Текст книги "Арысь-поле"

– Проходите, девчонки…

Юля подняла голову и увидела Инну, уверенно скользившую по водной глади.

– Фантастика!.. Полный улет!.. – Катя восторженно развела руками, не находя других слов.

Инна довольно засмеялась, словно являлась хозяйкой этого водного мира.

– Сначала у нас все тихо обалдевают, а потом напьются, начинают топать, рыбу пугать. Пойдемте, я посажу вас.

Первый, самый страшный шаг был сделан, но пол при этом не прогнулся и не выдавил из себя воду – рыбы жили своей жизнью; люди – своей, и граница между ними оставалась незыблемой. Девушки пересекли еще пустой зал и устроившись за столиком в самом углу, заказали самые дешевые коктейли.

– Теперь я буду ходить только сюда!.. – от полноты ощущений Юля судорожно сжала Катину руку, – вот, не думала, что у нас в городе есть такая сказка!..

– Да, «Бегемот» отдыхает… Надо только посмотреть, кто здесь тусуется.

– Так мы своих перетянем!.. Только кликни – все повалят!..

Они сидели, вертя головами во все стороны, стараясь привыкнуть к фантастической обстановке, и все равно, самым удивительным оставался пол. Катя увидела, как большая рыба, рядом с ее левой ногой, подняла морду и уставилась выпученными глазами, медленно открывая и закрывая рот.

– Юль, интересно, они потом рыбу ловят и жарят, или как?

– Не думаю, но можно спросить у Инки. А, вообще, скажи, как здесь классно?..

– Полный улет!

Однако минут через пятнадцать созерцать безмолвных, ничего не делающих рыб, Кате стало скучно.

– Так, что ты начала про Игоря? – напомнила она.

– Кать, я не люблю, когда меня бросают, понимаешь? – Юля вошла в тему сразу, словно давно заготовила речь, – не настолько мне дорог тот Игорек, но меня заедает, когда со мной поступают, как с «лохушкой», типа, тихо сваливают!

– Ну… – Катя втянула в себя голубоватую жидкость из бокала и почувствовала во рту мятную прохладу, – ничего, приятная штука, – она отодвинула бокал, – я когда с Витькой начинала встречаться, так Димке две недели не звонила. Надо же время, чтоб определиться.

– Допустим, со мной он определяется, а от жены почему ушел? Что ж за любовь, там, у него появилась охрененная, что он разом послал всех?..

– Значит, появилась… да, плюнь ты на него! У тебя что, больше нет никого? Тоже мне, целка-невидимка…

– Не плюну! – перебила Юля, – я вредная! Я хочу разобраться – почему он, сука такая, меня бросил!..

– А когда узнаешь, кто она, пойдешь и морду ей бить?

– Морду бить не пойду – очень надо. Но разобраться во всем, разберусь.

– Ну, ты и стерва, Юлька!

– Это я-то стерва?.. Да я девочка-одуванчик, только не надо со мной так обращаться.

– Девочка ты, задуванчик, – Катя засмеялась.

– Катька, ты понимаешь, мы год с ним встречались. Год!..

– И что? Мои родители пятнадцать лет прожили, а потом папашка вильнул хвостом, и свалил к другой. И ничего, все в порядке вещей. А ты говоришь, год.

– Все равно! Пусть, я стерва, но я все выясню до конца.

– Да не суетись ты – найдем тебе мужика с нормальной тачкой, с баблом, и сама забудешь…

– Не забуду! Ты ж меня знаешь.

– Брось ты, – Катя махнула рукой, – помнишь, как я кисла, когда от меня Сашка ушел? А теперь с его нынешней в одной компании тусим за милую душу.

Юля не ответила. Она всосала в себя почти полстакана коктейля и отвернулась к аквариуму, где ярко-красные рыбки играли в догонялки.

«Живая» музыка начиналась с десяти, поэтому включили магнитофон. Разговаривать стало труднее, да и сама обстановка сразу стала более обыденной, потому что кассеты крутили те же, что и везде. Юля допила коктейль и молча ткнула пальцем в пустой стакан. Катя также молча кивнула, поспешно сунув в рот соломинку и собирая со дна последние капли. Юля принялась оглядывать уже заполнявшийся зал в поисках Инны, но вдруг перегнувшись через стол, громко прошептала:

– Катька! Глянь направо! Я таких глаз в жизни не видела!..

– Кто? Где?..

– Девка справа за столиком. Вот, таких баб, блин, ни один мужик не посмеет бросить!

– Ладно тебе – всех когда-то бросают, – тем не менее, Катя незаметно повернула голову.

Уточнять, туда ли она смотрит, необходимости не было – глаза девушки стояли черным омутом среди окружающего веселого водного мира. В них могли утонуть, и все рыбы, и водоросли, и пока немногочисленная публика.

Катя смотрела с восхищением и безотчетным страхом, потому что присутствовало в них что-то такое!.. Она попыталась сформулировать, что именно, и не смогла, чувствуя, как сама погружается в пучину. Кажется, ничего больше не существовало: ни тонких губ, ни прямого, немного не пропорционального носа, ни тонких рук, спокойно лежавших на пустом столике (видимо, пришла она недавно и еще не успела оформить заказ), ни даже стильной прически, на которую тоже стоило обратить внимание – одни глаза создавали образ, единый и совершенный.

– Да уж, некоторым бог дает, – Катя вздохнула, – но, поверь моему опыту, от таких мужики шарахаются по своему природному чувству неполноценности, а с нами, просто «симпотными», гораздо проще, так что не кисни.

– Я не кисну, но она подавляет меня. Я смотрю на нее и ощущаю себя ущербной уродиной.

– А ты не смотри, а то настроение у тебя меняется с космической скоростью. То ты была самой крутой стервой, которую и кинуть-то нельзя, то стала «ущербной уродиной»… Слушай, а если твой Игорек такую вот встретил, поверишь, что он и от тебя, и от жены ушел? И что дальше будешь делать?

– Такую?.. – Юля посмотрела на Катю растерянно, – такая на него и не посмотрит!

В зале сменилась музыка, и те, кто уже успел войти в кондицию, попытались танцевать.

– Хреново корячатся, – сделала вывод Юля после недолго наблюдения.

– А мы сейчас еще по коктейлю примем и покажем, как отрываются в «Бегемоте». Если еще Анька придет…

Они так внимательно изучали танцующих, что обернулись, только услышав совсем рядом:

– Извините, зажигалочку можно попросить?

Рядом со столиком стояла девушка с «глазами-омутами». Она оказалась высокой, а легкий брючный костюм делал ее еще и удивительно стройной, но, главное, лицо ее изменилось до неузнаваемости – с него слетела маска трагической задумчивости. Теперь она улыбалась, обнажая белые зубы, а вокруг глаз, излучающих веселые брызги, легли чуть заметные морщинки. Наверное, она была старше, чем показалось сначала.

– Меня зовут Лена, – она протянула узкую ладонь с тонкими пальцами, – так, можно зажигалку?

– Конечно. Перебирайтесь к нам, – неожиданно предложила Катя, – вы одна или ждете?

– Я жду, но, если вы не возражаете… – она отодвинула стул.

Как ни странно, но неловкости от ее появления не возникло – наоборот, появилась возможность уйти от повседневных тем, к которым относился, и «Бегемот», и Юлина ссора с Игорем, и Катины прошлые и настоящие ухажеры.

– А почему вы ничего не заказываете? – спросила Катя, – коктейль здесь очень клевый.

– Я, вообще, не пью; только пиво иногда.

– А почему? Здоровье не позволяет?

– Нет, просто это не доставляет мне удовольствия. Пить – мужское занятие. Не люблю терять ясность ума.

– Как сказал поэт Маяковский, «кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп», – вставила образованная Юля, и вдруг увидела, как меняется Ленино лицо – день мгновенно погас, и опустилась ночь, безлунная и беззвездная; откуда-то из глубины глаза стали наполняться черным туманом, и хотя она смотрела на Юлю безо всякого интереса, из них, словно потянулись к ней, то ли руки, то ли щупальца, создавая некую физическую связь. Юля подумала, что, если сейчас захочет подняться, то не сможет этого сделать, опутанная с головы до ног.

– Девчонки! – Катя тоже испугалась, – хватит вам! Какая разница, почему человек не пьет?.. Лен, скажи лучше, ты местная? – это было первое, что пришло ей на ум, чтоб сменить тему. Она видела, как Лена поворачивает голову – так не хотелось встретиться с ней взглядом!.. Но ничего страшного не случилось – туман во взгляде рассеялся; лицо приняло нормальное выражение; перед ней сидела просто недовольная женщина без искорок в глазах.

– Нет, я – москвичка, но полжизни прожила в Карелии.

– Ух, ты! Говорят, страна тысячи озер, да? – воскликнула Катя восхищенно, – там красиво?

– Очень. Особенно я люблю Онегу.

– Онега – это что?

– Озеро, – Лена улыбнулась, – Кижи, слышали? Это рядом с нами. Кроме Кижей, еще острова есть, где просто люди живут.

– А что там делать? – решилась вернуться в разговор Юля.

– Жить. Вообще-то, все они рыбаки, а в сезон в заповеднике подрабатывают, в Кижах. Там целых три деревни.

Юля представила Лену среди курносых, веснушчатых девок, которые подоив коров, собираются вечером на бревнах, погрызть семечки. Конечно, это была очень примитивная картинка, но другой Юля нарисовать не могла, потому что никогда не жила в деревне, и все ее представления складывались из кинофильмов времен «развитого социализма», который она успела захватить краешком своего детства.

Она так недоверчиво посмотрела на Лену, что та рассмеялась, и задорные прозрачные брызги вновь вернулись.

– Мои родители – историки, потому мы и жили в заповеднике. А вы обе местные?

– С пеленок! – Катя гордо стукнула кулаком себе в грудь.

– Это хорошо. Тогда, может, вы мне поможете?

– Поможем. А в чем? Найти кого-то надо?

– Надо, но не сейчас. Например, завтра.

– Мужик, небось, да? – Катя скорчила хитрую рожицу.

– Мужики все одинаковые. Не хватало еще бегать за ними.

– Это правильно, но не всегда получается, – заметила Юля.

– Получается. Надо только знать цену себе и цену им.

Юле не понравился этот безапелляционный тон. Она уже собиралась затеять полемику о взаимоотношениях мужчины и женщины и объяснить, что, если не предпринимать никаких шагов, то так и останешься «старой девой», но видевшая вход Катя, громко воскликнула:

– Анька! Мы здесь!..

Юля обернулась, помахав рукой, а Лена тихо сказала:

– Она, вот, умеет себя предлагать, и что? От этого она намного счастливее? Не думаю, что она поступает по-женски… а разве нет? – Лена улыбнулась, глядя в изумленное Катино лицо, – я же читаю это в ее глазах.

– Привет, – подойдя, Аня остановилась.

– Садись, – Катя отодвинула стул рядом с собой, – знакомься – Лена, а это – наша Анечка.

– Наверное, моя знакомая уже не придет, – Лена неожиданно посмотрела на часы, – пожалуй, я пойду – поздно уже. Девчонки, но вы обещали мне помочь. Может, завтра встретимся?

– Ну… – Катя пожала плечами. Она никогда не строила планов на утро, если не знала, чем закончится вечер, – давайте, сначала созвонимся. Есть куда записать телефон?

– Я запомню, – выслушав номер, Лена повторила его вслух и встала, – я позвоню. Хорошего вам вечера, девочки.

– Кать, тебе не кажется, что она чокнутая? – спросила Юля, провожая ее взглядом.

– Ну, эмансипированная дамочка, так это ж не диагноз. Как думаешь, сколько ей лет?

– Лет двадцать семь – тридцать. Но телефон я б ей давать не стала. Мне кажется, она какая-то сектантка. Знаешь, в газетах пишут про всякие «белые братства» и тому подобное.

– А, вообще, кто это? – Аня достала сигарету, – мне она жутко не понравилась. Я, конечно, не знаю… но вылупилась, будто плюнула.

– Вот и я Катьке говорю, что она какая-то ушибленная пыльным мешком. Она тут окрысилась на меня, так я чуть не рехнулась – у нее глаза, знаешь, как пузырьки с черной тушью, и змеи в них извиваются, – Юля сделала руками поясняющий жест и засмеялась, а за ней, остальные.

– Хватит вам, девки, – Катя не любила долгих разборок, – накинулись!.. Может, у дамочки с мужиками проблемы, оттого и змеи в глазах.

Еще на один коктейль денег хватало, а за это время Катя сообщила Артему, новоявленному владельцу водного мотоцикла, где они находятся, и этого оказалось достаточно, чтоб тот примчался, вместе двумя приятелями. Настроение у всех сразу изменилось – стало можно капризничать, дурачиться, чувствовать себя маленькими и вредными девочками, зная, что за это тебе ничего не будет.

* * *

Домой Катя добралась поздно ночью; осторожно открыла дверь; сняла туфли.

– Ты же сегодня не работаешь, – услышала из темноты сонный голос матери.

– Сегодня я отдыхаю. Спи, ма. Все нормально.

– Отца на тебя нет. Он бы тебе показал, и отдых, и работу, – беззлобно пробормотала мать. Диван заскрипел – видимо, она перевернулась на другой бок.

Катя босиком прошлепала в ванную, включила свет и упершись руками в раковину, уставилась на свое отражение. Из зеркала на нее смотрело блестящее от пота лицо с двумя светлыми прядками, прилипшими ко лбу. Стрелка у правого глаза слегка размазалась, а от помады на губах остался лишь тонкий, неровный контур.

…Козел… – Катя вспомнила, как Артем тискал и целовал ее на заднем сиденье такси. Еще он хотел увезти ее к себе, но сегодня почему-то у Кати не было настроения – уже под конец вечера ей очень захотелось домой, и она не могла объяснить этого желания. Обычно бывало наоборот, к закрытию ей всегда хотелось, чтоб праздник продолжался, и ради этого она готова была ехать, куда угодно и с кем угодно.

Вздохнув, Катя включила воду и стала раздеваться…

Простыня показалась ей жарким пуховым одеялом. Она отбросила ее в ноги и вытянулась на постели, ощущая свежесть и полную свободу от сковывающей, липнущей к телу одежды; при этом лунный свет, пробиравшийся в комнату, казалось, наполнял все ее существо, давая силы приподняться над землей, без проблем выплыть в форточку и лететь выше и выше, чувствуя нежные воздушные потоки. Голова слегка кружилась, и от этого ощущение полета становилось вполне натуральным. …Надо запомнить пропорцию, – подумала она, – три коктейля, бокал «Мартини» и чуть-чуть «Куантро»…

Она глубоко вздохнула – показалось, что в легкие вместился весь воздух, находившийся в комнате, и от этого тело сделалось совсем невесомым; закрыла глаза и не поняла, то ли это уже сон, то ли переполнявшее ее чувство воздушности и легкого опьянения складывало в мозгу странные феерические картинки: дома растекались, сползая вниз, образуя незнакомый, но вполне земной ландшафт. Узкие и длинные долины, видимо, в прошлом бывшие улицами и проспектами, отделялись друг от друга горами – зелеными у подножья, но, по мере подъема вверх, становившимися строже; то там, то здесь на их серых, мрачных камнях возникали белые клочья снега. Катя чувствовала, что уже не парит над этим странным миром, а будто воздушный шарик, слегка коснувшись одной из скал, взмывает в небо и пролетев десяток метров, опускается на склон другой скалы. От новизны и яркости ощущений захватывало дух. Она видела свои полупрозрачные босые ноги; руки, гибкие и тонкие, как ивовые прутики… Перелетев одну из гор, Катя опустилась слишком низко – туда, где не было снеговых шапок, а густая мягкая трава нежно обнимала ступни. Эта нежность казалась приятней любой ласки – так к ней не прикасался ни один мужчина, и даже руки матери казались шершавыми и грубыми. Она вдруг почувствовала, что не в состоянии оттолкнуться, чтоб вынырнуть из этой неги. Сделала шаг, потом второй и блаженно побрела навстречу красноватому зареву, медленно разраставшемуся над вершиной горы. Она ждала, когда же наконец появится солнце, и все радостно заиграет в его лучах.

Время слилось в один счастливый миг… или, наоборот, в вечность. Только солнце так и не появлялось, хотя небо становилось все более багровым и каким-то низким. Туч не было, но по земле побежали уродливые тени. Катя остановилась, решив, что, наверное, все-таки стоит взлететь и посмотреть, что же происходит за горой, но не успела оттолкнуться, как в небо выстрелили тысячи желтоватых искр, которые падали и гасли, оставляя серый дымящийся след. Навстречу им взмывали новые, и постепенно все небо превратилось в подвижную, мерцающую мозаику. Катя не могла оторваться от зрелища, и не только потому, что оно завораживало – ноги были так заплетены травой, что от ее желания ничего не зависело.

Неожиданно на горе появился огромный ослепительный язык – желтый, с красно-черными переливами. Он, словно живое существо, медленно полз вниз, поглощая серые скалы, окрашивая их в свои огненные цвета.

Катя сообразила, что так выглядит извержение вулкана, и спасти ее может только очень затяжной и очень высокий полет. Попыталась согнуть ноги, но не ощутила их – она видела их полупрозрачную сущность, но мышцы не слушались. Они больше не принадлежали ей, как, впрочем, и руки. А «язык» приближался – уже ощущался его жар. Катя перестала метаться, поняв бесполезность попыток даже чуть-чуть сдвинуться с места.

Единственной, подчинявшейся ей частью тела, были глаза. Они продолжали смотреть из глазниц, как из крохотных окошек тюремной камеры, именно туда, куда она приказывала, но везде натыкались на желто-красно-черную шкуру, которая топорщилась и противно булькала. Катя уже различала отдельные вспышки на ее поверхности, огромные пузыри, которые надувались, тут же с шумом лопались, разбрасывая вокруг искры, и на мгновенье образуя воронки, сразу заполнявшиеся тягучей массой. А пузырь, словно нарыв, начинал набухать в другом месте.

…Она хочет меня съесть, как поедает траву и камни!.. Мысль о том, что огненная масса живая, настолько ярко и прочно вошла в сознание, что Катя невольно начала искать признаки человеческого лица. Каждое мгновение ей казалось, что, вот, наконец-то она увидела ее портрет, но лопался очередной пузырь, и подобие, например, глаза перемещалось в сторону, полностью изменяя облик. …Но оно есть, это лицо!.. Только выражение его меняется, как у человека, который, то смеется, то плачет…

Жар становился нестерпимее, и хлюпанье громче. Катя попыталась рвануться вверх всей своей сущностью, оставив на съедение монстру глупую, непокорную оболочку, но черепная коробка оказалась слишком прочна, чтоб отпустить сознание.

«Язык» приближался – если раньше он казался стелющейся по земле шкурой, то теперь открылись его истинные размеры, и Катя поняла, что если он обрушится на нее, то поглотит целиком, даже не заметив.

В конце концов, жар полностью парализовал волю и способность думать. Она видела лопающиеся пузыри багровых глаз, вроде, существо моргало; видела, как раздуваются его ноздри и рот. …Он уже облизывался в предвкушении еды!.. Катя отчетливо поняла, что никаких шансов выжить у нее нет, и это ее последние мгновения, поэтому сделала то, что делают все люди, потерявшие веру в собственные силы.

– Пощади меня, огонь, я молю тебя… Не причиняй мне боли… – она повторила свое наивное заклинание несколько раз, и вдруг почувствовала, что, хотя огненное лицо становилось все ближе, безумный испепеляющий жар исчез; да и само лицо стало другим. С него пропал противный голодный рот, и остались только сонно моргающие глаза.

Катя даже не поняла, как поток охватил ее – густая маслянистая масса нежной рукой обняла ее тело, лаская каждую его частичку, при этом дышалось ей легко и свободно, хотя, казалось бы, она давно должна была задохнуться и сгореть дотла.

Боясь нарушить хрупкое состояние наступившего блаженства, Катя замерла, упрямо повторяя:

– Не причиняй мне боли, огонь… не причиняй мне боли…

Лава покатилась дальше, оставив Катю стоять целой и невредимой среди черных выжженных скал, а тело еще помнило такие сладостные прикосновения. Кроме того, к ней вернулась способность двигаться – еле заметным движением она оттолкнулась от земли и устремилась ввысь гораздо сильнее и выше, чем прежде. Ей показалось, что до этого на ней висели пудовые гири, и лишь теперь она ощущает всю полноту своих возможностей.

Катя оглянулась. Огненная лавина продолжала двигаться вниз, испепеляя все на своем пути, но страха перед ее зловещей мощью не осталось совсем – наоборот, она готова была снова окунуться в нее, почувствовать ее нежность, став еще сильнее и свободнее. Катя устремилась вниз, догонять открывшееся ей чудо… и почувствовала, как кто-то трясет ее за плечо.

– А?.. Что?!.. – она резко открыла глаза, не поняв, где находится и что происходит.

– Катерина, ты что, пьяная? Нельзя ж так храпеть! Как мужик!.. Спать же невозможно! Повернись на бок, что ли?..

Катя ощутила себя, лежащей на спине, на своем диване; рядом стояла мать в ночной сорочке, проступая черным силуэтом на фоне уже забрезжившего рассвета.

– Хорошо, ма, – Катя послушно отвернулась, – но я не пьяная… – ей хотелось поскорее вернуться к своему огню, но он пропал навсегда.

Мать ушла, что-то ворча себе под нос, а Катя лежала на боку, вглядываясь в постепенно проступавший рисунок на обоях, и думала, что же все это могло означать? Ей не хотелось верить, что это лишь глупый сон, вызванный смесью алкогольных напитков, ведь она помнила все, до мельчайших подробностей, и ей было так хорошо, что признать это обычным сном, значило лишить себя одного из самых лучших в жизни воспоминаний…

Когда солнце уже выползло из-за горизонта, Кате все-таки удалось уснуть. Она не слышала, как мать уходила на работу, как горластая тетка из соседнего подъезда, подрабатывавшая в гастрономе, истошно кричала: «Молоко! Кефир! Свежий творог!..» Разбудил ее телефонный звонок. Не открывая глаз, Катя нащупала трубку и поднесла ее к уху.

– Алло…

– Катька, ты еще спишь? – это был голос Юли.

– Сплю… и что?.. Сейчас только… – с трудом открыв глаза, она посмотрела на часы, – десять… что-то случилось?..

– Ничего. Только я почти всю ночь не спала. Прикинь, мне снились такие кошмары!..

– Какие?..

– Блин, я тонула! Знаешь, как страшно?.. До сих пор никак не оклемаюсь.

– Это ты в «Наутилусе» перегуляла, – Катя тряхнула головой, решив все-таки проснуться.

– Тебе смешно, а там все было по-настоящему. Вроде, мы с Игорем и еще с кем-то на том, нашем месте. Были какие-то приключения, но я их не помню, а потом я пошла купаться. Помню, как вода сама несла меня – такая ласковая, и вдруг будто расступилась, и я полетела в какую-то бездну. Игорь с этим, вторым, сидели на берегу и пили водку, а я даже не могла закричать. Меня, типа, парализовало, а потом… – она тараторила без остановки, но Катя все-таки пыталась успевать за ее мыслями, ведь в чем-то сон напоминал ее собственный, только как бы наоборот.

– И чем все закончилось? – нетерпеливо перебила она.

– Я проснулась, не долетев до дна, и волны не успели меня накрыть. Но, знаешь, чего я звоню? Если честно, я до сих пор в трансе… Короче, у меня открылась, типа, водобоязнь…

– А как же «Наутилус»? Ты ж говорила, что теперь будешь тусить только там.

– Какой «Наутилус»?! Ты не смейся, но в ванную захожу и кажется, что меня смоет через ту маленькую дырочку… я в душ боюсь идти!..

Катя села на постели. Воспоминания ее собственной ночи снова возникли в памяти так же реально, как пробивающийся в комнату солнечный луч или крики детей во дворе, но в них не было никакого ужаса. Осталась сладостная истома и желание вновь почувствовать прикосновение странной тягучей субстанции, которая не могла называться вулканической лавой.

Катя встала и вместе с телефоном пошла на кухню.

– Что ж ты теперь, вообще не будешь мыться? – она взяла зажигалку и медленно подняла на уровень лица; чиркнула – вспыхнул огонек, маленький, желтый и совсем не страшный. Катя поднесла его близко-близко, рискуя опалить волосы, но почему-то заранее знала, что пламя не причинит ей вреда.

– Можно я приеду к тебе? – попросила Юля жалобно, – ты понимаешь, я никак не оклемаюсь – никогда еще такой фигни со мной не было…

– Приезжай. Как там говорят в рекламе – «КВН и „Пепси“, вместе веселее», – Катя засмеялась и положила трубку.

Есть не хотелось, но она все-таки поставила чайник. Голубое пламя выпрыгнуло из горелки и загудело, упругое и мускулистое. Катя долго смотрела на него; возникло даже желание поднести к нему ладонь, и она уже сделала первое движение, но потом подумала, что все-таки нельзя полностью отождествлять сон и реальность. Убрала руку и отошла от плиты. …Интересно, а что снилось Аньке? – она снова взяла телефон, – если тоже кошмарик, значит… Что это должно значить, она не успела подумать, потому что на другом конце сняли трубку.

– Привет. Ты уже встала? – удивилась Аня, – в такую рань?..

– Юлька разбудила. Ее всю ночь кошмары мучили, так она решила и меня понять с утра пораньше. А ты как?

– Нормально. Выспалась даже. Кофе, вот, допью и на «толпу» поеду, посмотреть кое-какие шмотки.

– А вечером?

– Вечером бабки надо зарабатывать, – Аня вздохнула, – да и «мамка» может окрыситься.

– Ну, ясно… – Катя поняла, что на сегодня пути их расходятся. Не то, чтоб из-за работы в «Досуге…» она относилась к Ане хуже (она даже допускала мысль, что окажись на ее месте, одна в чужом городе, без жилья, без нормальной работы, без знакомых, тоже пошла тем же путем), а просто старалась не ассоциировать подругу с проститутками, которых регулярно показывали по телевизору.

– Ладно, тогда завтра созвонимся.

Чайник уже закипел, исторгая из носика густые клубы пара. Выключив его, Катя открыла холодильник и достала пакет с кусочком сыра, пока еще не зная, хочет ли она его съесть или лучше ограничиться яблоком.

Новый один звонок прервал ее мысли, и телефон она взяла совершенно механически.

– Это Катя?

– Да… – голос не показался знакомым, и это ей не понравилось – почему-то всегда, когда звонили незнакомые голоса, это предвещало какие-то проблемы.

– Это Лена. Помнишь, вчера в «Наутилусе»?

– Привет… – Катя еще не могла определить для себя, обрадовал ли ее этот звонок.

– Как спалось?

– Нормально. Сон прикольный снился.

– Сон – это хорошо. Значит, у тебя живая душа, которая может воспринимать не только то, что видят глаза, но и то, что скрыто… ладно. Помнишь, ты обещала мне помочь.

В данный момент Кате не хотелось никуда идти и ничего делать. С гораздо большим удовольствием она б тупо валялась весь день на диване, а вечером поехала на речку с Артемом или пошла в «Бегемот» с Юлей. Сейчас она, вообще, жалела, что оставила Лене свой телефон. Но так она решила вчера – а вчера был кураж; вчера она могла позволить себе любые авантюры, и за это приходилось расплачиваться. А расплачиваться она не любила, потому что вчерашнее настроение, как правило, не совпадало с сегодняшним.

– Ну да… – вздохнула она без энтузиазма.

– Кать, – Лену, похоже, удовлетворил и такой ответ, – нам надо встретиться. Желательно, сегодня.

– А что ты хочешь предложить? – Катя не представляла, зачем им встречаться, и почему нельзя все решить по телефону. Вспомнив еще и про Юлю, она добавила, – ко мне сейчас подруга должна подойти. Мы, вообще-то, день уже спланировали.

– Можешь прихватить подругу. Я хочу предложить вам одну веселую поездку.

– Куда?

– Ну… это километров сто от города, но удовольствия получите, массу. Место тихое, шикарная природа, речка чистейшая. Заодно поможете мне в одном деле.

…Ни фига себе!.. Сто километров!.. – Катя невольно вспомнила последнюю поездку – по Славиным словам, там как раз получалось около ста; представила, что снова придется столько времени трястись в раскаленной машине… и знать бы, во имя чего?..

– Знаешь, – сказала она неуверенно, – Юлька вряд ли согласится. Может, в другой раз?

– Жаль, – Лена выдержала паузу, – ты все-таки подумай. Мне бы очень хотелось сделать это сегодня… или, в крайнем случае, завтра. Я перезвоню еще, хорошо?

– Ладно, – Катя нажала кнопку, и огонек на трубке погас.

С минуту она сидела задумавшись, пытаясь понять, чего же от нее, собственно, хотят. Если просто пригласить на «вылазку», то зачем такая срочность? Если там дело… а какое дело может быть на пляже у тихой речки? И кто их туда повезет?..

Она ничего не понимала, поэтому Ленина затея ей совершенно не нравилась. Несмотря на всю взбалмошность, иногда у Кати все-таки срабатывал предохранитель, называемый чувством самосохранения (правда, случалось это, как правило, до первой рюмки).

Она вернулась к холодильнику, неожиданно решив, что яблока ей будет мало. Не спеша, сделала бутерброд и шлепая босыми ногами, побрела к себе в комнату, пытаясь при этом сообразить, что же ее смущает в этой поездке. …И почему вопрос надо решать, именно, сегодня? – подумала она лениво, – может, завтра все будет по-другому, гораздо лучше?.. А, может, она больше и не позвонит…

С этой мыслью Катя успокоилась, залезла с ногами на диван и надела наушники. От рева ударных мысли разбежались – в голове стало пусто, а на душе, спокойно. …Музыка, как наркотик… – Катя закрыла глаза и откинулась на спинку дивана.

По непонятной ассоциации перед глазами замелькали языки пламени. Они прыгали, совсем как столбики эквалайзера, то резко взлетая вверх, то превращаясь в узкую, светящуюся полоску. Катя боялась спугнуть завораживающее видение; стало казаться, что даже сердце стучит в такт броскам пламени, а от прикосновений она испытывает сладкую томную боль, которая превращалась в естественный процесс жизнедеятельности, как пульс или дыхание – без нее становилось не просто неуютно, а невозможно. И это был не сон – скорее, она пребывала в трансе.

Резкий посторонний звук ворвался в сознание, но веки оказались настолько тяжелыми, что Катя с трудом открыла глаза; взглянула на часы и очень удивилась – прошел целый час, а она даже не заметила!.. Сдвинула наушники, и стало оглушающее тихо – только резкая трель дверного звонка рушила тишину самым варварским способом.

Подойдя к двери, Катя заглянула в глазок – на нее смотрела искаженная, линзой, очень похожая на жабу с выпученными глазами, Юля.

– Ты чего тут делаешь? – возмутилась она, едва дверь открылась, – я минут десять звоню!..

– Минут десять?.. Ничего не слышала, честно.

– Я уж думала, ты ушла, – Юля закрыла за собой дверь, – прикинь, перлась через весь город, чтоб поцеловать замок!..

– Хватит орать, как потерпевшая. Проходи.

– У тебя кофе есть? – сбросив босоножки, Юля уверенно направилась в кухню.

– Есть. Сделать? – Катя открыла шкафчик и почувствовала, что нарушилась определенная гармония, что суета, связанная с завариванием кофе, с ответами на дурацкие вопросы – пустое, никому ненужное занятие.

У Юли, видимо, было другое настроение. Она поудобнее устроилась в уголку, опершись спиной о холодную стену и закинув ногу на ногу, отчего и без того короткая юбка поднялась до вовсе неприличной отметки.

– Катька, прикинь, у меня водобоязнь. Я сейчас не могу представить не только, как мы с Игорем плавали на байдарке, но даже как вчера ходили по полу в этом долбанном «Наутилусе»! Я ведь утром так и не смогла принять ванну!.. Уже воду набрала – смотрю в нее, и мне кажется, что дно у ванны мягкое, что я наступлю на него и начну тонуть. Это финиш! Я даже рукой попробовала – нормальная ванна, а залезть не могу! Раньше я не понимала, как можно бояться, типа, там, замкнутого пространства. Я думала, это блажь…

– Может, посадить тебя в ванну?

– Сдурела?.. – Юля испуганно захлопала глазами, – я помру, едва опущу туда ногу! Ты не представляешь, что мне снилось!.. Вода, блин, расступилась, как огромный водоворот, и я лечу в него!.. То есть, лечу я в воздухе, а вокруг вода, но я знаю, что сейчас она сомкнется, и мне трандец, и жду этого!.. Просто жду, и ничего не делаю!..