Текст книги "Три смерти Ивана Громака"

8

Опасность падения столицы СССР была снята с повестки дня. Причём – окончательно и бесповоротно. Ещё 5 декабря 1941 года войска Калининского (командующий генерал-полковник Иван Степанович Конев), Западного (Георгий Константинович Жуков, в то время генерал армии) и правого крыла Юго-Западного фронтов (маршал Семён Константинович Тимошенко) перешли в контрнаступление, нанося беспощадные удары по врагу в направлении Ельца, Тулы, Козельска, Калуги…

Страна Советов стала быстро приходить в себя, осознавая и переживая всю глубину случившейся трагедии и одновременно узнавая имена своих новых героев… Панфиловцев, Зои Космодемьянской…

Фамилия последней ещё никому ни о чём тогда не говорила.

Правда, 27 января 1942 года в главной партийной газете уже вышел очерк «Таня» – о неизвестной молодой москвичке, которая и перед лицом смерти не утратила стойкости и мужества. Мол, нас 170 миллионов; всех не перевешаете!

Об этом военспецкору «Правды» Петру Лидову, недавно наведавшемуся в освобождённые районы Московской области, рассказали местные жители.

Узнав из прессы о зверской казни комсомолки, советский вождь Иосиф Виссарионович Сталин так рассвирепел, что под горячую руку издал единственный в своём роде за всю войну приказ: солдат и офицеров 332-го полка 197-й пехотной дивизии вермахта под командованием подполковника Людвига Рюдерера, причастных к казни советской патриотки, в плен ни при каких обстоятельствах не брать!

Вскоре комиссия Московского городского комитета ВЛКСМ смогла установить имя героини. Как выяснилось, никакая она не Таня. Зоя. Зоя Космодемьянская.

Но фотографий расправы фашистов над партизанкой, могущих подтвердить правдивость этой истории, а также стать документальным свидетельством в деле обвинения оккупантов, в распоряжении наших органов по-прежнему не было.

Зачем я так подробно остановился на этом эпизоде Великой Отечественной войны? Да потому, что в уже недалёком будущем он будет иметь самое непосредственное отношение к нашему главному герою…

9

Туапсе – Сочи – Сухуми – Кутаиси – Тбилиси – Хашми…

И обратный путь только, как мы уже уточняли, не к дому, а к столице: через Прохладный, Невинномыск, Армавир, Сальск…

На этих фронтовых дорогах и встретил Иван своё девятнадцатилетие. Вроде бы можно теперь по возрасту идти в бой, а он уже два года как воюет!

Но не будем отвлекаться, тем более что никакого празднования не было: так, выпили на ходу по чарке – и снова в путь!

В июне 1943 года 64-я комсомольская инженерно-сапёрная бригада РГК была оперативно передислоцирована в Истринский район Московской области. Здесь, в доме отдыха имени Чехова (фактически на территории усадьбы Покровское-Рубцово), на её основе и была сформирована 1-я Комсомольская штурмовая инженерно-сапёрная бригада, позже ставшая Краснознамённой орденов Суворова и Кутузова Смоленской бригадой РВГК[23]23
  Резерва Верховного главного командования.


[Закрыть].

Только с недавних пор ей командовал уже не психолог Насонов, а полковник Петров. Иван Григорьевич – полный тёзка нашего главного героя. Был он немного прямолинейнее и чуть грубее своего предшественника, но общий язык с юными подчинёнными нашёл достаточно быстро.

Именно ему пришлось встречать корреспондента фронтовой газеты «За честь Родины» Илью Френкеля, теперь уже известного советского поэта, собравшегося отчитаться перед штурмовиками о работе, которую он проделал с момента последней встречи.

Оказалось, всё это время мастер не сидел сложа руки. Он успел написать о юных героях обещанную поэму, которую так и озаглавил: «Комсомольский сапёрный»…

 
Комсомольский полк сапёрный —
Синий Дон, да уголь чёрный,
Да в землянке свет шахтёрки,
А бойцу семнадцать лет,
Да в кармане гимнастёрки
Спрятан бережно билет…
 

Для презентации своего произведения Илья Львович избрал небольшую полянку на опушке леса рядом с Новым Иерусалимом. Так здесь все называли расположенный неподалёку – в посёлке Истринской МТС – старинный монастырь, сооружённый по образу и подобию храма Гроба Господня ещё в XVII веке, куда Френкель уговорил Белоконя привести свою роту на экскурсию.

Нет, к святым местам старый коммунист – член РКП(б) с 1919 года – был абсолютно равнодушен, но вот к высокому искусству – нет, а советская власть после революции открыла в Новом Иерусалиме шикарный художественный музей. Правда, фрицы большую часть коллекции растащили и вывезли в свой проклятый рейх, а минёры из дивизии СС «Райх» во время отступления не погнушались взорвать уникальнейшую Воскресенскую церковь, но и без неё там было что посмотреть.

 
Он ещё и щёк своих не брил,
Между прочим, пятерых убил.
Он ещё девчонок не любил,
Пятерых фашистов уложил…
 

К кому непосредственно по замыслу автора имели отношение эти нехитрые строки, никто из ребят не знал; поэтому каждый примерял их исключительно на себя. И Громак тоже.

Но были в поэме и реальные персонажи.

Зайченко, Король, рыжий Абрам…

А также – знакомые, родные названия больших и малых населённых пунктов. Городов и весей огромной, горячо любимой Родины. И малой – Украины. Николаев, Лутугино, Запорожье, Ворошиловград, Мелитополь…

При воспоминании о них у многих на глаза наворачивались слёзы…

Закончилась поэма предсказуемо пафосно, на высокой победной ноте:

 
Знай, фашист, преграды нет сапёрам —
Комсомольца пулей не возьмёшь.
У зелёной ставни, под забором,
Сам на мушку попадёшь…
 
 
Расступитесь, каменные горы, —
Здесь проходят грозные войска.
Впереди – геройские сапёры
Комсомольского полка.
 

10

Здесь, в Подмосковье, некоторые солдаты и офицеры 1-й Комсомольской штурмовой получили новое обмундирование, погоны, введённые в Красной армии всего несколько месяцев тому назад (большинству бойцов их вручили ещё 10 апреля), оружие (ППШ – пистолет-пулемёт Шпагина) и средства индивидуальной защиты СН-42 – стальные нагрудники, по сути, примитивные бронежилеты. С тех пор штурмовиков, когда с любовью, а когда и с откровенной издёвкой – в зависимости от ситуации, в войсках стали называть «панцирной пехотой».

Нехитрое приспособление спасло многие жизни, прекрасно зарекомендовав себя в условиях уличного боя, когда воины шли в атаку практически во весь рост; а вот в полевых условиях, когда большую часть времени солдатам приходилось ползти на брюхе, проку от него не было никакого.

Но в конечном итоге не оружие выигрывает войны. А люди.

И – главное для бойца, не то, что на груди!

Дух!

С ним-то как раз у добровольцев всё было в порядке. Особенно после разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом.

«Наш генерал говорил: „Давайте мне роту комсомольцев, пойду штурмовать любой населенный пункт“».

Это тоже из поэмы Френкеля!

Вот только с обмундированием случился небольшой конфуз. Большинство штанов и гимнастёрок пришлись юным героям не по размеру и смотрелись на тощих фигурках не лучше шмотья на огородных пугалах. Ребятам приходилось постоянно что-то перешивать, укорачивать, перекраивать… Многие не умели управляться с иголками и порой до крови искалывали себе пальцы.

Ещё хуже сложилась ситуация с обувью. Самые ходовые размеры в полку: тридцать седьмой – тридцать восьмой; а из центра прислали сапоги, в основном за сороковой… Хоть тут Громаку с его 44-м «растоптанным» повезло – было из чего выбрать.

Мастер на все руки дядя Боря, случайно затесавшийся в среду, как он сам говорил «малолеток» под видом оружейника, ранее специализировался на ремонте ружей, автоматов и пистолетов, а теперь был вынужден день и ночь ушивать сапоги, а то, не дай бог, слетит обувка во время боя – и капец: босым не шибко-то повоюешь!

Такое положение дел с хозяйственным обеспечением угнетающе действовало на полковника Петрова. В отличие от Насонова он с юности был не прочь ругнуться матом – качественно, искусно, крепко – и поэтому, не стесняясь, высказал нерадивым интендантам всё, что думает об их «достижениях».

Жаль, у нас нет никакой возможности воспроизвести в литературном произведении всю мощь командирского словца…

11

А жестокая война продолжалась. Родина узнавала новых героев, становились известны подробности подвигов, о которых уже слышали все – от мала до велика…

После того как комиссия Московского горкома ВЛКСМ установила личность погибшей героини, и её опознали многие товарищи, военспецкор Пётр Лидов написал новую статью, которая была опубликована в газете «Правда» под названием «Кто была Таня». Вышла она 18 февраля 1942 года, а за два дня до этого Зое Космодемьянской посмертно было присвоено самое высокое звание в стране – Герой Советского Союза. Первой, кстати, из советских женщин в той великой войне…

Как же она попала на фронт?

В октябре 1941 года, когда положение Москвы казалось совсем тревожным (если не сказать – критическим), советско-партийное руководство обратились ко всем жителям столицы и в основном конечно же молодёжи с призывом грудью стать на защиту Родины.

Откликаясь на это обращение, в последний день месяца в пункт сбора – кинотеатр «Колизей» – добровольно явились 2000 юношей и девушек, откуда их строем повели по улицам города в помещение, где недавно открылась диверсионная школа.

Обучение продолжалось совсем недолго, всего несколько дней.

И вот он – выпуск, последние напутствия перед уходом на фронт!

– У нас сегодня высокий гость, секретарь Московского городского комитета комсомола товарищ Шелепин[24]24
  Да-да, именно тот товарищ Шелепин, который впоследствии «дорастёт» до члена Политбюро ЦК КПСС (16.11.1964-16.04.1975 гг.), пройдя через посты Председателя Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР (25.12.1958-13.11.1961 гг.), Председателя Комитета партийно-государственного контроля при ЦК КПСС и Совете министров СССР (23.11.1962-09.12.1965 гг.), Председателя ВЦСПС (11.07.1967-22. 05.1975 гг.).


[Закрыть], – сообщил председательствующий – рыжеволосый мальчишка 20 лет. – Он выступит с заключительной речью. Пожалуйста, уважаемый Александр Николаевич.

– Товарищи курсанты, комсомольцы! – начал выступающий, бывший всего на год-другой старше каждого из собравшихся (ему недавно исполнилось 23). – Близится очередная годовщина нашей великой революции. В другое – мирное – время этот светлый день обязательно стал бы одним из самых главных, самым торжественным в вашей пока ещё недолгой жизни.

Но сейчас, когда жестокий враг рвётся к столице нашей Родины Москве, отмечать ни вам, ни мне по большому счёту нечего…

Праздновать будем потом, после победы.

Доживут до неё далеко не все. Девяносто пять процентов из вас, к сожалению, погибнут, нет, я уверен – падут смертью храбрых. Кто не согласен с такой участью – может встать и добровольно уйти. Никто их преследовать не будет!

Шелепин взмахнул рукой и устремил свой пылкий взор навстречу тысячам горящих глаз.

Никто из комсомольцев не поднялся со своего места.

– Вскоре вы отправитесь на фронт, чтобы выполнить приказ нашего главнокомандующего товарища Сталина и выгнать оккупантов на мороз. Справитесь?

– Так точно, товарищ секретарь горкома комсомола! – дружно ответили собравшиеся.

О последовавших за этим событиях сейчас знают все. Ну или почти все…

Провал, арест, нечеловеческие пытки и казнь – через повешение, до исполнения которой уже с петлёй на шее Зоя успела произнести свою легендарную, очень короткую, но и очень ёмкую речь, впоследствии вошедшую во многие учебники истории:

– Русь! Советский Союз непобедим и никогда не будет побеждён! Сколько нас ни вешайте, всех не перевешаете, нас 170 миллионов. Но за меня вам наши товарищи отомстят! Будьте смелее, боритесь, бейте немцев, жгите, травите! Это – счастье умереть за свой народ…

12

В Подмосковье Громак получил «повышение», превратившись из рядового сапера в наводчика ПТР[25]25
  Противотанковое ружьё.


[Закрыть]; вторым номером в его расчёте стал Николай Заяц.

Июль… Жара… Третий год страшной, жестокой, кровавой бойни.

И победа, которая после Сталинграда с каждым днём кажется всё ближе и ближе, реальнее, ощутимее. Её запах уже витает в воздухе и вовсю дурманит головы чудесной советской молодёжи.

Вот-вот и бойцы Первой штурмовой примут участие не в поднадоевших оборонительных сражениях, а в полноценной наступательной операции, чтобы в кратчайший срок освободить матушку-Россию, неньку-Украину, точнее – все попавшие под фашистский сапог советские земли, которые тогда не делили на отдельные территории. А там и в Европу рвануть можно, чтобы добить ненавистного врага в его же логове.

Правда, до Берлина шагать и шагать, топать и топать, а порой – даже ползти на брюхе.

К тому же (что тоже немаловажно), не все дойдут, доползут, дотопают до столицы проклятого Третьего рейха…

Хоть и очень хочется!

Но это уже другая история.

А у нас?

…Заиграл баян. Несколько лихих запорожских казаков пустились в пляс, увлекая за собой остальную комсомольскую братию. Сначала под аплодисменты они выдали что-то вроде танцевальной композиции на тему Великой Отечественной войны, во время которой часто кувыркались с оружием в руках; затем – исполнили нечто напоминающее боевой гопак, чередуя высокие прыжки с разножками[26]26
  «Разножка» – шпагат в прыжке, при котором ноги и руки одновременно разводятся в разные стороны.


[Закрыть], ползунками[27]27
  «Ползунок» – это когда танцор в присядке опирается сзади на руки и выбрасывает ноги вперёд, таким образом перемещаясь по сцене.


[Закрыть] и прочими характерными для украинских народных танцев прибамбасами, после чего с чувством выполненного долга расселись обратно на лужайке.

И тогда любимец публики Владлен Рупчев, уроженец одного из этнических болгарских сёл Приазовья, затянул украинскую песню.

Владлена в полку считали чуть ли не главным эрудитом (во всяком случае, среди красноармейцев – так точно). А как же: отец – директор школы (а одно время даже главный редактор районной газеты); да и он сам – парень на загляденье: полиглот, книгочей, короче, хлопец хоть куда. Поэтому даже командиры часто обращались к солдату по отчеству – Кириллович.

Рупчев особо нос не задирал, а на показное уважение отвечал острым и точным словом, за которым никогда не лез в карман.

– Встать! – вдруг раздалась громогласная команда одного из младших офицеров, командира первого взвода, недавно получившего назначение в 1-ю Комсомольскую штурмовую сразу по окончании военного училища, точнее, ускоренных курсов.

Это Петров и Белоконь вздумали проинспектировать личный состав бригады.

– Отставить! – белозубо улыбаясь, поспешил дать отмашку Иван Григорьевич. – Как отдыхается, орлы?

– Отлично, товарищ полковник! – лихо отрапортовал за всех ребят всё тот же взводный.

– Зад не болит? Который месяц сидеть без дела.

– Никак нет! – прозвучало уже менее бодро.

– Что так тихо, неуверенно, братцы-кролики? Откуда такая нерешительность, неопределённость, какое-то непонятное уныние? Не узнаю я вас сегодня, милые мои, не узнаю! Почему не возражаете командиру, мол, мы не сидели, мы готовились – ты только прикажи, – и мы сразу сломя голову рванёмся в бой? Что случилось с лихими орлами, комсомольцами-добровольцами, а? Неужто никто из вас не мечтает перейти в наступление и одним ударом опрокинуть ненавистного врага за наш Днепро?

– Почему никто? – прищурившись, хитро улыбнулся в роскошные чёрные усы сержант Рзаев, азербайджанец, недавно назначенный командиром отделения. – Я за! Хоть сейчас!

– Молодец, сынок! – похвалил бойца полковник Петров. – Но я вас всех хочу обрадовать: нашему бездельничанию пришёл конец. Завтра выступаем!

– Ура! – разнеслось по округе.

13

5 августа на марше бригада отметила свой годовой праздник, а уже через день вступила в первый бой Смоленской наступательной операции, закодированной командованием под красноречивым, как говорят на Украине – промовистым, названием «Суворов».

Высота 233.3, что находится в районе деревни Гнездилово Спас-Деменского района Калужской области, многим казалась неприступной.

Несколько дней подряд красные авиация и артиллерия без особой пользы непрерывно утюжили с земли и воздуха мощные оборонительные укрепления вермахта, обойти которые не представлялось возможным… Но как только нашему высокому командованию в очередной раз начинало казаться, что уже всё и в адском огне не должен уцелеть никто из врагов, коварный противник моментально «оживал» и начинал поливать поднятую командирами в атаку советскую пехоту поистине ураганным огнём.

Причина такой небывалой живучести фашистов выяснится только тогда, когда высота будет взята.

Оказалось, что немцы, как кроты, изрыли холм норами, тоннелями, запутанными подземными ходами и выкурить их оттуда с наскоку не смогла бы ни одна армия в мире.

Кроме конечно же свежеиспечённого комбата Белоконя и его сорвиголов.

Молодые сапёры умели всё. Обезвредить любую мину – в одну секунду. Блокировать и взорвать дзот – пожалуйста, будь ласка. Преодолеть заграждения из колючей проволоки или противотанковые рвы – нет никаких проблем, для этих целей у штурмующих имелся целый арсенал лестниц, кошек, лопат и щитков.

Штурм высоты назначили 10 августа 1943 года на 21.00. Причём Фёдор Наумович настоял на том, чтобы он начался без предварительной артподготовки – эффект неожиданности превыше всего.

Пушки должны были накрыть огнём противника только тогда, когда «технический спецназ» Белоконя достигнет первой линии вражеских окопов.

* * *

Точно в назначенное время, освещая всё вокруг, в небо взвилась сигнальная ракета.

И понеслось…

То тут, то там как будто из-под земли в чистом поле вырастали чёрные тени и, словно муравьи, лезли на одинокий склон, стреляя из всех видов оружия.

Причём делали это нагло, не стесняясь, шли во весь рост, а ответный огонь почему-то на них никак не действовал.

В немецких рядах началась паника.

И тут по склону холма точечно ударила наша артиллерия!

Одновременно Громак засадил из своего ПТР по замаскированному в кустах танку.

Заяц только успевал подавать бронебойные патроны.

Первая линия немецкой обороны затрещала по всем швам.

Штурмовики дружно забросали траншею гранатами, выхватили ножи и пошли добивать оставшихся в живых фашистов.

Немецкий офицер, наполовину одетый – в кителе на исподнем белье и незастёгнутом галифе – выскочил из блиндажа и несколько раз пальнул в рядового Лазарева. А тому хоть бы хны! Бедный фриц упал на колени и поднял руки к небу, видимо, пытаясь таким образом, вымолить прощение своего бога, но тяжёлый приклад уже опустился ему на голову.

И в это время кто-то ударил сзади по нашим воинам длинной очередью.

– Ефрейтор Сотников! – зло сплюнул комбат, всегда шедший впереди своих мальчишек. – Убрать эту сволочь!

– Есть, товарищ майор!

Слов на ветер комсомольцы не бросают: спустя всего несколько минут огонь вражеского пулемёта окончательно затих.

А бравый ефрейтор уже присоединился к атакующим и следом за курсантом учебной роты Коваленко ворвался во вражеский блиндаж. Впрочем, делать там ему было уже нечего – Иван Лаврентьевич управился сам, в одиночку забросав врага гранатами и в упор застрелив какого-то отчаянного офицера, пытавшегося оказать ему сопротивление.

Бесполезно!

У каждого окопа, у каждой траншеи кипел жесточайший, кровавый бой. Из лощины выползли немецкие танки и самоходные пушки – их успешно уничтожили Громак с Зайцем. Один танк полз прямо на лейтенанта Балабасова; Николай умудрился развернуть немецкую пушку и с ходу вогнать снаряд в бронированное чудище.

Ефрейтор Григоренко из автомата в одиночку перебил весь расчёт немецкого миномёта. Старшина Аллахвердиев, шедший рядом с ним, сразу же открыл огонь по фрицам из их же оружия.

Штурмовик Танюшин, раненный в обе ноги, лёжа продолжал вести огонь из автомата. В зоне поражения доблестного советского воина валялись десятки трупов солдат и офицеров противника.

И таких примеров столько, сколько бойцов в штурмовой бригаде!

* * *

В 22.15 комсомольцы полностью овладели высотой.

А их командир мгновенно начал строить планы по её удержанию. Все знали – настоящий кошмар ждёт их впереди!

Первую попытку отбить сопку враг предпринял уже утром.

Затем подряд одна за другой – ещё три!

Но наши ребята каждый раз успешно отражали яростные атаки.

И таки дождались подкрепления…

За тот бой почти все штурмовики здесь же – на только что взятой высоте! – получили высокие государственные награды, а их командиры и вовсе были удостоены орденов Александра Невского.

К тому же многие солдаты и офицеры были представлены к очередному воинскому званию.

Так наш главный герой стал ефрейтором.

Иван Громак – отличный солдат, это известно всем!

Кто тут будет спорить?

И те, кто рядом с ним, – тоже не лыком шиты, хоть и молоды. Это отметил даже противник.

Обер-ефрейтор одной из вспомогательных служб абвера Рудольф Швайге, захваченный в плен во время боя, на допросе рассказал, что высоту 233.3 защищали отборные части «Ваффен СС», ранее никогда не знавшие поражений. Мол, и сейчас они бы задали врагу жару, если б не «какая-то новая и очень странная русская пехота, действовавшая стремительно, смело и дерзко без поддержки танков и при незначительной поддержке артиллерии».

* * *

Вечером комсомольцы опять пели, танцевали.

И почти все – писали стихи. Как Френкель (ну, почти) и как их первый Батя – бывший командир полка Насонов.

 
Война, треск автоматов,
Снаряды рвутся близко…
И кто-то громким матом
Пророчит смерть фашистам…
 

И всё же большинство нежных и чистых юношеских строк были посвящены мамам, девушкам, которых большинство из них ещё просто не знало, и любимой родине. Да-да, именно с малой буквы.

Родным херсонским плавням, азовскому взморью, главной киевской улице – Крещатику, Мелитополю, Запорожью, Николаеву…

Эх, взглянуть бы на родимый дом хоть бы одним глазом!