Текст книги "Реалити-шоу"

Смерть нельзя постичь, но к ней можно привыкнуть. Память с готовностью рисовала все новые и новые картины, имеющие общий финал, при этом гуманно обходя самую главную и самую нелепую смерть, какую только можно придумать. Нет, не ко всякой смерти можно привыкнуть… Откуда же прилетела эта чертова мина?! Неужели все находится во власти какого-то ублюдка с минометом? Зачем тогда вообще жить?!..

А что между ними было? Вернее, успело быть? Почти ничего. Но разве можно это глобальное «почти ничего» соизмерить с отсутствием денег и сломавшейся стиральной машиной?.. Нет, все он сделал правильно, оставив Наташке ту жизнь, которую она хотела. А взамен эти руки, эта улыбка и глаза, красные от бессонницы… Кто посмел их забрать, и куда их дели?! Куда их спрятали?!..

Еще мгновение, и по щекам покатились бы слезы. Паша распахнул веки вместе с ударом молнии и увидел… нет, ни черта он не увидел! Ощутил? Нет, это было не ощущение, а истинное и вечное знание – в комнате он не один. Замер, как умел замирать, сливаясь с серыми скалами, и вдруг почувствовал, как отделяется от постели – его держали на руках, словно ребенка. Через эти руки уходила ненависть, бессилие и безысходность; руки баюкали его, и потом нежно опустили обратно на постель. Паша понимал, что засыпает, но ему не хотелось, чтоб руки оставляли его. Он готов был вцепиться в них и целовать, целовать… Это было сродни той благодати, которую он испытал в занесенном снегом ущелье, но только «сродни», потому что там была какая-то всеобщая благодать, а эта – его личная…

Больше Паша ничего не помнил.

* * *

Через энный промежуток времени (другого определения здесь не существовало), когда тарелки опустели, а в бутылке остался минимум, который никто не решился вылить себе в рюмку, Женя удовлетворенно вздохнул:

– Червячка заморили… Что будем делать дальше?

– Если найдем гитару, могу вам спеть, – предложил Никита.

– А, может, пойдем спать? – Лиза, из солидарности выпившая аж две рюмки, сидела, бессмысленно уставившись в одну точку, – по нормальному-то сейчас часов двенадцать…

– Я спать не хочу, – бодро заявил Женя.

– Я тоже, – подхватила Светка. Глаза ее блестели, обретя томную одухотворенность.

– Нет, я все-таки пошла, – Лиза поднялась, – я и вчера не выспалась. Спокойной ночи.

– Ну и ладно, – Марина проводила ее взглядом, – а давайте каждый расскажет о себе что-нибудь интересное – мы ж еще практически незнакомы.

– В Мэри проснулся будущий психолог, – со смехом пояснила Светка.

– А почему нет? – Марина пожала плечами, – с кого начнем?

– Пойду я лучше, поищу гитару, – Никита поднялся.

– Так не честно! – возмутилась Светка, – Мэри права – давайте что-нибудь рассказывать! Если мы будем тупо жрать, пить и спать, нас выгонят с проекта! Зрителям должно быть прикольно смотреть на нас, неужели вы не понимаете?..

…Я ее когда-нибудь убью, – подумала Алина, но мысль эта отражала лишь настроение – агрессии в ней не было, потому что алкоголь всегда действовал на Алину успокаивающе. Она смотрела на закрывшуюся за Никитой дверь, – странный он… ну, что особенного я приготовила? Да если б он знал, что я могу!.. Смешной такой, неуклюжий, но симпатичный…

– Все-таки, с кого начнем? – повторила Марина, и тут всем стало не по себе. Оказывается, когда анализируешь собственную жизнь, она выглядит, хоть и не безупречной, но, по крайней мере, в ней постоянно присутствует мотивация поступков, оправдывающая все. А когда пытаешься облечь ее в слова, становится неуютно, ведь у каждого человека свои оценочные критерии и оправдывать тебя он не собирается, а чтоб защищаться, надо знать, что такое добро и зло в их абсолютном значении. Кто ж это знает?.. Поэтому повисла неловкая пауза, и только дождь за окном, свободный от всяческих предрассудков, пытался поведать людям свою незамысловатую историю.

– Пусть Светка и начинает – она у нас самая говорливая, – лениво предложила Алина, не отрывая взгляд от двери.

– Почему я?.. – вспыхнула Светка.

– А почему нет? – поддержал Женя из чисто меркантильных соображений – ему хотелось узнать побольше о той, с кем собрался реально «строить отношения».

– Ладно, – Светка неожиданно согласилась, – только потом ты, идет?

Женя кивнул – он не привык думать, что будет потом.

– Значит так… – Светка мечтательно подняла глаза, – а расскажу я вам о своем призраке.

– Ух, ты! – Женя даже заерзал на стуле, – чего, в натуре?

– Не знаю, у кого как, – Светка не удостоила его ответом, – а у нас все девки реально загуляли в девятом классе…

– Поздновато, – вставил Женя, – да, Алин?

– Не то слово. Я первый раз влюбилась еще в детском саду.

– Так, тихо! – воскликнула Марина, – человек рассказывает!

– Круче всех Надька Охрима была, – продолжала Светка как ни в чем ни бывало, – она фанатела на Игоря Сорина. По гастролям за «Иванушками» таскалась, а когда Игорь из окна киданулся, так три месяца в Москве жила, на его могиле.

Я один раз тоже с ней ездила. Прикиньте, народ, холодно еще – по ночам лужи замерзают, а они реально живут на кладбище. Шалаш за мусоркой сгородили; там спят, хавку готовят, вещи хранят, хоть некоторые, вообще, без ничего прикатили. Ночью костер разожгут и ждут, когда Игорь к ним выйдет. Вот, говорят, из-за этого памятника он нам является – садится у огня и разговаривает с нами. Какая-то девка от переживаний вены себе вскрыла, так он, блин, кровь ей остановил и жизнь спас!.. В общем, столько всякой хрени несли, что, честно говоря, и меня клинить стало. Но я ж не совсем дура. Хоть и сопля еще была, но реально догоняла, что это бред… а червячок в мозгах все равно завелся, – Светка показала, каким крохотным был тот червячок, – как же у меня-то никого нет? Я что, хуже всех?..

Гулять со своими пацанами – это был полный отстой. Вечером он в подъезде бакланит тебе о любви и целоваться лезет, а утром просит списать физику; по клубам мне тогда особо тусить не разрешали, и как-то само получилось – придумала я себе классного мачо на крутом байке. Типа «Harley Davidson». У нас такой вечерами по улице носился. Клевый!..

Ложилась я спать и воображала… ну, как воображала?.. Типа, вот, байк; вот, мой мачо… правда, лица у него не было и сексом мы занимались, в точности, как на кассетах, – Светка засмеялась своим воспоминаниям, – у Дашки предки любили втихушку порнуху зырить, а Дашка вычислила, где они кассеты прячут. Вот, мы вместо школы… Короче, все это мне и снилось, а девкам я, конечно, рассказывала о-го-го!..

А однажды он реально пришел – высокий, черные волосы в хвост собраны, загорелый и огромные глаза. Короче, отпад! Я обалдела конкретно, а он улыбнулся, протянул руку и провел ладонью по моему телу, прям, ото лба и чуть не до колен. Что тут со мной началось!.. Но это я не буду рассказывать.

– Что так? – с издевкой спросила Алина, – интересно ведь.

– А ты Камасутру полистай, если сама не умеешь!.. – парировала Светка, и решив, что ее выпад удался, продолжала, – короче, продолжалось это несколько лет. Он появлялся почти каждую ночь, и я была реально счастлива, но, с другой стороны, страдала безумно, ведь он никогда не приходил днем, и, естественно, я никого не могла с ним познакомить. Я умоляла его показаться народу – говорю, ты ж есть, чего ты прячешься? А он отвечал, что не хочет рушить нашу сказку и будет принадлежать только мне. Я сразу затыкалась, чувствуя, что на остальных мне уже плевать.

– А вы еще чем-нибудь занимались или это чисто твои сексуальные фантазии? – у Марины даже интонации стали похожими на заправского психоаналитика.

– Еще мы были на гонках. Он оказался не обычным байкером. Я сидела на трибуне и смотрела как он побеждает – он всегда побеждал.

– Он что, чемпион мира? – предположил Женя.

– Не знаю, но мы реально пили шампанское из кубков.

– И что с ним стало?

– Он погиб, – ответила Светка без сожаления.

– То есть, когда он стал тебе не нужен, ты убила его, – подытожила Марина, решив, что не зря посещала лекции.

– Я его не убивала, – Светка вылила в рюмку остатки коньяка и выпила одним глотком, – а получилось как – это мое восемнадцатилетие было. Гуляли в кафе и знакомится со мной мужик – взрослый, не знаю уж сколько ему было. Короче, начал он меня клеить, а я ему говорю, мол, у меня уже есть парень, и заливаю историю про байкера, а он спрашивает – и как же его зовут? Тут я растерялась. Мы ж никогда по именам-то друг к другу не обращались – только кликухи всякие ласковые. А мужика того Константином звали, я и ляпнула по инерции – Костя. А мужик усмехнулся и говорит – а если б меня звали Петей, то его как? И вообще, говорит, нет у нас гонщиков, которые бы хоть что-то приличное выиграли, и не было никогда. За какую, говорит, команду он выступает, в каких гран-при участвовал? Я стою, дура дурой, а он ехидно так – что ж ты не помнишь, куда вы ездили, в каких гостиницах останавливались? Ты что, говорит, даже в город ни разу не выходила?..

Короче, слиняла я оттуда. Домой пришла, закрылась в комнате и реву; и тут, прикиньте, появляется он. Как сейчас помню, в оранжевом комбезе, в руке шлем. Поедем, говорит – если сегодня мы выиграем кубок, я подарю его тебе, чтоб ты утерла нос этому козлу. И оказались мы на стадионе. Только выходим почему-то не как все участники из-под трибуны, а спускаемся с самого верха. Я смотрю вниз – нереальная какая-то лестница, а внизу сплошной мрак, и мы идем прямо туда. А вокруг зрители рассаживаются. Смотрят на нас, как на идиотов – байкер-то мой в полной амуниции… Ну, народ по трибуне рассасывается потихоньку, а мы все идем и идем. Наконец, я увидела байки, причем, один – самый наворочанный, с люлькой. И тут я въехала в ситуацию.

– В смысле? – не поняла далекая от мотоспорта Марина.

– В смысле, для кого люлька. Вот тут и пришел кобздец. Я реально чувствую, что не должна туда садиться, а Костя или как его там, держит меня за руку и тащит за собой. Идти оставалось уже совсем фигня, и тут я увидела пустое кресло – одно-единственное. Не помню, как вырвала руку, и плюхнулась в него. Схватилась, сижу – с понтом, затаилась, а он посмотрел и говорит – мы еще встретимся; повернулся и пошел дальше.

Потом байк его взорвался прямо на старте. Такой ядерный гриб, как в кино показывают, и больше он не приходил.

– В принципе, все это нормально, – Марина пожала плечами, – детские иллюзии, от которых, в конце концов, надо было избавиться, и ты придумала такой, вот, конец. Это называется синдром…

– Знаю, как что называется!.. – перебила Светка, – думаешь, отец не таскал меня к психотерапевтам?.. Только как ты объяснишь, что когда я реально стала жить с мужиком, то была уже не девушкой?

– При мастурбации всякое случается, – заметила Алина.

– Ну, тебе конечно видней! – огрызнулась Светка.

– Свет, неужто ты считаешь, что он, в натуре, приходил? – погасил конфликт Женя.

– Без комментариев, – Светка загородилась рукой, как делают «звезды», не желая общаться с прессой, – я рассказала. Теперь твоя очередь.

– Да?.. – Женя почесал затылок, – я, честно говоря, и не знаю… А можно не про привидения? А то я как-то…

– Конечно, можно! Я почему про них вспомнила, – пояснила Светка, – если командиры выкатили нам призрака на озере, то, чтоб в тему было.

– Ладно, – Женя закурил, и в это время дверь распахнулась.

– Нашел! – Никита победно поднял над головой гитару.

– А мы ужастики слушаем, – остудила его пыл Алина.

– И чья очередь? – Никита уселся рядом с ней, поставив гитару на пол, и оперся на гриф.

– Светка тут выдала как трахалась с призраком; теперь, вот, Женькина очередь… Никит, может, лучше ты споешь?

– Я – как общество.

– Общество «за»! – обрадовался Женя, и никто не стал возражать.

– Ну, пеняйте на себя. Голос у меня никакой…

– Давай. Чего ты цену набиваешь? – подстегнула Алина.

Никита усадил гитару на колени, провел по струнам, прислушиваясь к звучанию.

– …Ночью все мысли красивы и смелы,/ Ночью курки на дуэлях взводились, / И кто ты, забыв на мгновенье, поверишь/ В собственную непогрешимость./ Звезды с небес ты срываешь в букеты,/ Станешь прекрасен, и честен, и верен,/ На свитерах заблестят эполеты/ И шпага пути до сердца промерит…/ Но луч восходящий бежит по постели,/ И мысли другие ведет на постой – / Разом с плеч эполеты слетели,/ Как самый последний осенний листок;/ И женщина плачет от нашего скотства,/ От наших измен и бессовестной лжи./ Штормом разбитый любви твоей остов/ В песке неурядиц давно уж лежит…/ Но вечер подходит, и плечи ссутулив,/ Плетешься в свой угол, где кресла и бра,/ И вновь в полумраке шесть твоих стульев/ Станут врагами, как и вчера./ Ты с нимбом, во злате; герой и творец ты;/ Ты вновь побеждаешь, противник бежит…/ И ждет тебя в красной ливрее дворецкий,/ И жаркие ласки наложниц твоих!..

– Класс!!.. – воскликнул Женя, – это ты сам придумал?

– Нет, у «Мумий Тролля» слизал, – обиделся Никита, – сам-то ты, как думаешь?

– Никит, а ты не пробовал сделать альбом? – спросила прагматичная Марина, – сейчас ведь это не проблема.

– Не проблема. Только нужны бабки, которых нет. Да и тематика чуть не та – сейчас ведь что поют? «…Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже…»

– Зря ты так думаешь, – Марина пожала плечами, – я «Шансон» слушаю, и мне нравится.

– Никит, – Алина положила руку ему на колено, – спой еще.

– Ты прикинь, – поддержала Марина, – нас ведь будут смотреть миллионы зрителей. Вдруг какой-нибудь крутой продюсер обратит внимание?..

– Точно! – Женя даже зааплодировал, – Мэри, ты – гений!

– Ну, давайте, – склонившись к гитаре, Никита откашлялся.

* * *

Едва коснувшись подушки, Лиза стала опускаться на дно темного бездонного колодца. Это не было падением, скорее, полет перышка, плавный и приятный. Время потеряло ценность, ибо темнота скрадывала его так же, как и пространство; потом возник свет. Он проявлялся постепенно, поэтому ничуть не пугал, доказывая только то, что бесконечности не существует. Лиза узнала собственную квартиру – оказывается, даже сны приводили ее не в сказку, а опять же на кухню. Слава богу, хоть утром она перемыла всю посуду.

…Конечно, вон она, пирамидой возвышается на краю раковины… Лиза направилась в комнату, собираясь включить телевизор, и вдруг увидела… бабушку, которая сидела в кресле и смотрела на нее долгим взглядом. Лиза хорошо помнила этот взгляд – он встречал ее каждый раз, когда она возвращалась из школы, и, наверное, благодаря нему, бабушка почти всегда угадывала, какие оценки получила внучка еще до того, как та откроет рот.

– Бабушка?.. – Лиза в растерянности остановилась.

– Бабушка. А ты кого ожидала? Скажи лучше, тебя по физике сегодня спрашивали? – она с непривычной легкостью встала и подошла к шкафу, – и сразу признавайся, за конфетами, небось, лазила, пока меня не было?

– Бабушка, милая, мне уже не тринадцать лет. Я давно сама покупаю себе конфеты.

– Да?.. – бабушка удивленно обернулась и вздохнула, – как все меняется… Ну-ка повернись к свету (Лиза молча повиновалась) Красивая стала… Видишь, не зря я тебя ограничивала в сладком. Смотри, какая кожа – ни одного прыщика!.. Как бы я хотела погладить тебя… – но вместо этого она все-таки заглянула на шкаф.

– Бабушка, – Лиза усмехнулась, – я не держу там конфет. Если хочешь, я принесу. Будешь? Может, чаю поставить?

– Спасибо, деточка, я сыта, – она вернулась в кресло, – ну, расскажи, чем ты занимаешься?

– Я закончила институт. Теперь работаю.

– А на меня ты ни за что не обижаешься?

– Что ты?.. Ты у меня самая лучшая и самая правильная бабушка в мире!

– Спасибо. Знаешь, намного легче, когда тебя добром поминают. А муж у тебя есть?

– Вот, мужа нет, – Лиза вздохнула.

– Как же так? Такая умница и красавица…

– Сама не знаю… – собираясь с мыслями, Лиза достала сигареты, не спеша открыла пачку.

– Ты куришь?! – изумилась бабушка. Видимо, слов возмущения у нее не осталось, но все было написано в глазах.

– Сейчас почти все курят…

– Кошмар! – возмутилась бабушка, – ох, я раньше не знала!..

– А раньше я не курила, – перебила Лиза, – это когда Антон появился. Знаешь, когда он уходит, надо чем-то занять себя. Но ты не волнуйся, я совсем немного…

– Ну-ка расскажи мне о нем, – попросила бабушка.

– Я и не знаю, что рассказать, – с сожалением взглянув на пачку, Лиза положила ее на место, – когда я думаю, для чего мне это нужно, то не могу объяснить – сколько раз убеждала себя, что пора заканчивать, а он приходит и все начинается снова. Мысли всякие… типа, вдруг, правда, он любит меня?.. Знала б ты, как он говорит… когда захочет… и я верю. Или такая я дура, или это сильнее меня…

– Он женат и не хочет разводиться? – догадалась бабушка.

– Ну да, – Лиза кивнула, – это наваждение какое-то. Умом я понимаю, что никогда он не уйдет от нее, а мне-то уже двадцать семь, и надо что-то…

– Сколько?! Двадцать семь?! – бабушка изумилась даже сильнее, чем при виде сигарет, – как у вас время летит!..

– А у вас там нет времени? – спросила Лиза.

– А зачем оно нам? Мы и так счастливы.

– Тогда почему ты пришла? Ведь раньше ты не приходила.

– Я и не должна приходить, но кто тебя любит больше меня? Я чувствую, когда нужна помощь.

– Пожалуй, да, – Лиза снова полезла за сигаретами, – я закурю, ладно? Ты не сердись.

– Кури уж, – бабушка махнула рукой.

– Я не знаю, что мне делать дальше, – Лиза с удовольствием затянулась и выпустила дым за шкаф, – понимаю, что и так жить нельзя, и ужасно боюсь остаться без него. Наверное, мне надо хорошего пинка, чтоб я на что-то решилась – то ли прогнать его, то ли пойти к его жене, чтоб все расставить по местам, не знаю…

– Я помогу тебе, – бабушка кивнула, уяснив задачу.

– И чем же? – Лиза улыбнулась, вспомнив, как бабушка садилась рядом, когда она делала уроки, и с умным видом смотрела в тетрадку, будто что-то понимала в алгебре. Но ведь помогало!.. И решения приходили, вроде, сами собой…

– Все самцы метят территорию, – сказала бабушка, – собака задирает лапу, лось трется о дерево… и твой мужчина «пометил» тебя. Ты – его территория, и добровольно он с нее не уйдет. Но и пользоваться ею совсем не обязательно – надо ведь осваивать новые, биться с другими самцами… в этом смысл их жизни.

– Ты думаешь, кроме меня и жены, у него еще кто-то есть?

– А это не главное. Главное, у него нет цели жить с тобой – есть только желание сохранить на тебя право.

– Но что делать, если я радуюсь, когда он приходит даже такой, как есть? Я не могу от него отказаться! Понимаю, что дура, но ничего не могу поделать!..

– А я могу. Но при условии, что ты бросишь курить. Я ж забочусь о твоем здоровье…

– О, господи, бабушка!.. – Лиза рассмеялась, – ты все такая же! – она раздавила окурок в пепельнице, – торжественно обещаю – если все хоть как-то нормализуется, я брошу курить!

– Я верю тебе, – бабушка одобрительно кивнула, – ты всегда была честной девочкой. Будем считать, что сделка состоялась. У тебя есть его портрет?

– Конечно, есть.

– Сожги его в пламени свечи. Золу вотри себе в лоб и в грудь. Да, забыла – у тебя должна быть приготовлена банка с водой, только не с водопроводной, а с чистой. Три средних пальца окунешь в банку и произнесешь заклинание: «Чистая вода, потеки через печаль моего сердца, очисти мне мысли и кровь от мертвой любовной тоски, которая покоится в моем сердце, омой меня чистым потоком, смой его с моего лба и спаси сердце и мозг». Тремя пальцами начерти на лбу и груди косой крест и смой все. Только без мыла! Воду и золу выбрось, и ложись спать.

– И все? Так просто? – разочарованно спросила Лиза.

– А все делается просто. Главное, ведь не то, что ты делаешь, а кто за этим стоит. Ты поняла?

Сколько подобной белиберды Лиза уже читала во всяких журналах! …С другой стороны, журнал – это не бабушка, явившаяся неизвестно откуда…а, действительно, откуда она явилась? Как они там живут… если все это правда?.. Лиза подняла голову, но бабушка приложила палец к губам.

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – произнесла она шепотом, – но я не имею права отвечать. К тому же, мне пора уходить. Будет очень плохо, если кто-нибудь узнает об этой дорожке, но я так хочу тебе помочь! Я еще приду, чтоб довести все до конца… – бабушка стала уменьшаться, словно сдувающийся шарик, втягивая в себя всю обстановку квартиры…

…Перышко, легко покачиваясь, продолжало свой путь по бездонному пространству. Наверное, это ветерок занес его в комнату, и так же вынес обратно. Больше никаких промежуточных «станций» не предвиделось – только конечная, когда Лиза открыла глаза и увидела мрачное небо за окном, шкаф, стол… Она вспомнила, где находится; вспомнила сон, причем, даже отчетливее, чем, то, что происходило наяву.

…И когда оно происходило? Давно ли я здесь?.. У меня же нет с собой его фотографии! С другой стороны, я могу сделать все потом, когда вернусь домой… А я ж забыла заклинание… Если бабушка приснится еще раз, надо будет записать его… – Лиза сладко потянулась, – хороший был сон… Надо посмотреть, где остальной народ… и, вообще, что сейчас – вечер или утро?.. Мне ж в понедельник на работу… Она подошла к окну. Дождь закончился, но, ни звезд, ни луны, ни солнца так и не появилось – только мокрый, нахохленный лес; внизу поляна с полегшей травой и тишина. Какая-то неживая тишина…

Поправив смявшуюся юбку, Лиза направилась к лестнице.

* * *

– Все, я уже охрип, – Никита отложил гитару и встал, – пойду, пивка принесу. Кому-нибудь чего-нибудь захватить?

– Может, покрепче? – предложил Женя.

– Тебе – запросто. Девчонки, а вам?

– Я там ананасы видела. Чего они пропадать будут? – вспомнила Светка.

– И вина, – добавила Алина.

– А с тебя история, – Марина повернулась к Жене, – Никита, будем считать, песнями отстрелялся. Алине приготовиться.

– Настырная ты девка, как я погляжу, – Женя покачал головой, – ладно. Было мне тоже лет пятнадцать или чуть больше. Родители тогда каждое лето ездили в Ессентуки. У отца проблемы с желудком были, так он лечился, а мать бдила за ним – она, по жизни, боялась, что он найдет себе кого-нибудь, но суть не в этом, а в том, что меня они с собой не брали.

Правда, я особо и не рвался – что мне там делать? Моря нет, контингент язвенно-пенсионный. По крайней мере, они так рассказывали. Но дома оставлять одного тоже боялись, и вот каждое лето на три недели меня отправляли к деду в деревню.

Вернувшийся Никита выставил на стол «дары спонсоров».

– О чем речь? – спросил он.

– Женька свою страшную историю рассказывает.

– Пардон, – Никита открыл себе пива, – итак?..

– Итак, каждое лето я ездил к деду. Мне там даже нравилось, потому что у него была времянка. Есть я приходил в дом, телек глядеть тоже, а жил фактически в ней. Вставал, когда хотел, ложился тоже, приводил кого хотел – только кого там приводить? Я все мечтал, чтоб в городе у меня такая хата была – вот, где б я развернулся!.. А там приличные телки все наперечет – на них в очередь записываться надо, чтоб в клуб на дискотеку сходить. Короче, мрачно все это, и оставалась одна развлекуха – картишки. Соберемся у меня или у Толяна и режемся до одури.

– На что играли? – спросил Никита со знанием дела.

– На бабки, конечно, но, так, по чуть-чуть – чтоб на пузырь хватило, а больше нам в том розовом возрасте и не требовалось. Потом шли, либо на речку, либо по улицам шляться, благо у одного пацана отец «мусором» был, так никто нас не трогал…

Хату я никогда не запирал, потому что тырить там было нечего. И вот как-то ночью возвращаюсь от Толяна, а луна жуткая такая – красная, огромная. На другой стороне улицы собака гавкала-гавкала, да вдруг, как завоет! Некайфно как-то стало – хрень всякая в голову лезет. А мозги-то еще детские, – Женя засмеялся тому, что нашел достойное оправдание, – подхожу, значит, к своей хате, а дверь нараспашку. Но я ж помню, что прикрывал ее, иначе ночью комары задолбают. Подкрался и слышу – стул скрипит, а потом шаги. Мне показалось, что от этих шагов аж стены вздрагивают, честно. Не знаю, куда уж там сердце скатилось – по-моему, в ботинок. Короче, захлопнул я дверь, навалился на нее и не знаю, что дальше делать, ведь дверь-то для привидений не преграда…

– А привидения разве топают? – наивно перебила Алина.

– Да?.. Это ты сейчас умная, а мне не до таких нюансов было, – обиделся Женя, – кинулся я в сад, а там, вообще, абзац полный. От деревьев тени! Чуть ветерок дунет, за каждым кустом монстры всякие скачут!.. Я на улицу – а фонарь черти где висит, но смотрю, по другой стороне человек идет, и к соседям во двор сворачивает. Ну, думаю, Сашка от телки своей возвращается – он весной только из армии откинулся, голодный до этого дела. Я к нему; рассказываю, а он смотрит на меня, как на придурка – въехать не может, кто где ходит. Я чуть не в слезы… не, реально жутко было… Короче, в конце концов, пошли мы. Подходим, а в хате тишина. Я уж прикидываю, может, глюки? Во, прикол, думаю, на всю деревню!.. То боялся того, кто там есть, а теперь – что там нет никого…

– Метаморфоза, – задумчиво произнес Никита.

– …открывает Сашка дверь. Я включаю свет и вижу – на моей постели лежит пьяный в хлам мужик; хлипкий такой, пиджачок задрипанный… Ну, я его хватаю, и на пол, да со злости еще и пинчиной по ребрам засадил!.. Мужик взвыл, глаза растопырил; даже протрезвел, по-моему, а Сашка меня, как швыранет в угол! Это ж, говорит – Егор! (Он-то там всех знает). Пришлось потом этому Егору еще и пузырь ставить – хорошо хоть ребра не сломал… Такая, вот, история с привидениями.

Казалось бы, хороший конец должен настроить на веселый лад, но никто не засмеялся.

– Не, вы просили прикольное, я выдал! – возмутился Женя.

– Выдал и ладно, – Светка все-таки улыбнулась, – типа, клевая история… а дождь кончился…

– Блин, хотел, как лучше… – Женя наполнил рюмку.

– Сейчас посмотрим, что там с дождем, – допив пиво, Никита поднялся.

– Пойдем, покурим на воздухе, – Алина тоже встала, и хотя наступила очередь ее истории, никто не стал возражать.

– Натуральные дети, – вынес приговор Никита, когда они вышли в холл.

– И я тоже ребенок?

– Не знаю, – Никита взял ее руку, – но ты мне нравишься.

– А говорил, только в кухарки гожусь, – Алина засмеялась.

– Ну, ладно, – Никита виновато наморщил нос, – считай, первый комплимент вышел комом.

– Ты хороший, – сделала неожиданный вывод Алина.

– Чем же?

– Не знаю. Мне так кажется. С одной стороны, ты какой-то правильный и основательный; с другой, полный разгильдяй… только не обижайся.

– На правду не обижаются, – Никита открыл дверь, впуская в дом опьяняюще свежий воздух. В это время раздались шаги, и с лестницы спустилась Лиза, то ли задумчивая, то ли печальная.

– Уже утро? – она оглядела холл, в котором, из-за отсутствия окон, свет горел постоянно.

– Не знаю, – Алина пожала плечам, – мы еще не ложились.

– А ты чего такая убитая? – спросил Никита, – пива хочешь?

– Не хочу. Мне сон приснился.

– Страшный?

– Да нет, но с тех пор, как бабушка умерла, она мне ни разу не снилась, а тут, прям, разговаривала со мной, да так все складно… совсем как в жизни. Я в детстве у нее подолгу жила. Отец по командировкам ездил, а мать часто в ночь работала. В выходные меня, конечно, забирали…

– Суровая была бабка?

– Нормальная, хоть и воспитывала. А вы куда?

– Воздух никотином отравить.

– Можно с вами?

Все трое вышли на крыльцо. Ветра не было, и лес казался мертвым – лишь редкие капли срывались с листьев, гулко падая в лужи; и сумерки, от которых все уже начали уставать.

– Я, наверное, уйду с проекта, – сказала Лиза, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Тебе тут не нравится? – Алина прислонилась к Никите, усевшемуся на перила, – можно?

– Конечно, – он обнял ее, – а чего ты надумала уходить – все ж только начинается.

– Мне в понедельник на работу.

– Где ты и где понедельник? – Никита засмеялся, – поверь, здесь он не наступит никогда.

– А разве так бывает?

– Эх, девчонки!.. Зачем вы заставляете меня вспоминать то, чему я посвятил полжизни?..

– Ты занимался чем-то ужасным?

– Да нет, ничего ужасного. Просто из того, что я знаю, следует, что мы представления не имеем о собственном мире. А жить с ощущением этого, прямо скажем, не очень уютно.

– Чем же ты занимался? – спросила Алина.

– Наукой. Тем, что мы, например, привыкли считать будто точка пространства и момент времени – это две объективные реальности, существующие независимо от нас и друг от друга. Нам при таком варианте хорошо и удобно, типа, посмотрел на часы – восемь, к примеру, и все ясно…

– От этого тебе неуютно?

– …а еще Эйнштейн говорил – истинным элементом причинно-следственной локализации является событие. То есть время не абсолютно, и понятие «одновременность» имеет смысл только в одной определенной системе координат.

– Ты чего-нибудь поняла? – Алина вопросительно посмотрела на Лизу.

– Никит, – Лиза улыбнулась, – мы две глупые овцы, поэтому говори по нормальному.

– По нормальному? По нормальному то, что мы называем «реальным временем» – понятие условное и придумано людьми, исходя, так сказать, из социальной потребности. В природе нет такого времени. Это понятно?

– А что же есть?

– Есть энергетическая категория – «время», которая, кроме такого пассивного свойства, как длительность, имеет еще и активные: направленность хода и плотность. А отсюда вытекает, что время, как физическая величина, может воздействовать на состояние вещества. Если б время не являлось энергией, то наша Вселенная давно бы погибла… Ой, девчонки, давайте не будем, иначе сейчас мне придется объяснять вам строение Вселенной, и что энтропия в ней, являющаяся, как известно, результатом действия второго начала термодинамики, непрерывно возрастает. В конце концов, мы придем к тому, что, поскольку Вселенная еще существует, небесные тела являются своеобразными энергетическими установками, перерабатывающими время, которое и служит сырьем для жизни вообще…

– Ты серьезно? – Алина отстранилась, чтоб убедиться, что Никита не смеется над ними.

– Абсолютно. Один наш выдающийся астрофизик по фамилии Козырев доказал это еще в середине двадцатого века.

– А почему об этом нигде не пишут? – удивилась Лиза.

– Зачем? Кому надо, тот знает, а если писать, то у народа крыша поедет, да придется немедленно менять программы всех вузов и школ, а результат?.. Да нулевой! Мы пока не достигли того уровня цивилизации, при котором с подобными проблемами приходится сталкиваться вплотную. Они так, возникают мелкими фрагментами, типа всяких привидений, и пока их вполне можно рассматривать как аномальные явления… Сложно с вами, девчонки. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Или пойдемте, я вам песенку спою.

Не видя смысла продолжать беседу, суть которой уяснить невозможно, Лиза открыла дверь.

– Кто это?… – она испуганно шагнула назад.