Текст книги "Нефрит"

– Да нет у нас никаких новых людей! Что вы хрень несете!

Китаец где-то там, за линией света, что-то крикнул, и вдруг, оттуда прилетел кулак. Меня словно ткнули железной палицей, голову отбросило, и я чуть не отключился. Вот это удар, приходя в себя, подумал я, будь у бьющего масса побольше, наверное, голову бы мне оторвало. Я сплюнул кровь и спросил:

– За что? Я говорю правду.

Лампа вдруг исчезла. Ее отодвинули в сторону, и я разглядел нескольких человек. Я широко раскрыл глаза. Черт! Я знаю двоих. Одного очень хорошо, а одного просто встречал, но запомнил. Тот, которого я знал хорошо, наклонился ко второму знакомому – он один сидел на стуле, – тот что-то негромко сказал ему. Потом, так же негромко, сказал пару слов другому китайцу. Тот мгновенно подкатился ко мне и дернул кончик шнурка, которым были спутаны мои руки. К моему удивлению, шнурок легко развязался, как будто мои руки были завязаны просто бантиком. Наклонился и таким же образом освободил ноги. Как они так делают? Перед этим я чувствовал, что мои конечности стянуты, словно железной проволокой.

Фокусники, блин, усмехнулся я. Потом перевел взгляд на сидевшего, неужели он их старший? Тогда на хрена ему переводчик? Я точно знал, что он понимает и даже говорит по-русски. Хоть и считается, что китайцы, как и все азиаты, для нас, русских, все на одно лицо, на самом деле это не так, для того чтобы научиться отличать их, надо просто подольше пожить бок о бок с ними. Я же всю жизнь прожил здесь, в Бурятии, и с ходу могу отличить бурята от эвенка и тем более от китайца или казаха. И лица отдельных людей для меня не сливаются в одно, я хорошо запоминаю любые физиономии. Так вот с этим китайцем не надо было даже годы жить среди них, чтобы его лицо врезалось в память. Нет, на нем не было ни шрамов, ни татуировок, обычное бесстрастное лицо азиата с гладкой смуглой кожей и спрятанными глазами-щелочками. Почти безбровое, с ровной твердой черточкой узкогубого рта. В общем, лицо, как две капли воды похожее на тысячи таких же, наводнивших сейчас все города России. Однако при взгляде на это бесстрастное лицо буддийского монаха я чувствовал, что он словно выкован из железа. Не только тело, и даже не столько тело, сколько воля. Есть такие люди, при одном только взгляде на которых мелькает мысль, что тебе не хочется связываться с ним. Словно от них исходит невидимая аура опасности. Таким был дядька, но тот здорово умел маскировать свою сущность.

Думаю, что это ощущали все, а не только я. При первой и последней встрече, когда я видел этого китайца, он был с людьми Гурана – Николая Белова, хозяина какой-то мелкой читинской фирмочки, торгующей тряпками из Китая. Хотя на самом деле это было прикрытие для банды, организовавшей перевозку наших камней в Поднебесную. Так что среди людей Гурана вполне уместно было видеть китайцев, это были его прямые «торговые партнеры».

Я попал на ту встречу случайно, в тот раз я только вышел из тайги, где мы с дядькой проводил очередную «инспекцию» низовой, добывающей части фирмы. Попросту проверяли, как идет работа по добыче нефрита. Дядька никогда не пускал дела на самотек, он всегда говорил, что за всем нужен хозяйский присмотр. Я вымотался в тот раз и, кроме того, уже давно не видел настоящей цивилизации. А тут оказалось, что Валерка едет на встречу в город. Я напросился с ним, и дядька разрешил. Так я и увидел впервые того, кто сейчас распоряжался моей жизнью. Тогда этот «монах», казалось бы, ничем не выделялся среди группы прибывших на переговоры от Гурана, но все наглые читинские быки, выполнявшие роль торговцев, к этому китайцу обращались подчеркнуто уважительно. Так что сразу чувствовался его авторитет. И при этом никто из бандитов ни разу не воспользовался услугами переводчика, они прекрасно понимали друг друга.

Не знаю, узнал ли он меня, лучше бы, чтобы нет. Если, человек скрывает, что он знает русский язык, то это, конечно, с какой-то целью, и ему явно не понравится, что тут появился человек, знающий о его секрете. Во всяком случае, даже если и узнал, он ничем не показал это и продолжал общаться со мной через переводчика. Ну а я тем более не хотел показать, что что-то знаю, потом, может быть, пригодится.

Вторым человеком, которого я узнал, был как раз переводчик, его я знал очень хорошо, как впрочем, и он меня. Это был парень из соседнего поселка, старше меня, но совсем ненамного, года три-четыре. Раньше, класса до седьмого, он учился в той же школе, что и я, потом их семья переехала в приисковый поселок в десяти километрах от Подгорного. Он был как раз из тех китайцев, оставшихся в России в начале прошлого века после того, как границы взяла под свой контроль Советская власть. Тогда кончилась вольная жизнь для спиртоносов и прочих контрабандистов всех мастей, и тысячи китайцев, промышлявших в золотой тайге, были вынуждены обживаться здесь.

Звали переводчика совсем по-русскиому – Леня, а вот фамилия была настоящая китайская, Ван-зу-чи. Хотя пацаном, я помню, в школе его писали Леонид Ванзучин, он был метис и не очень походил на китайца. Хотя он был черноволосый, смуглый и широконосый, но таких в нашем районе хоть пруд пруди. Раньше они старались не афишировать, что являются этническими китайцами, но после того, как Поднебесная набрала силу и стала богатейшей страной мира, они вдруг сразу почувствовали себя настоящими китайцами. Но здесь их можно понять, Китай, в отличие от страны, где они родились, зарплаты платил исправно.

Ленька сделал вид, что совсем не знает меня и вообще что он здесь чисто переводчик и больше ни о чем не знает. Хотя, когда убрали лампу, я пару раз поймал его испуганный взгляд – он-то прекрасно понимал, что если мои родственники узнают про его роль во всем этом театре, то последствия и для него, и для его семьи будут самые плачевные.

После того как меня освободили, допрос стал больше походить на беседу, меня никто не бил, и даже принесли смоченную водой тряпку, чтобы я мог вытереть кровь. Потом китаец, такой худой и маленький, что больше походил на подростка, принес какие-то бумаги и передал их главарю. Тот подозвал Леньку. Через полминуты Ленька стал тыкать мне в лицо фотографиями и спрашивать, кто эти люди.

– Расскажи все, что ты знаешь о них.

Фотографии, вернее, компьютерные распечатки, оказались интересными. Я сразу узнал нескольких человек. Двоих из них уже не было в живых – это были водитель и бандит с рыбьими глазами из сгоревшей машины. Но еще интересней оказалось предпоследнее фото – на нем был Николай! Тот самый, из Москвы, которому мой брат когда-то отрезал кусок уха. Я даже вздрогнул, вспомнив все происходившее тогда в моей съемной квартире. Блин, какой нежный мальчик я был всего лишь пару лет назад. Скажи мне кто тогда, что я смогу не кусок уха отрезать, а перерезать человеку горло, ни за что бы не поверил.

Главный китаец заметил, как я среагировал на эту фотографию, и быстро подозвал к себе переводчика. Взглянул на фото и отправил его обратно ко мне.

– Рассказывай! – приказал тот.

Я быстро прикинул, что я могу рассказать. В общем-то, всё – здесь не было людей, за кого я мог бы переживать и которых надо было выгораживать.

– Эти двое, – я выбрал фото мертвецов, – сегодня хотели меня убить.

Хоть я не знал этого точно, но теперь, после всего случившегося, я сам верил в это – иначе зачем я тогда их убил? Мне показалось, что «буддийский монах» – атаман всей этой шайки хунхузов – понял ответ быстрее, чем Леня-переводчик задал вопрос:

– Сегодня? Где ты с ними встретился?

– Они мертвы. Сегодня на спуске с ближнего перевала, с Карехты сгорела машина, девятка. Они оба там.

– Это ты их?

Этот вопрос Ленька задал автоматически, еще не переведя мой ответ главарю. Я кивнул:

– Да, пришлось.

В глазах у него опять мелькнул страх. Похоже, парень не знает, кого надо бояться больше – своих хунхузов или нашу родню. Мое сообщение вызвало оживленную дискуссию среди китайцев, стоявших за стулом главного.

– А вот про этого. – Я кивнул на фото москвича. – Вы можете сказать, где вы его сфотали?

Конечно, никто и не подумал отвечать на мой вопрос.

– Это человек из Москвы. Когда я там жил, у меня был с ним конфликт на почве денег.

Ленька-китаец повернулся к «монаху», и они быстро что-то обсудили.

– Серьезное дело? Много денег? – повернулся он опять ко мне.

– Тогда казалось, да. Теперь же я думаю, это ерунда. Разводили они меня на пару лимонов.

Толмач опять начал переводить и тут же получил новый вопрос. Даже я уловил его смысл – баксы.

– Пару миллионов долларов? – уточнил Ленька.

Я засмеялся и тут же сморщился, ссохшиеся разбитые губы лопнули.

– Нет, конечно. Рубли. Так откуда у вас его фото?

Попробовал я еще раз. Как и в прошлый раз, мне ничего не ответили. Китайцы снова лопотали о чем-то.

– Вы хотите заняться золотом?

Похоже, Ленька получил новую тему для вопросов.

– Да вы что? Я же уже говорил! Мы не занимались и не собирались заниматься золотом! Наша семья занимается только нефритом. А на золоте вы сами знаете кто сидит.

Про это знали все в нашем районе, кроме разве совсем маленьких детей. Ну а эти, которые сами по уши сидели в этих делах, наверное, знали не только кто, но и могли перечислить, какой ручей кому принадлежит.

Вдруг сбоку мне опять прилетел точно такой же удар, что я получил, когда был связан. Я рухнул на пол. В голове гудело, она опять начала болеть. Лежа, я попробовал языком щеку – разбита изнутри об зубы. Рот быстро наполнялся кровью, я сплюнул. Слюна была тягучей и красной.

В этот раз я видел, кто это был, – я просто не ожидал такого. Бил тот самый худосочный маленький китаец, похожий на школьника, рука у него была просто железной. Я через прикрытые веки посмотрел на него – он стоял рядом, неподвижный, словно статуя. «Похоже, ждет только приказания, – подумал я. – Представляю, что будет, если он возьмется за меня по-настоящему. Наверное, боец какой-нибудь китайской борьбы, типа кунг-фу». У меня не было сомнения, что, попади он мне на кулак, ему не поможет никакое кунг-фу, свалю одним ударом. Но подраться нам тут явно не дадут, те несколько человек, что стоят за главарем, наверное, тоже не прочь размять об меня кулаки.

– Вставай, вставай, не представляйся.

Ко мне подбежал Ленька, подгоняемый скороговоркой «монаха».

– Бао ударил тебя не в полную силу, только чтобы освежить твою память. Ты вспомнил про золото?

Теперь отвечать я не торопился, мне совсем не хотелось опять попробовать железного детского кулачка маленького китайца. Но и говорить что-то такое, что пришлось бы им по вкусу, мне было нечего. Я на самом деле ни разу не слышал от дядьки о желании заняться золотом.

– При мне дядя Афанасий никогда не говорил о том, что он хочет зайти на золото, но, может быть, я не все знаю, – попытался я вывернуться, преподнеся информацию и вашим, и нашим. Как ни странно, похоже, мой ответ удовлетворил «монаха». После короткой беседы с ним Ленька сказал:

– Господин Линь считает, что ты говоришь правду. Теперь он хочет знать, что ты думаешь о возможных людях, что желают заняться золотом в районе? Знаешь ли ты таких? И как ты думаешь, эти люди, что на фото, почему они появились здесь? За тобой?

Я даже не понял вопрос полностью, меня словно током ударило – господин Линь! Неужели это тот самый, что вырезал половину артели на Седом ключе в Забайкальском Крае? Я знал еще несколько подобных случаев, и в Забайкальском крае, и в Иркутской области, возле Бодайбо. Про то, что господин Линь мог появиться у нас, в нашем районе, никто ни разу даже не намекал. Ни наши люди в полиции, ни информаторы из города. Да ну, не может быть, чтобы это был тот самый Линь, зачем ему появляться в Подгорном. Хунхузами здесь командовал какой-то толстый китаец, который безвылазно жил в Чите. Там у него было несколько русских жен и все прочие прелести богатого человека. Здесь он появлялся только несколько раз в году. Это я знал точно, поскольку в мои обязанности, кроме всего прочего, входило следить за конкурентами.

И лишь через некоторое время до меня дошел смысл остальных вопросов. Так теперь вы считаете, что я говорю правду? Блин! А как же дядька? Как все остальное – разгромленная база, украденный нефрит, трупы на базе? Что, теперь возьмем и разойдемся красиво? Зачем надо было начинать войну, а не расспросить сначала обо всем дядю Афанасия?

Я разозлился и хотел уже высказать все это вслух, но здравый смысл восторжествовал. К черту! Пока я в их руках, а не они у меня. К тому же в последнем вопросе для меня появился один ответ на мои вопросы, те, которые я хотел бы тоже задать. Значит, фотографии сделаны здесь, и москвич Николай появился в нашем захолустье! И раз они упомянуты рядом, похоже, эти покойники из машины тоже связаны с ним. Разведка у китаез поставлена хорошо, похоже, они следят за всеми подряд. Но надо было отвечать, и я, тщательно подбирая слова, заговорил:

– Я не знаю людей, которые бы сейчас хотели зайти на золото. Здесь все поделено, и те, кому надо, об этом знают. Что касается типов с фотографии, то я понятия не имею, зачем они здесь появились. Если за мной, тогда это только из мести. Деньги с меня их приезд не оправдал бы. Но в этом мире все возможно – может, они действительно хотят заняться металлом, однако я об этом абсолютно ничего не знаю. Даже то, что они появились здесь, я только от вас узнал.

В этот раз мой ответ китайцы обсуждали очень долго, хотя, может, они обсуждали еще что-то, во всяком случае, переводчик не подходил ко мне минут двадцать. Наконец он опять подошел ко мне.

– Наших людей в Сухом Ручье убили уже неделю назад. Те, кто сделал это, обязательно понесут наказание, господин Линь приехал специально для этого. Каждый должен платить по счетам. Он благодарит тебя за помощь, теперь мы уверены, что это не вы убили наших людей и вы не собираетесь задевать наш бизнес.

Звучало это так, словно мы встретились, посидели, поговорили и все поняли. Все довольны. Вот только дядьку убили, нефрит наш забрали, и все такое прочее. Черт с ними, пусть будет так, теперь уже дело сделано, лишь бы дальше не продолжали. И скорей меня отпустили. Непонятно было только, зачем он сливает мне информацию о господине Лине. Или хочет, чтобы я разнес это по району и все боялись, или… Неужели они списали меня в расход? Знают, что ничего никто не узнает, можно и сказать.

– Господин Линь говорит, что теперь, когда Афанасий Гурулёв умер, вы должны уйти из тайги. Договаривались с ним, его нет, значит, и договора нет.

– Да вы что?! – я вскочил. – Вы же знаете теперь все! Мы не начинали войну, и бизнес ваш нам до лампочки. Почему мы должны уйти? Мы честно работаем. Пусть дядька умер, но семья-то осталась. Валерка будет старшим. Все договора мы будем соблюдать.

– Валерий Гурулёв не может быть старшим. Он тоже умер.

Я упал обратно на стул.

– Как?! Я с ним недавно разговаривал. Перед тем, как вы меня сюда…

Переводчик опять убежал к предводителю, но вернулся почти сразу.

– Если, он даже не умер, то сегодня умрет в любом случае. Больше у вас в семье нет претендентов. Ты сейчас позвонишь тому, кто может это передать, и скажешь, что ваше дело закрывается. Ваш бизнес переходит к нам.

Теперь все понял. Хунхузы просто пользуются ситуацией. Хоть войны и не будет, но раз дядька все равно вышел из игры, они решили прибрать нефрит. Понятно, такой лакомый кусок. Многие хотели бы его прикарманить, но боялись Росомаху. Теперь его нет, и они решили сыграть ва-банк. Значит, и Валерке конец, а потом и мне, как только скажу своим, что сворачиваем дело. Или даже не скажу, меня все равно живым не выпустят. Я хоть и не гожусь в Росомахи, но по родству из мужиков самый ближний. Не считать же блаженного Борьку. Вон даже китайцы его в расчет не берут.

Вот только сейчас я по-настоящему испугался. До этого мне казалось, что выход еще есть, а когда они со мной заговорили спокойно, то и вообще поверил в хороший исход дела. Что делать, как вывернуться? Дадут телефон, даже если и предупрежу своих, они не знают, где я, я и сам не знаю. Понятно, что в Подгорном, вывезти куда-нибудь меня так быстро не могли. Что толку, пока найдут, они меня уже в печке сожгут. Вот блин, вывернулся утром от одних, чтобы залезть в другое дерьмо.

Мне уже несли какой-то телефон. Свой я оставил дома, когда пошел в гараж.

– Да я не помню не одного номера, – попытался уклониться я.

– Кому ты будешь звонить? – не обращая внимания на мои отговорки, спросил Ленька.

Я быстро перебрал в уме все возможные кандидатуры, тут оказалось, как и при выборе замены Росомахе, – раз Валерка отпадает, то больше и некому. Я сделал вид, что усиленно думаю, в бесцельной надежде просто потянуть время. А вдруг… Но через минуту переводчик начал нетерпеливо тыкать мне в лицо мобильником, так что тянуть дальше было невозможно.

– Матери позвоню, – хмуро сказал я. – Но номера я не помню.

Все так же не слушая меня, Ленька-толмач уставился в телефон, пробормотал:

– Гурулёва Анна Ивановна.

Потом коснулся пальцем экрана и включил громкую связь. Гудки разнеслись по всему гаражу. Вот дают хунхузы, не мог не удивиться я – неужели у них есть все наши номера?

Телефон матери был занят, она с кем-то разговаривала. С кем это она, опять удивился я, по моим ощущениям было самое раннее утро, часа четыре. Но тут же сообразил – конечно, они уже давно хватились меня, и сейчас телефоны у всей родни, наверное, раскалились. А у нас дома наверняка уже собралась толпа. Гудки оборвались, и в трубке зазвучал голос мамы.

– Алло, кто это?

Ленька быстро сунул мобильник мне и, гримасничая, показал – отвечай. Деваться некуда, надо говорить.

– Мама, это я, Николай.

– Коля! Где ты? – перебила она меня. – Что случилось?!

– Тише, мама, успокойся. Все нормально, – прохрипел я внезапно севшим голосом.

– Говори, что положено.

Громким шепотом приказал переводчик. Я вздохнул и продолжил:

– Мама, слушай внимательно, что я скажу.

И вдруг я заорал:

– Я у китайцев! Где-то в поселке! Валерку…

Закончить я не успел, в этот раз на меня бросились все, а не только маленький китайчонок. Но сейчас у меня были развязаны руки, и я был готов. Первым ударом я вырубил стоявшего рядом Леньку-переводчика. Удар был так силен, что зажатый в моем кулаке мобильник хрустнул. Ленька хрюкнул и отлетел к стене. Дальше я, уже не разбираясь, молотил всех, кто попадал под руку, – кровь, моя и чужая, летела во все стороны. Злость бушевала во мне, и на какой-то момент мне даже показалось, что я одолею хунхузов – после каждого моего попавшего удара они валились, словно кегли в кегельбане. Все-таки почти сто килограммов молодой мощи давали себя знать. Но, как и в прошлый раз, все дело решила дубинка – пока я хлестался с остальными, главный говнюк господин Линь спокойно подошел сзади и обрушил биту на мою многострадальную голову. В последний момент я заметил его, но мельтешивший перед глазами мелкий китаец не дал мне вовремя развернуться. На меня опять опустилась тьма.

Снова я очнулся, когда меня засовывали в багажник какой-то машины, марку я не разглядел. Уже совсем рассвело, и мои похитители торопились, наверное, боялись, что какая-нибудь ранняя пташка заметит происходящее. Хотя вряд ли, то, что я разглядел, пока меня упаковывали в железный гроб, надежды не внушало – вокруг посыпанного галькой двора стоял высокий – метра два с половиной – плотный забор. И узнать это место я не смог, таких дворов и таких заборов в Подгорном наберется немало. Теперь, по нынешним временам, все, кто имел возможность, огораживались капитально. Когда меня почти совсем утрамбовали и китаец схватился за крышку багажника, чтобы захлопнуть, я увидел наконец то, что давало мне ориентир – в мое поле зрение попали две высоких трубы, торчавшие из-за крыш и стоявшие рядом друг с другом. Теперь я мог бы найти это место, не так много в Подгорном котельных, у которых сдвоенные дымовые трубы. Да, смогу найти, при условии, что я останусь в живых. Надежды на это было совсем мало, но я был молодым, а значит, бессмертным – в то, что сегодня ты умрешь, не верит ни один человек, только что перешагнувший двадцатилетний рубеж.

Перед тем как закрыть меня в багажнике, китаец вдруг наклонился к самому моему лицу, это оказался Ленька-переводчик, тихо, так чтобы слышал только я, и едва шевеля разбитыми губами, он прошептал:

– Коля, дядю Афанасия – это не мы. Мы Росомаху не убивали.

Потом крышка со щелчком захлопнулась, и я снова оказался в темноте. Началась дорога, через ребра багажника передававшая каждую свою выбоину моему уже и так помятому телу. Дышать в глухом багажнике и так было тяжело, а кроме того, рот у меня был замотан скотчем, и дышал я только через нос, который был забит ссохшейся кровью. Я почти задыхался. Помня, как связали меня в прошлый раз, я пытался шевелить скрюченными руками и ногами в надежде на то, что шнурок за что-нибудь зацепится, и путы освободятся. Ведь китайчонок просто легонько потянул за конец шнурка, и узел сразу распустился. Однако все было напрасно, я злился, но через заклеенный рот не мог даже выругаться в полную силу. Боясь, что задохнусь, я перестал дергаться и только постанывал на особо крупных рытвинах.

Машина остановилась. Я затих и прислушался. Хлопнули дверцы, залопотали, замяукали китайцы, и крышка надо мной откинулась, давая доступ свежему воздуху. Из глубины багажника я увидел вершины деревьев и услышал мерный шум леса. Меня вытащили из машины и сначала бросили на землю, но тот самый маленький китаец-боец что-то резко закричал, и меня тут же подхватили обратно. Несли меня двое – один за ноги, другой за плечи, – китайчонок шел впереди, показывая дорогу. Как только наша процессия вышла из-за машины, я тут же узнал место – сутки назад примерно в это же время я был здесь. Китайцы привезли меня на перевал Карихта. Где-то тут меня под стволом «Макарова» рыбоглазый вытащил из попутного городского грузовичка. Что за заколдованное место? Зачем они опять меня сюда привезли? Где-то там, наверное, с километр ниже, лежат в кустах останки сгоревшей девятки, в которой нашли свой конец рыбоглазый и веселый шофер. Если верить китайцам, бандиты, связанные с моим московским знакомым Николаем.

Меня тащили за бурхан, деревья с повязанными ленточками оставались справа и слева. Однако бурхан мы не прошли, меня бросили прямо между священных деревьев. Маленький китаец все время что-то покрикивал на остальных, наверное, торопил, на дороге в любой момент могла показаться машина. Он достал из-под полы куртки пакет и опять приказал что-то своим подельникам. Те перевернули меня и расстегнули куртку, маленький начал заталкивать пакет мне за пазуху. Не понимая, что он делает, я начал извиваться и попытался вывернуться из рук хунхузов. Китайчонок, недолго думая, врезал мне в лоб своим железным кулаком, на время это остудило меня.

Но сразу после того, как он обратно застегнул куртку, он тут же достал нож. Не какой-нибудь хитрый китайский с тремя лезвиями и подвязанный лентами, нет, это была обычная бандитская выкидуха – выкидной нож, который очень гармонично смотрелся бы в руках рыбоглазого. Я понял, что это все, конец, сейчас он начнет резать меня. Я беззвучно заорал в скотч и начал биться под усевшимися на меня китайцами. Только сейчас я до меня дошло, что смерть наконец добралась до меня, и никакой счастливый случай больше меня уже не спасет. Я брыкался, как раненая лошадь. Я не должен умереть, не должен! Я хочу жить! Бешенство застило мне глаза, если бы я мог, я зубами бы загрыз сейчас всех этих китайцев. Но те вцепились в меня, как клещи, маленький поймал меня за горло железной хваткой, и в свете утреннего солнца перед самыми глазами у меня блеснуло узкое лезвие.

Мне кажется, я уже почувствовал на шее его холод, как вдруг китаец, державший мои плечи, дернулся и завалился на меня. И тотчас же я услышал звук выстрела. Второй выстрел прозвучал через пару секунд, и второй хунхуз, сидевший на моих ногах, свалился на землю, прямо под лиственницу, щедро повязанную синими ленточками. Голова его оказалась почти перед моим носом, и я в шоке смотрел на открывшуюся картину. У него снесло верхнюю часть черепа, и на землю текла серо-красная каша. Как только прозвучал первый выстрел, маленький китаец ужом соскользнул с меня и через секунду исчез, словно растворился среди деревьев.

Я ничего не соображал, все произошедшее никак не укладывалось в моей голове, слишком внезапным был переход от неминуемой смерти к неожиданному спасению. Честно сказать, я уже наполовину умер, бился я в последние секунды, только из животного инстинкта – мозг отчетливо понимал, что спасения нет. И вот…

Я только смог отползти подальше от вытекающих мозгов, и силы совершенно покинули меня. Я чувствовал себя валявшимся на земле сморщенным шариком, из которого выпустили воздух. Я был в сознании, но не мог пошевелить ни одним мускулом, организм отдал все силы, и нервные, и физические, на предыдущую борьбу. Не знаю, сколько я пробыл в таком аморфном состоянии, вернули меня к жизни звуки шагов. Кто-то осторожно шел через лес от дороги ко мне. Я затих: кто это? Вдруг это вернулся маленький китаец? Однако по-настоящему сил у меня не было, если бы сейчас это был действительно он, то он бы зарезал меня совершенно беспрепятственно, настолько я обессилел.

Сначала я увидел карабин, свой карабин «Сайгу» и почему-то совершенно этому не удивился. Наверное, не было сил ни на какие эмоции. Человек прислонил ружье к дереву и наклонился ко мне.

– Мишка, – беззвучно прошептал я и заплакал.

Я сидел на берегу Витима и смотрел на бесконечную ленту проносящейся мимо воды. Волны догоняли друг друга, дробились, появлялись и снова исчезали. Иногда вдруг возникал небольшой водоворот, но, отнесенный течением, исчезал так же быстро, как и появился. Время от времени я подбирал камень, некоторое время держал его в руке, чувствуя набранное солнечное тепло, потом бросал в воду. Камень с бульканьем разрывал полотно темной воды. Круги, образованные при падении, тоже сразу уносило, и через секунду уже ничто не напоминало про упавший камень.

Совсем как я, нырнул и исчез. Мысли у меня были невеселые, хотя, по большому счету, я должен был радоваться. Еще бы, не каждый день случается такое, что, когда ты уже попрощался с жизнью и спинным мозгом понимаешь, что спасения нет и быть не может, оно вдруг приходит. Причем в лучших традициях киношных боевиков. Однако первые эмоции от того, что остался жив, уже давно перегорели, и теперь меня мучили все те же два вопроса – по чьей вине я здесь оказался и что делать дальше? Почти как у классика – кто виноват и что делать? Сейчас, обдумывая все случившееся, я уже не горел таким огнем отомстить хунхузам, хотя они, конечно, свое все равно получат, нельзя поднять руку на члена семьи Гурулёвых и остаться без должного наказания. Китайцы ответят своей кровью, но кто убил дядьку, кто начал стравливать нас с хунхузами – все это так и висело в воздухе. Ответов у меня не было. То, что нас стравили, я сообразил не сразу, а только после того, как перед глазами у меня перестали висеть картины, где я по очереди убиваю всех китайцев, начиная с господина Линя, и я смог нормально соображать.

Раздался свист, и я обернулся, Мишка приглашающе махнул рукой: иди, все готово. Я поднялся, хватит гонять мысли, пора подумать о земном. Ветерок дул с берега на реку, я даже отсюда почувствовал аромат жареного мяса. Какими бы черными не были мои мысли, это не отменяло обед, аппетит, слава богу, возвратился ко мне. Не то что после того, как Мишка вытащил меня из цепких лап старухи с косой. Тогда я пару дней точно ничего не ел, только пил все подряд – и непонятную водку, и вонючий самогон из гороховой бражки. Пережитый за одни сутки двойной стресс я выгонял с Мишкиной помощью по-русски, заливая стакан за стаканом в болевшее горло. И так до тех пор, пока я не забыл, что плакал, как ребенок, на глазах у Мишки-орочона.

Когда Мишка оторвал скотч от моих губ, я по-настоящему не мог говорить, только шептал – как я потом шутил, наорался в заклеенный рот. Хотя, конечно, на самом деле это было нервное. Он не стал искать, где там торчит кончик шнурка, а просто перерезал мои путы на руках и ногах. После этого подхватил меня и с трудом поставил на ноги – девяносто с лишним килограммов живого веса – для легонького Мишки это была ноша. Сам я смог идти только через десяток шагов, когда в руки и ноги хоть немного вернулась кровь. Мишка не дал мне ни минуты передышки, надо быстро валить отсюда, твердил он, в любую минуту могут появиться люди, а у нас здесь два трупа. И мы с винтарем.

Он вытащил меня на дорогу, здесь я уже более-менее пошел сам. В кустах, метров на триста ниже вершины перевала, стояла старенькая побитая «Нива».

– Садись, – приказал Мишка. – Поехали отсюда.

Он газанул, прыгая на кочках, «Нива» выскочила на дорогу, и мы поехали в гору, в обратную сторону от Подгорного.

– Ты куда?! Надо ехать домой. Людей подымать. Кончать китаез нахрен!

Однако он продолжал гнать в сторону перевала; держа одной рукой руль, эвенк достал из-под сиденья видавшую виды тряпку и сунул мне.

– Оботри морду, тебя, похоже, китайскими мозгами заляпало.

Я схватил тряпку и начал лихорадочно оттирать лицо. Мне опять представилась картина со снесенным черепом, и меня затошнило.

– Всё? Или где-то еще?

Спросил я, перестав вытираться. Он мельком глянул на меня и кивнул.

– Все нормально. Сиди, отдыхай. Сейчас отъедем подальше, накатишь сотку, и снова жизнь наладится.

– Да ты что, не слышишь что ли?!

Опять закричал я.

– Разворачивай в поселок, сегодня буду китайцев резать, как свиней!

Видя, что он не реагирует, я схватился за руль.

– Колька, – взмолился он. – Очнись! Какой дом, какие китайцы? Ты видел, что один желтозадый смылся? Сейчас, я думаю, уже вся китайская банда вооружилась и торчит возле твоего дома и на въезде в поселок. Теперь им терять нечего, и тебя прихлопнут даже на крыльце вашего дома. Ты хочешь родителей под стволы подставить?

Я задумался. С этой стороны я на дело еще не смотрел, в общем-то, Мишка прав, терять хунхузам теперь точно нечего, они знают, что я буду мстить, и, кроме того, я своими глазами видел знаменитого господина Линя и знаю, что он здесь. А Мишка добавил еще:

– Твоя мать сказала, что ты завалил утром двух каких-то бандитов. Не китайцев. Это правда?

Я кивнул.

– Да, здесь. Недалеко.

– Ну вот! Еще враги. Ты же понимаешь, что они, кто бы это ни был, за мертвяков потребуют расплаты.

Блин, и тут он прав.

– Кстати, я, кажется, знаю кто они. Китайцы подсказали.