Текст книги "Социально-психологические проблемы университетской интеллигенции во времена реформ. Взгляд преподавателя"

1.2 Экстенсивное развитие высшей школы в период форсированной реконструкции экономики

«Чтобы была наука и образование, нужна промышленность»

Жорес Алфёров (род. 1930 г.), Нобелевский лауреат (2000 г.) по физике

На XV конференции правящей партии, называвшейся тогда Всесоюзной коммунистической партией (большевиков) – ВКП(б), которая проходила осенью 1926 г., фиксируется завершение работы по восстановлению хозяйства страны после разрухи, вызванной гражданской войной. Но останавливаться на достигнутом было нельзя. Для выживания государства в условиях враждебного окружения остро вставала необходимость развития и модернизации народного хозяйства. Решение этой проблемы упиралась в «недостаточность и отсталость унаследованной устаревшей производственно-технической базы» [КПСС в резолюциях…, с. 294-295].

К реконструкции экономики страна приступала все еще обладая весьма тонким слоем научных и инженерных кадров, к тому же, в значительной части (выпускников советского периода) невысокого качества. С такими кадрами невозможно было достичь грандиозных целей модернизации экономики. Советское руководство выбрало путь опоры (первоначально) на западные научно-технические достижения и, одновременно – массовую подготовку специалистов с высшим образованием.

В 1926 г. принимается новая система приема в вузы, включающая вступительные экзамены и ориентированная повышение академических стандартов. Однако фактически, как отмечает В.С. Волков, вступительные экзамены в вузах были введены только постановлением от 19 сентября 1931 г. Объясняется это усилением «классового подхода» к студентам, связанным с компанией борьбы с «контрреволюционным саботажем интеллигенции» в 1927-1928 г. [Волков, 1999].

Если до 1926 г. после девятилетней школы в вуз поступало только 5% студентов (остальные – после рабфака), то в наборе 1927 г. доля выпускников общеобразовательной школы, по данным А.Л. Андреева, поднялось до 46 %, соответственно снизилась доля рабфаковцев [Андреев, 2008].

Рабфак представлял собой учебно-вспомогательное учреждение (при вузе, или автономное) – специальные курсы для подготовки в кратчайший срок рабочих и крестьян в высшую школу. На дневных рабфаках был установлен трёхлетний срок обучения, на вечерних – четырёхлетний. К середине 1930-х годов благодаря развитию системы общего и специального среднего образования в СССР необходимость в рабфаках стала отпадать, и они были упразднены.

Отметим, что спустя три десятилетия, в 1969 г. в СССР вновь началась совершенно искусственная реанимация рабфаков (в виде подготовительных отделений университетов и институтов), как это было заявлено – «в целях повышения уровня общеобразовательной подготовки рабочей и сельской молодёжи и создания ей необходимых условий для поступления в высшую школу». Старый термин «рабфаки» при этом в официальных актах не использовался, но в неофициальной речи, а потом в вузовских документах и в СМИ он обрёл вторую жизнь. Появление в 1970-е годы рабфаков было анахронизмом, нанесшим большой вред подготовке квалифицированных кадров.

С целью устранения разнобоя в уровне и качестве образования с 1927 г. в школах вводятся единые обязательные государственные программы. Их характерной чертой был акцент на изучение естественных наук. В качестве одного из подтверждений этому приведем следующий факт: количество часов, отводимых стандартами 1927 г. на изучение физики в школе составляло 612 часов в год (!) [КПСС в резолюциях…, с. 518-519]. Такой подход бы присущ советской школе с самого начала, сохранялся и в постсоветской школе – вплоть до принятия Федеральных государственных образовательных стандартов (ФГОС) второго поколения в конце 2000-х годов.

В конце 1920-х годов в стране созрел целый клубок социальноэкономических противоречий, которые получили в конечном итоге, свое решение. Сочетание остроты разрешаемых противоречий и способов их разрешения дали повод считать, что в 1928-1929 годах в стране началась новая революция – «революция сверху». Начинается форсированная индустриализация с быстрой ликвидацией социально-экономической системы НЭПа и так называемой коллективизацией сельского хозяйства. Свертывается возникший в период НЭПа сектор контролируемых государством, но относительно свободных рыночных отношений.

О первом пятилетнем плане (его контрольные сроки: с 1-го октября 1928 г. по 1-е октября 1933 г.) было заявлено на XVI конференции ВКП(б) в апреле 1929 г. как о комплексе тщательно продуманных и реальных задач. Этот план, сразу после его утверждения V съездом Советов СССР в мае 1929 г., дал основания для проведения государством целого ряда мер экономического, политического, организационного и идеологического характера, что возвысило индустриализацию в статус концепции, эпоху «великого перелома».

На июльском, 1928 г., Пленуме ВКП(б) ставятся задачи модернизации и развития опережающими темпами хозяйства народного хозяйства страны. С точки зрения исторических аналогий считаем целесообразным привести в полном объеме, опуская лишь идеологические «штампы», цитату из резолюции Пленума.

В решениях Пленума указывалось, что задача модернизации и развития экономики страны «требует всемерного внедрения в наше производство высших достижений не только нашей, но и заграничной науки и техники. Для осуществления этой задачи, неразрывно связанной с перестройкой промышленности на высшей технической основе …, необходима теснейшая связь науки, техники и производства, необходимо решительное приближение научной работы к разрешению задач, стоящих перед промышленностью, транспортом и сельским хозяйством, и их обеспечение достаточными кадрами соответственно подготовленных технических сил. Между тем, теперешнее положение нашей промышленности характеризуется . малым притоком новых кадров молодых специалистов и недостаточностью их научнотехнической подготовки; крайним недостатком инженеров-производственников нового типа» [КПСС в резолюциях., с. 518-519].

При чтении резолюции Пленума трудно не заметить очень схожую с нынешним временем проблематику, и, соответственно, весьма схожую лексику решений, принимаемых руководством страны почти 90 лет назад. Отличие, пожалуй, только в отсутствии в резолюциях 1928 г. уже ставших привычных ныне лексических штампов об «инновациях» и «нанотехнологиях».

Дальнейшие реформы высшей школы теснейшим образом связаны с выполнением пятилетних планов развития народного хозяйства и культуры страны. В этих планах высшая школа занимала видное место: она способствовала успешной реализации заданий пятилеток, подготовляя специалистов для промышленности и для сельского хозяйства страны.

Принятый первый пятилетний план был ориентирован, прежде всего, на развитие тяжелой индустрии: топливной, металлургической, химической промышленности, электроэнергетики, а также машиностроения, т.е. тех секторов экономики, которые были призваны сделать СССР технически независимым государством.

Развитие советской высшей школы в период реконструкции экономики СССР носило характер невиданного в мировой практике быстрого количественного роста. Росло число потенциальных студентов в стране: уже в 1930 г. почти в два раза (по сравнению с довоенным 1913 г.) возросло число учащихся школ, вплотную приблизившись к показателям (в расчете на 1000 чел. населения) развитых европейских стран [Миронов, 2003, табл. 10, с. 384].

В 1930 г. отмечается резкое увеличение приема студентов в вузы (144,2 тыс. чел., – прирост 1,56 % по отношению к 1929 г. и 237% по отношению к первому году пятилетки). А на следующий, 1931 г. резко увеличивается число аспирантов (12,7 тыс. чел. – в 3,2 раза по отношению к 1929 г.) [Волков, 1999, табл. 27].

К концу первой пятилетки в союзном государстве – СССР почти в 5 раз (до 711) увеличилось число вузов, в которых учится 457,9 тыс. студентов. Это означает рост числа студентов в стране в 2,7 раза. Во многих случаях новые вузы создавались путем разукрупнения существовавших ранее вузов, придания статуса самостоятельных вузов факультетам, филиалам, отделениям.

Для сопоставимости сравним только Российские (республиканские) показатели: в РСФСР, по сравнению с Советской Россией 20-х годов, к концу первой пятилетки число вузов увеличилось почти в 3 раза (до 428), а число обучающихся в них студентов – почти в 2 раза (до 303,2 тыс. чел.) [Лапко, 1972].

Таким образом, процесс создания новых вузов и увеличения числа студентов в стране носил ярко выраженный взрывной характер. Обратим внимание на то, как осуществлялось финансирование этого рывка в системе высшего образования. Очевидно, что расходы должны были нарастать. Но, как отмечает А.Л. Андреев, рост финансирования «был более существенным и быстрым, чем расширение самой сети учебных заведений» [Андреев, 2008, с. 207]. Увеличение финансирования высшего образования во времена «великого перелома», по сути, имело «упреждающий характер»: при увеличении числа вузов в 5 раз, количества студентов в них в 2,7 раза, а ассигнования на развитие высшей школы в СССР увеличилось в 9,3 раза [Субботина, 1965].

Последствием взрывоподобного увеличения количества вузов и студентов в них стало столь же невиданное ухудшение качества выпускников. Это ухудшение было неизбежным даже при относительно нормальном политическом климате, ибо невозможно за столь короткий срок обеспечить увеличившееся «в разы» количество вузов квалифицированным преподавателями. А системы воспроизводства преподавателей – практически нет!

В 1926/1927 учебному году в стране было всего 18 тыс. преподавателей (по приводимым уже данным А.Ф. Лапко). В их числе были и так называемые «белые» профессора (дореволюционного происхождения), и «красные» профессора (вчерашние выпускники этого вуза и даже студенты-члены партии), причем как раз «красные профессора» и преобладали [Козлова, 1997].

Таким количеством преподавателей обеспечить качественную подготовку почти 460 тыс. студентов, обучающихся в 700 вузах – невозможно!

Получается, что в каждом вузе (в среднем) менее 25 преподавателей (?), или, иначе, на каждого преподавателя приходилось более 25 студентов. При таком «раскладе» о качестве подготовки выпускников вузов говорить не приходится. Вновь в вузах в полный рост поднимается проблема преподавательских кадров!

Вуз – это не только студенты и преподаватели. Должны быть оснащенные учебные аудитории, лаборатории с необходимым оборудованием, учебновспомогательный персонал (лаборанты, учебные мастера и др.). Нужны общежития для иногородних студентов, библиотеки с необходимым количеством учебной литературы. Все это «по мановению» Указа (министерства, или даже правительства), не появится: нужно время для создания условий высшего образования.

Начавшаяся индустриализация страны естественным образом переносила «центр тяжести» на технический сектор системы высшего профессионального образования. Модель, выбранная для этого сектора, становилась базовой для всего высшего образования страны.

В этом вопросе, как пишет А.Л. Андреев, на рубеже 1920-х – 1930-х годов столкнулись две позиции:

1) профессура инженерных вузов настаивала на широкой общеобразовательной подготовке выпускаемых специалистов;

2) ВСНХ, выступавший в роли «заказчика», делал упор на массовую подготовку «узких специалистов».

Аргументы ориентированного на практику заказчика сводились к следующим положениям: во-первых, потому, что так будет «быстрее и дешевле»; во-вторых, потому, что «это больше соответствовало низкому культурному и образовательному уровню тогдашних абитуриентов» [Андреев, 2008, с. 207]. Вторую линию поддержал И.В. Сталин, но уже «не по соображениям профессиональной оптимизации, а исходя из задачи «превращения государства в эффективно управляемую социотехническую машину, состоящую из "людей-винтиков"» [Там же].

Появлялся даже проект передачи высшего технического образования из ведения Наркомпроса в систему ВСНХ который возглавлял в этот период (1926-1930 г.) В.В. Куйбышев, являвшийся одним из ближайших сподвижников и советников по вопросам экономики И.В. Сталина.

Такая идея озвучивалась и самим Сталиным: «партия пришла к такому выводу, что необходимо разделить труд ускоренного образования новой технической интеллигенции между тремя наркоматами – между Наркомпросом, ВСНХ и НКПС (Народный комиссариат путей сообщения, иначе – Наркомпуть, пояснение наше – С.Д.). Партия считает, что этот путь является наиболее целесообразным путем, способным обеспечить необходимый темп работы в этом важном деле. Отсюда – передача нескольких втузов ВСНХ и НКПС» [Сталин, 1949, с. 216].

Однако такое радикальное решение на июльском (1928 г.) Пленуме не прошло (!?). Выдвинутый на Пленуме проект не получил большинства, как отмечает А.Л. Андреев, «вопреки мнению Сталина и возглавлявшего партийно-государственную комиссию по высшему техническому образованию Молотова» [Андреев, 2008, с 208], т.е. вопреки мнению двух «первых лиц» Советского государства (!). Если же выдвигаемый ими проект был принят, это в дальнейшем это имело бы чрезвычайно пагубные последствия не только для подготовки инженерных кадров, но и в плане формирования социокультурного профиля советской интеллигенции.

Назначение Наркомом просвещения А.С. Бубнова (весной 1929 г. А.В. Луначарский был перемещен на должность председателя Учёного комитета при ЦИК СССР.) привело к изменению курса в образовании. При Наркомпросе был создан актив из 50-ти рабочих, которые должны были наблюдать за его работой; «на местах» устанавливается партийный и комсомольский контроль над образовательными учреждениями и преподавателями. Повсеместно проводится курс на «сближение образования и производства», идет натиск на все то, что даже отдаленно напоминает «буржуазный» принцип автономии вузов. После «шахтинского дела» происходит «затягивание гаек» применительно к старой вузовской интеллигенции. Все это провоцировало возникновения новой волны кадрового кризиса в вузах, создающего реальную угрозу для подготовки специалистов для проводимой индустриализации.

К концу первой пятилетки вслед за изменением вектора внутренней политики в стране в отечественном высшем образовании начинается новый цикл. Этот цикл, в определенном смысле, идет в «противофазе» предыдущему циклу 1929-1931 гг. Это не значит, что началась «либерализация» или «послабление», однако в новом курсе прослеживаются явные тенденции к отходу от психологии времен военного коммунизма.

Летом 1931 г. Сталин в одной из своих речей формально реабилитирует интеллигенцию, считавшуюся до этого «буржуазной». А уже осенью, без лишней огласки, отменяется «классовый» принцип набора в вузы – на первый план выдвигается уровень подготовки абитуриента и его способности (в 1935 г. социальные критерии при поступлении в вуз будут вообще формально отменены).

Одновременно резко повышается зарплата специалистам с высшим образованием. Разрыв в оплате труда между ними и рабочими, по данным А.Л. Андреева (2008), достигает максимальной величины за все годы советской власти: в 1931 г. инженер получал, в среднем, в 2,6 раза больше, чем рабочий, а служащий – только в 1,5 раза. Проводятся первые награждения орденами специалистов, добившихся больших успехов в научной, научно-производственной и проектно-конструкторской деятельности. Тем самым, их труд признается государственной ценностью и морально приравнивается к заслугам революции.

Отметим, что нарком А.С. Бубнов, являющийся опытны партийным функционером, почувствовав «изменение линии партии», сразу же сменил свою «жесткую» позицию по отношению к системе образования. В своем докладе на ленинградском собрании партактива (9 сентября 1931 г.), он обозначил стратегическое направление для образования как «обеспечение точно очерченного круга систематизированных знаний» [Бубнов, 1959, с. 194]. Здесь же, за шелухой пропагандистских фраз наркома, как отмечает А.Л. Андреев, просматривается признание того, что «парадигма эффективности отечественного образования как системы, транслирующей культуру и знания, была заложена еще до революции» [Андреев, 2008, с. 213].

В этот период упраздняется Институт красной профессуры (ИКП), свертываются или «приводятся к общему знаменателю» с обычными вузами созданные в первые предреволюционные годы «коммунистические университеты. В этот период в СССР складываются основные типы высших учебных заведений: университеты, политехнические институты и отраслевые вузы.

Г.И. Ханин (2008) высказывает предположение, о том, что советское руководство в то время было обеспокоено состоянием высшего образования как средством формирования своей элиты. Оно впервые (ИКП лишь частично выполнил эту задачу из-за ошибочной системы комплектования) предприняло серьезную попытку создать элитное гуманитарное образование. Неоценимый вклад в это внес Институт философии, литературоведения и истории (ИФЛИ), выделенный в 1931 г. из МГУ (в 1941 г. вновь слит с ним в Ашхабаде, куда оба вуза были эвакуированы).

Приведем цитату из книги Л.М. Млечина «Железный Шурик», в которой московский ИФЛИ им. Н.Г. Чернышевского характеризуется как «лучший гуманитарный институт того времени, воспитавшим целое поколение интеллигенции. […] ИФЛИ оказался вузом молодых поэтов, безбоязненных полемистов и творчески мыслящих философов. […] Институт задумывался как кузница идеологических кадров, но там собрались лучшие преподавательские кадры, которые вышли далеко за рамки этой задачи. […] Из ИФЛИ вышел цвет московской интеллигенции» [Млечин, 2004, с. 30].

МИФЛИ дал стране замечательных поэтов, таких как Павел Коган (1918-1942 гг.), автор слов всем известной «Бригантины» (1937 г), одной из первых «бардовских» песен, Давид Самойлов (19920-1990 гг.), Семен Гудзенко (1922-1953 гг.), Юрий Левитанский (1922-1996 г.), Борис Слуцкий и др. Из этого института вышли видные дипломаты и политики: В.С. Семенов (1911-1992 гг.), будущий Верховный комиссар СССР в Германии и посол в ГДР, руководивший жестоким подавлением протестов немецких рабочих 17 июня 1953 г.; О.А. Трояновский (1919-2003 гг.), помощник Председателя Совмина СССР (при Булганине, Хрущеве, Косыгине), Посол у Японии, Китае, Представитель СССР при ООН, А.Н. Шелепин (1918-1994 гг.) – председатель КГБ СССР.

Реформирование образования, включая высшее, начатое в 1929-1931 гг. и осуществляемое до середины 1930-х годов, как отмечает А.Л. Андреев, не сводилось к ним структурной его перестройке, ни к корректировке учебных планов. Она имела более глубокую основу и была связана с фундаментальными изменениями в социальной политике сталинского режима. Власти переключают все усилия общества на решение задач технической модернизации страны. При этом у властей возникло понимание того, что решение этой задачи невозможно без специалистов. Лозунгом дня становится: «кадры решают все». Теперь уже не классовая борьба, а образование становится локомотивом развития.

В конце 1932 г. было объявлено об успешном и досрочном выполнении первой пятилетки за четыре года и три месяца. Страна переходила к новому этапу своего развития – завершению социалистической реконструкции народного хозяйства. Вторая пятилетка (1933-1937 гг.) проходила под лозунгом «Кадры, овладевшие техникой, решают все».

Ставшее афоризмом выражение «Кадры решают все» изначально прозвучало в речи И.В. Сталина, произнесенной 4 мая 1935 г. перед выпускниками военных академий РККА в следующем контексте: «. Раньше мы говорили, что "техника решает всё". Этот лозунг помог нам в том отношении, что мы ликвидировали голод в области техники и создали широчайшую техническую базу во всех отраслях деятельности для вооружения наших людей первоклассной техникой. Это очень хорошо. Но этого далеко и далеко недостаточно. … Техника без людей, овладевших техникой, мертва. Техника во главе с людьми, овладевшими техникой, может и должна дать чудеса. … Вот почему упор должен быть сделан теперь на людях, на кадрах, на работниках, овладевших техникой. Вот почему старый лозунг "техника решает всё", являющийся отражением уже пройденного периода, когда у нас был голод в области техники, должен быть теперь заменён новым лозунгом, лозунгом о том, что "кадры решает всё". В этом теперь главное» [Сталин,

Речь в Кремлевском дворце…]. В газете «Правда» эта речь публиковалось 6 мая 1935 г. одновременно с редакционной статьёй «Кадры решают всё!».

В связи с новым «лозунгом дня» ускоренная подготовка кадров, овладевших техникой, стала одной из важнейших задач. По плану второй пятилетки общий контингент учащихся высших учебных заведений возрастал с 469,8 тыс. в 1932 г. до 660,6 тыс. в 1937 г., прежде всего, расширялась подготовка инженерно-технических кадров [Волков, 1999].

С другой стороны, в период второй пятилетки было прекращено наращивание числа студентов. Оно выросло за 1933-1938 гг. лишь на 31 % вместо 2,5 раз за годы первой пятилетки. Теперь акцент делается на качество – как вузовского преподавания, так и качество жизни преподавателей и студентов.

В 1933 г. Постановлением СНК СССР «Об ученых степенях и званиях» были установлены ученые степени кандидата наук и доктора наук, т.е. фактически сохранилась дореволюционная система с заменой ученой степени «магистр» на ученую степень «кандидат наук». Восстановление ученых степеней, отмененных в 1919 г., а также защит диссертаций, имело большое значение для повышения качества высшего образования в СССР.

Проводится работа по укреплению университетов, призванных готовить высококвалифицированных специалистов по общенаучным дисциплинам и педагогов. В них были восстановлены географические, химические, геологические и другие естественнонаучные факультеты, закрытые в период разукрупнения высших учебных заведений. С 1 сентября 1934 г. были восстановлены исторические факультеты Московского и Ленинградского университетов.

Особенно остро встали вопросы повышения качества подготовки специалистов. В постановлении ЦК партии и СНК СССР от 23 июня 1936 г. «О работе высших учебных заведений и руководстве высшей школой» указывалось, что к вузам должны быть предъявлены более высокие требования, обеспечивающие подготовку высококвалифицированных, политически воспитанных, всесторонне образованных и культурных кадров.

В этой связи большая работа проводилась по совершенствованию учебных планов и программ. Она имела целью повышение общенаучной и общетехнической подготовки специалистов, осуществление более тесной связи обучения с производством. Большое значение имело решительное осуждение бригадно-лабораторного метода преподавания и повышение роли лекций, семинарских занятий, самостоятельной работы студентов.

В 1937 г. были приняты постановления Правительства СССР «Об ученых степенях и званиях», «О введении штатных должностей и должностных окладов для профессорско-преподавательского состава в вузах». Введена научно учебная нагрузка профессорско-преподавательского состава применялась до 1956 г. Продолжительность рабочего времени составляла для профессора – заведующего кафедрой 540-600 часов в год, для профессора и доцента – 660-780 часов, для старшего преподавателя, ассистента, преподавателя – 720-840 часов. Переработка оплачивалась исходя из ставки соответствующего оклада [Антонов, 2005].

Другим проявлением упора на качество образования явилось устранение в середине 30-х годов социальной дискриминации при поступлении в вузы и в аспирантуру. Изменилась к лучшему и организация учебного процесса, вернувшись, в сущности, к дореволюционным формам.

В 1940 г. в СССР приходилось 42 студента 10 тыс. населения, что превысило аналогичные показатели в странах западной Европы в 2-5 раз; но до США (где этот показатель составлял 108 студентов) [Миронов, 2003, с. 384] было еще далеко… Развивается культура: к 1940 году число библиотек в СССР почти в 7 раз превзошло Российский уровень 1913 г. [Там же, с. 385]

За годы второй пятилетки общие расходы на содержание высшей школы по линии государственного бюджета возросли с 1060 млн. рублей в 1933 г. до 2276 млн. рублей в 1937 г., т.е. более, чем в 2 раза. Уделяется серьезное внимание подготовке новых кадров для высшей школы: работает аспирантура, растет численность аспирантов.

В.В. Антонов пишет, что в 1940/41 учебном году только в Москве готовились стать преподавателями и научными сотрудниками 9 тыс. человек. Это совпадает с данными С.В. Волкова о том, что как раз столько человек поступило в аспирантуру три года назад, в 1938 г.) [Волков, 1999, табл. 27]. При этом общее число научных работников составило в 1940 г. приблизилось к 100 тыс. человек [Там же, табл. 28].

В целом в этот период были устранены самые негативные стороны предыдущего (первой пятилетки) этапа развития высшего образования. С другой стороны, в 1930-е годы окончательно произошла трансформация места высшего образования в жизни общества. Из центра науки образования вузы в СССР окончательно стали, в основном, центрами только образования. Наука была выедена из вузов в систему Академии наук СССР и ВАСХНИЛ СССР и союзных республик и отраслевые институты ведомств.

Вместе с тем следует признать, что отделение науки от высшего образования имело пагубные последствия для высшей школы, т.к. это привело к снижению качества образования. Правда, это отделение, как пишет Г.И. Ханин (2008), не было тотальным: лучшие вузы в порядке совместительства привлекали к преподаванию лучших ученых, но, все же, – эпизодически.

Кровавые репрессии 1937-1938 гг. отразились и на высшей школе. Но они в меньшей меньше, чем в других областях общественной жизни, касались большинства членов преподавательского корпуса. Преимущественно репрессии этого периода затронули административный персонал и преподавателей общественных кафедр. Самым губительным же было, как отмечает Г.И. Ханин, их влияние на нравственную жизнь вузов: эпидемия доносов, «стукачества», бессудных арестов калечила моральный облик и студентов и преподавателей.

О деморализации преподавателей и студентов вузов (применительно к упоминавшемуся нами выше московскому вузу ИФЛИ, формировавшего элиту общества, идеологический корпус власти), пишет Л.М. Млечин: «Это может показаться странным и невероятным, но в тридцать седьмом, восьмом, девятом, то есть в годы разгула сталинского террора, не пощадившего и ИФЛИ (и там сажали – и студентов, и преподавателей, а на комсомольских собраниях, проходивших каждую неделю по два-три раза, на трибуну выходили чередом дети „врагов народа“ и каялись, что проглядели, не увидели, как у них под боком мама или папа… – говорилось с оттенком отчужденной брезгливости: „отец“, „мать“ или чаще – „он“, „она“.), в это время поэты ещё громогласно провозглашали что-то свое» [Млечин, 2004].

Отметим, что деморализация в среде преподавателей и ученых, являвшаяся следствием общей гнетущей атмосферы в стране, в то время была весьма существенной. Академик А.Д. Сахаров (1921-1989 гг.) в своих воспоминаниях пишет, что в конце 1930-х годов по инициативе самих ученых из ФИАН (физический институт академии наук СССР) были изгнаны их коллеги -физики С.Л. Мандельштам, М.Л. Леонтович, И.Е. Тамм … [Сахаров, 1990, с. 35]

Каковы же результаты повышения внимания властей СССР к высшему профессиональному образованию? А вот они: За две пятилетки национальный доход в нашей стране вырос в 2,8 раза (или, в расчете на душу населения, при расчете в долларах – в 2,5 раза). За этот же период национальный доход Франции вырос только на 36,7 %, а при расчете на душу населения – на 35.4 %); в Великобритании – на 17 %, а при расчете на душу населения – на 11.5 % (рассчитано по [Миронов, 2003, табл. 25, с. 394]).

К концу второй пятилетки по объёму промышленной продукции СССР занял второе место в мире, уступая лишь США (если считать британскую метрополию, доминионы и колонии одним государством, то СССР будет на третьем месте в мире после США и Британии). Резко снизился импорт, что рассматривалось как завоевание страной экономической независимости. Открытая безработица была ликвидирована. Занятость (в полных ставках) увеличилась с одной трети населения в 1928 г. до 45 % в 1940 г., что обеспечило около половины роста ВНП. Производительность труда в промышленности выросла на 90 %, что явилось результатом повышения технического уровня. К 1940 г. было построено около 9 тыс. новых заводов.

Если кратко сформулировать итоги довоенного развития отечественной высшей школы, то следует констатировать, что она сыграла важнейшую роль в модернизации советской экономики и общества. Кроме того, сформированную за советские годы систему высшего профессионального образования можно рассматривать очень важный культурный феномен, как результат проводимой «сверху» культурной революции.

За этот период советская власть сделал для образования населения страны больше, чем царская за весь период своего существования. Это было советское ноу-хау, обеспечившее модернизационный рывок 1930-х годов.

Конечно, сама по себе система образования не могла изменить социальноэкономическую ситуацию в стране. Однако, как напоминает А.Л. Андреев, не нужно забывать, что «именно в советской школе 1930-х – 1940-х годов проходило интеллектуальное и нравственное становление будущее поколение "оттепели"» [Андреев, 2008, с. 228] конца 1950-х – начала 1960-х годов. В качестве примера назовем ряд известных фамилий, ставших своеобразными символами «хрущевской оттепели»: Р. Рождественский (род. 1932 г.), Е. Евтушенко (род. 1933 г.), А. Вознесенский (род. 1933 г.). Все эти люди закончили школу в конце 30-х – начале 40-х годов XX столетия.

По доле расходов на образование в ВВП СССР в этот период почти в два раза опережал развитые капиталистические страны. В предвоенном 1940 г. расходы на образование в СССР, согласно расчетам Г.И. Ханина (2008), составляли примерно 5,5 % ВВП, в то время как в ведущих западных странах они, по данным В.А. Мельянцева, даже в 1950 г. составили в среднем лишь 3,3 % [Мельянцев, 1996].

Но даже при огромных усилиях невозможно за два десятка лет преодолеть многовековое культурное отставание. И, конечно, этому препятствовал «красный террор», преследование по политическим мотивам, целенаправленно проводимое по отношению к интеллигенции.