Текст книги "Ведьмино отродье"

Сергей Булыга
Ведьмино отродье

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЧУЖОЙ

Глава первая
ГЛУХИЕ ВЫСЕЛКИ

Заканчивалась длинная осенняя ночь. Небо на востоке стало понемногу светлеть. В Лесу было тихо. Разве что только сорвался с соседнего дерева сухой желтый лист, упал на землю – и опять ни звука. Рыжий медленно встал, бесшумно, словно тень, выскользнул из зарослей репейника и остановился, вытянул перед собой передние лапы…

Хотя какой он рыжий? Он, как и все его сородичи, сер как пожухлая трава, у него только на левом ухе небольшое рыжее пятно. И что из этого?! Да, конечно, кое-кто болтает, будто это потому, что в его жилах течет кровь южаков. Но это ложь, он настоящий рык! Ни перед кем он не вилял хвостом, но зато, если такое было нужно, то падал на спину и передними лапами хватал нападавшего за уши, а задними – одним ударом! – вспарывал ему брюхо. Да что и говорить! Кто в месяц Земляники один прикончил четверых лазутчиков? Заика? Или Трехпалый? Или, может, кто-нибудь еще? Нет, это опять он, Рыжий! И так везде и во всем он всегда лучший среди лучших в племени! А вчера и вообще!..

Но тут Рыжий сердито вздохнул и опять осмотрелся, и только потом уже подумал дальше: хотя, конечно, о том, что с ним было вчера, пока что лучше молчать. Да и куда ему теперь спешить? Теперь, после того, что с ним случилось, ему и в самом деле спешить некуда. Он – не они! И Рыжий гордо поднял голову, прищурился и посмотрел на поселок. Там было пусто, потому что они все еще спят по своим вонючим логовам, ничтожества, и только он один…

Вдруг ветка треснула! Или это только показалось? Или, может, это Вожак во сне неловко повернулся? Рыжий посмотрел на логово Вожака, вырытое у самого основания общинного дуба, но там тоже все как будто было в порядке, Вожак, похоже, крепко спал. Тогда Рыжий поднял голову и посмотрел вверх, на черные ветки общинного дуба…

Но сразу же отвернулся и ощетинился. И было отчего! Ведь в самом деле, р-ра! Жил себе, жил, гневно подумал он, и вот вдруг такая гадость!

Гадость, конечно, повторил про себя Рыжий, садясь на траву, но и не только она! А началось-то все с сущего пустяка. Три дня тому назад подул порывистый южный ветер, небо быстро затянуло тучами и пошел проливной дождь. Дождь – это хорошо, дождь поит Лес, поэтому они всегда радуются дождю, они и тогда тоже обрадовались. Как вдруг раздался гром, то есть вверху, на небе, стал слышен перестук копыт Небесного Сохатого. И тут же по небу заметались сполохи. Тогда они все сразу разбежались, попрятались по своим логовам и принялись ждать. Но Небесный Сохатый и не думал никуда пропадать, а все кружил и кружил над поселком, гремел копытами и высекал рогами молнии. Тогда по поселку завыли: «Л-луна! Защитница! Л-луна!» Но тщетно – молния, огненный рог разъяренного бога, свалилась вниз, ударила в общинный дуб и подожгла его. Р-ра! Дуб горел! Гром устрашал! И даже дождь их тогда предал, не загасил огня, и дуб пылал и корчился, скрипел! Все тогда затаились по логовам, никто не только выходить, но даже выглядывать наружу, и то не решался. Ведь же какое это грозное знамение – общинный дуб горит! Значит, Создатель разъярен на них, значит, поселок обречен на гибель. Л-луна, защитница, владычица, Л-луна! – выли по логовам…

Нет, тут же спохватился Рыжий, все молчали, вот до чего они были тогда напуганы! А Сохатый продолжал грохотать, метался взад-вперед по тучам, бодал небо рогами, и от этих его мощных ударов во все стороны разлетались огнедышащие молнии. Дуб продолжал гореть. Шел мелкий дождь. Огонь шипел, шипел…

А потом понемногу погас. Вскоре и тучи разошлись, затих и перестук копыт Небесного Сохатого. В лесу стало светлей и совсем тихо, только с веток мерно капали последние капли дождя. Но все по-прежнему сидели по логовам, никто не смел из них выходить, все ждали знака.

Но вот наконец Вожак первым вышел на поляну. Сперва он прошелся по ней взад-вперед, осмотрелся, а после осторожно сел, глянул вверх, на обгоревший дуб, мрачно зевнул – и вдруг рыкнул! Тогда все стали выходить, подходить к Вожаку и рассаживаться вокруг него. Вожак молчал, и все тоже молчали. Так прошло много времени. Стемнело, наступила ночь. Взошла Луна…

И только тогда они запели – первым Вожак, за ним старейшины, потом бойцы, а потом уже и все остальные. Ночная темнота становилась все гуще и гуще, а голоса поющих все крепче и громче, страх постепенно вылетел из них и заблудился, умер в ночной темноте, а вместо него понемногу окрепла уверенность в собственных силах и надежда на то, что всё не так уж и плохо, как это казалось днем. А что! Ну, был огонь, ну, горел дуб, но ведь он же не сгорел дотла. А умер день и пришла ночь, и вот уже защитница Луна открыла им свой лик, и вот она смотрит на них и согревает их, и, значит, у них еще есть надежда на спасение, если они, конечно, смогут доказать Небесному Сохатому, что они никакие не узколобые, а самые настоящие рыки. И вот как только он убедится в этом, так сразу же уймет свой гнев и вернет им свою милость. Вот как они рассуждали тогда. Точнее, рассуждал Вожак, а они все с ним соглашались. А потом был Великий Клич, который они повторили семь раз, а потом, как и положено, был начат Великий Танец – и они танцевали и танцевали его, и закончили только тогда, когда зашла Луна и небо начали светлеть. Тогда они опять сошлись и расселись вокруг Вожака, и совещались, и избрали искарей, и искари умчались в лес, а они продолжали сидеть, теперь уже возле околицы, и ждать, а искари все не возвращались и не возвращались…

Вот как оно было тогда! Рыжий, прервав воспоминания, еще раз посмотрел на обгоревший дуб, на белое пятно среди его черных обугленных ветвей – и глухо засопел. Он же теперь сразу вспомнил, как это вчера начиналось: они сидели у околицы и ждали. Ждать пришлось довольно долго. Но вот, наконец, вернулись искари и обсказали все, что им удалось выведать, то есть и то, где они обнаружили Младшего Брата, и то, каков он из себя, и как к нему лучше всего подобраться, и даже куда его гнать…

– Р-ра! – перебил их Вожак. – Сам знаю! Без вас!

После чего сразу встал и пошел, и все пошли за ним. А потом, как и он, побежали. Сперва тропа спускались вниз с холма, а затем обогнула овраг. За оврагом, по приказу Вожака, они все остановились, и только Рыжий, названный загонщиком, прошел еще немного вперед, потом резко свернул налево, легко скользнул в низкий ельник – и сразу же взял след и вышел на сохатого, поднял его и погнал! Бежать сквозь чащу было трудно, но Рыжий, распалясь, все наддавал и наддавал. Сохатый дрогнул, засбоил, топот его копыт уже совсем не походил на гордую поступь Небесного Брата, ибо теперь уже не гром, а только трусливый перестук катился по Лесу. Мало того – сохатый быстро выбился из сил и взмок, запах вспотевшего врага бил в нос и доводил до исступления. Рыжий еще наддал и закричал:

– Левей! Левей давайте! Завожу! – потом перемахнул через валежину…

И замер, задохнулся от волнения. Еще бы! Прямо перед ним, и прямо на земле, сверкал ярчайший лунный свет! Днем – и вдруг лунный, это поразительно! И где!? Да в их ближнем лесу, на маленькой полянке, вся земля на которой плотно устлана сырой после дождя иглицей, а посреди – нора в Убежище Луны! О, это даже не удача – это чудо! Шестнадцать по шестнадцать поколений предков охотилось за ним, но тщетно. А теперь вот оно! Рыжий сразу забыл и про сохатого, и про Великую Охоту и вообще про все на свете. Самодовольно кашлянув, он сделал шаг вперед, потом осторожно притронулся лапой к заветной находке…

По ослепительно-белому свечению пробежала едва заметная рябь…

И чудо исчезло! Перед Рыжим была обыкновенная дождевая лужа, в которой плавали желтые осенние листья. Да как же это так, гневно подумал Рыжий, ведь только что он совершенно отчетливо видел Убежище! А теперь также отчетливо не видит ничего. Обескураженно вздохнув, Рыжий резко тряхнул головой…

И вздрогнул от злобного крика:

– Р-растяпа!

Рыжий оглянулся и поморщился. Потому что он сразу все вспомнил! А тут еще:

– Р-растяпа! – гневно повторил Вожак, выбегая к нему из кустов. – Где Жертва?!

Рыжий оскалился, хотел было сказать, что ему это теперь все равно. Но не успел, потому что:

– Молчать! – взревел Вожак и, оглянувшись, закричал: – Трехпалый! Лысый! Р-ра!

И все они тотчас же бросились дальше.

– Р-ра-ра-ра! – неслось уже издалека. – Стой, Младший Брат! Смирись! Р-ра-ра! Р-ра-ра!

Рыжий постоял еще немного, послушал их крики, а после сердито вздохнул и, развернувшись, пошел обратно, к поселку. Он шел не спеша. А то и вообще временами останавливался, ложился на землю и смотрел по сторонам, пытался думать хоть о чем-нибудь. Но ни о чем, кроме Убежища, ему не думалось. Тогда он опять вставал и шел дальше. Шел, шел… А где-то вдалеке, может быть, уже даже за рекой, то и дело слышались гневные крики:

– Р-ра! Младший Брат! Ты где? Мы все равно тебя найдем! Р-ра-ра-ра!

Так оно вскоре и случилось: они настигли его, окружили и, после довольно-таки ожесточенной схватки, завалили и прикончили. А ближе к вечеру с победным пением приволокли его в поселок, бросили к основанию общинного дуба и сразу же начали готовиться к Обряду. Все, даже сосунки, сошлись тогда на площади, и только он один…

Тут Рыжий еще раз сердито вздохнул, резко тряхнул головой, чтобы как можно скорее избавиться от неприятных воспоминаний, потом глянул на дуб, потом на площадь. Площадь была пуста. Все они еще, конечно, спят, с раздражением подумал Рыжий, ведь они вчера так славно навеселились! Попировали и поликовали. И только он, единственный из всех, отмеченный Луной, не был туда допущен. Вожак ему сразу сказал:

– Ты нам чуть все не испортил! Поэтому тебе сегодня здесь места не будет. Да, р-ра! Стеречь!

– Р-ра! – дружно подхватило племя.

И все они делали это с великой радостью, потому что им было очень приятно унизить его. Им еще, наверное, очень хотелось, чтобы он начал оправдываться перед ними и умолять не прогонять его. Но он не доставил им этого удовольствия, а он молча развернулся и ушел, и молча лег здесь, в дальних кустах, и всю ночь сторожил. Все они пели гимны, а он сторожил. Все они пировали, а он опять сторожил. И только когда они все стали возлагать Жертву… Тут он не выдержал, упал, зарылся с головой в репейник и зажмурился. Р-ра, думал он тогда, ничтожные глупцы! Он же ловчее их всех, сильнее, смелее! Да если бы он захотел, то разве бы сохатый убежал? И вообще, за что они его так ненавидят? И ненавидели всегда! Вот именно! Две четверти Луны тому назад, когда была последняя дележка, Заика вылез не по чину, а он его совершенно справедливо, по закону осадил, что тогда было? А то, что его же во всем и обвинили! А что было весной, когда на поселок напали Седые и он сражался за троих, а после с перебитой лапой лежал у себя в логове, хоть кто-нибудь из них тогда помог ему? Нет! Кто-нибудь бросил ему тогда хоть бы одну голую обглоданную кость? Никто! А прошлой осенью, когда он чуть не околел от укуса змеи, хоть кому-нибудь было до этого дело? А год тому назад, когда, они все это прекрасно помнят… Да что тут говорить! Ведь же уже тогда, когда их, сосунков, Вожак впервые вывел на Тропу, все они как только могли унижали его! Но за что? Да, он рыжий, да, он безотцовщина, подкидыш. Да, он вчера не взял сохатого, но зато он единственный из всех – и не только в их племени, но и вообще среди всех рыков – он единственный, кому было дано увидеть Убежище Луны! Значит, он – избранный! И, значит, в нужный срок Луна снова призовет его к себе, и он тогда войдет в ее Убежище и станет, как она, бессмертным. Да, вот именно! Луна, об этом знают все, рождается, растет, стареет, умирает, спускается в Убежище – а после вновь рождается. А после еще раз рождается! И еще раз! И еще! И так же будет и с ним. И вот тогда они поймут, кто он такой! И будут лебезить перед ним, скулить, ползать на брюхе, да только будет уже поздно! Ведь он тогда уже… Ведь он…

Р-ра, глупости, очень сердито подумал Рыжий, что было, то ушло и умерло. Гроза ушла, ушла Великая Охота, ушло Убежище, – если, конечно, это было – и пир давно затих, и Луны уже нет, и небо уже светлое, ночь кончилась. Рыжий, стоявший на краю поселка, смотрел на обгорелый дуб. Там, среди черных корявых ветвей ярким пятном белел череп вчерашнего сохатого. Череп был очень грозен – его огромные ветвистые рога были устремлены прямо к гаснущим звездам, как будто они хотели их сбить, а пасть его была раскрыта так, как будто череп силится вскричать: «О, Старший Брат, будь осторожен с рыками! Они легко со мной расправились! И так же легко они расправятся с любым, кто только посмеет к ним сунуться!». Вот так-то, с радостью подумал Рыжий, теперь поселку нечего бояться, им и охота удалась, и пир, и жертвоприношение. Они – не узколобые! Вот разве что только он сам…

И Рыжий засопел, зажмурился, и вновь – уже в который раз! – представил себе ельник, бурелом и черную после дождя иглицу, и яркий лунный свет, который, как рассказывают старики…

И усмехнулся, и подумал уже вот что: р-ра, бессмертие, а что это такое? Да то, что пусть пройдет еще пять, десять, двадцать лет, и все его сородичи уйдут, а он останется. Так, хорошо, а что дальше? Дальше придут другие, молодые, а он, как самый старший среди них и самый опытный, будет над ними Вожаком, станет водить их в набег, на охоту, первым петь гимны, первым отправлять обряды, первым наказывать зарвавшихся, хвалить удачливых и строго учить нерадивых и – это уже всем – рассказывать о прошлых героических временах. Так пройдет еще пять лет, потом десять, и снова пять, и снова десять, потом еще пять раз по пять и десять раз по десять, и все это время он будет жить под этим самым дубом в этом же самом сыром и мрачном логове, в этом всеми забытом поселке, который даже они сами называют Глухими Выселками – и знать, что это для него никогда не кончится! Так что, он этого хотел? Он разве об этом мечтал? Рыжий нахмурился. И вдруг…

– Эй, ты! – послышалось из-за спины.

Он оглянулся…

Глава вторая
ВРАГ

И сразу резко отскочил, оскалился. Еще бы! Ведь всего в двух шагах от него, под деревом, стоял какой-то незнакомец, на вид очень необычный – он был весь рябой, высокий и короткошерстный. А еще у него был узкий лоб. Р-ра, тут же подумал Рыжий, да то же враг, рви, рви его!..

Но он так только подумал, а на самом деле даже не шелохнулся, и продолжал рассматривать узколобого. Или, правильнее, южака, как узколобые сами себя называли. Но это совсем не важно, а важно то, что Рыжий никогда до этого не видел южаков. Да, он слышал, говорили, что будто где-то очень далеко, на самом краю Леса, они иногда встречаются. Но чтобы они вдруг объявились здесь, в самой глуши, такого никто и представить себе не мог. А вот теперь один из них стоял напротив Рыжего и, как ни в чем ни бывало, смотрел на него. А Рыжий смотрел на южака и невольно отмечал про себя, что хвост у южака тощий как у крысы, а уши длинные, обвислые…

Вдруг южак отрывисто сказал:

– Вот, Рыжий, мы и встретились, – и улыбнулся.

Враг, еще раз подумал Рыжий, бей, рви его!..

Но вместо этого он осторожно отступил на шаг и, ощетинившись, тихо спросил:

– Ты кто такой?

– Тебе? Пока еще никто, – так же тихо ответил южак. – А там будет видно.

Сказав это, он облизнулся. Враг, еще раз подумал Рыжий, и лжец! Да они все лжецы, и дохляки, подумал он уже с отчаяньем. И уже совсем растерянно подумал, что чего он тогда ждет, рвать его надо, вот что!..

Но опять он ничего не сделал! А только спросил:

– Увидим – что?

– Да многое, – негромко, но по-прежнему уверенно ответил южак. – Всего сразу и не расскажешь. А само дело у меня простое: я за тобой пришел. Хочу забрать тебя отсюда.

– Меня? – спросил Рыжий. – Куда?!

– К нам, – просто ответил южак. – Чего тебе здесь торчать? Ведь ты же никакой не рык, и ты это прекрасно знаешь.

А, так вот оно что, гневно подумал Рыжий и усмехнулся. Ну-ну, давай, заманивай, плети!

Южак тоже усмехнулся и сказал:

– Знаешь, знаешь, я вижу. Да и другие ваши это тоже знают. А кто не знает, тот чует, что ты им чужой.

– Р-ра! – не сдержался Рыжий. – Р-ра!

– А не спеши! – все так же тихо, но очень спокойно ответил на это южак. – Не спеши. И я тоже не буду спешить.

После чего он сел, небрежно отбросил в сторону хвост и зевнул. Рыжий совсем растерялся, не знал, что и думать. А южак теперь продолжил уже вот как:

– Не беспокойся. Я же ведь не говорю, что уведу тебя прямо сегодня. Чего-чего, а ждать я умею. Четыре года я искал тебя, и вот, наконец, нашел. Два дня тому назад! Значит, я еще два дня ждал, не спешил.

Тут он вдруг почему-то хмыкнул, мотнул головой и так и замер, наполовину отвернувшись от Рыжего. И так он еще помолчал. А после снова – резко – повернулся к Рыжему и также резко спросил:

– Где твой отец? Ты хоть однажды его видел?

Рыжий смутился, не ответил. Ему было очень противно и стыдно.

А южак очень сердито, и в тоже время насмешливо, сказал:

– Я так и думал! Так я ему и говорил.

– Кому это «ему»?!

– Да твоему отцу! Предупреждал, что дикарям верить нельзя и что как бы они ни клялись, а все равно они его убьют.

– Лжешь! – громко сказал Рыжий. – Мой отец…

И сразу поперхнулся, замолчал. Зато южак оскалился и быстро продолжал:

– Да! Ну еще бы! Конечно! Твой отец был славным, храбрым рыком. И ты такой же, как он. А тут вдруг пришел какой-то узколобый свинопас и хочет тебя отсюда сманить. Но ты не верь ему, гони его прочь! И он уйдет – нет, он трусливо убежит отсюда, поджав хвост, на свою голую безлесую Равнину, и пусть он там после жиреет и нежится, и пусть он там не знает ни голода, ни холода, да там, кстати, такого никогда и не бывает, чтобы кто-то голодал или мерз. А ты сиди себе здесь дальше, в этом своем гнилом болоте, вой на Луну, сноси нападки выжившего из ума Вожака и вообще делай вид, что будто бы не замечаешь всех тех насмешек и издевательств, которыми тебя здесь с таким удовольствием осыпают все кому ни лень. И будут дальше осыпать, и будут унижать тебя, и будут насмехаться над тобой – всегда! Потому что, еще раз говорю, ты здесь чужим был, чужой есть и чужим будешь. Навечно! Вот так-то вот! – и южак резко встал…

А Рыжий подскочил! Р-ра! Враг, подумал он, трусливый свинопас, да как он смеет его поучать! Рвать его, рвать!

– Р-ра! – крикнул Рыжий. – Р-ра! – и бросился!..

Но промахнулся. Враг отскочил, прижался задом к дереву. Р-ра! Р-ра! Рыжий припал к земле, метнулся низом, как змея, вцепился свинопасу в горло, люто сжал челюсти… И заревел от боли! Отскочил! Присел и снова пры…

– Стоять! – раздался властный крик.

Рыжий застыл и оглянулся. Вожак – злой, заспанный, взъерошенный – бесцеремонно оттолкнул его и встал напротив узколобого. А прочие сородичи бесшумно, словно тени, тем временем скользили справа, слева, сзади от него – и вот уже, сойдясь полукругом, они замерли в каких-нибудь двух-трех прыжках от южака. Уф-ф, хорошо-то как, подумал Рыжий, он, значит, все-таки успел их разбудить, поднять! Теперь враг не уйдет, потому что вон нас сколько! Да и куда ему отсюда уходить, Лес, глухомань кругом, и, значит, можно не спешить, присесть, перевести дыхание и изготовиться. А после будет знак – и тогда сразу, первым кинуться, подумал Рыжий, гневно усмехаясь. А осмотрелся и еще подумал, и это уже с радостью, что и другие тоже замерли, тоже ждут знака.

Но южак этого не понял. Он только увидел, что на него не кидаются, и сразу осмелел, оскалился и даже задрал голову. И только тогда Рыжий увидел, что на горле у южака повязана какая-то блестящая и очень крепкая с виду веревка. А, так вот оно в чем дело, понял Рыжий, это она и спасла узколобому жизнь. Значит, в другой раз надо будет хватать или выше нее или ниже…

И тут южак вдруг выпалил:

– Приветствую вас, братья!

Р-ра, вот наглец, подумал Рыжий, сейчас Вожак ему покажет братьев!

Но Вожак пока что только усмехнулся, посмотрел на Рыжего, откашлялся… и опять повернулся к южаку. А южак продолжал:

– Да-да, вы не ослышались. Мы, южаки и рыки, братья. Просто одни из нас живут в Лесу, в норах живут, как кроты, а другие…

И замолчал. В толпе прошло движение. Только один Вожак и ухом не повел, зато очень недобро прищурился. Но узколобый не обратил на это никакого внимания и продолжал:

– А вот другие живут совсем иначе – сытно, вольготно и весело. А почему? Да потому что они, то есть мы, южаки, намного умней вас, смелей и сильней!

Вожак многозначительно оскалился, толпа дружно придвинулась на шаг. Южак весь подобрался и сказал:

– Конечно, я мог бы вам еще много чего рассказать. Очень, кстати, интересного. Но вам, дикарям, этого не понять. Поэтому, чтобы не терять с вами время, я ухожу. Я…

– Взять его! – крикнул Вожак. – Р-ра! В клочья! Р-ра!

И племя дружно бросилось на узколобого. Крик! Толкотня! Лязг! Визг! Казалось, что вот-вот все кончится…

Как вдруг южак резко – и, кстати, очень высоко – подпрыгнул, два раза кувыркнулся в воздухе, перескочил через толпу, в четыре маха миновал поселок – и скрылся в непролазной чаще!

– Р-ра! – дико заорал Вожак. – Заика! Шип! Косматый! Догнать его! Р-ра! Р-ра!..

Трое лучших догонщиков племени помчались вслед за беглецом. А остальные остались стоять. А кто уже и лег, прищурился… Но все они теперь смотрели только на Рыжего. В зрачках у них не отражалось ничего – ни злобы, ни сочувствия, ни даже просто любопытства. Но Рыжий прекрасно знал: так смотрят только на того, кто обречен на смерть. Или изгнание. Что, впрочем, равносильно смерти. Смерть, растерянно подумал Рыжий, но за что?!

И словно бы в ответ ему Вожак заговорил:

– Три дня тому назад сгорел общинный дуб. А почему? Да потому, что гроза пришла с юга. Значит, это южаки накликали ее на нас. Но это еще что! Грозы приходят к нам часто, по несколько раз за лето. А вот зато самих южаков я в наших краях не видел уже целых пять лет. Откуда он здесь вдруг взялся? Рыжий, я у тебя спрашиваю! Зачем он приходил? О чем ты с ним болтал?

– Я? – хрипло спросил Рыжий.

– Ты! – грозно выкрикнул Вожак. – А кто же еще? Ну, говори, что он от тебя хотел, чего вы с ним здесь затеяли и чего не поделили?

Но Рыжий не стал отвечать. Он прекрасно понимал, что отпираться от этих нелепых обвинений, что-то кому-то объяснять, кого-то умолять – все это совершенно бесполезно. Поэтому он, ощетинившись, осторожно отступил на шаг. Племя шагнуло вслед за ним, остановилось. Сородичи – дядья, двоюродные братья – смотрели пристально, глаза в глаза. И улыбались. Да, понял Рыжий, это приговор. Да, это смерть! Или…

Нет-нет, с отчаяньем подумал Рыжий, враг нагло лгал, он чистокровный рык! И поэтому он никогда…

– Р-ра! – выкрикнул Вожак. – Ты сын узколобого. Р-ра!

– Р-ра! – подхватили все и двинулись на Рыжего. – Р-ра! Р-ра!

Рыжий не выдержал и бросился бежать. Никто не стал его преследовать, ибо закон гласил, что обреченный сам решает, где ему погибнуть.