Текст книги "Предательство. Последние дни 2011 года"

– Обещаю. Слушай, я сейчас тебе изложу ход мысли. Готова?

– Давай я налью тебе чаю, чтобы не отвлекаться.

Они сидели за столом, Татьяна Александровна смотрела на супруга, на его лукавые глаза. Только она знала, что этот серьезный человек, редко смеющийся, сохранил глубоко в себе детство, умение по-детски дурачиться. Это выражение глаз было прелюдией предстоящего озорства.

– Излагаю мысль. Постой, Таня, почему мы пьем скучный чай – чай с печеньем, когда рождается такая мысль? – удивленно спросил Сергей Георгиевич.

– Говори конкретно, что предлагаешь?

– Накрой стол, а я пойду и выберу в винном шкафу что-нибудь интересное.

– Опять лишние калории на ночь, – наигранно проворчала Татьяна Александровна.

– Не переживай, это у нас бывает нечасто, а потом, помнишь притчу про серьезного человека?

– Напомни.

– Жил серьезный человек, отказывался от маленьких радостей, готовя себя к великим свершениям. Однажды, когда он шел по улице, упал кирпич, прямо на него. Не успел он сделать что-то великое, а себя лишил простых радостей.

– Согласна, только выбери белое вино.

За столом царила атмосфера легкой иронии, что соответствовало ситуации и настроению. Сергей Георгиевич продолжил в шутливой форме излагать свой вывод:

– Были США, американцы, белые и пушистые. В какой-то момент разваливается СССР, и появляется Россия с новоиспеченным президентом Ельциным и специфической командой.

– А в чем специфичность команды? – поинтересовалась Татьяна Александровна.

– Все члены команды человеколюбцы, гуманисты. Гуманизм в том, что они помогли рабочим – зачем им быть совладельцами предприятий и морочить себе голову мыслями о производстве. Забрали себе предприятия и освободили рабочих от головной боли. Человеколюбие в том, что когда они берут деньги в кредит, они не могут просто повернуться и уйти. В знак внимания они обязательно часть денег оставят тем, кто их дал взаймы.

– А при чем тут американцы?

– Это были входные данные. Теперь слушай, как все произошло. Россия остро нуждалась в деньгах. Американцы, святые люди, не пожалели и предоставили России кредит. Наши в конверте вернули им часть.

– Откат? – спросила Татьяна Александровна.

– Это грубо, но будем считать, что да. Что делать американцам с этими деньгами? Стали закупать недвижимость. Им понравилось, а тут команда Ельцина еще просит денег, но не для России, а так, для себя на карманные расходы, но под гарантии России. Еще привалило денег американцам, они опять купили недвижимость. И так много раз. В результате цены на недвижимость в США резко возросли, и нагрянул ипотечный кризис в США, который потянул за собой и знаменитый финансовый кризис.

Они еще долго сидели за столом, иногда шутили, иногда говорили серьезно о проблемах, строили планы на будущее. Очередной день стремительно заканчивался, и Татьяна Александровна предложила:

– Пойдем спать.

Сергей Георгиевич лукаво и загадочно сказал:

– Прошу заметить, не я предложил…

* * *

– Вы, Сергей Георгиевич, мне кажется, человек очень мирный, а в книге проявили агрессивность. На Вас это не похоже, – заметил Олег Борисович.

– Я мирный человек, подтверждаю. Таким был и когда писал книгу. Я говорю лишь об ответственности. Любой политик должен чувствовать ответственность за свои действия и решения. Политики приходят и уходят, натворят и уйдут на заслуженный покой. Только они должны знать, что заслуженный покой надо у народа заслужить, тогда случайные и недостойные люди не будут рваться во власть, политику.

– Я понимаю так, что тень «отца народов» должна присутствовать в кабинетах политиков, банкиров и промышленников, – пошутил Олег Борисович.

– Тень Сталина или Лаврентия Павловича нежелательна, а тень народного суда, осуждения – да. Ответственность перед народом, а не перед элитой, – вот чего я хочу. Важно не посадить политика, важно ему объяснить, что он слуга народа, а не народ у него в услужении, и он отвечает перед ним.

– Идея понятна, но в политике не все прямое реализуемо.

– Вот и Вы заговорили афоризмами, – радостно заметил Сергей Георгиевич. – Но в политике многое не реализуется только потому, что элита не видит в этом своей выгоды.

Неожиданно из-за поворота появился английский бульдог, упитанный, холеный. Он чуть приостановился, настороженно посмотрел на мужчин и продолжил движение в их сторону. Сергей Георгиевич и Олег Борисович остановились. У ног Олега Борисовича бульдог на мгновенье остановился, лениво понюхал его ботинки, что-то проворчал. На Сергея Георгиевича он не отреагировал, только мельком бросил томный взгляд и продолжил свое движение.

– Черчилль! Что с тобой? Давай поговорим, – предложил Олег Борисович.

Но Черчилль, так, очевидно, звали собаку, продолжал удаляться на крейсерской скорости, максимальной для себя, которую позволяла развить конструкция его телосложения. Из-за поворота вышла женщина небольшого роста, одетая в дорогую шубу. Шла она медленно, вальяжно, с удовольствием подставляя лицо редким лучам солнца, которые пробивались сквозь разрывы в тучах.

– Добрый день, Ольга Михайловна! Что случилось с Черчиллем? Он не пожелал даже остановиться.

– Добрый день, Олег Борисович! Обиделся мой Черчилль, плюнул на все и полетел, если говорить образно, домой.

Сергей Георгиевич стоял в стороне и с интересом рассматривал женщину. Поднятый воротник, прищуренные от солнца глаза, легкая протяжность в разговоре и тонкий аромат духов создавали образ хрупкой женщины. Но один брошенный взгляд на незнакомца, взгляд пронзительный и оценочный, свидетельствовал, что эту хрупкую женщину следует отнести к хищницам. Этот взгляд заметил и Олег Борисович, но оценил его иначе – решил познакомить:

– Познакомьтесь, мой коллега Сергей Георгиевич.

Сергей Георгиевич и Ольга Михайловна обменялись любезностями, а Олег Борисович решил прояснить ситуацию с собакой:

– Что или кто его обидел Черчилля?

– Ворона! Никогда не видел такую наглую птицу. Сидела на ветке, увидела Черчилля и решила его прогнать – стала налетать на него, а потом клюнула его в заднюю лапу. А он так расстроился, что от обиды бросил меня и понесся домой.

Поговорив еще немного, Ольга Михайловна пошла догонять Черчилля, а мужчины продолжили свою прогулку, обсуждая Черчилля:

– Вы обратили внимание на его взгляд? – поинтересовался Олег Борисович.

– Да, какая-то надменность, словно люди – это объекты второго сорта.

– Надменность, точно отмечено.

* * *

Он, Анатолий Чубайс, главный «приватизатор» России 90-х годов, сидел в телестудии и надменно смотрел на присутствующих. На канале «Россия» шла передача, посвященная двум самым непопулярным реформаторам ХХ века – Хрущеву и Гайдару.

Появление Анатолия Чубайса на телеканале вызвало удивление у Сергея Георгиевича – Чубайс редко давал интервью и еще реже появлялся на экране телевизоров. Столь необычное событие Сергей Георгиевич не мог пропустить. Воспользоваться моментом решили и ведущие программы Сергей Кургинян и Николай Сванидзе, которые не могли не обратиться к проблеме приватизации в связи с двадцатилетним юбилеем.

Чубайс отвечал спокойно, несколько снисходительно, словно уставший бонза, вынужденный разговаривать с малограмотными и малопонимающими людьми в силу каких-то обстоятельств. Он подробно расписывал механизмы стихийного хищения государственной собственности, беззаконие и слабость государства.

Сергей Георгиевич слушал уверенную речь главного «приватизатора», но эта уверенность и жесткость изложения настораживала, вызывала недоверие, словно слышишь заученную речь, чтобы что-то скрыть. Вор кричит: «Лови вора!», коррупционер ругает коррупцию и первым записывается в антикоррупционный штаб, педофил утверждает, что заботится о детях, депутатское лобби составляет закон и оставляет в нем зияющие дыры, чтобы его обходить. В этом мире все старо. Ничего не меняется, может быть, только время.

Слушая эту убежденную речь, Сергей Георгиевич независимо от себя вылавливал логические нестыковки, вынужденные признания. Можно было не сомневаться, что на следующий день в СМИ будут хлесткие заголовки с вариацией единственной темы: «Анатолий Чубайс признал, что приватизация была нечестной!» Но совершенно другая фраза впилась в память: «…чтобы ваши законы как-то более или менее, хоть чуть-чуть укладывались в тот состав интересов, который в стране есть». Какой диапазон неопределенности! Кто определяет «состав интересов»?

Факир-практик преобразовался в факира-теоретика, который объясняет народу, как надо понимать действия факира-практика, и дает ему высокую оценку. Жаль, что ему не удалось загипнотизировать всех, чтобы внушение осталось на подсознательном уровне.

Что скрывал факир-практик и не договаривал факир-теоретик? Практик скрыл, что есть виды собственности, которые можно было использовать в России, например, программу участия сотрудников в акционерном капитале своей компании (ESOP), широко используемую в США. А теоретик не упомянул возможность использования шведской экономической модели, которая является социально-ориентированной, что очень подходило для российской экономики, унаследовавшей от СССР экономику с явно социальным укладом. Факир, который всегда что-то скрывает, скрывает главное – цель и метод.

Слушая Анатолия Чубайса, Сергей Георгиевич невольно сравнивал его со старшим братом – Борисом Чубайсом, философом, который несколькими днями ранее выступал по каналу «Культура». Взвешенная речь, в которой слушатель ощущал себя непосредственным участником. Два брата, которые не говорят друг с другом. Как все знакомо! Белые и красные, белый террор и красный террор – страницы нашего государства, и жаль, что наши соотечественники продолжают эту историю на расколе.

Неужели, приватизируя собственность, Анатолий Чубайс и безответственная команда Ельцина предполагали, что это забудется? Почему, когда говорят о приватизации, говорят только о новых собственниках, а не о тех миллионах граждан, которые лишились своей части собственности на богатства недр и ресурсов огромного государства? Почему не говорится об экономическом и моральном терроре, геноциде, когда население России сокращалось на миллион жителей в год? Это тоже результат проведенной приватизации.

Сергей Георгиевич сотни раз задавал себе эти вопросы. На них не будет ответов. Вопрос предполагает, прежде всего, честный ответ, а он не может быть без покаяния перед народом. Может быть, тогда и народ простил бы? Кто знает русскую душу?

Вождь красных большевиков был немецким шпионом, последний президент СССР, похоже, был английским агентом влияния, новый вождь белых либералов есть американский агент. Когда же великая Россия будет жить без сексотов, для себя и на радость своему народу?

* * *

– Когда говорят о надменности, я почему-то вспоминаю Чубайса, – неожиданно признался Сергей Георгиевич. – Я думал, что его манера говорить и держать себя – это характер, умение себя сдерживать, его природное спокойствие. Анализируя ряд фактов, доступных мне, я понял, что это надменность – его презрение к людям.

Лицо Олега Борисовича преобразилось, он удивленно посмотрел на Сергея Георгиевича и живо поинтересовался:

– А изменению, случайно, не способствовала его книга «Развилки новейшей истории России»?

– И она тоже, – согласился Сергей Георгиевич. – Меня все время удивляет стремление бывших «молодых реформаторов», лидером среди которых был Чубайс, убеждать всех, что все делали правильно, но, возможно, были небольшие ошибки.

– О-о-о! Они всегда внушали народу, что остановили голод, гражданскую войну.

– Голод можно создать искусственно. Запечатайте продуктовые склады на три недели и получите голодомор, – сказал Сергей Георгиевич.

– Но в книге он делает разворот на сто восемьдесят градусов, утверждая, что приватизацию придумали не они, приватизация созрела в обществе по вине чиновников, а он с Гайдаром возглавил этот процесс, чтобы как-то им управлять.

– Да, тут, как учили в начальных классах школы, без басни дедушки Крылова не обойтись, – пошутил Сергей Георгиевич. – Тоже мне, невинная овца.

– Точнее волк в овечьей шкуре. В книге он признает, что приватизация за деньги имела бы неоспоримые преимущества.

– Что говорить, ясно, что «реформаторы» с командой президента Ельцина в два счета ограбили и прихватили все богатство огромной страны. Ваучерная приватизация! Напечатали безымянных ваучеров неизвестным тиражом. Кстати, Олег Борисович, знаете, сколько было напечатано и роздано ваучеров? Куда делись остальные?

– Нет, не знаю. Думаю, что никто не знает. Более того, безымянность позволяла не оставлять следы при передаче ваучеров, формировании больших пакетов. Я могу предполагать, что они были задуманы именно для этого, – предположил Олег Борисович.

– Ладно, оставим книгу в покое, не стоит она нашего внимания. Не знаю, на кого она рассчитана? На сочувствие или понимание граждан? Так они его ненавидят. И в истории с приватизацией видят другую роль Чубайса.

– Намекаете на гарвардский след? – спросил Олег Борисович.

– Конечно.

* * *

– Сергей Георгиевич, как считаете, Сергей Михайлович меня отпустит после перерыва?

– Не знаю, Анна. Вроде особой работы нет, вчера он сдал отчет, а сегодня его подписали. Не вижу особых преград. Что-то случилось? – поинтересовался Сергей Георгиевич.

– Родители выделили деньги на кафель для ванной. Месяц назад старый кафель раздолбили, ванна в ужасном состоянии – почти Сталинград. В субботу придут кафельщики, с ними договорилась, а самого кафеля еще нет. Сегодня, кровь из носа, надо купить, чтобы завтра или в субботу утром привезли. Декабрь начался, а так хочется встретить Новый год с отремонтированной ванной!

– Понимаю. Кстати, где Сергей Михайлович?

– Утром звонил мне, сказал, что будет на встрече, придет к перерыву.

В большой комнате, в которой располагался только что созданный Инновационный центр, работали три человека. Сергей Михайлович, директор, часто отсутствовал в центре, проводя бесконечные встречи в различных организациях. Анна, девушка небольшого роста, худоба которой свидетельствовала о ее слабом здоровье, исполняла обязанности секретаря и переводчика одновременно. Положение Сергея Георгиевича, бывшего ректора крупного московского университета, в центре было особое – независимый эксперт, он был приглашен руководством корпорации и пользовался особым доверием.

Перерыв неумолимо приближался, а Сергея Михайловича не было. Анна нервничала. Несколько раз ей звонили. По разговору Сергей Георгиевич понял, что звонила ее мать, которая хотела с ней встретиться, чтобы вместе сходить в магазин. Было около двух часов, когда раздался еще один звонок. Анна удрученно посмотрела на телефон и обреченно подняла трубку.

– Да, мама. Ничего не могу сделать. Шефа еще нет, не пришел. Я же сказала, что сама позвоню, когда с ним договорюсь.

Анна злилась, но старалась мягко говорить. Ее лицо выражало растерянность, она готова была расплакаться.

– Анна, – обратился к ней Сергей Георгиевич. – Скажи, что ты выезжаешь.

– Что? Мама, подожди.

– Я тебя отпускаю, быстро собирайся.

– Правда? Я могу идти? Мама, я выхожу.

– Можешь, – подтвердил Сергей Георгиевич.

Захватив сумку, кинув туда мобильник, Анна остановилась у стола Сергея Георгиевича, который держал в руках какой-то пакет.

– Анна, возьми этот пакет. Здесь предложение по одному инновационному проекту. На конверте адрес и название института. Сергею Михайловичу скажешь, что я тебя послал за ним.

Через секунду Анны уже не было в комнате. Время медленно текло, Сергей Георгиевич погрузился в чтение очередного проекта, периодически выискивая в Интернете справочный материал. В начале пятого пришел Сергей Михайлович, который первым делом спросил:

– Где Анна?

– Я отправил ее за проектом, – спокойно сообщил Сергей Георгиевич.

Недовольный Сергей Михайлович быстро приготовил себе чай, после чего пришел в свое обычное состояние – спокойное, тихое и без эмоций. Он просматривал электронную почту и обнаружил письмо Сергея Георгиевича. Прочитав его, он довольно потер руки и развалился в кресле.

– Сергей Георгиевич, спасибо за информацию. Пусть теперь Кирилл рассказывает сказки про американскую помощь.

Накануне в концерне проходило совещание. Финансовое управление, которое возглавлял Кирилл Алексеевич, не поддержало предложение Инновационного центра, что очень удивило Сергея Георгиевича и Сергея Михайловича. После совещания в зале заседаний остались несколько человек. Чтобы избежать дальнейшего нагнетания напряженности, вызванного решением финансового управления, разговор шел о футболе, потом плавно перешел на новости, политику и, естественно, экономику. Здесь и схлестнулись Сергей Михайлович, представитель оппозиции, и Кирилл Алексеевич, сторонник правительственной партии «Единая Россия», а объектом спора стал вопрос приватизации и лично Чубайс.

Сергей Георгиевич попытался их успокоить, но это не удалось. Производственные трения в открытой форме перенеслись на отвлеченную тему, давая каждому из них излить свои эмоции, не затрагивая работу. Оба согласились, что приватизация шла под руководством гарвардской школы экономики, но существенно разошлись в оценке результатов.

В лифте, когда Сергей Георгиевич и Сергей Михайлович возвращались в центр, Сергей Георгиевич предложил:

– У меня где-то была запись относительно одной американской книги. В ней дается весьма критическая оценка итогов приватизации. Постараюсь найти ее данные.

– Буду весьма признателен.

Поздно вечером Сергей Георгиевич отправил коллеге письмо: «Результаты работы гарвардских экономистов в России, действовавших через приближенный к Ельцину клан Чубайса, отражены в книге Джанин Уэдель „Столкновение и сговор. Странный способ оказания помощи Запада Восточной Европе в 1989–1998 годах“. В целом, их деятельность и темы переговоров неизвестны, но определенный шум имел место в США. Конечно, они не касаются справедливости приватизации, воровства и хищения. Американцам глубоко наплевать на Россию. Чем ей хуже, тем лучше США.

А шум был вызван вот чем. Выяснилось, что правительство США не предоставило четкую и правдивую информацию о различных формах частных предприятий, чтобы Россия могла выбрать подходящие формы под свою экономику, имеющей явно социальную направленность, и традиции общества. Интересная информация дана в http//inosmi.ru/usa/20111206/179471442.html.

Даю информацию по этой ссылке без изменений. Правительство США отдало контракт на «реформу России» ныне несуществующему Гарвардскому институту международного развития. Согласно Уэдель, институт получил эксклюзивный контракт, после того как правительство США решило отказаться от обычного в таких случаях конкурса «по внешнеполитическим соображениям». Как выяснилось, гарвардская команда не только направила Россию по неверному макроэкономическому курсу, но еще и нарушила законодательство США. В 1997 году контракт был аннулирован, после того как двум руководителям проекта – Андрею Шляйферу и Джонатану Хэю было предъявлено обвинение в незаконном инвестировании средств в «реформируемые» ими предприятия. После длительного судебного разбирательства в 2005 году Шляйфер и Хэй согласились вернуть в казну США по два миллиона долларов каждый, при этом супруга Шляйфера была оштрафована на полтора миллиона долларов. Гарвардский университет, президентом которого стал Лоуренс Саммерс, был вынужден уплатить в пользу налогоплательщиков США самый большой штраф в своей истории – двадцать шесть с половиной миллионов долларов.

С уважением, С. Г.»

Сергей Михайлович, прочитав еще раз письмо, стал быстро набирать текст, очевидно, Кириллу Алексеевичу. Отправив его, Сергей Михайлович обратился к Сергею Георгиевичу:

– Не пойму, кем является Чубайс? Ни Путин, ни Медведев не позволили себе что-то сказать в его адрес. Он полностью предоставлен себе и находится вне критики.

Сергей Георгиевич глубоко задумался. Он сам иногда задавал этот вопрос. Многие эпизоды новейшей истории России покрыты завесой тайны, скрыты за печатями договоров. Лишь косвенные факты, обрывочные сведения позволяют моделировать ситуацию, воссоздавать пробелы.

– Не могу судить, – признался Сергей Георгиевич. – Слишком много информации находится в тени. Для себя я определился, исходя из следующих логических построений. Кто такой Анатолий Чубайс? Неизвестный заведующий лабораторией стремительно прорывается во власть. Кто его двигал? В то время были две силы, способные это сделать. Это КГБ или ЦРУ. КГБ отпадает по определению, точнее по результатам его деятельности. Остается только ЦРУ, это собирательный образ. Здесь и Госдеп и другие спецслужбы. Учитывая тактику США вербовать под свои знамена молодых и энергичных людей, приверженцев американского образа жизни, можно предположить, что он был в их числе. Это агенты влияния, их называют еще «чикагскими мальчиками». И он выполнил для американцев колоссальную работу – разрушил потенциал страны, которую боялись США. За это он у них в почете и большом уважении.

– Тогда его надо гнать из России.

– Не получается. В воровском мире, а политика недалеко ушла от него, такие люди называются смотрящими. Вот он и приглядывает за Россией, чтобы не очень окрепла, не очень развивалась и вела себя лояльно к США.

– Американская заноза в теле России, – сформулировал ситуацию Сергей Михайлович.

– Он и есть такая заноза, только не вытащишь и не выкинешь. Пока.

– Почему?

– Очевидно, многие наши чиновники и представители власти хранят деньги в долларах в зарубежных банках.

– И американцы могут сообщить о средствах, нажитых коррупцией, или просто их отнять, – закончил логическое построение Сергей Георгиевич. – Американцы в определенной степени управляют Россией. Есть еще другие аспекты, о них сегодня не будем говорить. Вот поэтому Чубайс надменно смотрит на всех: на власть, на судебную систему и силовиков. А на народ российский ему наплевать, это расходный материал в рамках мировой, то бишь американской, политики.

* * *

– Возвращаясь к книге, хочу спросить о неоатеизме, который Вы предлагаете в качестве объединяющей веры. Почему неоатеизм? Меня, честно говоря, в названии напрягает основа – «атеизм», это не очень стыкуется с верой.

Сергей Георгиевич не сразу ответил, он продолжил медленно идти, потом резко остановился и повернулся к Олегу Борисовичу. Сделав глубокий вдох, словно он собирался нырнуть в пучину, Сергей Георгиевич стал объяснять:

– Я исходил из принципа: «Мы знаем то, что знаем. Мы знаем, что не знаем. Мы знаем, что хотим узнать. Мы будем знать то, что хотим знать». Основу этого принципа составляет слово «знать». Ни одна религия не может поспорить с атеизмом в количестве и глубине знаний, что дали миру ее представители. Я не буду сейчас обсуждать вопрос, стимулируют ли современные религии научные знания. Это может отнять много времени.

– Согласен, – подтвердил Олег Борисович, – тем более что мы, очевидно, думаем одинаково.

– Тогда пойдем дальше. Классический атеизм, как и все религии, испытывает давление догм, которые подобны священным коровам. Нужен осознанный шаг в сторону веры, допустив предположение, что наша жизнь – это результат творения некой внешней цивилизации, космического разума. Отсюда и приставка «нео». Все религии признают одного, основного врага, которым является атеизм. Легче договориться с одним, чем с десятью направлениями и школами. Поэтому шаг со стороны атеизма в сторону религии позволит объединить все религии на высоком уровне, не лишая их самостоятельности на нижнем уровне.

– Странная конструкция – объединение с сохранением. Нижний уровень будет считать себя более правильной и традиционной религией, будет стремиться к уничтожению верхнего уровня, – высказал сомнение Олег Борисович.

– Возможно, – согласился Сергей Георгиевич. – Но может быть, что большинство перейдет в неоатеизм, он ориентирован на сегодняшний уровень жизни, научно подкреплен. Тогда нижний уровень будет постепенно рассасываться, переходить в разряд мифов и притчей. Без объединения нельзя. Сегодня сложилась угрожающая ситуация, когда тихая война различных конфессий переходит в открытую форму войны.

– Имеете в виду фанатизм исламских фундаменталистов? – спросил Олег Борисович.

– Да, но и в самом исламе предстоят масштабные столкновения между шиитами и суннитами, другими ветвями ислама. В народе говорят, дурной пример заразителен, поэтому возможен конфликт и между другими конфессиями, и внутри их. Роль неоатеизма в том, чтобы уйти от выдумок и небылиц, которыми заросли все веры, превратившись в гигантские корпорации, добывающие деньги и живущие по правилам большого бизнеса. Более того, все эти наслоения и провоцируют конфликты.

– В цепочке рассуждений о бесконечности и бессмертии как разновидности бесконечности я не увидел противоречий. Меня насторожила теория перпендикулярных миров, может быть, я ее плохо представляю, – предположил Олег Борисович.

– Математическую часть сейчас сложно будет объяснить. Скажу коротко: все опирается на обратные числа. Бесконечному числу людей, а это множество натуральных чисел, можно противопоставить несуществующее для людей, то есть для множества натуральных чисел, множество от нуля до единицы. Здесь я вынужден пропустить большую часть рассуждений и перейти к выводам, предварительно приняв, что существует некое глобальное информационное поле, куда попадают души умерших людей. Главный вывод в том, что после смерти человека его душа, а это вполне материальное информационное образование, создает свою цивилизацию, если индивидуальное образование удовлетворяет определенным требованиям глобального поля.

– Отсюда и название «перпендикулярные миры»? И, если я правильно понял, каждый из нас, удовлетворяющий определенным требованиям информационного поля, может стать богом, создав свою цивилизацию?

– Да, и, как следствие, четвертое поколение создает мир, параллельный нашему миру.

– Лихо закручено, но выглядит все правдоподобно. Но меня больше интересуют, так сказать, приложения Вашей теории, которые использованы для описания нового порядка, – признался Олег Борисович.

– В истории человечества надо выделить несколько этапов, которые виртуально уменьшили мир, сделали его компактным для восприятия, консолидировали нашу цивилизацию. Первый этап – развитие транспорта.

– Спорный тезис, можно сказать, что развитие транспорта способствовало увеличению масштаба боевых действий, расширению территорий, на которых шли войны, – нашел контраргумент Олег Борисович.

– Это побочный эффект, – возразил Сергей Георгиевич. – В истории человечества много глупостей, в том числе и войны с использованием научных достижений. Но они, эти глупости, никогда не останавливали развитие.

Олег Борисович ничего не сказал, только слегка кивнул в знак согласия.

– Второй этап – выход в космос, расширение внешней сферы. Люди реально увидели, какая она маленькая, наша планета Земля, и сколько угроз таит внешний космос для ее существования. Третий этап – создание Интернета. Произошло информационное сжатие размеров планеты. Четвертый этап – возникновение неоатеизма, сплачивающего людей.

– И что это дает?

– Сегодня, по большому счету, наша цивилизация находится в броуновском движении. Нет идеи, цели. Теория всеобщего потребления обвалилась.

– А Вы предлагаете в рамках неоатеизма новую цель – «Новая планета»? – задав этот вопрос, Олег Борисович показал, что он внимательно читал книгу.

Сергей Георгиевич был доволен вопросом, самолюбие автора было удовлетворено, легкая улыбка промелькнула по лицу.

– Броуновское движение нашего общества приближается к хаосу, выход из которого возможен лишь объединив людей новой идеей и указав путь. Причем понятие «новая планета» используется в двух аспектах – наведение порядка у нас на Земле и выбор пути развития, направленного на колонизацию космоса, создание новой среды обитания человека.

– Все принимается, только меня пугают стройные ряды и колонны, которыми будут выводить людей из хаоса, – высказал свое опасение Олег Борисович. – Мы еще помним колонны трудящихся в СССР и фашистской Германии, знаем, чем это закончилось.

– Все зависит от человека и власти, умения объяснять, отношения к человеку. В качестве отрицательного примера можно вспомнить и «красных кхмеров» с Пол Потом во главе. Идею можно вдолбить одному человеку на всю жизнь, гражданам одной страны идею можно насадить на десятилетия, а человечеству – невозможно, оно само должно его принять.

Неожиданно зазвонил телефон. Олег Борисович остановился и стал разговаривать. Сергей Георгиевич продолжил путь, предоставляя Олегу Борисовичу возможность говорить без оглядки на присутствие постороннего человека. Пройдя метров десять, Сергей Георгиевич остановился, посадки сосен закончились, и слева открылся дивный вид, который и в прошлом году его очаровал. Убранная от снега лестница круто спускалась к озеру. Одинокий любитель подледного лова замер без движения в ожидании клева. Яркая оранжевая палатка напоминала солнце на фоне сплошного бело-серого неба. Невдалеке от озера была проложена лыжня, по накатанности можно было предположить, что ею часто пользуются. Лыжную трассу пересекал глубокий след одинокого путника. Куда и зачем он шел? Ответа не было, возможные версии Сергей Георгиевич не успел обдумать. Его нагнал Олег Борисович, который с удовольствием сообщил:

– Стол накрыт, Маша приглашает пообедать.

Мужчины не стали раздумывать, быстро развернулись и направились обратно по знакомой дорожке. Возвращались чуть быстрее, молчали, иногда бросали взгляд на деревья и птиц, которые в поисках пропитания перелетали с одного дерева на другое, с одного кустарника на другой. За поворотом показался знакомый коттедж.

– Странное ощущение, что домой возвращаешься быстрее.

– Правильно, – согласился Сергей Георгиевич, – дома тебя ждут, а это притягивает и ускоряет движение.

* * *

Сергей Георгиевич любил это ощущение дома, когда с мороза входишь в теплое помещение и чувствуешь запах обеда.

– Прекрасно, просто замечательно. Чувствуется, что в доме есть хозяйка.

Олег Борисович ничего не сказал, но по лицу было видно, что ему было приятно это слышать. Услышала эти слова Сергея Георгиевича и сама Маша, которая вышла их пригласить к столу. На Маше был небольшой передник, свидетельствующий о ее особой миссии в данный момент.

– Все готово, проходите, пожалуйста.

Она волновалась, и голос немного ее выдавал.

Когда мужчины подошли к столу, она предложила выбрать выпивку. Сергей Георгиевич сразу же отказался от этого, возложив всю ответственность на Олега Борисовича:

– Я пью все, выбирайте на свое усмотрение.

Обедали в тишине, Маша сидела напряженно, опустив свой взор в тарелку. Сергей Георгиевич нарушил тишину: