Текст книги "Реалити-шоу"

– Миш, открой! Звонит кто-то! – услышала она голос Лоры.

…Господи, она-то зачем здесь, да еще с этим своим «недоделанным» мужем? Не дай бог, что-то случилось!.. Однако испугаться по-настоящему Алина не успела. Дверь распахнулась, и на пороге возник Миша, такой домашний, в спортивных штанах и футболке с растянутым воротом.

– О, ба-на! – воскликнул он, – кого я вижу! Лорик, ты глянь, какое явление!

– Кто там? – донеслось из комнаты, – говори, а то я Андрюшку кормлю!

…Какого Андрюшку?.. Но громкий детский плач сразу дал ответ на все вопросы.

– Сеструха твоя объявилась! – сообщил Миша.

– Ты чего, правда?..

Они разговаривали исключительно между собой, вроде, гостья была почтовым отправлением, которое можно получить, а можно и вернуть обратно.

– Я войду? – заносчиво спросила Алина.

– Входи, – пыхтя, Миша втащил сумки, и Алина почувствовала, как тесно стало в квартире с ее появлением, – барахла-то сколько! Это нам подарки, да?

– Нет. Я насовсем вернулась.

Из комнаты тут же высунулась голова Лоры.

– А что это ты надумала?

– Так уж получилось, – ответила Алина, обескураженная приемом, – а где папа?

– Умер полгода назад.

– Господи… – она прижала ладони к лицу, – что ж вы даже не сообщили?

– Как же! – Лора злорадно усмехнулась, – самолично телеграмму давала, так что спроси у своего… этого… как его зовут-то?..

– Я ничего не получала, – пролепетала Алина.

– А я причем? У меня, вот, сын родился. Ты ж тоже не в курсе?.. Мам! Алина приехала!

От громких голосов Андрюшка снова заплакал, и Лора вернулась к сыну. Зато открылась дверь в маленькую комнатку, где сестры когда-то обитали вместе. (Потом Лора отхватила себе этого Мишу, и Алина на какое-то время осталась там одна, а теперь, оказывается, туда переселили мать).

…Господи, как все изменилось!.. – с ужасом подумала Алина, не видя себя в этой новой жизни, – но ничего, ничего… все образуется… – она сделала несколько шагов к женщине, удивленно выглянувшей из двери.

– Дочка… а я и не поняла, чего Лорка-то орет, – мать раскрыла объятия, и Алина прижалась к ней, подумав, что мать сильно состарилась за это время. Может, если б они виделись каждый день, это было не так заметно, но четыре года!..

– Миш, иди, помоги мне! – снова раздался Лорин голос.

Миша послушно исчез, и воспользовавшись этим, Алина юркнула в комнатку, закрыв за собой дверь; остановилась, разглядывая изменившуюся обстановку – нет, вещи, в основном, остались прежними, только стояли совсем по-другому.

– Мне и угостить тебя нечем, – мать стерла слезинки. Наверное, это была самая нелепая фраза после четырех лет разлуки, но она все еще мыслила старыми категориями, когда являлась полноправной и единственной хозяйкой в этом доме.

Они опустились на диван по разные стороны от толстой «желтой» газеты, заложенной на середине очками, которые Алина помнила столько, сколько и себя.

– Сдала я сильно, особенно, когда Витя умер…

– Мам, ты прости, но я не знала, – Алина опустила голову.

– Отец очень ждал тебя последние дни…

– Говорю ж, я не знала! – конечно, она считала себя виноватой, но не перед ними, а исключительно перед папкой, который любил ее так, как никто никогда не будет любить.

– Он же всегда боготворил тебя… – это уже походило на издевательство, и Алина не выдержала.

– Мам, может, хватит?! Что ты хочешь, чтоб я сделала? Билась головой о стенку?.. Завтра съезжу на кладбище, попрощаюсь! Ну, не несла я гроб! Зато, в отличие от вас всех, я его, живого, любила, сама знаешь!

– Знаю, – мать вздохнула, – ты-то как? – спросила она, уходя от неприятной для обеих темы.

– Мы с Игорем расстались, – Алина решила, что этого достаточно, чтоб объяснить свое внезапное появление, но мать так не считала.

– Почему? – ее голос стал строгим, совсем как раньше.

– Длинная история, – Алине не хотелось вдаваться в подробности, и она нашла очень короткую, но емкую формулировку, – дура я, понимаешь? Слепая, наивная дура.

– Я тебе говорила. Но ты ж меня с детства слушалась.

– Ага, – Алина криво усмехнулась, – особенно с детства – чуть что не по-твоему, сразу ремнем по заднице!..

– Так надо ж было кому-то тебя воспитывать, а то отец тебя только баловал.

– Что ж ты Лорку не воспитывала? Блин, звезда в окошке!

– Лорка всегда была мне помощницей, а ты – «папкина забава». Что б тогда из тебя выросло?..

– А что выросло с твоим воспитанием? – перебила Алина.

Ответить было нечего, и мать только сжала слабеющими пальцами руку дочери.

– Может, когда не права была – извини. Но в том, что Игорь тебя бросил, я не виновата!

– Никто меня не бросил! Я сама ушла!

– Он что, изменял тебе?

– А то б!.. – фыркнула Алина, – помнишь, с чего все началось? Нашел он, типа, объявление о вакансии в Москве.

Мать кивнула, хотя давно забыла такие подробности.

– Так вот, никакой вакансии не было. Эту должность – заместитель, хрен знает по каким вопросам, специально для него придумали. Там директор его старая любовница. Она реально старая – ей сорок два года. Но богатая. Она и квартиру сняла, и деньги ему платила, хотя ни фига он на фирме не делал, кроме как обслуживал хозяйку. А я, дура, жила и радовалась, какой у меня умный муж, да как он в люди выбился… радовалась, пока все не узнала. Прикинь, – Алина рассмеялась – проблемы, уже ставшие невозвратимым прошлым, и вправду, показались ей смешными, – он сказал, что любит нас обеих, и его мечта – жить так, как мы жили все эти годы. А я представила, как он уходит, вроде, на работу, а потом возвращается, вроде, с работы… Короче, собрала я манатки и уехала.

Алина с ужасом подумала, что целых четыре года, вместивших в себя все, от безоблачного счастья до черного разочарования, уместились в нескольких коротких фразах. Значит, в самом конце и всю ее жизнь можно будет изложить на одной тетрадной страничке. Стало так обидно, что из глаз выкатились две самые последние, запоздалые слезинки.

– Всяко бывает, – мать погладила ее по руке, в кои-то веки мудро решив обойтись без комментариев, – и куда ты теперь?

– Не знаю пока.

…Нет уж, лучше анализировать прошлое, чем будущее… – подумала Алина, пытаясь хоть что-то рассмотреть в непроглядном тумане своего нового существования, и в этот момент без стука распахнулась дверь.

– Не помешаю? – Лора присела на краешек дивана, – пока Мишка Андрея укачивает, посижу тут с вами. Ал, так что ты собираешься дальше-то делать?

– Работу буду искать, – Алина решила, что по своей гадкой натуре сестра, скорее всего, подслушивала в коридоре, – я там последние полгода на рынке торговала, так что устроюсь.

– А жить где собираешься?

– Как где? – не поняла Алина, – здесь. Где ж мне еще жить?

– И как это по-твоему должно выглядеть? У нас, между прочим, маленький ребенок – нам самим места еле хватает. (От необдуманного ответа Алину спас лишь Андрюшкин плач). Черт, поговорить нельзя!.. – Лора поспешно вышла, прикрыв дверь.

– Мам, – Алина растерянно повернула голову, – вы что, выгоняете меня?

– Боже избавь, дочка! Будешь жить со мной. Вы ж с Лоркой жили здесь, и мы, небось, поместимся. Только храплю я иногда…

– Причем здесь это?!.. Слушай, а чего Лорка вернулась? Они ж снимали квартиру.

– Я попросила. Когда Витя умер, трудно стало, да и за квартиру платить с моей пенсии дорого. Мишка-то сейчас неплохо получает, так что теперь он тут хозяин, ну и обо мне Лорочка заботятся…

– Понятно, – Алина вздохнула. Конечно, никто не посмеет выкинуть ее из родного дома – у нее даже прописка осталась, но и как тут жить?.. И самое страшное, что в голове даже не возникало вариантов, из которых можно выбирать. Жизнь застыла в одном-единственном мгновении – вот, она сидит на диване рядом с матерью… и все. Дальше, вроде, ничего нет.

Дверь снова открылась, но на этот раз появился Миша. Видимо, жена уже успела рассказать суть проблемы, а в мужской голове решения рождаются быстрее, чем в женской.

– Слушай, – начал он без предисловий, – а почему б тебе не пожить на даче?

– На какой даче? – опешила Алина.

– На нашей. Или у тебя есть другая дача?.. Мы туда не ездим с тех пор, как умер Виктор Николаевич. До холодов еще месяца три; за это время определишься – или работу найдешь, чтоб квартиру снять, или мужика богатого. Тебе ль горевать? Юбку покороче, и полный вперед, – он ехидно ухмыльнулся.

– Ты, вообще, в своем уме? – последнюю фразу Алина пропустила мимо ушей, потому что знала Мишино отношение к себе – гораздо сильнее ее возмутило само предложение, – что? Я, одна, в лесу?!.. Как ты себе это представляешь?

– Ну, не знаю…

– А почему б вам, в таком случае, не пожить на даче?

– У нас ребенок! – воскликнул Миша неожиданно зло, – это ты так можешь – потрахалась в Москве, теперь сюда вернулась!

– Неправда! – Алина покраснела от обиды, – если ты не в курсе, я была замужем!

– За каким ты была мужем?.. Не смеши, народ!

Алина почувствовала, что сейчас сорвется и начнет хамить всем и по полной программе.

– У вас тут где-нибудь курят? – она резко встала.

– На лестнице! – огрызнулся Миша, – мы ведем здоровый образ жизни. А если будешь шастать туда-сюда, то простудишь Андрюшку, поняла?

– Поняла!

Алина вышла в коридор, и пока искала сигареты, зазвонил стоявший на столике телефон. Конечно, сюда ей никто не мог звонить, но, по московской привычке, она сняла трубку…

* * *

…Ладно, значит, отложим знакомство на потом, – решил Женя, принимая естественное положение и упираясь взглядом в коротко стриженный мужской затылок, – интересно, а этот мужик как затесался в нашу компанию?..

* * *

– …Спи, сынок, – чеченка в черном платке поправила сваливавшееся с полки одеяло.

– Мне жарко, – мальчик капризно поднял ручки, пытаясь оттолкнуть мать.

– Поезд поедет и будет дуть, – пояснила она, подтыкая одеяло под матрас.

– Не будет, – захныкал ребенок, – мне жарко.

– Ничего, потерпи, – мать погладила его по голове, – утром проснемся – нас уже будет встречать дядя Шамиль. У него большой красивый дом, ты будешь там играть.

– Больше, чем был у нас? – заинтересовался мальчик.

– Больше.

– А его не взорвут?

– Его не взорвут. Спи.

Мальчик покорно закрыл глаза, а пожилая женщина, до того молча сидевшая в углу и безразлично разглядывавшая полупустой перрон, повернула голову.

– В гости?

– Насовсем, – ответила чеченка шепотом, чтоб не тревожить успокоившегося ребенка. Она хотела еще что-то добавить, но резко хлопнула тамбурная дверь. В тишине загрохотали тяжелые шаги, и появились три человека в камуфляже.

– Прибыли. Вон, твое семнадцатое место.

– Еще пять минут. Успеем.

Они торопливо достали бутылку, пластиковые стаканчики и уже подготовленную закуску.

– Давай, Паш, за Танюшку и за всех ребят. Пусть земля им будет пухом. Это ж война. Мы все знали, куда шли, так ведь?

Тот, которого назвали Пашей, заглянул в стакан, словно ища там ответ на этот простейший вопрос, но, кроме водки, там ничего не было. Вздохнув, он выпил до дна.

– …Провожающие, покиньте вагоны…

– У, черт!.. Ладно, Паш, не убивайся – никого ж не вернешь.

– Пашка, надо жить, – второй похлопал его по плечу, – мы с ними еще поквитаемся, а ребята… Знаешь, в их поганом исламе тоже есть кое-что умное – по их законам, погибающий за правое дело, прямиком попадает в рай…

– Да иди ты со своим раем! – угрюмо бросил Паша, – Танюшка тоже верила в Бога, и что? Вернусь, я им устрою рай!..

– …Поезд отправляется!..

Наспех обнявшись, провожающие торопливо направились к выходу, а Паша смотрел им вслед, пока дверь не захлопнулась; потом устало опустился на полку, уставившись в глубь темного коридора. Что он разглядывал там так пристально, неизвестно – скорее всего, свои собственные мысли, потому что ничего примечательного в вагоне не было.

Поезд качнулся. Блики фонарей осветили купе, и стали видны неразличимые до этого четыре тусклые звездочки на погонах, и еще то, что печальные глаза и ровная щеточка усов совершенно не вязались с молодым лицом.

– Пересядьте, – попросила чеченка, – я буду ложиться.

Медленно повернув голову, капитан увидел спящего ребенка и на его лице появилось подобие улыбки, но потом перевел взгляд на его мать, и улыбка исчезла. В этот момент он пожалел, что с ним нет АКМа, чтоб выяснить, с какой целью эта сволочь пробирается вглубь России – он бы ей все припомнил!.. Но без автомата ему ничего не оставалось, как встать. Поглядев на оставшуюся на столике бутылку, капитан вылил остатки водки в стакан; выпил небрежно, как в первый раз, и вышел, на ходу доставая сигареты.

– Совсем мальчик… – заметила женщина у окна.

– Такие мальчики убили моего мужа, – чеченка взглянула с нескрываемой ненавистью, – а он не был с этими… в первую войну он вашим помогал, а пришли другие ваши, и убили.

– Просто пришли и убили?

– Какая разница, просто или не просто? Убили и все, – не раздеваясь, она улеглась на полку, и разговор закончился сам собой. Женщина снова уставилась в окно, за которым властвовала бесконечная и непроглядная южная ночь.

Вернулся капитан минут через десять. Задумчиво посмотрел на верхнюю полку, но не полез туда, а уселся рядом с женщиной.

– Не могу спать, – пояснил он, – и водка уже не берет.

– Извините, я случайно слышала, – женщина повернула голову, – а Таня была вашей женой, да?

– Жена – это штамп в паспорте, – капитан махнул рукой, – Танюшка больше, чем жена!.. Вы – женщина, вы должны понять!

– Я понимаю, – собеседница вздохнула, – раньше это называлось – фронтовая подруга; не знаю, как сейчас. Я ж помню войну, хоть лет мне еще мало было…

– Так, то была другая война! В той войне был смысл, а в этой нет ни победителей, ни побежденных, и закончиться она не может, потому что на крови делают деньги, и все! Вот ее смысл!.. Когда-нибудь это выясниться… Какие, на хрен, боевики?.. Они все… днем за руку здороваются, а ночью «калаши» достают! Выходит, всех убивать надо? А вы представляете, что значит убивать всех – и женщин, и детей… Они хоть хуже мужиков, но все равно женщины и дети! Как совместить это в голове?.. Она лопается уже, понимаете?!.. Это вы кричали: – За Родину!.. А нам что кричать?.. Сколько там ребят осталось…

Женщина опасливо покосилась на чеченку, замершую на противоположной полке. Вдруг она сейчас скажет что-нибудь такое, отчего голова капитана наконец лопнет, и все, скопившееся в ней, выплеснется наружу?..

– А дети есть? – женщина перевела беседу в мирное русло.

– Сын. Повидать, вот, хочу, пока эта тварь не затаскала его по другим «папам». А то приеду; он скажет, где ты был?.. Ах, кровь проливал?.. А за кого?.. Что я отвечу?.. Голова лопается… – капитан вновь достал сигареты и вышел, хлопнув дверью.

– Голова у него лопается, – чеченка тут же открыла глаза, – что ж совсем не лопнула-то?.. Не попался ты там – тебе б показали, как лопаются головы.

– Ну, зачем вы?.. – сказала женщина укоризненно, – он же не виноват.

– Фашисты тоже так говорили. А кто виноват? Сын мой виноват, что без отца остался?..

– У него тоже девушка погибла, вы же слышали…

– Сидела б дома, да рожала детей – была б жива! – огрызнулась чеченка.

Женщина подумала, что их разговор беспредметен, потому что на любой войне существуют две правды (иначе б и войн-то не было), и каждая сторона уверена, что ее правда более правильная, и пока кто-либо не поймет, что правда всегда одна, война не закончится. Но она не успела сформулировать свою мысль, потому что капитан на этот раз вернулся слишком быстро, и чеченка поспешила вновь притвориться спящей.

– Вы говорили, что ваша Таня верила в Бога, – женщина попыталась вытащить капитана из темного омута его прошлого поближе к свету, считающемуся душеспасительным и вечным.

– Оставьте вы эти сказки, – капитан устало вздохнул, – я, дурак, ей тоже чуть не поверил, что в нашей встрече есть Божья воля. И что ж тогда Бог не дунул на ту сраную мину, чтоб завернуло ее обратно? Где он был в это время?..

– Наверное, так было надо…

– Кому надо?!.. – взорвался капитан, – Богу?.. Ну, и пошел он к черту в таком случае! Не доставайте меня больше, прошу вас – и так тошно!..

Капитан запрыгнул на свою верхнюю полку и отвернулся.

Город встречал подходивший поезд ослепительным утренним солнцем, и ночные мысли сразу попрятались по углам перед обрушившимся с небес торжеством жизни. Капитан смотрел вокруг неожиданно ясными глазами и молчал; потом, ни с кем не прощаясь, покинул вагон и сразу остановился. Он давно отдал сознанию приказ, сменить диспозицию, исходя из новых условий, но оно, впервые в жизни, отказывалось подчиниться. Возбужденная толпа обтекала капитана со всех сторон, а он взирал на отремонтированное здание вокзала и думал, насколько ужасно все, что он оставил там. Он, как пришелец, и пока люди не поймут его мир, они не смогут оценить и свой собственный.

Вышел на площадь, раскрашенную пестрой мозаикой автомобилей и автобусов. Дождавшись маршрутки, неприметно устроился в самом дальнем углу; доехал до знакомой остановки; пересек двор, который уже начали обживать проснувшиеся раньше родителей дети, и поднявшись на этаж, подумал, что ничего не изменилось, кроме маленькой, но существенной детали – квартира эта уже не его и жена тоже не его. Впрочем, он сам так решил, а, значит, это правильно.

Капитан по привычке поправил форму и уперся пальцем в звонок, но никто не собирался его впускать; прищурился, разглядывая побелевший ноготь. Зачем он тогда приехал сюда? То есть не в эту квартиру, а зачем вернулся оттуда?..

Неожиданно распахнулась соседняя дверь.

– Ой, Паш! – соседка приветливо улыбалась, – а я думаю, кто тут ломится с утра пораньше? Наташка-то твоя уехала и Сашку забрала…

– Не моя она, – буркнул капитан, – а куда они уехали?

– Кажется, к матери. Но ключи оставила. Сказала, передать, если ты вернешься.

– Надеялась, что не вернусь, да?

– Боже упаси! И, вообще, любит она тебя. Зря ты это затеял. Не мое, конечно, дело… – соседка вздохнула, – возьми, – она протянула ключ, – вечером заходи, расскажешь, как оно там, а то Витька сейчас уже в гараж смотался.

– Как оно там… – капитан криво усмехнулся, привычно отпер дверь и включил свет.

Первое ощущение было, что квартира опустела. И дело не только в том, что никто радостно не бежал ему навстречу; и не в том, что с вешалки исчезли некоторые Наташины вещи. Из нее ушло главное – жизнь; она стала частичкой мира, который он невольно привез сюда вместе с собой.

Не разуваясь, капитан прошел в комнату, опустился на диван, и в это время зазвонил телефон…

* * *

Микроавтобус плавно катился в неизвестном направлении. Больше ямы на дороге не попадались. Женя закрыл глаза, возвращаясь к собственным воспоминаниям, ведь если б он не сделал того, что сделал, ему б и в голову не пришло срываться на какой-то проект – не он ли недавно доказывал, что все шоу делаются для дебилов и участвуют в них одни дебилы? …Надо было спокойно сидеть дома, и куда меня черт понес?.. – подумал он, но умные мысли всегда приходят с опозданием.

С какой конкретной целью он вчера оказался на улице, Женя и сам не знал. Наверное, глаза устали от контрастности монитора, а вопли монстров, рассыпающихся в прах под разящими ударами волшебного меча, стали раздражать. Хотя это ж была его любимая игра, в которой он мог пребывать сутками, доходя аж до двенадцатого (!) уровня.

А, вообще, жизнь до вчерашнего дня была прекрасна: никогда он так легко не сдавал сессию; никогда родители не уезжали в деревню без него на целые две недели; никогда еще у него не случался роман с такой секс-бомбой как Ленка!.. Правда, сейчас она жарилась на солнышке и плескалась в Красном море, но ведь скоро она вернется, и все закрутится снова. Да как закрутится!.. Почти неделю она уже будет здесь, а родители еще там – отвоевывать у зловредного колорадского жука десять соток картошки и ремонтировать бабе Тане развалившийся сарай!..

Женя присел на скамейку, лениво разглядывая прохожих, и ни к кому из них не испытывал зависти. Это состояние гармоничного единения с миром вносило в душу блаженный покой – вроде, и стремиться больше не к чему. С другой стороны, конечно, оставалось много такого, что он бы хотел иметь – например, как Димка, уехать по обмену за границу года на три или… нет, крутая тачка его так не прельщала. Димке, пожалуй, он все-таки завидовал и получая мейлы с рассказами о прелестях парижской жизни, достаточно явственно представлял себя на его месте. А еще лучше, если б они оказались там вместе!..

Холодные ладони неожиданно коснулись лица, скрыв панораму улицы, будто ночь молниеносной атакой вырвала у вечера его законные пару часов. Но Женя не испугался, потому что ладони были нежные, и пахло от них… нет, не духами. Этот аромат не разливают по флаконам, но он существует, совершенно неподражаемый и манящий.

Женя замер, не зная, чье имя произнести.

…Неужто Ленка вернулась?.. А почему не позвонила сразу?.. Он осторожно ощупал тонкие пальчики – три колечка, причем, одно из них на большом пальце. Из знакомых так ходила только Настя – Димкина подружка. Когда-то, на первом курсе, они поспорили на нее, и Димка победил в честной борьбе. Наверное, не зря победил, потому что до сих пор они вместе.

…Так, глядишь, и поженятся!.. – Женя усмехнулся, на секунду вдруг почувствовав себя уязвленным – у него было много самых разных подружек, но ни одна из них не стоила того, чтоб даже затевать разговор о свадьбе.

– Настя? – Женя осторожно освободил зону обзора и обернулся, ожидая, что девушка засмеется, обрадовавшись, что ее не забыли за месяц каникул, но она лишь вздохнула.

– Привет. Подвинься.

– Ты чего такая? – Женя взял Настю руку, – что случилось?

Нельзя сказать, чтоб Женю сильно волновали ее проблемы, но, в любом случае, это было интереснее, чем разглядывать посторонних людей. Настя присела рядом; повернула голову, внимательно глядя ему в глаза, и, видимо, пришла к выводу, что лучшей «жилетки», чем общий друг, не найти.

– Ничего не случилось, – она снова вздохнула, – просто мне кажется, что с Димкой у нас идет какая-то лажа.

– В смысле?

– В том смысле, что сначала он каждый день слал мейлы, а теперь, раз в неделю. Но даже не в этом дело!.. Понимаешь, вместо того, чтоб хоть словечко черкнуть как он, типа, скучает, у него все про тусняк – где он, да с кем.… Оно, конечно, прикольно, но мне-то важнее, как он ко мне относится, а не к Эйфелевой башне.

– Ну, спроси, как ты ко мне относишься, – Женя пожал плечами, не понимая сути проблемы.

– Реальный ты пацан… чем мне и нравишься, – Настя усмехнулась, – я так и отписала, мол, безумно тоскую, а он, знаешь, что ответил? – Не грусти, отрывайся по полной, а когда вернусь, все решим. Нормально, да?

– Нормально… – эхом повторил Женя. Он уже пожалел, что спровоцировал этот разговор, так как прекрасно понимал Димку – если б он сам оказался в Париже, то тоже вряд ли б страдал воспоминаниями, когда вокруг шастают реальные француженки.

– А я сдулась, понимаешь? – продолжала Настя, не дождавшись ничего конкретного, – все, вот, прикидываю, что делать, и голова пухнет. Ждать еще год, знаешь, не в кайф. Я умом двинусь, пока он вернется и что-то решит… И он еще решать будет! Блин, а я чего ради тогда парюсь?.. Может, мне уже ничего и не светит, а я губы раскатала!..

Женя подумал, что в данном вопросе эксперт он хреновый хотя бы потому, что лично для него расставания никогда не носили трагического оттенка. За время Настиного монолога он успел представить, что Ленка уже нашла себе кого-то там, на югах, и что? Конечно, будет жаль планов, связанных с пустующей квартирой, но, по большому счету, не произойдет ничего ужасного. Только как объяснить это Насте, не обзывая ее дурой, и, вообще, чтоб она не обиделась?..

– Ну, скажи хоть, что ты думаешь? – Настя сжала Женину руку, стремясь передать ему частичку своей искренности.

– Ничего я не думаю, – признался Женя.

– А ты поставь себя на его место. Ты б вел себя так же?

– Наверное, нет… – Женя решил, что должен ответить именно так, иначе сразу вызовет появление на свет еще одной мужененавистницы, а кому от этого станет лучше?

– Вот, видишь, – Настя печально вздохнула, – значит, я права. Не все мужики такие – это у нас с ним сплошная лажа.

– Да не заморачивайся ты! – поскольку других успокаивающих слов не нашлось, Женя обнял девушку, и Настя, доверчиво склонив голову, прижалась к нему.

– Ты хороший… а я, вот, не знаю, что делать… Ладно, – она аккуратно освободилась от Жениной руки, – я, собственно, шла, глянуть – может, прислал этот козел чего хорошего.

– А дома у тебя компа нет?

– Есть. Но ему сто лет в обед. К Сети такой хлам, говорят, и подключить невозможно – отец принес, когда у них на работе технику меняли. Типа, лучше, чем на свалку… Ну, а я и этому рада – есть хоть на чем рефераты печатать, – Настя засмеялась, впервые за весь вечер, и то совсем не весело.

– Хочешь, ко мне пойдем? Чего ты будешь в салоне париться? У меня классное «железо» и безлимитный тариф. По сети пошляемся…

– Поздно уже. Предки твои чего скажут?

– Ничего. Они в деревне, а мне все равно делать не фига.

Диалог, вроде, получился самым бытовым, но все вокруг сразу изменилось, и причина этого изменения не имела названия: это было, ни чувство, ни мысль, даже ни ощущение – просто в воздухе возникло напряженное ожидание, и все разговоры, которые велись до этого, потеряли смысл.

Шли они молча. Настя смотрела под ноги, а Женя – по сторонам, но плечи их периодически соприкасались, и время этого касания почему-то становилось все более продолжительным. Остановившись у подъезда, Настя спросила:

– Может, не стоит?

– Чего, не стоит? – Женя сделал удивленное лицо, – ты что, попрешься обратно в салон?

– Причем здесь салон?.. Ты не понимаешь, да? – она прищурилась, чуть скривив губы, – все ты понимаешь – ты ж не дурак, а только прикидываешься. Я ж помню, как ты тоже бегал за мной, а потом благородно отвалил – как же, друг ведь!..

…О, господи, – пронеслось в Жениной голове, – неужели она думает о том же? А Димка-то, дурак, считает, что тогда победил в нашем споре!.. Самолюбие, все это время вынужденное ютиться в тесных рамках мужской дружбы, вдруг надулось, как огромный пузырь, поднимая Женино «Я» на такую высоту, с которой можно было запросто наплевать на любые условности.

Женя нежно объял Настино лицо своими ладонями и увидел, как закрылись ее глаза и медленно приоткрылись губы. Взирать спокойно на такой призыв мужчина просто не должен, если, конечно, он не законченный кретин. Женя чуть наклонился, коснулся ее губ языком, и Настя улыбнулась, причем, совсем не так, как улыбалась на скамейке.

Поцелуй получился долгим, и неизвестно, сколько б он продолжался, если б не хлопнула дверь подъезда, и сразу сделалось неуютно.

– Идем, – прошептал Женя.

Настя молча вцепилась в его руку, словно боясь, что и здесь ее в последний момент обманут, и все пойдет совсем не так, как представляется…

Ушла она через час, так и не выяснив, что же пишет ей Димка, а Женя остался с застывшим на губах прощальным поцелуем, пытаясь осмыслить их заключительный диалог – дело в том, что он представлял его, мягко говоря, по-другому.

Настя бесстыдно лежала на родительской постели в одном смешном топике. Юбка и крохотные белые трусики валялись рядом, а лицо ее светилось счастьем, будто все проблемы вмиг разрешились и больше не вернутся никогда.

– Я лучше твоей Ленки? – спросила она кокетливо.

– Ты классная!.. – Женя, вставший с постели, чтоб прикурить, так и остался у окна, выпуская дым тонкой струйкой – ему нравилось разглядывать ладную Настину фигуру.

– Тогда давай Димке письмо кинем.

– Какое письмо? – не понял Женя.

– Ну, какое… что я уже не его девушка. Пусть знает, козел.

– Ты чего, мать… – Женя даже закашлялся, – умом двинулась? Шуточки у тебя однако…

– Такие вы, мужики, – Настя демонстративно вздохнула, – как переспать с чужой девушкой – пожалуйста, а потом… как это вы говорите – нам, ребята не рожать, всунул-вынул и бежать, да?

– Насть, ну хватит…

– Чего хватит? – Настя поднялась на локте, – я ж тебя спрашивала – может, не стоит? Но ты меня уговорил, так что, извини… и потом, Димка велел мне отрываться по полной – вот я и отрываюсь. Пока он приедет что-то решать, я уже сама все решу. Мы тут свой Мулен Руж устроим… или как там у них называется?.. Монмартр?.. Блин, никогда не была в Париже…

Женя в ответ только хлопал глазами, потому что ситуация вмиг перестала быть романтическим приключением, обретя весьма неприятные последствия. …Блин, скоро ж приедет Ленка!.. – в смятении вспомнил он, – и что мне делать с ними двумя? Теперь я понимаю Димку – она, как пиявка… Конечно, он там отдыхает в своем Париже!.. А что я ему скажу, когда он вернется?.. Хотя он может ничего и не узнать – за год все забудется… Да уж!.. Эта дура сама ему вывалит, с нее станется… Догоревшая сигарета обожгла пальцы, и Женя выронил ее на пол.

– Чего ты дергаешься? – Настя засмеялась, – говорил, что я классная? Говорил. И что? Ты не хочешь иметь классную подружку?.. Кстати, слушай, завтра у Таньки Григорьевой «день варенья». Пойдешь со мной?

– Но… – Жене некогда было придумывать благовидный предлог, поэтому оставалось только сказать правду, – …там же, небось, все наши будут, а Димка мне все-таки друг… – он опустил взгляд на свои босые ноги.

– Ладно тебе! Был бы он друг, ты б мне по башке настучал и отправил тихой скоростью, – Настя натянула трусики, потом юбку, приобретя благообразный вид.

Чувствуя себя полным идиотом, Женя тоже судорожно кинулся одеваться.

– О! – Настя посмотрела на дисплей телефона, – одиннадцать. Сейчас мать начнет Ирке названивать, меня разыскивать. Хотя Ирка – вот, подруга железная, в отличие от некоторых. Эта не сдаст, – она набрала номер, – такси можно заказать?.. Через двадцать минут? Спасибо.

…Господи, когда ж она уйдет?.. – подумал Женя, – еще двадцать минут… Но Настя не стала ждать.

– Пока, – она чмокнула его в щеку, – не обижайся, чего я тут тебе наговорила. До завтра. Я позвоню. И чтоб ждал с нетерпением! – не интересуясь ответной реакцией, она вышла в коридор. Щелкнул выключатель, наполнив квартиру тусклым светом; потом хлопнула дверь и стало тихо.

– Во, блин, вляпаешься!.. – пробормотал Женя своему отражению в зеркале и выйдя на балкон, уставился в темноту, давно поглотившую Настину фигуру.

…Ох, Димон!.. Ну, подогнал телку!.. – Женя усмехнулся, – ты мне еще спасибо скажешь – кто, как не настоящий друг откроет тебе глаза? Только с Ленкой-то как быть?.. А надо просто исчезнуть до ее приезда! Только к Григорьевой идти еще не хватало!.. Да там вся наша группа соберется – оно мне надо?.. Засяду дома – никому открывать не буду, никуда выходить не буду, на звонки отвечать не буду; небось, пару дней подергается и потухнет…