Текст книги "Медведь"

– А в тайгу? – усмехнулся Виктор. Он говорил мало, все больше слушал: попутчица забавляла его. Были в ней непонятные пока обаяние и непосредственность, которые вызывали в душе живой отклик.

– В тайгу? – Она задумалась на мгновение, потом махнула рукой: – И там выживу.

– Легкомысленная ты очень. В тайге медведи живут, они тебя не впишут.

– Но люди-то там тоже есть! – попыталась защищаться Юля.

– Конечно, только не каждый в свою землянку пустит. А если не откажет – сама сбежишь через пару дней. Комары там едят, и клещи с каждого куста прыгают.

– А ты откуда знаешь? – с вызовом спросила она. – Про землянки?

– Живу я там. – Ответ был немного ироничным, но правдивым. Неизвестно, как восприняла его Юля, только она сменила тему, и стала рассказывать о своих друзьях по Покровке.

Когда они уже въезжали в Дзержинск, Виктор спросил ее:

– Где вписалась?

Девушка отмахнулась, и, заметив его недоуменный взгляд, пояснила:

– Так… у козла одного! Да не переживай, я привыкла уже. Ничего особенного.

Остановившись на том же перекрестке, что и в прошлый раз, Виктор пожелал ей удачи.

– И тебе не кашлять, – ответила она, махнув рукой, и он вдруг поймал себя на мысли, что уже видел этот жест вчера. Точно так же с ним попрощалась Галя.

7

На другой день с самого утра он подъехал к дому сестры, думая вместе с ней проводить детей в садик и провести ее по магазинам детской одежды.

У первого подъезда сидела кучка мужиков – человек шесть, не меньше, и парочка держала в руках одноразовые стаканы. Виктор проехал мимо них, обратив внимание на то, что пьют они шампанское. Сразу вспомнилась фраза из «Бриллиантовой руки» по поводу аристократов. Впрочем, лица мужиков на аристократов-то как-то не тянули.

На лавочке возле пушистого куста сирени привычно примостился знакомый старичок. Он опирался все на ту же палку и смотрел перед собой подслеповатыми глазами.

– С утра заправляются, – сказал после того, как ответил на приветствие.

– Рановато начинают, – согласился Виктор.

– Встают как на работу. Каждый день в семь часов.

– Ритуал, что ли?

– Так заведено, – пожал плечами дед. – Дольше терпеть нету сил: трубы горят. Опухшие выходят, злые – не разговаривают. Зато опохмеляться – и смеяться начинают. Будто перерождаются.

– Тяжелая у них жизнь. – Виктор особо не торопился, зная, что, в крайнем случае, встретиться с Еленой и детишками прямо у подъезда.

– Обычно – так оно и есть. А сегодня – щенячий праздник.

– Это как? – не очень понял Виктор.

– Шампанское купили. Деньги у кого-то, видать, завелись. Вчера не могли на чекушку насобирать. Я им уже не даю, потому что бесполезно – не возвращают.

– Почему тогда нельзя взять, чего попроще, а сдачу отложить на завтра?

– Можно, только они живут, как Христос завещал. – И, заметив удивленный взгляд Виктора, старик хрипловато засмеялся: – Как птицы – не думают о завтрашнем дне. Совсем не думают. А потом, если есть возможность, хочется ведь пожить по-человечески, разве не так?

– Пожалуй, да, – согласился Виктор. – Вопрос только в том, что считать за человеческое.

– То-то и оно, – кивнул дед. – Что считать.

– Нравится им такая жизнь, что ли? Пустая ведь и бесполезная.

– Так ведь не нравится, думаю, потому и пьют. Прячутся от нее. Как дитя малое глаза закрывает – и думает, что не видит его никто.

– Или страус, – вставил, непонятно зачем, Виктор: слова старика не требовали уточнения.

– Правильно. Страусы тоже прячутся в песок… – Дед вздохнул. – Не любят они жизнь, и думают, что та тоже их не любит.

И тут Виктору пришла в голову мысль, что ведь и он тоже, как дитя малое, прятался в своей тайге от жизни, не принимая ее и даже немного ненавидя. По сути, он ничем не отличался от этих мужиков, разве что не сидел у подъезда, сложа руки, а наоборот, искал утешения в трудностях. Хотя, может, и не трудностей вовсе жаждал, а смерти. В таком случае, он пал еще ниже. Мужики хотя бы после восьми утра смеяться начинают, Виктор же восемь лет боялся в зеркала смотреться.

Сестра с ребятишками действительно скоро вышла. После садика Виктор заставил ее сесть в машину и поехать с ним на городской рынок.

– Денег хватит ли на что… – засомневалась по дороге Елена. – Мой-то нашел подарок. Забрал половину, говорит, вам и этого много.

– Может, завтра не полезет искать.

– Куда там! Вечером без копейки останется. Проиграет все.

Продавцов на рынке, против прежнего, осталось мало. Железные навесы переоборудовали в контейнеры, но это не помогло, и половина из них оставалась пустыми. Торгаши перебирались в торговые центры, которых понастроили по городу несколько десятков. Рынок понемногу умирал, а держался, как пояснила Елена, за счет приезжих из окрестных городков да деревень. Как при Советской власти существовали «колбасные» поезда в Москву, так теперь еще оставались субботние «рыночные» электрички в Дзержинск. Но и те постепенно пустели: народ учился покупать цивилизованно – в магазинах, за благоустроенными прилавками.

Первым покупателям всегда рады. Виктор велел сестре деньги не считать, а выбирать то, что нужно.

– У самого-то есть, на что жить? – озабоченно спросила она.

Одежду взяли на вырост – чтобы хватило на пару сезонов, а потом еще младший донашивал. После демисезонной подобрали и зимние курточки – китайские, как и большинство товара, но хорошего качества. Виктор заплатил за все сам.

Напоследок они заехали в гипермаркет и вышли оттуда с двумя огромными пакетами. Елена даже заохала, что в холодильник столько не влезет. Только можно было предположить, что четыре наголодавшихся рта смолотят все это за два-три дня.

Доставив ее домой, Виктор попрощался до вечера и отправился к ближайшей церкви. Она находилась всего в полукилометре, была выстроена из дерева и выглядела внушительно. Кроме деревянной постройки, рядом находилась еще одна, новее – из красного кирпича. Дальше высилось четырехэтажное здание, о котором Виктор почему-то подумал, что в нем находится монастырь. На самом деле, это, скорее всего, было хозяйственно-административное здание, но прояснять вопрос особого желания не возникло.

В церкви шла служба, и народа, несмотря на рабочий день, собралось много. На входе располагался большой стол, за которыми суетились две старушки, продавая прихожанам свечи, принимая заказы на различные ритуалы и бойко поясняя желающим, что лучше всего есть в пост и как пройти причастие.

Купив несколько свечей, Виктор спросил у продавщицы, одетой во все черное:

– Скажите, а батюшка Андрей Руднев сегодня работает.

– А как же, милок! Службу ведет.

– С ним можно поговорить?

– Да что ты! Только после окончания. Это часа через два.

– А вы кто ему будете? – участливо спросила вторая старушка – щупленькая и, кажется, более сговорчивая.

– Друг детства. Я издалека приехал.

– Давненько не виделись?

– Десять лет.

– Ого, срок немалый, – кивнула старушка. – Ладно, сейчас мне нужно к ризничному подойти, а потом я скажу о вас батюшке.

Виктор поблагодарил ее и, приготовившись ждать, заглянул в помещение самого храма. Молящихся было много, так что пройти между ними представлялось затруднительным. Впрочем, старушке это оказалось делом привычным: она нырнула в толпу и попросту исчезла из поля видимости. Ее малый рост и узкие плечики были сейчас как нельзя более кстати.

Внутреннее убранство храма оказалось шикарным. Стена напротив прохода плотно увешана золотыми иконами, потолок покрыт щитами с росписью и даже на опорных столбах тоже висели картины с изображениями святых. Ведущий службу батюшка произносил слова густым сочным басом, а подпевали ему на хорах молоденькие и тонкие голосочки. В целом звучало приятно, и вся обстановка настраивала на серьезный лад.

Люди поминутно крестились и кланялись, но, присмотревшись, Виктор различил в рядах молящихся едва приметную тропочку, по которой между местами с горящими свечками сновала еще одна старушка. Когда она проходила через толпу, ей подавали купленные свечки, и она ставила их, куда требовалось. Свои Виктор тоже отправил через чьи-то руки со словами: «За упокой».

Он совершенно не разбирался в богослужении и плохо представлял, о чем сейчас поют. Сама атмосфера храма, однако, действовала успокаивающе, и он ощутил, что напряжение, почти никогда не покидающее его и подтачивающее, как древесный червь, понемногу спадало.

Чтобы не занимать место и не мешать пришедшим молиться по-настоящему, он снова вышел из главного зала. Впрочем, народ сгрудился и на входе.

Вскоре толпа зашевелилась, расступаясь, и у порога возникла фигура батюшки в золотисто-белой рясе и большим крестом на груди. Он выглядел солидно, имел приличное брюшко, и аккуратная борода скрывала половину его лица. Служитель остановился, внимательно всматриваясь в лица прихожан, и, увидел Виктора, направился к нему. Походка батюшки немного не вязалась с фигурой – была пружинистой и даже энергичной.

Только после этого Виктор сообразил, что перед ним Руднев.

– Рад видеть тебя! – произнес тот и протянул руку. От него пахнуло ароматом благовоний.

– Здравствуй!

Они обменялись пожатиями, и Виктор сказал немного виновато:

– Прости, что отрываю от работы.

– Ничего, один раз за десять лет можно! – Руднев усмехнулся, и Виктор отметил, что у друга немного изменилась манера говорить: он, будто, тянул слова, и звучали они ниже, чем прежде.

– Батюшка, благословите! – Какая-то женщина подскочила к Андрею, и тот перекрестил ее, дав поцеловать крест.

– Есть время?

– Да.

– Тогда давай встретимся у центрального входа на территорию через два часа. Ты на машине?

– Черная «Тойота».

– Хорошо, разыщу. Жди в ней, я выйду к стоянке.

Служба, похоже, закончилась чуть раньше, потому что народ потянулся из ворот, поминутно останавливаясь и отвешивая поклоны. Особо усердствовали бабушки, не смотря на жару, одетые в темные наряды. Несколько попрошаек, сидящих на деревянных ящиках, уже не развлекались беседой: у них наступила пора чеса.

«Hyundai Santa-Fe» вырулил с территории храма еще через четверть часа. Он повернул в сторону стоянки и притормозил рядом с машиной Виктора. Тонированное стекло опустилось, и бородатая голова немного высунулась из окна.

Виктор вышел из «Тойоты» и подошел ближе.

– Садись ко мне. Свою оставь здесь, никто ее не тронет.

Удобно разместившись на пассажирском кресле, Виктор посмотрел на друга внимательнее.

– Что, не узнаешь? – усмехнулся тот.

– Сейчас узнал быстрее, чем в церкви.

– Думаешь, разжирел на казенных харчах?

– Нет, не думаю. Интересно просто, как тебя сюда занесло.

– Все, брат, расскажу. Поедем в наше с тобой любимое место и там поговорим.

– В «Два капитана»?

– Точно. Не забыл, значит.

– Такое не забывается.

– А помнишь, как один раз к нам девочки клинья подбивали? – Руднев хохотнул, и тут Виктор окончательно убедился, что перед ним сидит прежний Андрей. Впрочем, что-то в нем должно было измениться за эти годы. Не могло не измениться, если час он назад видел его в поповской рясе.

Кафе встретило их полутьмой и прохладой, что было совсем не лишним в жаркий летний день. Руднева, похоже, здесь по-прежнему хорошо знали, потому что сразу провели в отдельный номер. Там стоял стол, сделанный из толстых досок, покрытых лаком, и такие же скамьи. Даже стены оказались обиты деревом – что-то типа фигурной евровагонки, – только смолой не пахло. Хорошая имитация под «натуру».

– Завсегдатай? – спросил Виктор понимающе.

– Не без этого, – кивнул Андрей. – Помнишь, у меня здесь товарищ работал, который нам водку подгонял не паленую? Тогда ведь, куда ни ткни – спирт технический с водой смешивали и разливали.

– А сейчас?

– И сейчас практикуют. В магазине такое количество сортов – не знаешь, какую брать. Половина – откровенное дерьмо.

– Так что товарищ? – напомнил Виктор.

– Стал совладельцем. По-прежнему советует и никогда не обманывает.

– Значит, есть в этом мире что-то неизменное.

Руднев сделал заказ, и миловидная девушка в короткой красной юбочке и таком же галстуке пошла его выполнять.

– Сегодня среда, день скоромный, но ради такой встречи можно отойти от правил. В конце концов, они для того и создаются, чтобы их нарушать.

– Совесть не замучает? – Виктор усмехнулся, мимоходом бросив взгляд на пару картин, висевших чуть выше уровня глаз. На одной была изображена обнаженная женщина, лежащая на песке, а другой – натюрморт с фруктами.

– Потерплю. Не впервой. Нужно понимать, что работа – это важно, но заклиниваться на ней – лишнее. Бабулям, которые ко мне идут за успокоением души, я положенное отдаю. Облегчаю, так сказать.

Они немного помолчали, и Руднев, кивнув на широкую грудь друга, уважительно произнес:

– А ты, я смотрю, форму не теряешь.

– Жизнь не дает.

– Галину видел уже?

Вопрос был простой, но резанул своим острым краем Виктору по уху. Он лишь кивнул в ответ.

– Понимаю. – Руднев, посторонившись, позволил девушки поставить на стол поднос с бутылкой коньяка, стопками и кое-какой закуской. Поблагодарил и взялся за спиртное.

– Ну, Витек, давай за встречу. Часто о тебе думал, хотел написать, да не знал, куда.

– До меня письма и не доходили, почитай что.

– Глубоко забрался?

– На самое дно.

– Верю, потому что самому побывать там тоже довелось. Сейчас расскажу.

Чокнувшись, они выпили по первой и закусили салатом.

– Хочешь знать, как я дошел до такой жизни? – усмехнулся Руднев. – Кстати, чем тебя она не нравится?

– Я этого не говорил. Просто непривычно видеть тебя в поповском наряде.

– Э-э, брат, чтоб одеть его, мне пришлось три года трубить на Колыме.

– В каком смысле? – не понял Виктор.

– В самом прямом. Но давай по порядку. А вначале – по второй, чтобы масть пошла.

Они снова выпили.

– Хорош коньячок, между прочим. Рекомендую, – сказал Руднев, смакуя послевкусие напитка.

– Я не специалист, вообще-то.

– Поэтому и говорю… Так вот, расстались мы с тобой, Виктор, десять лет назад, и оставил ты мне преуспевающую фирму. Я, вроде бы, дураком не был, поэтому через год и филиалы наши окрепли, и деньги свободные появились. Только одному за всем следить тяжело стало. Вначале тебя ждал, думал – вернешься, когда пройдет стресс. Не дождался, взял одного паренька. Шустрый такой, и папаня у него работал в администрации. Чем не прикрытие? Срастание бизнеса и политики, так сказать. Деньги пошли настолько хорошие, что требовалось их куда-нибудь вложить. Были у нас, конечно, конкуренты, но оборотами мы их давили свободно. Мне этот паренек и посоветовал контору по продаже недвижимости открыть. Подумал я с месяц – а потом решился.

– Новое дело всегда рискованно начинать.

– К тому времени рынок изучил достаточно хорошо. Времени зря не терял. И первые сделки тоже прошли прекрасно. Нарадоваться не мог. Думаю: за что ни возьмусь – везде пруха. Может, я гений? Смешно, конечно, но гордыня зашкалила за критическую отметку… – Руднев усмехнулся. – Кстати, это я сейчас такой умный, рассуждать могу, а тогда не видел в себе никакого изъяна, от успеха голова кругом пошла.

Крякнув, он разлил еще по стопке и поднял, предложив тост:

– Чтобы всегда видеть впереди пропасть, в которую тебя несет вместе с остальным стадом.

Закусив, продолжил:

– Подробности опущу, мне и самому они неприятны. В общем, подставили меня. Одна фирма-компаньон провела аферу, а затыкать дыру пришлось мне. И, чтобы не убили, вынимать деньги из оборота. Оставил только одну точку, а паренек от меня сразу ушел. Как потом оказалось, все произошло с его подачи. Засланный был казачок-то! Сейчас вместе с папой городом правит. Масштабы растут, аппетиты тоже… А когда конкуренты давить стали и начались настоящие метаморфозы – то поставщики обманут, то договор, почти уже заключенный, на возврат идет, понял я, что проблема назрела нешуточная, и сидит она во мне самом. И – можешь считать меня последним болтуном! – поверил я в Бога. Закрыл контору – и подался в церковь.

– Грехи замаливать?

– А ты не смейся, Витек.

– Я не смеюсь.

– Все эти годы думалось мне, что поймешь ты мой поступок. Не знаю, почему, но думалось, – Руднев замолчал на несколько секунд, поддавшись воспоминаниям, потом продолжил: – Вначале был простым пономарем и послушником, потом – чтецом. Конечно, протоирей Михаил частенько вел со мной беседы, пытаясь понять, что мне надо, а я к тому времени этого еще сам не знал. Посоветовал он мне осмотреться как следует, и, если почувствую, что призывает меня Господь на новое поприще – сделаться иподиаконом. Это чин не священный, но последняя ступень перед получением низшей степени священства.

– Наверно, почувствовал, что голова у тебя на месте, – кивнул Виктор.

– Не в последнюю очередь. Ведь дураков в протодьяконы не берут.

– Как и в космонавты.

– Точно. Но, чтобы стать им, мне пришлось три года отрабатывать в бывшем каторжанском поселке на Колыме. Народ там, сам понимаешь, Диккенса не читал. Большинство – откинувшиеся урки. Кто-то с семьями, кто-то без. Женщины на вес золота. Дурнушек нет, потому что любая дурнушка для мужика после зоны становится красавицей и идет нарасхват. Работы никакой. Кто предложит преступнику, хоть и бывшему, место на алмазном прииске или комбинате золотодобычи? Вот и приходилось людям рыбалкой жить да охотой. Женщины с детьми орехи и коренья съедобные собирали – представь, это в двадцать первом веке!

– Представляю. Сам так жил десять лет.

– Шутишь! – В глазах Руднева промелькнуло недоверие.

– Сорок километров от Бодайбо.

– Выходит, мы с тобой какое-то время соседями были.

– Выходит, так.

– Ну, тогда не буду тебе рассказывать подробно, как меня чуть живым в могилу не закопали. Вступился за мужичка, а его смерти уж очень многие хотели. Через мое тело даже решили переступить. Хорошо, что кроме слова Божьего, у меня дробовик заряженный под рукой оказался. Человеколюбие проявил, значит. Потом, когда уже отстоял его, он мне признался: говорит, не получилось бы у тебя – замочил перед тем, как смерть принять от твоих прихожан. Плюгавый на вид мужичонка, а злости – на троих с избытком. Знакомо?

– Отчасти, – кивнул Виктор. – Народ и у нас, бывает, с ума сходит.

– Тайга – она сущность человеческую наизнанку выворачивает. Чтобы ужиться там, одного ума мало. Цель нужно иметь. И стремиться к ней всей душой.

Виктор примерил эти слова на себя и кивнул:

– Возможно, ты прав.

К тому времени девушка уже принесла картошку с рыбой и овощами, а в бутылке оставалось еще третья часть. Они основательно поели, и Руднев закончил свою историю.

– Вернулся оттуда другим. Поседел, как Хома Брут, верою окреп. Здесь получил титул иерея. Год назад женился на одной из прихожанок. Сейчас жена на шестом месяце.

– Не тянет назад? – спросил Виктор, посмотрев на руки друга. Они были широкими и узловатыми, точно из дерева, хотя кожа посветлела и сделалась мягкой. Вспомнил его пожатие – крепкое, мужицкое.

– Боже упаси! – отмахнулся Руднев. – Романтики хорошо в меру. Пора думать о будущем.

– Кого ждете?

– Не пускаю жену на ультразвук. Господь сам знает, что нам надо. Родится сын – хорошо; дочь – тоже плакать не стану. Как сказал Абдулла из кинофильма «Белое солнце пустыни», хорошая жена, дети и вместительный «паркетник» – что еще нужно для полного счастья?

Когда они вышли из кафе, Руднев позвал Виктора в свой «Hyundai Santa-Fe».

– Довезу прямо до подъезда, не переживай.

– Ты же выпил! – удивился Виктор.

– У меня все гаишники знакомые. Думаешь, им легко взятки брать? Некоторые ходят исповедоваться.

– Первый раз слышу про такое!

– Потому как никто тайну исповеди не разглашает, – хохотнул Руднев. – Они тоже люди, хотя не все и не всегда. А особенно звереют после праздников.

Долго расставались у подъезда, засидевшись в машине почти до темноты.

– Заходи в любое время. Был страшно рад тебя видеть.

Виктор кивнул:

– Я тоже. Жена ругать не будет?

– Она у меня воспитанная.

– Передавай ей привет.

Уже при прощальном рукопожатии Руднев вдруг вспомнил со смехом:

– Слушай, а ты прежде не мог пить водку! Стало быть, научился?

8

Не совсем понятно, почему, но в следующий раз встретиться с Юлей Виктор решил ближе к вечеру. Возможно, показались забавными ее рассказы о друзьях-музыкантах; возможно, вспомнил ночные прогулки по Большой Покровке в бытность свою студентом. Тогда она называлась улица Свердлова, и была излюбленным местом молодежи. Жизнь на ней замирала только после полуночи, когда начинали свой обход милицейские патрули, увязающие в горах мусора и пустых бутылках из-под пива.

В этот раз он нашел местечко для парковки значительно быстрее: рабочий день давно закончился, и машины с проезжей части плавно рассосались, чтобы материализоваться где-нибудь во дворах.

Прогулку начал прямо с площади Горького, неторопливо бредя в попутном потоке и изучая вывески магазинов и новых кафе. Народ в своей массе никуда не спешил, а расслаблялся по полной программе. С холодным пивом шли даже девчонки. Зной к вечеру только усилился, и неудивительно, что все пытались спастись от него самым простым способом.

Музыкантов он услышал, как и в прошлый раз, задолго до того, как смог рассмотреть. Бренчала гитара, и ей подыгрывала флейта. Голосов слышно не было, и Виктор немного удивился, потому что до закрытого на ремонт кафе, где в прошлый раз обосновалась Юля, оставалось еще добрых сто метров.

Оказалось, что музицировали парень с незнакомой девушкой, причем довольно профессионально. Особо не разбираясь в технике, Виктор увидел, как летают по клавишам тонкие пальцы музыкантши. Ее партнер играл на семиструнной гитаре и тоже весьма необычно, почти не увлекаясь аккордами – как джазовый аккомпаниатор. Заслушавшись и оценив их работу в сто рублей, Виктор направился дальше. Похоже, сегодня был урожайный день на исполнителей.

Юлю он увидел только во второй группе. Она тусовалась рядом с кафе, стекла которого были забрызганы раствором и побелкой. Здесь же, возле ступеней, лежали мешки со строительным мусором.

Ребят было четверо. Рядом с девушкой стояли еще два парня – оба с гитарами, а третий – худенький и юркий – сновал в толпе прохожих с майонезной баночкой в руках. Особых успехов у него не было: большинство людей просто не замечали аскера и шли своей дорогой.

Играл и пел один из парней – высокий черноволосый красавец, голос которого лился густо и без надрыва, а временами – на повторах – в лад ему подпевала и Юля. Рядом с ними на асфальте стояло три открытых бутылки с пивом и еще несколько штук выглядывали из расположенной рядом мусорницы.

Песня была из репертуара Александра Розембаума. Прислушавшись, Виктор узнал ее – «Вальс бостон».

На ковре из желтых листьев, в платьице простом…

Грустно и одновременно распевно – есть, где показать вокал. Тембр у парня действительно приятный. Похоже, это тот самый Макс, о котором говорила Юля.

Когда ребята закончили «Вальс…», Виктор заметил, что губы у них сильно пересохли, неудивительно, что сразу после этого все трое потянулись за стоящими невдалеке банками.

Он подошел и остановился поодаль, ожидая, когда те созреют для следующего номера. Щуплый аскер, подсчитав мелочь в своей банке, радостно сообщил:

– Еще на одну хватит!

Девушка, приставив инструмент к дереву, невысоким обрезком торчащему из оставленного ему клочка земли – все остальное вместе с тротуаром было заложено брусчаткой, – стала приводить в порядок волосы. Они сильно растрепались, но вместо расчесывания Юля просто собрала их пучком и заправила в резинку. И вдруг она заметила Виктора.

Улыбнувшись, помахала ему рукой и сказала несколько слов друзьям. Виктор их не расслышал, но направился к ребятам.

– Тот самый цивил, что ли? – немного скривившись, произнес высокий и черноволосый. У него это вышло довольно громко. Второй – ниже ростом и плотнее фигурой – смотрел на Виктора с явным интересом.

Юля кивнула товарищу и подала руку подошедшему Виктору:

– Привет. Как дела?

– Приехал прогуляться. Давно не выбирался в люди.

– А мы работаем. Сегодня жарковато, дают не очень.

– Мозги у людей тают, – хмыкнул высокий.

– Знакомься, это Макс, – Юля показала рукой на исполнителя «Вальса», потом на их второго товарища: – Это вот Ген. За аскера Василий.

Самому непредставительному из четвертки пареньку почему-то досталось самое солидное имя. Лицо у него было смуглым и в чем-то даже восточным. Может быть, Василием его называли по аналогии с Василием Алибабаевичем из «Джентльменов удачи».

– Поете неплохо, мне понравилось. – Виктор нисколько не покривил душой, но Макс почему-то пренебрежительно ухмыльнулся. Как потом выяснилось, у него была такая манера общаться.

Опрокинув последние капли пива, Юля подошла к мусорнице и положила банку туда. Потом спросила у Виктора:

– У тебя найдется стольник?

– Конечно.

– Одолжи.

Увидев деньги, ребята оживились. Василия сразу снарядили гонцом в ближайший киоск, и Макс крикнул ему вослед:

– Мы у Жорика будем.

– Пойдем отдохнем, – предложила Виктору девушка. – Я тебе рассказывала о Жоре? Он сторожем работает в кафе. Там днем ремонт делают, а вечером мы иногда собираемся.

Идти далеко не пришлось. Они пошли к тому самому крыльцу, возле которого лежали мешки с мусором.

Жора оказался самым возрастным из всех ребят. Если Максу и Гену можно было дать лет по девятнадцать-двадцать, то Жоре – около двадцати пяти. Он и вел себя солиднее, и речь у него оказалась более правильной и привычной для Виктора.

Внутри заведения никакого изыска не имелось. Несколько переносных деревянных площадок, металлическое корыто для замешивания цемента, кое-какой инвентарь и пара самодельных скамеек, сделанных из плохо оструганных досок. В закутке, правда, ютилась лежанка, на которой спал сторож, и подобие кухонного стола с кипятильником и немытой посудой.

Гонец вернулся минут через десять, и все это время ребята обсуждали свой бизнес. Ген утверждал, что нужно было не Розембаума петь, а Новикова, а Макс по этому поводу съязвил, что тогда уж лучше ГО или Цоя.

– Я от него тащусь! – сказал Василий, и Виктор не очень понял, кого он имел в виду.

Ребята принесли из подсобки стол и придвинули к нему скамьи. Места хватило всем, так что принесенное пиво ушло за милую душу. Народ повеселел, и Макс уже без обиняков спросил у Виктора, отказавшегося от своей доли спиртного, есть у того еще деньги.

Пока Василий снова умчался за добавкой, разговор с музыки плавно перешел на философию, и Юля, раскрасневшаяся и хмельная, заявила:

– Правильно Егор сказал: жизнь – дерьмо… Эх, ребята, таких людей теряем!

– Я с ним в Питере за одним столом сидел, на фестивале – кивнул Ген. Он, судя по всему, был коммуникабельным парнем, но только до тех пор, пока не превысил положенную ему норму спиртного. Потом сделался задиристым и отстаивал свое мнение чуть не до драки.

Похоже, эту историю Ген рассказывал уже много раз, и все равно ее выслушали с удовольствием. Хотя, ничего особенного не прозвучало: Ген описал, как Егор Летов много пил и мало закусывал, подчеркнув его «пацанский» характер. И тогда Виктор выложил все, что знал о Чиже.

Его выслушали вежливо, но недоверчиво: во-первых, человек он для компании еще чужой, а во-вторых, очень уж не совпадал рассказ с тем, что ребятам было известно. То, как Сергей Чиграков вел себя дома, мало походило на его образ рокера. Зато все были наслышаны о его подвигах с покойным Алексеем Хрыновым Полковником – мол, они и стекла в магазинах били, и с ментами дрались.

– Этого я не знаю, – развел руками Виктор, и Макс очередной раз чуть презрительно хмыкнул: откуда тебе такое знать, цивил несчастный.

Через некоторое время Жорик, тоже пивший вместе со всеми, хитровато подмигнул и исчез в подсобке. Появился оттуда с папиросой – что-то типа «Беломорканала», и остальные ребята дружно зааплодировали.

– На косяк хватило.

Глаза у Юли и без того блестели лихорадочным огнем, она много смеялась и что-то говорила о Башлачове, о его последнем выступлении, запись которого ей нравится больше всего – потому что там уже есть предчувствие смерти, а такие люди могут о ней догадываться за несколько месяцев… Макс на эту тему рассуждал сдержанно, а вот Ген с Василием чуть не схватились за грудки. Первому не нравились шуточные песни СашБаша, а второй тащился от них и приравнивал к сказкам Высоцкого.

Оказалось, что Владимира Семеновича здесь тоже особо не жаловали. Вступился за него только Жорик. Тот стал напевать самые прикольные куплеты, чтобы доказать свою правоту, и они с Василием обнялись, стараясь перекричать остальных. Голосов что у того, что у другого, не было, к тому же парни фальшивили, и их быстро заткнули.

На улице стало уже смеркаться, когда разгорячившаяся Юля предложила выйти и «дать жару».

– Там и без того духотища, – хохотнул по этому поводу заметно повеселевший сторож. Ему предстояло нести охрану дальше.

Подхватив свои инструменты, ребята вывалились из кафе. И тут Макс для полного счастья предложил еще выпить пива. Виктор спонсировал их и на этот раз.

– Тебе не много будет? – спросил он у Юли, но девушка в ответ так мотнула головой, что ее волосы выскочили из резинового кольца и снова повисли давно не мытыми сосульками:

– В самый раз!

Парни расчехлили гитары и стали горланить первое, что взбрело в голову – «Осень» Шевчука. Прохожие нельзя сказать, чтобы шарахались в разные стороны, но на отрывавшуюся молодежь посматривали с опаской.

Похоже, что Юле последние глотки все-таки оказались лишними: лицо у нее сделалось напряженным, и улыбка выглядела вымученной.

Через пару минут к их компании быстрыми шагами подошел еще какой-то паренек. Отчаянно жестикулируя, он принялся говорить о системных пиплах, которые оттягивались на площади Лядова – «с ними была даже парочка олдовых». Потом к ним пристали урлы и затеяли мочилово. Прохожие вызвали полицию, и пришлось всем линять, а двоих все равно повинтили. Самому рассказчику в драке досталось по лицу.

Виктор слушал, и у него понемногу складывалось впечатление, что эти ребята тоже больны хронической задержкой взросления. Распознать людей, боящихся жизни, теперь стало для него проще – исходя из собственного опыта. Формы, которые приобретал страх, были многочисленны, а суть оставалась неизменной.

– Слушай, пора ехать, скоро будет темно. Конечно, если тебе нужно в Дзержинск.

Юля, болезненно сморщившись, отмахнулась.

Ген, вдруг вспомнив о работе, засобирался и через пару минут исчез, не попрощавшись. Разговор, в основном, продолжали вести парнишка с синяком и Макс. Василия почему-то уже давно видно не было: то ли снова ушел за пивом, то ли незаметно растворился в толпе и уплыл вместе с ней по течению. Когда побитый герой тронулся дальше к площади Минина, засобирался и Макс. Юля хотела, было, «продолжения банкета», но Виктор подхватил ее под руки и повел на Звездинку.