Текст книги "Наши в городе. Сборник новелл"

Понты
Сатирическая новелла

«Люди готовы завидовать даже красивым похоронам».

Владислав Гжерчак

Параграф 1. Как Михаил Иванович поссорился с Иваном Михайловичем

…Михаил Иванович, пребывая в отличном расположении духа, насвистывая любимую мелодию, вальяжно вывалился из дома.

Утреннее, весеннее солнце ласково улыбалось прохожим и приветствовало всех, кто встал с той ноги. Михаил Иванович, взглянув на солнце, прищурился и направил своё дряблое тельце к своей ухоженной «Девятке». Он неистово обожал эту машину, как жену и любовно называл её Ладушкой, а она, в свою очередь, верой и правдой служила ему уже семь лет: и в жару, и в холод. Они вместе преодолевали осенние хляби и зимние заносы, ухабы и раздолбанные томские дороги.

Михаил Иванович нежно мыл свою Ладушку специальным ароматным шампунем, постоянно тюнинговал салон, следил за развалом – схождением колёс и в первых рядах проходил техосмотр. Время всеобщего пересаживания на европейский и японский автохлам ещё не грянуло, поэтому, коммерсанты и братва рассекали на «Восьмёрках» и «Девятках»; особым шиком считалось гонять на вишнёвой «Девятке».

…В этот момент к дому грациозно подрулил новенький «Форд Фокус» и лихо запарковался рядом с «Ладой 2109».

Михаил Иванович тормознулся на пол-пути, открыл рот от изумления и проникся лютой завистью. Сосед с седьмого этажа, – бандит средней руки, тупой бык и недоумок Иван Михайлович, откликающийся на погоняло «Гангрена», вразвалочку продефилировал к подъезду, процедив сквозь зубы: «Привет, Мишаня».

Михаил Иванович сплюнул в сердцах и грубо ответил вслед: «И тебе не хворать, Ванёк-пенёк» (уже чуть слышно).

Так хорошо начинавшийся день, оказался напрочь испорченным по одной простой причине: у Гангрены авто выглядело теперь лучше, престижнее, качественнее, а значит и статус Ивана Михайловича автоматически становился на порядок выше статуса Михаила Ивановича. Его пучило от негодования, распирало от зависти, тошнило от бессилия. Он – коммерческий директор большой фирмы, известный в Томске инвестор, успешный бизнесмен размазан и унижен каким-то пацаном из братвы, к тому же, младшим его на пятнадцать лет. По мнению Михаила Ивановича, – это полный беспредел, вопиющая несправедливость и болезненный удар по его престижу.

Одним словом, он в спешном порядке разлюбил свою Ладушку и серьёзно задумался о новой машине, причём, о такой, которая бы превосходила «Форд Фокус» по всем статьям.

Вместо того, чтобы мчаться на работу на всех парах, Михаил Иванович зарулил к давнишнему другу, торгующему автомобилями.

– Павлик, мне край нужна тачка, желательно новая, и как можно быстрей.

– А эта чем плохая? Она у тебя просто игрушка.

– Я на «Девятке», выгляжу как лохундра. Скоро серьёзные люди попросту со мной дела вести откажутся.

– Дурачок ты, Миша! Для работы лучше «Девятки» ничего нет, я тебе отвечаю…

– Я уже несколько раз замечал косые взгляды партнёров, когда на тёрки приезжал. Меня, конкретно, за лоха принимают, сквозь зубы со мной базарят, в упор не замечают…

– Да ты, Михаил Иванович, накручиваешь себя; какая разница, на какой тачиле ты гоняешь?

– Не скажи, Паша. Разница существует, и довольно большая. Понимаешь, я соответствовать должен.

– Чему соответствовать?

– Своему положению, статусу наконец. Надо, чтобы пацаны и коммерсанты меня уважали и, если хочешь, завидовали.

– Значит ты, Михаил Иванович, считаешь, что уважение к тебе возрастёт, если у тебя авто круче окажется?

– И не только авто, Павлик, много чего ещё: прикид, хата, мебель в хате, какой пёс по ней бегает, сколько шуб у жены, в какую школу сын ходит, сколько у меня мобильников… Чего я тебе прописные истины талдычу, сам в курсе…

– Я врубился. А какую тачку ты хочешь?

– У тебя «Чиркан» на продажу найдётся? Чтобы новый или на худой конец, годовалый, не старше, зелёный, со всеми прибамбасами?

– Ты имеешь ввиду джип «Чероки»?

– Что имею, то и введу… Именно, Джип «Грант Чероки»!

– Тут, Миша, основательно покумекать надо. Машина дорогая, да и редкая пока в нашем городе. Это во Владик смотаться придётся, а там людей необходимо знать, иначе не выпустят; опять же, гнать его сюда через пол-страны…

– Паша, я тебя давно знаю, всецело доверяю тебе. Скажи, ты сможешь всё организовать, «Чиркана» сюда пригнать, и чтоб в пределах разумного?

– Тут прикинуть надо, с пацанами перетереть, перегонщика найти, с ГАЙцами перебазарить,…

– Ты чо, Павлик, заладил одно, да потому. Берёшься или нет?

– Налик нужен… Я всё обмозгую; завтра пересечёмся.

– Даю тебе день, Паша. Да, ещё прикинь, кому мою «Девятку» пристроить, да подороже, и в хорошие руки.

– Не кипишись. Всё устрою пучком. Я когда-нибудь тебя подводил или кидал?

– Ну добро, бывай.

– Вопросы могут возникнуть, так что оставайся, Михаил Иванович, на связи. Пока.

…Михаил Иванович катил к себе в офис и лихорадочно прикидывал во что ему обойдётся измена «Ладушке» и «отношения» с новым другом «Чирканом».

Если нормально продать любимую машину, перехватить в надёжном банке ссуду, занять у верных друзей, то всё срасталось. А самое главное, что в течение пары недель можно восстановить утраченный статус и вставить клизму соседу, получить назад уважение и унизить «Гангрену».

Вот таким извращённым образом представлял себе статус, уважение, престиж Михаил Иванович, и не только он, а вся огромная и необъятная Россия, при этом, умственные способности, образование, деловые качества в расчёт вообще не принимались.

Михаил Иванович готов был влезть в любые долги, под любые проценты, лишь бы избавиться от гнетущего состояния зависти к своему соседу, от комплекса неполноценности…

…Через две недели с Дальнего Востока пригнали новый «Чиркан» зелёного цвета и Михаил Иванович успокоился, зато Иван Михайлович – «Гангрена» впал в затяжную депрессию, не зная, чем ответить наглому соседу.

Он долго мучился в поисках достойного выхода, просчитывал всевозможные варианты и, наконец, в конце лета провернул аферу с наркотой, в результате чего появилось бабло на подержанный «Хаммер».

«Хаммеров» в Томске числилось всего два: один у смотрящего за областью «Гуни», другой – у главного мента В. В. Скворца, поэтому, братва дружески посоветовала «Гангрене» не рыпаться, не лезть в пузырёк, а срочно сменить тачку на более скромную.

Иван Михайлович, скрепя сердцем, продал свою, не в меру крутую, тачку и отправил гонцов во Владик за зелёным «Чирканом».

…В сентябре возле подъезда парковались две совершенно одинаковые машины, похожие, как две капли «перцовки», и Михаил Иванович замирился с Иваном Михайловичем. Единственное чем отличался джип «Гангрены» от джипа Михаила Ивановича, – это надписью на заднем стекле «Король дороги».

«Кто король дороги?», – не въехал в тему Михаил Иванович, возбудился по этому поводу и пришпандорил на заднее стекло своей машины вызывающую наклейку «Первый в Мире, второй в Сибири». Психологическое равенство между соседями на некоторое время оказалось восстановлено, но ненадолго…

Параграф 2. Маша против Даши

…Дарья Юрьевна, жена Михаила Ивановича, с грохотом распахнула дверь и вся в слезах бросилась на кухню, где её муж тихо-мирно глядел футбол, запивая всё это пивасиком.

– Ты тут торчишь, пялишься в эту долбаную плазму, а меня сейчас жесточайшим образом унизили и оскорбили до глубины души.

– Что случилось, зайка моя? Давай поподробнее.

– Я только что встретила эту шалаву, Ванькину подружку, Машку, подстилку бандитскую…

– Ну и что? Тебе-то какая печаль?

– Эта сучара вышагивала в новой норковой шубе.

– И что в этом такого? Каждый одевается, как хочет.

– Ну ты и сволочь, Миша. Я целыми днями кручусь, как белка в колесе: обеды-ужины готовлю, по магазинам бегаю, во многом себе отказываю, фитнес уже два дня не посещала, с подругами редко встречаюсь, потому что мне надеть нечего, а ты… Ты уже забыл, когда мне что-то дарил. В общем, не могу я больше ходить в этой трёхрублёвой мутоновой шубе, как нищенка, как зачуханка…

– А я, между прочим, не пальцем в жопе ковыряю, я пашу, как раб на галерах… У тебя полный шкаф всякого барахла, а шубы, – целых три, поэтому, закрой варежку и не мешай футболом наслаждаться.

– Ах ты, козёл вонючий! Враз забыл, кто тебе стартовый капитал на бизнес подогнал. Правильно, недоумок рогатый, мой папа. Я, вообще, можно сказать, уже много лет тебя содержу, свинья неблагодарная. Вот сейчас позвоню отцу; он тебе враз крылышки оттяпает. Голышом вылетишь от сюда, с голоду сдохнешь, на паперти попрошайничать будешь…

– Даша, истерику прекрати.

– Это у меня истерика? Сейчас у тебя нервы в пляс пойдут, жлобина конченный, жадина загребущая, экономный ты наш.

…Дарья Юрьевна демонстративно выключила телек и вылила недопитую бутылку пива в раковину, встала посередине кухни в позе боксёрской груши и прошипела: «Ну ударь, ударь меня, трус, импотент, козёл рогатый».

– Это я козёл рогатый? А ты, – коза драная, корова необразованная, фригидная жаба…

– Ну всё! Ты меня конкретно достал, Михуйло, со своим футболом, со своей тупой жадностью, со своими дешёвыми девками. Слизняк, ответить нечем, кишка тонка, на личности переходишь?!

…Михаил Иванович налил алой краской мутные от злобы зенки, почернел от обиды, поднял было руку, но подумал о неминуемых, жестоких последствиях, быстро встал, потом, беспомощно сел и плаксивым голосом простонал: «Я… Я всё в дом… Я всё в семью… Я всё для тебя, а ты… Ну нельзя же так; из-за какой-то вшивой шубы ты устроила весь этот дурдом. Спа-си-бо за всё. Теперь – то, я узнал о себе много чего нового и интересного».

– Ты вынудил меня, изверг. Ты внимания мне не уделяешь. Ты супружеские обязанности не выполняешь. Ты экономишь на мне…

– Да пойми ты, наконец, не могу я сейчас из бизнеса деньги выдернуть, за новую машину ещё не рассчитался, два кредита висят.

– А мне наплевать на твои говённые заморочки, меня не колышут твои долбаные ссуды.

– Это, Даша, не мои, а твои заморочки. Забыла, как летом в Испании месяц гужевалась, пока я тут, как ишак, горбатился? Забыла про наряды, про брюлики, которые ты постоянно покупаешь? Забыла, что новый кухонный гарнитур поставили? Про всё забыла?

– Повторяю, для особо тупых, это твои грёбаные проблемы! Я хочу новую шубу, вынь да положь..!

– Трудная ты, Даша…

– Это я трудная? Если бы не я, ты уже по миру пошёл бы. Я, можно сказать, с руки тебя кормлю, неустанно забочусь о тебе, очаг семейный оберегаю, а ты какие-то копейки на шубу пожалел.

…Михаил Иванович не имел больше сил сопротивляться, сидел притихший, как зверёк, пойманный в капкан. Он вдруг понял одну вещь: лучше уступить, – дешевле обойдётся. Придётся взять ещё одну ссуду, причём не ради необходимости, а исключительно ради понтов.

А с другой стороны, его новая машина, – это, как ни крути, тоже понты?! Короче говоря, Михаил Иванович и его благоверная жёнушка Дарья Юрьевна стоили друг друга, типа два сапога пара, – точная копия и зеркальное отражение…

Михаил Иванович тяжело вздохнул и задал простой, банальный вопрос: «Какую шубу ты хочешь, дорогая?»

– Миша, ты чо тупишь, конечно, соболиную, и чтобы в пол.

– Но согласись, она стоит, как моя машина.

– Это твой геморрой… Нет денег, на панель ступай, хотя с тебя толку…

– Умоляю, не начинай. Я обязательно что-нибудь придумаю, только тестю о нашем скандале, – ни слова.

– Вот, это разговор взрослого человека. Ладно, уговорил. До Нового года, – месяц, и у тебя – месяц. Время пошло! Я не позволю какой то вульгарной девице, без роду, без племени, унижать себя. Пусть теперь она лопнет от зависти, змея подколодная.

…Мария Юрьевна королевской походкой вознеслась в подъезд, поднялась на лифте на седьмой этаж и тихо открыла дверь.

Иван Михайлович прозябал на кухне, старательно чистил волыну, одним глазом глядел футбол и потягивал любимый «Хейникен».

– Вань, ты прикинь, только что эта напыщенная курица, Дашка, чуть не упала в снег от зависти, налилась злостью и как чокнутая рванула домой. У меня от этого ощущения превосходства чуть оргазм не случился.

– И чо, в натуре?

– Скажи мне, «Гангренчик», кто в стране главные – барыги, или пацаны?

– Ежу понятно, что братва. Мы, чисто конкретно, как доили и душили эту мразь, так и будем доить и давить.

– А чо тогда некоторые, типа богатенькие, лучше пацанов кантуются, катаются, как сыр в масле?

– Эти тоже из наших, из братвы, только вовремя в депутаты залезли, в чиновники подались, заметь, всё за бабло.

– Но ты базарил, что это не по понятиям, чтобы одновременно и с братвой, и с красными?

– Так раньше считалось, но времена типа изменились…

– Ладно, убирай свои железки, ужинать будем, и телек переключи, а то задолбал твой футбол.

– Я погребу «заготовки» мацать, а ты гляди в оба, когда гол впиндрючат, зови меня, в натуре…

…Не успел «Гангрена» шагнуть из кухни, как его любимый «Спартак» пропустил гол. Он отчаянно махнул рукой и огорчённый поплёлся в ванную. В эту минуту Машка заорала: «Смотри, Вань, ещё один гол забили». Он мигом подскочил к телеку, потом повернулся и зло процедил: «Дура, это повтор показывали».

Маша водрузила на стол початую бутылку водки, достала хрустящую закуску, налила наваристый борщ и умоляюще покосилась на сожителя: «Ваня, я прошу тебя, больше двух стопок не пей, а то ты потом в койке, – никакой. Я девушка в соку, мне мачо нужен».

– Значит так, Мусик, если футбол дашь доглядеть и наши трахнут «Динамиков», то получишь в койке ураган.

– Люблю я тебя Ванечка. Давай распишемся, как люди?

– Нельзя мне, пацаны, в натуре, не поймут.

…Приближался Новый Год: малоимущие граждане скупали дешёвые сувениры, средний класс – электробытовые приборы, а хозяева жизни умчались с любовницами в Куршавель лакать шампанское по тысяче баксов за бутылку.

Михаил Иванович взял неимоверную ссуду, якобы на развитие бизнеса, а сам справил жене соболиную шубу и шапку впридачу.

Дарья Юрьевна приняла подарок как должное, за прошлые оскорбления не извинилась, но «спасибо» всё-таки из себя выдавила.

Теперь она красовалась вся в мехах, а её муж пребывал в долгах как в шелках. Но что не сделаешь ради понтов; Россияне уже давно, в большинстве своём жили не по средствам, выделываясь друг перед другом. Кто мог воровать, – воровал, кто мог кидать лохов, – кидал, кто мог грабить, – грабил, а кто не мог или совесть не позволяла, – тот брал бесконечные ссуды, попадая в рабство к обнаглевшим банкам. В итоге кто-то удирал за границу, кто-то становился нищим, кто-то вешался, а некоторых просто, отстреливали за долги, как уток.

…Михаил Иванович надеялся, что закроет долги, погасит кредиты, вкалывая по четырнадцать часов в сутки, проворачивая полу-криминальные махинации по серым схемам.

В первый день Нового года распогодилось: с невыразимой лёгкостью с неба опускался пушистый снег, градусник сигнализировал отметкой около нуля, не проспавшиеся после бурной ночи, граждане вывалили на свежий воздух.

Мучаясь от липкого пота, Дарья Юрьевна напялила соболиную шубу и грациозно отправилась выносить посленовогодний мусор. Театр абсурда работал без антрактов, ежеминутно демонстрируя зрителям комические сцены российских понтов.

…Маша вместе со своим бандитом Ваней в это самое время вынырнули из подъезда, намереваясь посетить Машиных родителей. Тут-то они и столкнулись с соседкой в шикарной шубе, с мусорным ведром в руке.

Когда Дарья Юрьевна скрылась из виду. Маша покраснела от гнева, распухла от зависти, набычилась от безнадёги и заорала на всю улицу: «Это беспредел! Ты видел, как меня только что унизили и втоптали в дерьмо».

Ваня даже не обратил внимания на соседку, удивлённо покосился на свою пассию и направился к «Чиркану»: «Ты чо базлаешь, как терпила? Прыгай быстро в тачку, пока соседи ментов не вызвали».

– Ванечка, ты можешь смотреть свой футбол хоть каждый день, употреблять пиво вёдрами, но только при одном условии.

– Ну и чо за тема?

– Купи мне шубу из шиншиллы…

– Какой расклад? Сколько весит прикид?

– Много тонн… Понты, Ваня, дороже денег.

– Ладно, померкуем, на крайняк, не доедим, не допьём, не до…

– Меркуй быстрей, а то я от зависти удавлюсь.

– Херню базаришь. Ладно, погнали к предкам.

…«Гангрена» уставился в упор на дорогу, надулся, как индюк и молчал, как партизан на допросе. Первый день Нового года оказался напрочь испорчен, и всё из-за этих ненавистных соседей.

Ваня поправил кобуру под мышкой и подумал о нехорошем, а Маша в этот момент представляла, как выпорхнет из подъезда в новой шубе.

…Бесконечная гонка за бессмысленными понтами продолжалась: у кого больше денег – тот престижнее, у кого шикарнее апартаменты или дом – тот успешнее, у кого дорогой автомобиль – тот статуснее, у кого больше корочек о высшем образовании – тот умнее, у кого каждый день икра с шампанским – тот состоялся… Ну… ну…

Если вы, господа, всю жизнь гоняетесь за понтами и статусом, недомогаете и хвораете от зависти и злобы, то когда же вы живёте?

Правильный ответ: никогда!

Вперёд, россияне, за статусом, уважением, престижем, пока другие в это время просто живут и наслаждаются природой, радуются каждому дню и довольствуются тем, что имеют…

Параграф 3. Яблоко от яблони…

…Звонок на урок прогремел неожиданно, как гром среди ясного неба; Пал Палыч, учитель географии, даже вздрогнул. Выждав несколько секунд, он достал из шкафа журнал девятого «А» и отправился на урок. При его появлении ученики прекратили галдёж и дружно встали.

Географ внимательно оглядел класс, аккуратно водрузил журнал на стол и нежно вытянул из кармана измятый целлофановый пакет: «Здравствуйте, господа школяры. Вот в этот пакет убедительно прошу всех положить „Айфоны“, „Айпады“, мобильные телефоны, а также МП-3, МП-4, МП-5».

Кто-то с заднего ряда решил язвительно пошутить: «Пал Палыч, конкретно заявляю, что МП-5 ещё не изобрели».

– Это кто у нас тут такой умный?

– Петров, Александр Михайлович, собственной персоной!

– Отдельное предложение для Александра Михайловича Петрова: «Если вы добровольно не сдадите вышеперечисленные средства связи, то будете немедленно удалены с урока, а это, – автоматическая двойка в журнал».

…Недовольные ученики потянулись к столу сдавать свои дорогие игрушки, и только Петров остался на месте, ехидно поглядывая на учителя.

– Пал Палыч, я в растерянности, прямо не знаю, что и делать. У меня «планшетка», а про неё вы ничего не упоминали.

…Учитель географии не терпел хамства, неподчинения и откровенного издевательства над собой, поэтому громко объявил: «Петров, ты отнимаешь у нас драгоценное время! Бери свою „планшетку“, рюкзак и выметайся вон из класса, а дневник не забудь положить на стол».

– Не имеете права…

– Да, вот ещё что: без отца, как его, – Михаила Ивановича, в школу даже не появляйся.

– А вы знаете, кто у меня отец?

– Да хоть почтальон Печкин, мне абсолютно по барабану…

…Когда дерзкий и наглый не по годам Петров покинул помещение, все вмиг угомонились, Пал Палыч открыл журнал и c большим удовольствием, старательно вывел ему «двойку». Потом поправил очки и спокойно произнёс: «Начнём опрос, господа. Тема: „Водоёмы Сибири – реки, озёра, моря“. Кто доброволец?» Две девочки-отличницы молниеносно подняли руки, остальные тут же замерли и притаились, как в засаде.

Пал Палыч прогулялся вдоль доски, после чего впялился глазами в журнал и принялся выискивать счастливчика, не желающего становиться добровольцем. Когда напряжение достигло апогея, а минута молчания явно затянулась, он торжественно объявил: «Я знаю, кто нам поможет. Господин Слепченко, к доске. Да вы, не тряситесь, сегодня я добрый, пыток не намечается».

Неуверенной походкой безнадёжный, отпетый, пропащий троечник Саша Слепченко обречённо поплёлся к доске, опустил невинные глазки и стал лихорадочно вспоминать реки Сибири. Учитель выждал необходимую паузу, поглядел в окно и неожиданно спросил: «Александр, вы любите футбол?»

– А при чём тут футбол?

– Тогда поставлю вопрос по-другому: «На какой реке находится город Томск?»

– У нас тут Ушайка протекает, ещё Обь недалеко, а… вспомнил – Томь!

– Хорошо. А город Омск на какой реке расположен?

– Ну, там большая река, больше Томи…

– Совершенно верно, а называется она?

– Выпало из головы. Дайте мне минуту на размышление. А можно взять помощь друзей?

– Я гляжу, вы Александр, с юмором. У меня вопрос: друзья у вас имеются?

– А как же, конечно!

Пал Палыч повернулся к классу:

– Иванова, на какой реке расположен город Омск?

– На реке Иртыш.

– Хорошо, садитесь, Светлана. Слепченко, последний вопрос, отвечаете, я закрою глаза и поставлю вам тройку. Вопрос такой: «Какое море раскинулось недалеко от Новосибирска?»

– Шутите, Пал Палыч. Нет там никакого моря! Там, кажись, одни реки кругом.

– Море называется Новосибирским, ещё на берегу находится город Бердск, а вам, Александр, – двойка! Несите свой дневник. География, молодой человек, наука серьёзная, без неё вы, просто, заблудитесь.

…Пал Палыч уткнулся очками в журнал, затем, быстро взглянул на часы, покачал головой: «На следующем уроке, – письменный опрос по сегодняшней теме, а сейчас поговорим о Северном Ледовитом океане».

…Санёк Петров с шумом ввалился в прихожую, с грохотом плюхнул рюкзак в угол и громко высказался: «Заколебал уже конкретно этот Пол Пот, козёл очкастый, скунс вонючий!»

Дарья Юрьевна, с тревогой в глазах и ложкой в руках выглянула из кухни: «Что за шум, а драки нет?».

– Ма, этот гад меня достал, конкретно.

– Кто достал?

– Палач Палыч! Ботан по землеграфии! Жук навозный!

– Учитель географии? Нормально можешь изъясняться?

– Ма, я ему крутую «планшетку» демонстрирую, ни у кого такой нет, а он меня из класса выгнал, вроде как за хамство, как – будто я двоечник последний. И предъяву мне тычет, типа без отца, в школу, лучше, не появляйся; все училки как училки, а этот независимого из себя корчит, на семью нашу наезжает. Отца почтальоном Печкиным обозвал, гад, ты прикинь, ма…

– Да, уж географ ваш совсем распоясался, многое себе позволяет.

– Вот и я про же, ма. Авторитет, уважение, статус в ноль не ставит. Унизил меня перед всем народом, как лоха последнего, как говнюка конченного. Ни за что двойку влепил и весь из себя, довольный такой…

– А что, на самом деле «планшетки», кроме тебя, ни у кого нет?

– Я те отвечаю, зуб даю!

– Ладно, сыночек, разберёмся. Иди руки мой и успокойся уже, обед стынет.

– Ма, у меня после такого наезда кусок в горло не полезет. Пойду музон погоняю, а то колбасит меня от школьного беспредела…

– Иди, Александр, а я пока папе перезвоню. Вопрос надо решать немедленно.

…Петров младший удалился в свою комнату, Дарья Юрьевна вернулась на кухню, опустилась на стул и серьёзно задумалась: «Почему так всегда, – нищета голопузая, рвань, пьянь, дрянь лезут в контру с успешными, богатыми людьми, вякают не по делу, пасть вонючую разевают? Завидуют, конечно, деньги в чужом кармане, – считать мастаки, вилами богатых пугают, уравниловки хотят. В открытую выступать боятся, так детей наших прессуют, оскорбляют и унижают. Ну кто такой этот запёрдыш, географ ползучий? Никто, вошь на гребешке, пустое место, ноль без палочки, сявка на копеечной подачке. Когда же он, наконец, поймёт, что есть уважаемые люди, успешные, а есть быдло; есть пастухи, а есть овцы, есть хозяева жизни, а есть босота».

От такой вопиющей несправедливости у Дарьи Юрьевны в зобу дыханье спёрло, заколотил озноб. Она нервно схватила сотовый и истерично набрала мужа: «Миша, твоего сына сегодня в школе прилюдно унизили. Кто, кто? Опять этот экстремист, диссидент, учитель географии. Давай, немедленно дуй в школу, и жёстко там разберись. Я никому не позволю своего мальчика до депрессии доводить». Она отключила мобильник, облегчённо выдохнула и тут же успокоилась.

…Накрученный женой, Петров-старший мчался в школу, на светофоре не успел затормозить и вылетел на «зебру». Из кустов вальяжной походкой выплыл Гаец, козырнул и заученно прощебетал: «Нарушаем, гражданин… Ваши права и документы на машину».

Михаил Иванович привычно сунул тысячную купюру в техпаспорт и протянул документы гаишнику: «Я тороплюсь, командир. Извини, светофор не заметил».

– За «зебру», – отдельный тариф.

– Сколько?

– Ну, вы же не глупый человек, и машина у вас не три рубля стоит. Короче, ещё столько же и разойдёмся краями.

– Держи!

– Всего хорошего! Приятного пути! Будьте внимательны на дороге!

…Представитель власти, он же взяточник, он же «Гаец» вернул документы, глянул на дорогу и потерял всякий интерес к нарушителю. Всё как всегда…

…Злой, как собака Михаил Иванович грозой залетел в школу и по знакомому маршруту направился в кабинет директора: «Зоя Леонидовна, это уже произвол какой-то? Я требую сатисфакции! Ну сколько можно?!»

– Михаил Иванович, прошу вас, успокойтесь и расскажите, в чём дело?

– Это я вас спрашиваю, в чём дело? Третий раз за месяц я вынужден всё бросить и мчаться в вашу долбаную школу. И только потому, что вы неправильно работаете со своим педагогическим коллективом. Опять этот отморозок, подлец, «декабрист» оскорбил моего сына. Я мало инвестирую в вашу школу? Вам лично не хватает?

– Спокойно! Кто «декабрист»?

– Географ!

– Павел Павлович? Но, ведь я в прошлый раз проводила с ним разъяснительную беседу? Значит, он опять за своё?

…Директриса пулей выскочила в приёмную: «Жанна, Пал Палыча ко мне, живо!»

– Но сейчас, урок идёт!

– Я сказала, быстро! Вместо него десять минут поторчишь, вспомнишь лихие школьные годы!

– Слушаюсь, Зоя Леонидовна…

Она вернулась в кабинет, устроила свой внушительный коррумпированный зад в тёплое кресло и виновато взглянула на Михаила Ивановича.

– Садитесь, пожалуйста. Сейчас разберёмся. Уверена, оскорблённые чувства вашего сына будут восстановлены, виновные понесут заслуженное наказание.

– Я вас умоляю. Вы всегда поёте одну и ту же песню, а хам до сих пор не наказан. Я серьёзно заявляю: если в этот раз вы спустите всё на тормозах, я переведу своего сына в другую, цивилизованную школу. Вы знаете, чего лишитесь…

– Поймите меня правильно, Михаил Иванович, не могу я в середине учебного года его уволить, к тому же, Пал Палыч толковый педагог.

– А мне глубоко наплевать! Я хочу покоя в семье. Вы не знаете мою жену, она меня без соли съест за сына.

– Я отдаю себе отчёт, но и вы услышьте меня…

…В этот момент в дверь тихонько постучали и на пороге нарисовался сам возмутитель спокойствия, борец за справедливость, Пал Палыч.

– Вызывали, Зоя Леонидовна?

– Да, присядьте. На вас опять поступила жалоба, это возмутительно. Уважаемый в нашем городе человек, бизнесмен и меценат, господин Петров требует незамедлительных ваших извинений и полного покаяния.

…Географ в упор уставился на Михаила Ивановича и вызывающе заявил: «Перед ворами, кровососами и ублюдками я не извиняюсь по определению. А ваш сын подонок и мразь на понтах, поэтому, если вы не в состоянии его воспитывать, то это сделаю я, причём, в жёсткой форме. Скоро он у меня станет шёлковым или покинет школу».

– Слышь ты, чмо, гео.., голограф.., гелографическое. Сейчас, уже ты не сына, а меня опустил. Тебе капец, геолог!

– Чего-то у меня коленки не трясутся. Могу повторить всё, что только что декларировал.

– Зоя Леонидовна, что тут происходит? Кто я, а кто этот… экстремист? Почему он тараторит в таком тоне? И, вообще, что он делает в моей школе?

…Зоя Леонидовна покраснела, как рак, набрала в рот воды и примолкла. Она прекрасно знала о хамских выходках Саши Петрова, понимала, что Пал Палыч кругом прав, но не могла лишиться подачек в сумме десяти тысяч рублей, получаемых от Петрова-старшего ежемесячно за разруливание всевозможных ситуаций с Петровым– младшим, плюс щедрые спонсорские взносы на ремонт школы, на новую мебель, на современные компьютеры и форму для школьной баскетбольной команды.

Мысленно положив на весы педагогический дар Пал Палыча и халявные деньги Михаила Ивановича, она, почти машинально, шёпотом вымолвила: «Павел Павлович, вы уволены…»

Довольный Петров-старший добавил: «Я ещё и в суд на тебя подам за оскорбления. Зоя Леонидовна, будьте свидетелем?»

– Свидетелем я не пойду. Я ничего не слышала и не видела. Между прочим, вы Пал Палыча оскорбили в большей степени.

– О как?!

– А что тут непонятно? Вы, Михаил Иванович, своего добились, а теперь прошу покинуть мой кабинет. Пал Палыч, ступайте на урок.

…Не удивившись решению директрисы, учитель поплёлся в кабинет географии. Когда секретарша удалилась он сел за стол, немного подумал и тихо спросил: «Кто из вас знает, почему в нашей стране бардак?»

Ученики наперебой стали выкрикивать свои версии: «Потому что коррупция! Потому что американцы хотят нас уничтожить! Потому что порядка нет! Потому что бандиты в стране!»

Пал Палыч терпеливо выслушал все версии и выдал свой ответ: «Потому что в стране идёт необъявленная гражданская война между прогнившей мразью, чиновниками и остальным народом! Потому что для некоторых статус дороже порядочности! Потому что у многих рубль вместо сердца! Потому что для всех закон, – ничто! Да, кстати, это наш последний урок. С сегодняшнего дня я уволен. Почему? Спросите завтра у Саши Петрова…».