Текст книги "Метро 2033: Кочевник"

– Что-то худой он у тебя, – Шал задумчиво сдвинул брови и нагнулся осмотреть копыта.

– Э-э, бератишка, – плут стал растягивать слова и улыбаться еще шире, – не смотри, что худой, слушай, он умный зато. Самому кушать нечего, а коня хорошо кормить надо, чтобы бегал быстро. Но нечем, вот и худой. Я тоже худой, видишь? Нужно себя кормить, коня кормить, еды себе купить, коню купить. Травой кормлю, а когда сам хлеб ем, и ему даю. Но хлеба мало. Зерно купить надо. Не на что. Зима скоро, надо сейчас думать, чем кормить. Нечем кормить будет, резать придется. Конь умный, а как умного на согым[23]23
  Согым – заготовка мяса (конина, говядина) на зиму.


[Закрыть] резать, а? Жалко. Поэтому и продаю. Сто патронов.

– Охренеть! – Шал задохнулся от изумления, – за этого доходягу?

– Сабыр! Привет! – обратился продавец к коню.

Гнедой фыркнул и поднял правую ногу. Постоял минуту, опустил и поднял левую.

– Видишь? Умный! Свистнешь ему, прибежит, если недалеко и непривязанный. Самому за ним ходить не надо. Спокойный. Скажешь «жди», будет ждать, с места не сойдет, пока не позовешь. Вот, смотри.

Продавец быстро отбежал шагов на десять в сторону, чтобы конь его не видел, и свистнул. Гнедой шевельнул ушами и, забыв про Шала, развернулся, отыскивая хозяина. Увидев того совсем недалеко, направился спокойным шагом в его сторону, не обращая внимания на снующих по рынку людей.

– Видишь? Не обманываю я. Правду говорю, – мужик приложил руку к груди, – умный конь. И еще здоровый и нормальный! Лишних глаз нету, лишних ног нету, язык один, зубы все целые! Сам смотри!

– Вижу, – Шал кивнул, усмехнувшись. Ну что ж, начнем торговаться. На базаре два дурака – один продает, другой покупает, но сразу озвученную цену отдает только безумец.

– Восемьдесят. Вместе с седлом.

– Э-э, бератишка, мало же.

– А то вообще – пятьдесят, плюс обрез и десять «самокрута» к нему.

– Этот обрез? – Рука продавана потянулась к оружию в кобуре на ноге Шала. Тот плавно развернулся вполоборота, не позволив дотронуться до рукояти.

– Нет. Другой марки.

– Покаж.

– Да пожалуйста, – Шал скинул с плеча рюкзак и развязал тесьму. Достал обрез одноствольного Иж К-1 и, переломив его, подал мужику, – эжектор работает без проблем, пружины в норме.

– А чего отдаешь его? Самому не надо?

– Привык к двенадцатому.

– А-а-а. – Продавец посмотрел сквозь ствол на солнце. – А это какой?

– Шестнадцать же. Не разбираешься, что ли?

– Разбираюсь. Когда цифру на патроне вижу, – засмеялся мужик. – Ну, ладно, шестьд…

– Сорок! – перебил Шал, также широко улыбаясь. – Сорок «пятеры», обрез и десять «самокрута».

– Э, не… пятьдесят лучше.

– Хорошо, пятьдесят, – Шал кивнул и протянул руку скрепить договор. Продавец пожал ее с жаром и сунул обрез за пояс.

Шал неторопливо достал мешочек с охотничьими патронами и два магазина от «калаша», выщелкал в рюкзак десять штук «пятеры» и передал все торгашу. Тот, довольно улыбаясь, махнул рукой и растворился в толпе. Шал хитро прищурился, провожая его взглядом, и потрепал коня по гриве.

– Ну, что, Сабыржан, пойдем, пожуем чего-нибудь?

Конь кивнул, соглашаясь.

Шал тоже был доволен сделкой. Продавец, конечно, еще тот плут. Радуется, небось, обманул, а вот хрен ему на воротник. Пусть конь немного худоват, да и копыта не в лучшем состоянии – явно его гоняли по твердой почве без подков, но все же не пешком ходить. И добро свое на спине таскать надоело. Зато от неудобного обреза избавился. Правда, спуск там немного заедает и боек не всегда по капсюлю попадает, поистерся. Но, как говорится, без лоха и жизнь плоха. И кто сейчас из них двоих лоховее, надо еще подумать.

Глава шестая. Еще один способ потерять голову

Июль 2033 года

Жамбыльская область

Район Турара Рыскулова

Село Луговой

Отношение местного населения удивляло. Короткая перестрелка и крики среди белого дня большого внимания не привлекли. Из соседних дворов выглянули несколько человек, но сразу спрятались, несмотря на то, что оружие они имели. Никто не пошел разбираться, по какому поводу стрельба и есть ли жертвы среди соседей, все заботились только о своей безопасности. Когда дерутся две лошади, ишаку между ними больше всех достается, и по-другому объяснить их безразличие не получалось. Но при Булате такого не было. Умел он сплотить людей не только на защиту от внешнего врага, но и внутри селения проявлять друг к другу сострадание и участие. С его смертью это все куда-то исчезло, словно люди скинули оковы взаимовыручки и желания помочь, которыми когда-то славились. Теперь выходило, что в Кулане жители оказались честней. Сразу обозначили отношение друг к другу и не стали городить защитной стены, как в Луговом, так как смысла в ней не было. Действительно, каждый сам за себя.

Охрана на северных воротах оказалась более активной, чем на южных. Один из часовых застыл на крыше товарного вагона в обнимку с ружьем в позе сидящего будды, устремив взор куда-то на север, второй расхаживал у открытых ворот. Еще пара человек отдыхала в тени с внешней стороны стены, даже не обратив внимания на стук копыт и практикуя древнюю солдатскую традицию – до еды не будить.

Остановив коня уже за воротами, Шал оглянулся и отрывисто спросил.

– Проходил кто-нибудь?

Флегматик на крыше махнул рукой в сторону северо-запада. Шал привстал на стременах, приложил ко лбу ладонь, прикрываясь от слепящего солнца, и увидел далеко бегущую вдоль железнодорожных путей к бывшей воинской части фигуру. Сзади подошел часовой, одних лет с Шалом.

– Слушай, братишка, ты бы не ехал туда.

– Чего? – удивился Шал, – это еще почему?

– Я так понимаю, ты гонишься за тем, кто там бежит?

– Ты проницательно догадлив, братишка!

Судя по серьезному выражению лица, сарказма часовой не понял.

– А ты знаешь, кто это?

– И кто же? – презрительно спросил Шал, прекрасно понимая, что за этим последует. Станет давить на жалость.

– Это Ахмед, брат Железного Иргаша. Они тут часто бывают. Мы стараемся не связываться. Если их не злить, придут-уйдут и никого не тронут. А если ты обидишь Ахмеда, решат, что ты наш, придут и убьют всех. Сам понимаешь, лучше родной ворон, чем чужой ястреб.

– Ахмед вам родной-то ворон? Вы просто трусы! – сплюнул Шал и дернул поводья.

– Мы не трусы! Мы хотим жить! – донеслось в спину, но Шал уже не слушал, Сабыр резво взял с места и рванул вперед.

У железнодорожных путей коня пришлось придержать и пустить шагом. Высоко поднимая ноги, Сабыр грациозно переступал через рельсы, шелестел гравием и скользил подковами по бетону шпал. Привыкнув к открытым пространствам степи, на удивление проворно преодолел технологическое препятствие, и он снова ускорился, слушаясь поводьев и легких тычков ногами. Шал, жалея его, камчой пользовался в крайних случаях и старался лишний раз не лупить.

Впереди показалась воинская часть, в которой служил старший брат в конце далеких девяностых. Шал, тогда еще подросток, приезжал сюда с отцом, и брательник рассказывал много историй об армейской жизни. Часть была знаменитой и известной не только на территории бывшего СССР, но и за его пределами. Слишком много летчиков, не только советских, но и из стран третьего мира, куда продавал самолеты Советский Союз, проходило тут обучение. Брат даже показывал граффити на стенах в пустом здании общежития, оставленные иностранцами.

Несколько лет назад Шалу требовалось попасть в аул, затерянный у самого подножия Киргизского хребта. На старых картах он существовал, а вот дороги к нему за много лет стерло непогодой и без проводника туда не имело смысла соваться, в степи заплутать плевое дело. Булат тогда согласился его проводить, не зря прожил тут всю жизнь. За несколько дней пути они переговорили на многие темы. Чем же еще заниматься, как не языки чесать в пути, а язык, как известно, при случае доводил аж до столицы одной из бывших республик постсоветского пространства. Тогда Шал и узнал о давнем знакомстве Булата с покойным братом. И когда они вернулись в Луговой, Булат сводил его в места своей молодости в паре километров от станции. Слушая его воспоминания, Шал заодно обновил и свои, из детства.

Слева, под пышными кронами старых тополей, показались развалины. Булат рассказывал, что тут когда-то располагался небольшой круглосуточный магазинчик и солдаты бегали в самоволку прикупить водки и курева, а то и обменять новые простыни на пару буханок пышного хлеба, отличавшегося от солдатского. Деды́, презирая уставные подворотнички, предпочитали подшиву из белых простыней, и хозяйственные старшины шли на хитрость – новое постельное белье сразу сдавали в прачечную, для покраски. Из розовой или желтой, как лимон, простыни подшиву не сделаешь, а вот ночные барыги в магазине к этому относились равнодушно – простыня, пусть и нестандартного цвета, стоила намного дороже буханки хлеба. Брат рассказывал то же самое, только менял такие простыни сам, так что не верить Булату оснований не было.

Перед контрольно-пропускным пунктом все так же стоял поблекший сверхзвуковой истребитель МиГ-21, нацелив острый конус воздухозаборника в далекое и недоступное небо. Где-то уже в прошлой жизни осталась цветная фотография, на которой они втроем, с отцом и братом, позируют под этим самым самолетом. А осталась ли? Скорее всего, сгорела в ядерном пожаре, как и весь Алматы.

Прежде засаженная деревьями и кустарником, территория военного гарнизона без должного ухода и внимания человека значительно заросла за много лет, и заброшенные здания офицерского городка с трудом угадывались посреди буйства зелени. Громыхая подковами по бетонке, Сабыр еще больше растревожил воронье, и так неугомонно кружившее над тополями. Ворот на въезде не было – жители давно утащили их в поселок и установили на северной стороне защитной стены, поэтому здание КПП, скрытое кустарником, появилось внезапно. В черном провале окна засверкало и раздались выстрелы.

Сабыр вдруг обиженно заржал, ноги его подломились, и по инерции запрокидывая круп выше головы, конь полетел кубарем. Вылетая из седла, Шал успел высвободить ноги из стремян и бросить поводья. Неожиданный полет продолжался недолго и времени хватило только на то, чтобы извернуться, подставляя под удар о землю здоровое плечо. Лицо обожгло болью – разогретый на солнце шершавый бетон содрал кожу до мяса. Зашипев, словно змея, Шал еще раз кувыркнулся, гася энергию движения, и поднялся, резко разворачиваясь туда, откуда приехал. И вовремя.

Удар ногой в живот успел блокировать левой рукой, прикрывая заодно и пах, но крепкую плюху в ухо пропустил. Слева зазвенело, боль в голове взорвалась огненной вспышкой, но успел и сам треснуть правой. Противник отскочил, снова ударил ногой, Шал пнул в ответ и попал по голени, выкроив время на передышку.

Быстрый взгляд на коня. Нет, не встанет. Беспомощно дергает ногами, хрипит и слабо трясет головой, выгоняя из пробитой выстрелами шеи еще больше крови. И у самого в голове шумело. То ли последствия сотрясения, полученного от ударов клювом бородача, то ли от сильного удара Ахмеда, а может, от всего в целом, и плюс еще скачки верхом. Говорил Фаты, рано еще уезжать, полежать надо.

Ахмед дышал тяжело, долгая пробежка даром не прошла. Оскалился, как зверь, и прохрипел.

– Ты кто?

– Сам как думаешь?

– Да мне пофиг, кто ты… Я тебя сейчас убью…

– Давай.

Ахмед шагнул навстречу, выбросив вперед кулак и намереваясь нанести прямой в лицо, но вместо этого встретился с пустотой. Шал оказался легче противника и двигался быстрей. Стремительно сместился в сторону, блокировав удар, тут же правой захватил руку Ахмеда, разворачивая его к себе боком, и ударил в затылок основанием левой ладони. Раненая рука загудела, и по ней разлился жар, избавляя от внезапного онемения. Словно споткнувшись на ровном месте, Ахмед полетел на землю вперед головой и врезался в ограждение моста над ручьем, что впадал в пруд с зеленой водой слева от КПП. Вскочил, разворачиваясь, шаря по поясу в поиске ножа.

Шал сдернул с шеи «ксюху» и короткими очередями выстрелил по ногам. Нет времени для благородных поединков. Не тот клиент, но и приговор огласить необходимо. Чтобы знал точно, за какие именно грехи пришло возмездие. Шагнув ближе, пинком отправил рухнувшего на колени и закричавшего от боли преступника на спину и наступил на сжимающую нож ладонь – та под подошвой разжалась, выпуская оружие. Шал тут же его подобрал и выбросил в пруд.

– Отбегался, сучара!

Во избежание неприятных сюрпризов обыскал. Забрал пистолет, выщелкнул обойму и отвел затвор. Пусто. Выбросил в пруд.

– Че так патронов-то мало берешь, мудак? Самоуверенность зашкаливает? Лежать, сука!

Ахмед попытался привстать, но от пинка в лицо снова оказался на земле. Голова дернулась, он на мгновение застыл, потом повернулся к Шалу, довольно оскалившись и утирая с лица кровь.

– Кабздец тебе! Кирдык, сука!

Шал удивленно на него посмотрел, прислушался и перевел взгляд на аллею, ведущую к КПП из гарнизона. Все сразу стало на свои места. И шум в голове, который он считал последствием удара, и растревоженное воронье. Кирдык всегда приходит незаметно, как бы его интуитивно ни ожидали. Рычание двигателей становилось все ближе, и среди деревьев показался авангард транспортной колонны. Несколько автомобилей продолжило путь к КПП, остальные свернули к зданиям офицерских общежитий.

Из любой ситуации есть выход, и не всегда его результат совпадает с ожиданиями. Предстояло решить – всадить предварительно пулю в Ахмеда, прыгнуть в пруд и начинать с упоением глотать зеленую воду, пытаясь сойти за представителя земноводной фауны, или все же возомнить себя бегуном на длинные дистанции по бетонной аллее, способным перегнать кусок свинца, имеющего цель закрепиться именно в спине. Другие пути отступления были заведомо провальными – навстречу колонне или берегом ручья по пересеченной местности в противоположную сторону от пруда. Но Шал реально оценивал свои шансы. Возраст, как и пагубное пристрастие к табаку, не способствовали спринтерским рывкам. Так что бежать смысла не было, да и не хотелось. Проигрывать нужно достойно. Но интересней всего то, что еще может подкинуть судьба, упорно не желающая принимать его жизнь.

Четырехколесный бронетранспортер «Кобра» из авангарда остановился в нескольких метрах от моста. Скрытый бронелистами пулеметчик недвусмысленно повернул в сторону Шала ствол, и ему пришлось опустить автомат. Кто знает, что там с нервами у стрелка, пальнет еще, а пули 7,62 мало способствуют бесперебойному функционированию организма. Послышался скрип распахивающихся дверей, топот ног, и появились вооруженные люди. Толково взяли в «коробочку», обыскали и отобрали оружие.

Второй автомобиль оказался более колоритным и архаичным, и в строю разношерстной техники смотрелся как парусный фрегат, случайно заблудившийся среди броненосцев. Плавные изгибы черного кабриолета вызывали ностальгические мысли о другой стране, еще до Скорби канувшей в лету, и ощущение некоторой кинематографичности не проходило. Казалось, сейчас отворится задняя дверца в противоположную от передней сторону, и выйдет оттуда номенклатурный работник рангом не ниже второго секретаря обкома партии в хромовых сапогах, галифе и кителе серого цвета. Но ожидания не оправдались, предводитель данного воинства никакого отношения к партийной работе не имел.

Выше Шала на голову и, судя по морщинам на загорелом лице, возможно, одних с ним лет. Возраст еще могла добавлять борода, но длинные волосы, стянутые в хвост, практически не были тронуты сединой. Линялая футболка плотно облегала подтянутый мускулистый торс. Местами порванные рукава, казалось, не могли справиться с мощью накачанных бицепсов и обреченно расползлись, выставляя для обозрения успехи владельца на почве совершенствования своего тела. Железный Иргаш. Людская молва расходилась в трактовке причин, которые заставили его выбрать именно это имя. Кто-то утверждал, что все связано с бодибилдингом, вроде как Железный Арни восточного разлива. А кто-то настаивал, что виной этому любовь Иргаша к технике. Обе версии имели право на существование. Что мышцы, что разношерстная техника служили тому подтверждением.

Иргаш спрятал руки за спиной, поиграл мускулами груди и хмуро осмотрел место поединка, бросив взгляд сперва на Шала, потом на Ахмеда.

– Развлекаешься?

– Салам, брат! – Ахмед оперся спиной об ограду и улыбнулся. – Спаррингую тут, ага.

– Где мои люди?

– Этого спроси, – сплюнул тот кровью в сторону противника.

Иргаш вперил в Шала взгляд исподлобья, но продолжал разговаривать с братом.

– А я тебя спрашиваю. Я их вроде тебе дал в помощь?

– Прости, Иргаш. Так вышло. Дай пистолет, я пристрелю его, как собаку. Или нож. Вырежу ему печень, и твои люди будут отомщены.

Шал, спокойно выдержав взгляд Иргаша, от такого самодовольного заявления только хмыкнул.

– Тебе все бы стрелять и резать. И вот результат. Самого чуть на фарш не пустили… Да пристрелите уже коня! – вскричал Иргаш, – не мучайте животное!

Одиночный выстрел всполошил воронье снова, но прекратил хрип раненного Сабыра. Шал прикрыл глаза, мысленно прощаясь с верным конем, и вздохнул. Хороший друг был, хоть и молчаливый.

– Так. Позовите лекаря моему бестолковому брату. Коня разделать. Этого убрать. Я позже с ним пообщаюсь.

Шала пнули сзади по ногам, и он рухнул на колени, тут же получив прикладом по затылку.

Пробуждаться с тупой болью в голове и лицом в землю всегда неприятно. И неприятно вдвойне, что организм смог справиться с бессознательным состоянием и преодолеть границу между жизнью и смертью, куда запросто мог отправиться благодаря удару ретивого исполнителя приказов. Снова ожидания обмануты.

После того как Шал открыл глаза, первой мыслью стало опасение, что если его будут слишком часто колотить по голове, она станет похожа на глобус, шрамами напоминая очертания материков и океанов неизвестной планеты. Не хотелось вдруг сойти с ума после слишком сильного удара. Возможность продолжать жизнь дурачком, показывающим фиги воронам и воробьям, представлялась совсем печальной альтернативой. Затылок саднило, вряд ли контакт приклада и кожи прошел без последствий. Руки оказались связаны за спиной, зато ноги свободны.

– Итак, стою у жизни на краю, – прохрипел Шал и перевернулся на бок, – какого хрена, я не знаю.

– У тебя удивительное самообладание для человека, который одной ногой уже в могиле, – послышался голос Иргаша.

– Опять чего-то снова жду. – Шал сел, поджав под себя ноги и осмотрелся. – Но прыгать вниз упорно не желаю…

Иргаш рядом, в кабриолете, изучал какие-то бумаги под тенью дерева.

– Да ты поэт! Стихи у тебя хорошие.

– Иногда приходит вдохновение.

– Так невовремя?

– Что поделаешь. Оно очень капризно и может заявиться, когда его совсем не ждешь. Как любовь, что нечаянно нагрянет.

– Дааа… – задумчиво произнес Иргаш и пошуршал бумагой, – ты глянь, похож!

Шал посмотрел через плечо назад и догадался, чем тот занят. Читает ориентировки. Выходит, пока лежал без сознания, обыскали еще раз и вытащили пакет с документами. Сидеть со связанными за спиной руками стало неудобно, затекала шея. Он облокотился о колесо кабриолета и вытянул ноги. Легкий ветерок донес запах дыма.

– Твоюжмать! Да ты у нас охотник за головами! Надо же, подпись самого Ашимова. Я слышал, абы кому он не подписывает подобные бумажки. Следовательно, ты не абы кто.

– Гениально. Прямо в духе Шерлока Холмса.

– Я бы на твоем месте не язвил, Кайрат. Сам знаешь, что где-то эта бумажка, может, и служит верительной грамотой, но в наших краях она – прямой путь на тот свет. Приговор, подписанный самим Ашимовым. Эх, жалко, послужного списка нет. Интересно, сколько ты уже работаешь на Каганат? Много неугодных Ашимову убил?

– Достаточно для личного кладбища.

Рядом с кабриолетом застыл экзотический внедорожник, американский ориджиналь «Хамви», чересчур потертый, но все еще сохранивший заводскую окраску. И если наличие зарубежного транспорта в казахстанских степях поддавалось объяснению, то присутствие советского раритета, которому место в музее, удивляло. Ладно, с американскими автомобилями все понятно. За несколько лет до последней войны их доставили из-за океана в рамках безвозмездной военной помощи по немного сниженной цене, и использовались они Республиканской Гвардией, а турецкими «Кобрами» вооружались десантные войска. Так сказать, программа перевооружения армии более современной техникой, с заменой устаревшей советской. И неважно, что «Хамви» тоже давно морально не отвечали веяниям времени, зато престижно, американские же. Шал видел на военном аэродроме в Таразе даже несколько ржавеющих и заметаемых песком вертолетов «Хьюи», купленных для ВВС Казахстана. Необходимое им топливо стало недоступно, поэтому и забросили за ненадобностью. А Иргаш молодец. В отсутствие материально-технической базы заставить заграничную технику служить исправно стоит больших усилий.

– За Ахмеда сколько платят? Что-то не вижу цены.

– Ахмед для меня бесценен. Его я убью бесплатно.

– Чего так? Личная неприязнь?

– Можно и так сказать.

– Неужто месть?

– Да. Кровь за кровь, глаз за глаз, все равно он не уйдет от нас.

– Меня бесят подобные лирические отступления, – процедил Иргаш, – прям голливудский герой в лапах злодея, старающийся шутками сгладить трагичность ситуации. Плакать надо, а ты стихами и рифмами говоришь. Храбрец!

– Нет. Оптимист я.

Другая техника, что попадала в поле зрения, порадовала бы глаз любителя модернизаций или режиссера фантастических фильмов. При долгом рассмотрении узнать марку автомобилей по тем или иным частям кузова возможность была, несмотря на все произведенные доработки. Дизайнерскими находками там и не пахло, все служило практической цели, а судя по вооружению, с маниакальным усердием установленному на каждую единицу техники, целью являлась война. Война с Каганатом.

Запахло жареным мясом. Хозяйственные. Не дадут пропасть куче еды и сожрут сейчас Сабыра за милую душу. «Чтоб вы подавились моим конем, уроды!»

– Еще скажи, и смерти не боишься.

– Почему? Боюсь. Не боятся только психически ненормальные и герои, а я ни тот, ни другой. Но и особой цели в жизни уже нет, кроме мести.

– Ты что, забыл, что у казахов уже лет двести нет кровной мести?

Шал знал историю своего народа. Когда-то казахи действительно отказались от мести, заменив наказание кровью выкупом. За убийство платили скотом, который род преступника отдавал роду пострадавшего. Жизнь человека стоила девять коров.

– Теперь есть. Великая Скорбь этот институт возродила. Или ты считаешь, – Шал оторвался от машины, обернулся и посмотрел на Иргаша, – что девять коров смоют вину с твоего брата? Хренушки! Это могло прокатить в давние времена, но не теперь.

– А если два раза по девять?

– Даже три раза. Я вообще не понимаю, чего ты разговоры разговариваешь? Ты видел, что я хотел убить твоего брата, я тебе прямо об этом сейчас заявил, чего ждешь?

– Я, в отличие от своего брата, прежде чем отдать приказ убить человека, пытаюсь понять, может ли этот человек быть мне чем-то полезен.

– Думаешь, стану работать на тебя? Не боишься, что я соглашусь, а потом убью тебя?

– Думаешь, я упустил из виду ЭТО? – Иргаш сел на порог салона и сунул Шалу под нос свой портрет. – Я не до такой степени наивен, чтобы пригреть на груди змею. Но есть способы вырвать жало, чтобы она не кусала, но и не сдохла раньше времени. Пока не пригодится для важного дела.

Шал щелкнул языком.

– Не прокатит. Хрен ты меня заставишь что-то делать для тебя.

Иргаш выбрался из автомобиля и свистнул. Прибежал молодой парень, рукой придерживая колотящий по бедру приклад автомата.

– Ерлан, приведи Алибека!

– Слушаюсь, господин.

– Вот смотри, – Иргаш присел рядом с Шалом на корточки, – сейчас он приведет человека, который пару лет назад в Кызылорде устроил засаду и с подчиненными перебил десяток моих людей. Он тоже служил Каганату. Мы его потом выкрали, чтобы наказать, но убивать я его передумал. Сейчас он об этом и не помнит, но служит мне исправно.

Привели мужчину средних лет, но с седыми волосами. Шал даже с земли заметил, какой потухший взгляд у него, а чтобы так сломать человека, нужно очень постараться. По сторонам тот не смотрел, в ожидании приказаний глядя только на Иргаша.

– Вы оба, – обратился Иргаш к своим людям, – подойдите к джипу.

Те выполнили приказ и остановились перед автомобилем.

– А теперь сильно ударьте по нему кулаком.

Алибек, не раздумывая, стукнул по дверце и зашипел от боли, молодой же недоуменно посмотрел на Иргаша.

– Но зачем, господин?

– Я отдал тебе приказ, сука! – процедил Иргаш, – выполняй!

Парень помялся, но врезал кулаком там же, где и Алибек, и затряс ладонью. Иргаш повернулся к Шалу.

– Ты понял? Алибек, не задумываясь, выполнил приказ, в отличие от Ерлана. Он знал, что будет больно. Он вообще любой мой приказ выполнит, но будет знать, что это связано с опасностью, и будет стараться сберечь свою жизнь. Сейчас я ему приказал причинить себе вред, и он засомневался, в отличии от Алибека. Скажу достать нож и всадить себе в ногу, Алибек также без раздумий это сделает, а Ерлан нет. Знаешь почему? Потому что Алибек – зомби. Раб-манкурт. У меня еще несколько человек таких есть. И ты таким будешь.

– А нафига я тебе в таком состоянии?

– Охотник за головами, – хмыкнул Иргаш, – выполняющий любой каприз, может быть очень хорошим подарком. Вот подарю тебя брату как игрушку, чтобы ты его развлекал. Конечно, я его уговорю сначала, чтобы он тебя сразу не убил. Он у меня прямой и резкий, как понос. Импульсивный слишком. И вот ты, может быть, будешь убивать по его приказу, так, как он скажет. Может быть, будешь делать больно себе, а он будет веселиться.

– Замучаетесь пыль глотать, братцы-кролики. – На Шала эта тирада впечатления не произвела. – Вообще не понимаю, чего ты мне этот еперный театр показываешь. Сказки венского леса, твою мать. Детский лепет какой-то. Зомби, сука. Обитель зла прям.

– Ты чего такой дерзкий-то? Другой на твоем месте за базаром следил бы. Совсем нюх потерял с поддержкой Каганата? Так его сейчас здесь нет. Ты один.

– Ну, значит, судьба такая, что поделаешь.

– Ну и отлично! Какая тогда тебе разница, как ты умрешь и когда? Сразу от пули или сначала личность умрет, а тело еще послужит кому-то против твоей воли. Способ древний, но действенный. Пять дней, и я тебе обещаю, забудешь обо всем. Пять дней, проведенных в пустыне, сделают из тебя такого хорошего и послушного зомби, что Мила Йовович позавидовала бы, – Иргаш засмеялся. – А как ты относишься к совпадениям?

– Каким? – Шал с интересом посмотрел на собеседника.

– Ну, вообще к совпадениям. Считаешь ли ты их знамением судьбы, или, там, проявлением удачи?

– По обстоятельствам.

– И правильно. Потому что эти совпадения служат обстоятельствами для тебя неблагоприятными. Ты уже обрит. Вчера брили, да? – Иргаш провел ладонью по лысой голове Шала. – Вчера. Это первое совпадение. Твой конь погиб, а его желудок послужит нам в качестве шири. Это второе совпадение. Так что, Кайрат, – Иргаш довольно улыбнулся, – это судьба, как ты и говоришь! И когда мы встретимся вновь, помнить меня ты уже не будешь, так что прощай.

– Ты так в этом уверен? Ну ладно. Тогда скажу сейчас, раз не смогу потом. Иди нахрен!

Иргаш потянулся сначала к пистолету, но, поиграв желваками, передумал и сделал быстрый жест своим людям.

– Отдайте его Хызыру! Он знает, что делать!

Шала рывком подняли с земли, и, завернув связанные за спиной руки выше головы, увели. Охнув от боли в левом плече, он процедил.

– Женевской конвенции на вас нет, сволочи! Пленных нельзя обижать!