Человеку, способному делать заключения и выносить суждения лишь в категориях размеров своего куска, предстоит еще много поработать, чтобы убедить меня, что светлое будущее может быть только с русским лицом.

Этот ничем неприметный человек может быть действительно экзотичен, потому что в период псевдобарских припадков любви к своей Руссии под давлением своего главного больного приоритета, любой ценой построить себе имидж очередного исторического «царька», он бежит подписывать такие декреты о мире, что его толкачи не успевают топить трупы в чеченских речках.

Список предъявленных трупам обвинений обширен и ужасен по тяжести. Они признаны виновными в желании не иметь с ним ничего общего, не поддерживать с его страной каких бы то ни было отношений, помимо дипломатических, и на своем пятачке земли независимо строить отдельную страну – как Арабские Эмираты, Дания или Эстония.

Москва, гостеприимно улыбаясь и счастливо раскачивая головой, объявила планете, что «чеченки соскучились по миру». Тому, кто никогда не слышал о русско-московских карательных экспедициях с целевым отслеживанием по генетическому признаку («зачистках»), непросто будет понять, отчего это они с младенцами на руках все бегом заскучали по миру.

Легко сказать сразу, за чей счет и как он станет покупать нежные воспоминания о русси у горцев и Европы под гарантию устойчивости московских домов. Прописанием упряжи в самом щадящем режиме и первое время старанием не двигаться слишком резко и не дышать слишком громко, воссозданием в республике сытой номенклатурной чеченской прослойки, которой предстоит за п.н. делать то, что им делать нужно, в ООН сочетая это с отвратительным профилем последовательного борца за мир во всем мире. Вот только не из чего не следует, что это «первое время» не может несколько затянуться – когда подрастут мальчики, никогда не видевшие отцов. По тому, как выдерживал он паузу и как мягок и приветлив был лицом в общении с президентом республики, без труда читалось одно и то же сопровождение музейного гида: «…И так будет со всяким, кто совершит попытку к бегству». Ничего еще не было в вашей стране жизнеспособнее, чем ее приоритеты. Как таких выбирающих не сдаваться отслеживают и отстреливают по одному, москва показывает всем в прямом эфире – с учащенным пульсом и чуть задыхающейся радостью. Не по себе даже представить, сколько еще на стол аргументов он – не задумываясь – согласится положить трупов и с той и с другой и с какой угодно следующей стороны, на возведение цельной «нации», «чтоб как у американцев», чтобы продемонстрировать умение глядеть не мигая, чтобы его не запомнили «сдавшимся» и чтобы пирог всех впечатлил размерами.

Я не знаю, сколько еще нужно, чтобы разглядеть в их приоритете нации преступника.

И кто поверит, что идущие следом поколения мальчишек горцев, вспоминающие отцов только по фотографии в семейном альбоме, а о матерях знают только, что их достала какая-то случайно залетевшая в окно железная болванка, что они проникнутся теплой и чистой признательностью к москве? Эту войну ему не выиграть уже никогда. Пройдет время и подойдет другой день, и они уже не станут вдаваться в аспекты антропогенетики, они просто будут мстить. И даже я могу хорошо их понять.

Оставить все, как есть, он не может тоже. С таким непредъявленным счетом за случившееся президентов не бывает даже в Руссии. Хотя, может, и бывает, откуда мне знать. Как немного нужно, чтобы вокруг все начали рукоплескать, когда порулить берутся наконец объявленные «твердыми» руки. Народу ничего другого не надо, похоже, достаточно лежащей на них тени крепкой руки. И ни один же не догадается на неделе дважды подвергать свой приоритет жестокому облучению открытых опроскников – по современной традиции изнуренных премьер-министров британского королевства. Причем, не как это хочется и делается самыми хитрыми – на серию осторожных вопросов выдавать с умным видом серию таких же умных подготовленных ответов, – а чтобы ни один из них никогда не выбирался оттуда, имея свежий вид самого хитрого, ответившего всей планете на все, не сказав ничего. Одного-двух западных обозревателей было бы тут достаточно, чтобы за всех сделать благородную работу.

Спросите спортивного психотерапевта, у всех, считающих себя спортсменами, одна и та же проблема: они не в силах уступить, как бы им ни хотелось. Просто не знают, как это делается, рефлексы их не предполагают заднего хода. И если по какой-то необъяснимой причине человек даже идет на такой шаг, ему очень скоро будет грозить депрессия. Хорошо, когда ему предстоит дергать гирю или штангу, – а если такой человек вдруг оказывается в ситуации политика и от него зависят жизни других и он убежден, что ему любой ценой надо взять новую высоту, то цена всегда будет за чужой счет и оплачивать ее будут очень долго. Интересно, что среди таких людей не бывает ни одного, кто бы не считал себя гибким. Несравнимо больше мужества иногда требуется, чтобы суметь уступить или отступить, наперед предвидя, как это воспримут те, для кого ты это делаешь, и как станут потом показывать пальцами, чем посылать их же на смерть и знать, что за ними последуют другие. Именно потому в истории таких людей лишь единицы, вроде Кеннеди.

Всякое явление непосредственного контакта с окружающей средой, любое активное движение в воздухе и шевеление в траве такие люди уже с уровня бессознательных реакций воспринимают как акт противодействия, направленный против них лично, которому нужно немедленно противопоставить свой. Теперь можно представить, какому штурму и натиску должны подвергаться стены его рассудка, когда подобное противодействие носит черты откровенного характера со стороны не каких-нибудь этнически близрасположенных народностей и даже не по-западному всегда самодостаточных прибалтийских доменов, а со стороны этнического состава, по всем историческим плоскостям измерений отвечающего категориям чужих (в смысле просто этологии), открыто празднующих свободу и над ним победу собственной национально-конфессиональной идеологии, добытую, к тому же, с оружием в руках, которые не нашли ничего лучше, как делать это подобно немытым скоттам, простите меня, хлопая себя по голым ягодицам и задирая юбки. Далее следует лишь одно возможное решение процессов, сдвинутых с места много раньше.