Текст книги "За степным фронтиром. История российско-китайской границы"

Глава 3
РЕВОЛЮЦИИ БЕЗ ГРАНИЦ

Когда в конце октября 1921 года Чжан Готао, главный герой и рассказчик приведенной ниже истории, сел в советский поезд на станции Мациевская, другие делегаты от Китая и Японии уже ждали его в довольно некомфортабельном вагоне третьего класса. Все они направлялись на Съезд народов Дальнего Востока в Иркутске. Чжан, описавший этот эпизод в своих мемуарах, был основателем и лидером Китайской коммунистической партии, а также ключевым контактом с Коминтерном:

Устроившись в одной русской гостинице, я, следуя инструкции Никольского, прежде всего отправился в указанную им парикмахерскую. Таинственную визитную карточку я положил в карман рубашки, предназначенной для стирки, которую в свою очередь завернул в газету. После стрижки я нарочно оставил в парикмахерской сверток с рубашкой. Побродив по улице, я вернулся в парикмахерскую за свертком. Владелец парикмахерской немедленно отвел меня в заднюю комнату и передал мне рубашку, из которой он, однако, вынул визитную карточку. Я сообщил ему название гостиницы и номер комнаты, где я остановился, и он попросил меня после 8 час. вечера ждать в гостинице.

Он пришел около 9 час. вечера, ни слова не говоря, взял мой багаж и вывел меня к стоявшим перед гостиницей саням, запряженным двумя лошадьми. В сани сел он сам, кучер и я. Он укрыл меня теплым одеялом, и мы быстро поехали к китайско-русской границе. Мы ехали по пустынным местам. Нигде не было видно дозоров и заграждений, как положено на границе. Говорили, что в этом районе действуют белые партизаны и контрабандисты, поэтому оба русских приготовили пистолеты для отражения возможного нападения. Мы быстро неслись по неровному снежному полю, и нас ужасно трясло. Примерно в полночь мы приехали на станцию, находившуюся в 18 километрах от станции Маньчжурия. Здесь уже была русская территория. Стоял сильный, 30-градусный мороз. Один из русских, весь покрытый инеем, спросил: «Холодно? Уже приехали». Я поблагодарил их. Они взяли мой багаж и посадили меня в вагон, стоявший на станции.

Паспортом Чжана для этой секретной поездки стала обычная визитная карточка какой-то компании, которую он получил от Никольского – российского подданного, проживавшего в Шанхае, и помощника голландского эмиссара Коминтерна Хенка Сневлита (псевдоним Маринг)[265]265
  Chang K. The Rise of the Chinese Communist Party: The Autobiography of Chang Kuo-t’ao. Lawrence: University Press of Kansas, 1971. Vol. 1. P. 177–180. Цитата на P. 178–179 [пер.: Чжан Г. Становление Коммунистической партии Китая: автобиография. М.: Прогресс, 1975. Т. 1. Цитата на с. 173].


[Закрыть].

После контрабандистов, мнимых и реальных переносчиков инфекций и пахотной жизни оседлых казаков мы обратимся к следующим темам: понятию «национализм» и национальной принадлежности кочевников – коренных жителей фронтира и многонационального городского населения Маньчжурии в революционные времена. Политические беспорядки и насилие сопровождали переход от имперского правления в Китае после Синьхайской революции 1911 года и после Октябрьской революции 1917 года в России. Традиционная фронтирная политика оказалась под угрозой, а новые политические процессы, такие как установка буферных зон, официальные и теневые органы местного самоуправления, правление полевых командиров и иностранное вмешательство, еще больше дестабилизировали жизнь населения на Аргуни. На ст. Маньчжурия в революционные времена все изменилось: пограничный город стал местом встреч секретных политических агентов, кочевников, горожан, казаков, охотников и проституток и центром контрабандной торговли. Его расположение способствовало необычайным потокам людей и идей, а также процветанию торговли.

Китайская революция 1911 года открыла десятилетие междуцарствия. Когда династия Цин была свергнута, автохтонные народы, недовольные китайским и российским вторжением в их земли, объявили независимость от Пекина. Однако их суверенитет продлился недолго. Вслед за смертью первого авторитарного президента Китая Юань Шикая в 1916 году хрупкая республика, разрываемая враждующими военно-полевыми командирами, погрузилась в политический хаос. Неграмотный солдат и бандит Чжан Цзолинь зарекомендовал себя как бесспорный правитель Маньчжурии. В 1918 году номинальное китайское правительство в Пекине признало Чжана и официально назначило его генерал-губернатором Трех Провинций Северо-Востока или Маньчжурии. Режим, установленный военачальником Чжаном, замедлил политический подъем коренных народов, но, учитывая его ставку на поддержку Японией, был недостаточно сильным[266]266
  Suleski R. Civil Government in Warlord China: Tradition, Modernization and Manchuria. New York: Peter Lang, 2002. P. 5–10, 20–32.


[Закрыть].

Русская революция и Гражданская война, конечно, спровоцировали изменения во властной структуре и на российской стороне. Сначала, однако, возник вакуум власти, в результате чего на российско-китайском фронтире возобладала анархия. Забайкальский казак Григорий Михайлович Семенов, бывший есаул, преданный старому режиму, воспользовавшись беспорядком, при помощи бронепоездов и конницы установил свое военное правление в железнодорожных поселениях на восток от Читы и на запад от Большого Хинганского хребта. Далее при поддержке японских сил Семенов с помощью барона Роман фон Унгерн-Штернберга создал политическую неразбериху, просуществовавшую до 1920 года. Этот режим террора пал, когда японские экспедиционные войска отступили, а большевики на российских территориях восточнее озера Байкал создали номинально независимое буферное государство – Дальневосточную республику (1920–1922)[267]267
  См.: Naumov I. V. The History of Siberia. P. 155–185; Stephan J. J. The Russian Far East: A History. Stanford: Stanford University Press, 1994. P. 117–155. О событиях в Забайкалье см.: Snow R. E. The Russian Revolution of 1917–1918 in Transbaikalia // Soviet Studies. 1971–1972. Vol. 23. P. 201–215.


[Закрыть].

ЗАРОЖДАЮЩИЙСЯ БУРЯТСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ: ПРОТИВОРЕЧИВЫЕ МНЕНИЯ ОБ ИМПЕРСКОЙ СУДЬБЕ РОССИИ

Кочевники, жившие на имперских фронтирах как с одной, так и с другой стороны государственной границы, часто пересекали ее, занимаясь земледелием и скотоводством. Долгое время они жили согласно собственным представлениям о границах. Так, вплоть до начала ХX века жителям Хулун-Буира и других кочевых районов было запрещено перемещаться между знаменами без разрешения, часто границы между хошунами соблюдались более тщательно, чем международные границы. Несмотря на родственные связи между различными знаменами, «кочевая свобода» в действительности не существовала.

Жизнь на российско-китайском фронтире претерпела глубокие изменения в неспокойные годы распада цинской и романовской империй. Два ключевых фактора имели здесь особое влияние. Во-первых, миграция доминирующих этнических групп империй на периферию. Миграция ханьских китайцев в Хулун-Буир и этнических русских в Забайкалье усилилась со строительством железной дороги. Ход ее также менялся под воздействием «новой политики», проводившейся в конце цинского правления в Китае, реформ в поздней имперской России и коллективизации в Советском Союзе. Вторым фактором была концентрация власти в национальных центрах. Россия и Китай усилили свой непосредственный контроль над фронтиром, инкорпорировав его в качестве своих обычных административных единиц. Отношения между метрополией и периферией приобрели более иерархическую природу – периферия все больше оказывалась в подчиненном положении. Межимперский фронтир постепенно превратился из земли кочевников в землю фермеров и чиновников.

Бурятский национализм на российской стороне фронтира зародился как реакция на попытки усиления контроля над прежде независимым образом жизни. Представители небольшой русифицированной бурятской элиты не только осудили российское правительство за подстрекательство к земельному захвату, но также потребовали сохранения их клановых и племенных организаций, самоуправления, судебной системы, образования и религии[268]268
  См.: Rupen R. A. The Buriat Intelligentsia // Far Eastern Quarterly. 1956. Vol. 15. № 3. P. 383–398. Вопреки росту национализма, политическая идентификация с Россией оставалась сильной, и не в последнюю очередь потому, что буряты видели в империи защиту своей культуры от китайского влияния. См.: Скрынникова Т. Пограничные идентичности: буряты между Монголией и Россией // Ab Imperio. 2003. № 1. С. 395–420 в разных местах.


[Закрыть]. Хори-буряты оставались приверженцами тибетского буддизма[269]269
  В 1897 году более 99 % бурятов Агинской степи были буддистами: Труды Агинской экспедиции. C. 54; см. также: Высочайше учрежденная под председательством статс-секретаря Куломзина комиссия для исследования землевладения и землепользования в Забайкальской области: Материалы. Население, значение рода у инородцев и ламаизм / Сост. Н. Разумов, И. Сосновский. СПб.: Гос. тип., 1898. Вып. 6. С. 44–45, таблица. О буддизме в Бурятии см.: Азиатская Россия. Т. 1. С. 133–137.


[Закрыть]. Один из наиболее авторитетных российских монголоведов Алексей Матвеевич Позднеев в начале века отметил «чрезвычайный успех ламаизма» в Забайкалье. Вместо 285 назначенных лам бурят региона обслуживали 9185 лам, и строилось несколько новых буддийских монастырей. Религиозная деятельность оказалась под пристальным наблюдением государственных властей, которые опасались, что межнациональные духовные связи бурят приведут к религиозно мотивированному сепаратизму. Ввоз богословских сочинений и религиозных скульптур, так же как и перемещения лам, контролировались, а часто и ограничивались[270]270
  ГАЧО. Ф. 1. Оп. 2 п. о. Д. 267. Л. 5 – 7 об., 97 – 98 об., цитата на л. 5. Об истории евразийских связей бурятов см.: Bernstein A. Pilgrims, Fieldworkers, and Secret Agents: Buryat Buddhologists and the History of an Eurasian Imaginary // Inner Asia. 2009. Vol. 11. № 1. P. 23–45.


[Закрыть]. Буряты, однако, противились не всему российскому. Многие русифицировали свои имена (например, Батуев от Бату). Они добровольно участвовали в распространении российского образования и содействовали открытию средней школы для бурятских мальчиков в Чите. Однако образование все же оставалось делом лам, монахов и ассимилированной городской бурятской элиты. Во всей Агинской степи была только одна начальная школа. К 1908 году только примерно один из сотни бурят Агинской степи умел читать и писать на русском языке и чуть более 5 % – на монгольском или тибетском[271]271
  Труды Агинской экспедиции. C. 55–61.


[Закрыть].

Пожалуй, самым спорным вопросом была отмена в 1904 году устава «Об управлении инородцев» в Сибири (1822), который давал коренным народам право на автономию и освобождал от репрессивной опеки государства[272]272
  Высочайше учрежденная комиссия. Вып. 6. С. 107–116 – об Уставе 1822 года и причинах, по которым государство посчитало его устаревшим. См. также: Сибирь в составе Российской империи / Ред. Л. М. Дамешек, А. В. Ремнев. М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 95–105, 230–243 в разных местах.


[Закрыть]. В 1906 году представители одиннадцати хори-бурятских родов отправились в Санкт-Петербург, чтобы ходатайствовать перед царем. Буряты просили отмены временных правил и отставки недавно назначенных крестьянских глав. Жизнь до реформ, по их мнению, была тихой и экономически стабильной. Первое требование касалось легальных и административных вопросов. К 1901 году правительство перевело судебные и прокурорские функции во временное управление. Согласно просителям, с этого момента местное управление или земский суд закрепили за собой право участвовать в решении даже самых мелких дел, а земская полиция часто злоупотребляла своей властью[273]273
  ГАЧО. Ф. 1. Оп. 1 п. о. Д. 1198. Л. 12 – 16 об. в разных местах.


[Закрыть].

Второе требование касалось коллективного землепользования. Земельная реформа привела к столкновениям, в основе которых лежал тот факт, что российские имперские чиновники и бурятские кочевники обладали противоречивыми представлениями о месте. Бурятские административные единицы (булуки), состоявшие из нескольких сотен юрт, в отличие от российских административных единиц – волостей, не всегда предполагали наличие определенных, закрепленных за ними территорий, что иллюстрирует тезис о различиях в представлении о границах[274]274
  Петерсон Н. Возможность и условия поземельного устройства Забайкальских кочевых инородцев: Докладная записка по поводу командировки в Забайкалье летом 1900 года. СПб.: Гос. тип., 1901. С. 19.


[Закрыть].

Некоторые лучшие пастбища ко времени поездки хори-бурят с ходатайством в столицу уже были переданы крестьянам, а к 1908 году примерно десятая часть хори-бурятских семей Агинской степи проживала на землях, принадлежащих крестьянам или казакам. Сопротивление реформе, особенно в Агинской степи, было значительно, и территориальные споры между казаками, фермерами и бурятами продолжались. Буряты Агинской степи зависели от земельной определенности, так как их образ жизни не был чисто кочевым или число оседлым. Они должны были запасать сено, собранное летом для корма скота зимой, когда иссякали родники и пересыхали реки и озера. Однако бесплотная степь не годилась для этих целей. Таким образом, передача земли российским фермерам и казакам привела к сокращению пахотных площадей – годящиеся для сенокоса земли обычно лучше орошались и поэтому больше подходили для культивирования[275]275
  Труды Агинской экспедиции. C. 35; Петерсон Н. Возможность и условия поземельного устройства Забайкальских кочевых инородцев. С. viii – x; ГАЧО. Ф. 1. Оп. 1 п. о. Д. 1198. Л. 12 – 16 об.


[Закрыть].

Вдобавок к изменениям в распределении земли и ее использовании, в последующее за 1897 годом десятилетие десятипроцентное сокращение поголовья скота, вызванное болезнями животных, изменениями практик земледелия и экономических условий, привело бурят в еще более бедственное положение. Строительство железной дороги, которая сейчас проходила по многим пастбищам, также посодействовало ухудшению условий их жизни. В 1908 году кочевники Агинской степи все еще владели примерно 715 тыс. голов домашнего скота, что составляло примерно седьмую часть общего поголовья в регионе. Однако между 1897 и 1908 годами общее поголовье скота, приходившееся на одно домохозяйство, сократилось в среднем с 93 до 74[276]276
  Труды Агинской экспедиции. C. 96–115.


[Закрыть].

Несмотря на растущие материальные трудности, международные границы все еще не удерживали кочевников Забайкалья. Хори-буряты Агинской степи со второй половины XIX века время от времени пересекали границу, чтобы несколько месяцев в году пасти скот в Китайской империи. После строительства железной дороги миграция через границу усилилась из-за увеличения числа российских переселенцев и отъема земель кочевников. Буряты Агинской степи заключали с местными монгольскими чиновниками неформальные соглашения по вопросу прав на выпас. Официальные отчеты свидетельствуют, что к Первой мировой войне миграция стала распространенным явлением: примерно четыре тысячи бурят Агинской степи периодически переходили в Монголию, а примерно пятьсот из них поселились там постоянно. Эта новая практика, однако, имела последствия. Увеличение выпаса скота, вырубки леса и заготовки сена в Монголии привело к недовольству местных монголов.

В 1910-х годах независимые власти Внешней Монголии обратились к российским властям с требованием прекратить неконтролируемое перемещение людей и скота через границу. Российские чиновники в целом разделяли их беспокойство, а также хотели установить благоприятные отношения с новым независимым соседом. Развитие местной животноводческой отрасли во все еще открытом фронтире было в интересах России. В феврале 1917 года для урегулирования сложившейся ситуации в поселке Акша, неподалеку от монгольской границы, была собрана российско-монгольская комиссия. Комиссия согласилась определить территорию, по которой буряты Агинской степи могли бы свободно перемещаться, и ожидала совместного утверждения своего решения от российского государства, монгольских властей Хулун-Буира и Сэцэнханского района Внешней Монголии[277]277
  ГАЧО. Ф. 13. Оп. 2. Д. 54. Л. 1–4, 8–9, 26 – 35 об.


[Закрыть].

Отход хори-бурят, таким образом, произошел задолго до появления большевиков в степях Забайкалья. Однако, несмотря на недовольство, вызванное экономическими, политическими и культурными угрозами, возникшими в последние годы романовского правления, бурятский национализм все еще только зарождался. И пока он был значительно слабее, чем у соплеменников в Халхе и Хулун-Буире, – буряты не требовали отделения от царской России. Только после революции 1917 года в России и во время последовавшей за ней Гражданской войны поддержка идей сепаратизма и панмонгольского государства продемонстрировала стремительный рост.

ИМПЕРСКАЯ МАРИОНЕТКА В РЕЗЕРВЕ: КАРЬЕРА МЯТЕЖНИКА ТОХТОГО

Поглощение земель кочевников в Забайкалье и Хулун-Буире цинской и романовской империями шло не линейно – от нечеткой мультиэтнической империи к территориальному государству. Подстегиваемая Китайской революцией 1911 года Россия поддержала монгольское движение за независимость в создании государства между империями, что привело к тому, что Китай постепенно потерял влияние во Внешней Монголии и временно сдал позиции в Хулун-Буире. Конфигурация между политическими образованиями после революции 1911 года изменилась – возникло несколько государств, часть которых со временем исчезла. Монголия является примером такого нового образования, характеризующегося межнациональным характером истории и потенциальной ролью буферного государства. Наложившись на смежный российско-китайский фронтир, это государство сначала возникло как Богдо-ханская Монголия (1911–1924), а затем, под сильным влиянием Советского Союза, оно превратилось в Монгольскую Народную Республику (1924–1992)[278]278
  О движении за независимость Монголии см.: Lan M. The Mongolian Independence Movement of 1911.


[Закрыть]. История Хулун-Буира, а соответственно и история Аргунского бассейна, тесно переплетена с историей Монголии. Хулун-Буир также стал полунезависимым образованием (1911–1915) и автономией (1915–1920), а затем снова вошел в состав провинции Хэйлунцзян и Китай[279]279
  Для знакомства с китайскими исследованиями движения за независимость коренных народов Хулун-Буира в начале ХX века см., например: Haila’er fengyun lu (1732–1932 nian) / Ed. G. Cui. Hailar: Neimenggu wenhua chubanshe, 2000. Vol. 1. P. 74–104 особенно.


[Закрыть].

Восстания кочевников и неформальное проникновение России на монгольские земли не были новыми явлениями – это происходило с середины XIX века. Однако масштабы этих явлений изменились после введения «новой политики» и официального открытия пастбищ для возделывания во Внутренней Монголии в 1902 году. Сейчас массовые восстания против агрессивной китайской колонизации возникли в большинстве аймаков Внутренней Монголии[280]280
  Lan M. The Mongolian Independence Movement of 1911. P. 74–77.


[Закрыть]. Воспрепятствование работе землемеров, грабеж китайских местных учреждений, убийства чиновников и другие формы насильственного сопротивления монгольских повстанцев обычно приводили к ответным военным кампаниям[281]281
  Lan M. China’s «New Administration» in Mongolia. P. 49–50.


[Закрыть].

Проницаемая российско-китайская граница играла решающую роль в условиях возникновения новой волны активного сопротивления пекинским реформам. Открыто выступавшие против реформ монголы находили на другой стороне границы поддержку или укрытие. Знакомство с некоторыми биографиями монгольских партизан проливает свет на преимущества фактически неконтролируемых государственных границ, озлобление, вызванное хань-китайской колонизацией и реформами «новой политики», а также содействие России в борьбе за самоопределение. Свидетельства кочевников, однако, практически не появляются в архивах – лишь немногие партизаны умели писать, и их скудные письменные свидетельства почти никогда не подшивались в архивные дела. Зоригт Баатар Энхбилэгтийн Тохтого[282]282
  В источниках встречается разное написание его имени: Тохтого, Тогтох, Токтохо, Тохтохо, Тохтаху.


[Закрыть] – один из выступивших против ханьского руководства – был допрошен летом 1910 года забайкальским губернатором. Он говорил на китайском и монгольском языках, но был неграмотен. Переводчик Тохтого на русский язык, однако, описал удивительную историю его жизни.

Ил. 10. Зоригт Баатар Энхбилэгтийн Тохтого (1863–1922), представитель монгольской знати и рьяный противник китайской колонизации (Британская библиотека; EAP264/1/8)

Тохтого родился в 1862 году наследником князя (тайджи) южного крыла знамени Горлос, далеко от Хулун-Буира и границы с Россией. Это знамя входило в аймак Джирим (сегодня городской округ Тунляо) в провинции Цзилинь, через которую прошла только построенная КВЖД. Ханьская иммиграция на земли этого знамени началась еще до ее официального объявления и начала налогообложения хошунов в 1902 году[283]283
  Об открытии знаменных земель в аймаке Джирим см.: Баранов А. М. Халха. Аймак Цецен-хана. Харбин: Типолит. Охранной стражи КВЖД, 1919. С. 42–43; Lan M. The Mongolian Independence Movement of 1911. P. 72–73.


[Закрыть]. Тохтого был потрясен китайской колонизацией аймака Джирим, повсеместным недобросовестным поведением китайцев в отношении монголов, отсутствием защиты от случайных грабежей и инициативой монгольской знати по решению всех этих проблем.

Тохтого начал открытое сопротивление, когда в 1900 году хань-китайские войска продвинулись на север Джирима. Под прикрытием Боксерского восстания ханьские захватчики начали присвоение земель, конфискацию монгольского скота и похищение женщин и девочек. В ответ на это Тохтого поднял оружие. Заручившись поддержкой группы из десяти старейшин, чьи семьи пострадали от вторжения и резни, он встретил захватчиков в бою, после которого ни один из агрессоров не вернулся домой живым.

Карьера мятежника Тохтого в последующее десятилетие воспринимается почти как сказка о степном герое. Возглавляя группы, численность которых никогда не превышала десяти-шестидесяти вооруженных человек, он сопротивлялся наступлению империи. Он боролся с китайскими солдатами и фермерами, захватывал китайских колониальных чиновников и разрушал их учреждения. Для выживания ополченцы грабили китайских торговцев и раздавали часть награбленного бедным. В 1907 году с княжеского позволения Тохтого убил пятерых японских землемеров. Они проводили земельные работы на территории его родного южного знамени Горлос для подготовки его колонизации китайским правительством. После этого японское правительство также присоединилось к китайским властям, преследующим монгольского мятежника. Пытаясь избежать поимки, он ушел в подполье. Трое его сыновей и несколько партизан присоединились к нему. Убийство японских чиновников прославило Тохтого, и он получил широкую поддержку среди коренного населения. Иногда, как будто знаменные земли все еще не были заняты, он внезапно появлялся в разных местах на Халхин-Голе, в Хулун-Буире и в долине реки Нэньцзян к востоку от хребта Большого Хингана. Китайцы искренне опасались повстанцев. Утверждалось, что в период между 1907 и 1910 годами ополченцы убили и ранили более чем тысячу двести человек, большинство из которых были китайскими солдатами[284]284
  ГАЧО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 23. Л. 215 – 217 об. См. также: РГВИА. Ф. 1482. Оп. 1. Д. 54. Л. 46 – 47 об.; LOC. Lattimore. Box 25. Folder 13 «Inner Mongolia – History Notes» (undated). P. 7–8. Другая версия истории Тохтого рассказана россиянкой Корнаковой, которая проживала с семьей в Монголии у российской границы. Она передала слова монгольских путешественников, согласно которым число погибших было ниже, а Тохтого и его сподвижники убили более сотни китайских солдат, владельцев магазинов и чиновников: Корнакова А. Д. По поводу провозглашения монголами независимости // Труды Троицкосавско-Кяхтинского отделения Приамурского отдела Императорского Русского географического общества. СПб.: Сенатская тип., 1913. Т. 15. Вып. 2. С. 25–27.


[Закрыть].

Естественно, российское правительство следило за происходящим за границей, военный министр и другие ключевые политические лидеры осознавали потенциальную роль Тохтого в борьбе за власть между империями. Весной 1909 года глава Заамурской пограничной стражи – значимого проявления российского военного присутствия вдоль Маньчжурской железной дороги с 1897 года – предположил, что Тохтого может быть полезен для шпионажа в пользу России, кочевых партизанских организаций и политической деятельности в Хулун-Буире против китайского правительства: «Эта популярность Тохтого среди монгол и соседних с ними солон… определяет его важное политическое значение и политический смысл для нас иметь его в своем распоряжении. В случае каких-либо осложнений на Дальнем Востоке значение Тохтого может иметь особую для нас ценность и явиться средством активно использовать… посредничество Тохтого может помочь нам расширить свое влияние в пределах местности, расположенной к северу и югу от линии дороги от ст. Маньчжурия до ст. Чжаланьтунь»[285]285
  ГАЧО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 23. Л. 2 – 3 об., цитата на л. 2 об. – 3.


[Закрыть]. Уже в 1908 году российские власти в Харбине – административном центре русской Маньчжурии – предложили предоставить Тохтого и его сторонникам убежище в Забайкалье. После продолжительных обсуждений между Военным министерством и Министерством иностранных дел и продолжавшихся почти два года секретных переговоров с Тохтого партизаны согласились на то, что Россия предоставит им убежище, но только в том случае, если они пересекут границу без какой-либо открытой помощи. Весной 1910 года российские чиновники тщательно подготовили побег. Посредник получил четкие инструкции и документы от Российского генерального консула в Харбине – российские чиновники знали, что Китай попытается помешать побегу. Они определили подходящее место на Халхин-Голе, где группа могла бы перейти границу незамеченной. Российский пограничный комиссар в Кяхте попытался ввести в заблуждение китайских преследователей Тохтого, распространив среди местных монголов слухи о том, что Тохтого скрывался в отдаленном районе Монголии вдали от российской границы[286]286
  Там же. Л. 17 – 17 об., 59–60.


[Закрыть].

Несмотря на все эти усилия, заговор провалился. В апреле 1910 года в ночь перед запланированным пересечением границы примерно восемьдесят китайских солдат из батальона Урги атаковали Тохтого и его товарищей в Сэцэнханском районе Халхи. Бойцы Тохтого убили тридцать одного китайца в бою, а шестерых взяли в плен и казнили после допроса. Согласно его собственному, возможно, немного приукрашенному описанию, в бою Тохтого потерял только двоих товарищей, одним из них был его собственный сын. В конце концов Тохтого вышел на российскую территорию с сорока семью мужчинами, оружием, пригнав более двухсот лошадей. Однако секретный план сокрытия монгольского мятежника провалился[287]287
  ГАЧО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 23. Л. 216. Подобное описание см.: Учение Тохтохо-тайжи // Забайкальская новь. 1910. 12 июня. С. 3–4, здесь 3.


[Закрыть].

Последовала жесткая переписка между китайскими и российскими дипломатами, а также местными властями. Китайский императорский наместник в Хулун-Буире требовал от России задержания и депортации монгольского повстанца. Однако российский военный губернатор Забайкалья отказался вести с ним дипломатические переговоры. Вместо этого он подтвердил позицию российского Министерства иностранных дел, которая определяла Тохтого не как обычного беглого преступника (которого требовалось бы экстрадировать), а как политического беженца[288]288
  ГАЧО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 23. Л. 160 – 160 об., 205 – 205 об.; см. также: РГИА. Ф. 1276. Оп. 6. Д. 509. Л. 1 – 1 об.


[Закрыть]. В начале июня 1910 года появились слухи о том, что, преследуя Тохтого, примерно тысяча китайских солдат пересекла озеро Дайланор и достигла Халхин-Гола. Кроме того, говорили, что было мобилизовано примерно восемьсот знаменных Сэцэнханского аймака, на случай возвращения Тохтого они были поддержаны сотней китайских солдат из Урги[289]289
  В поисках Тохтохо // Забайкальская новь. 1910. 3 июня. С. 3.


[Закрыть]. Также говорили, что китайцы отправили в Забайкалье агентов для его нейтрализации на российской территории. Российский пограничный комиссар в Кяхте утверждал, что знает о местонахождении как минимум двух китайских агентов, разыскивавших Тохтого. Он описал этих «туристов» военному губернатору Забайкалья как людей, которые «перекостюмированы в сильно поношенную монгольскую одежду – обычный китайский прием для разведки, маскироваться нищим, симулировать идиота»[290]290
  ГАЧО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 23. Л. 189 – 189 об., цитата на л. 189.


[Закрыть].

В России Тохтого и его люди были, наконец, в относительной безопасности. За борьбой последовала повседневная жизнь. Один из соратников Тохтого сказал журналисту, писавшему для читинской газеты «Забайкальская новь» в 1910 году:

Мы несколько лет нападали на китайцев из мести за то, что ранее они ограбили нас и отняли у нас жен и детей. Монгол-ламаитов мы не трогали. Китайские власти неоднократно пытались задержать нас и несколько раз окружали даже, но мы выходили всегда невредимыми, нанося им урон… Мы все привыкли к суровой жизни. В настоящее время предводитель наш Тохтого… нам – сподвижникам своим ежедневно произносит образумительные речи и предлагает вести себя скромно, с населением обходиться дружно и никого не обижать, и не оскорблять – одним словом заставляет забыть прежнюю боевую жизнь. Мы одобряем его учение и всецело к нему присоединяемся[291]291
  Учение Тохтохо-тайжи // Забайкальская новь. 1910. 12 июня. С. 3–4.


[Закрыть].

Таким образом, даже до провозглашения независимости Халхой и Хулун-Буиром российская пресса воспевала благородного мятежника.

Несмотря на ценность Тохтого и его соратников для российского правительства, медлительность российской бюрократии задержала предоставление им помощи. Больше года люди проживали в юртах в Западном Забайкалье вдали от Хулун-Буира. Экономические обстоятельства вынудили их распродать четверть своих лошадей, что подрывало авторитет Тохтого в глазах его последователей. Только в июле 1911 года Тохтого и его сторонники были приняты в российское подданство и получили пособие 13 500 рублей. Дальше им было выделено около 1635 гектаров земли в Агинской степи примерно в ста пятидесяти километрах на северо-запад от Аргуни и в девятистах километрах от Джирима – родного аймака Тохтого. Там они впоследствии ассимилировались с коренными бурятскими казаками[292]292
  ГАЧО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 23. Л. 246 – 247 об.; см. также: РГВА. Ф. 1482. Оп. 1. Д. 54. Л. 47, 49–50; РГВИА. Ф. 1482. Оп. 1. Д. 89. Л. 129 – 132 об.


[Закрыть]. В Агинской степи усмиренный бунтарь снова превратился в обычного пастуха – бойца в режиме ожидания.

Поначалу российские власти поддерживали борца за независимое монгольское государство. Оглядываясь назад, можно сказать, что его борьба против хань-китайской колонизации и цинской «новой политики» дала серьезный толчок в мобилизации коренного населения Хулун-Буира и соседних с ним территорий. Поэтому история Тохтого позволяет нам раскрыть две темы. Во-первых, она демонстрирует сопротивление периферийного автохтонного населения китайской имперской политике. Однако, во-вторых, она показывает стремление Российской империи подстегнуть это сопротивление для получения опосредованного контроля над такими китайскими фронтирными территориями, как Хулун-Буир. Таким образом, Санкт-Петербург предоставил убежище этому мятежнику не из альтруистических соображений, а исходя из собственной заинтересованности. Что касается самого повстанца, во всем, что касается противоречивого понимания территории и границы, он остался верен этническому сообществу, а не Российской империи. Тохтого, таким образом, воплотил тип «присоединяемого человека» (detachable man), который оказался между двумя соперничающими империями, каждая из которых относилась к нему как к своему подданному. Присоединяемые люди могут пасть жертвами противоречивых лояльностей, так Тохтого оказался в зависимости от России как внешней силы, будучи связанным со своей собственной группой последователей[293]293
  Humphrey C. Detachable Groups and Kinship Tensions: The Tsongol at the Russian-Qing Border // Inner Asia. 2014. Vol. 16. № 1. P. 53–57.


[Закрыть].

Карта 3. Маршрут Тохтого и его сторонников между 1900 и 1922 годами (Cox Cartographic Ltd)