Текст книги "Из смерти в жизнь… Записки военного священника"

Особенности личного поведения священника

Перед отправкой в зону ведения боевых действий необходимо выучить наизусть ряд важных правил. Нарушение некоторых из них может привести к зачислению тебя в списки вечно живых героев.

1. Закон войны прост: если ты слаб и плохо подготовлен, то шансов на выживание у тебя крайне мало.

2. Молитва – твоя первая помощь в непростой ситуации для тебя и твоих товарищей.

3. Командир всегда один, и он несёт ответственность за бойцов и за тебя. Не мешай ему. Он же не учит тебя молиться и совершать богослужение!

4. При перемещении на транспорте или в боевых порядках находись там, где тебе определено место. Не путайся под ногами. Внимательно наблюдай за окружающей обстановкой и докладывай, заметив что-либо подозрительное.

5. Не отвлекай военнослужащих пустыми разговорами. Не мешай им выполнять боевую задачу.

6. Имей при себе средства связи (телефон) и номера для экстренной связи с руководством ОГВС и Синодального отдела, своевременно выходи на связь.

7. Не обременяй солдат своими вещами. Они выполняют боевую задачу, а не обязаны быть твоими носильщиками.

8. Запрещено высовываться, громко разговаривать, произвольно передвигаться без команды, поднимать любые, даже безобидные, вещи.

9. Необходимо соблюдать секретность, сохранять военную тайну.

При посещении подразделений умело распределяй время, чтобы всё успеть: богослужения, таинства, беседы. Всё должно быть разумно ограничено временными рамками, чтобы максимально реализовать все намеченные цели.

Помни: злоупотребление спиртными напитками и в мирной жизни опасно для священника, на войне же – смерть, если не физическая, то духовная.

А теперь я расскажу о некоторых принципах поподробнее. Когда ты находишься в зоне ведения боевых действий, праздношатания, празднохождения нужно полностью исключить. Не надо создавать проблемы себе и военным, у которых ты находишься. Ходить можно только в те места, куда тебе сказали, что ходить именно туда можно. Не надо шастать по рынкам, не должно быть никаких самостоятельных поездок на такси. Добром это не заканчивается.

Вот трагический пример, свидетелем которого я был. Отряд спецназа закончил выполнение боевой задачи. Его выводили железнодорожным транспортом из Хасавьюрта (Дагестан). В Хасавьюрте сержант и солдат, будучи в военной форме, решили пробежаться до магазина, а их расстреляли из проезжавшей машины… Потом мне пришлось лететь в вертолёте вместе с телом одного из погибших. Глядя на чёрный мешок, который лежал у нас под ногами, я примерно представлял, как рассуждали эти ребята: командировка-то уже закончилась, можно и расслабиться! Забыли, где находятся, вышли за пределы части – и трагедия. Ещё я думал: он ведь мог так же, как я, сейчас ехать домой. А вместо этого лежит в чёрном мешке у нас под ногами… Поэтому, дорогие батюшки, будьте внимательны! Расслабиться можно только тогда, когда вышли из здания аэропорта или вокзала своего родного города.

Но как бы ты ни берёгся, ты всё равно можешь оказаться в гуще боя. Это может произойти и на переднем крае, куда ты пришёл вроде бы во время затишья. Это может случиться или при передвижении (колонна попала в засаду), или в расположении подразделения, если на него совершён налёт. Что делать священнику? Непосредственно воевать с оружием в руках он не может. Но у него есть самое сильное оружие на свете – это молитва.

На войне вообще надо молиться, а не ворон считать или предаваться непонятно каким размышлениям. Куда-то ползёшь, идёшь, едешь – молись. За себя, за ребят, которые рядом. Это твоё дело, ты ради этого здесь находишься. Если вокруг идёт бой, первое – молись. А вот если видишь раненого – организуй перевязку.

И обязательно надо следить за ситуацией. При возможности организуй связь. Если сотовая связь не заблокирована наглухо, вполне подойдёт сотовый телефон. (Понятно, что во время крупномасштабной войны никакой сотовой связи не будет. Это только в кино «Август восьмого» показывали, как в Южной Осетии все по мобильникам свободно везде и всегда переговаривались.)

Но чтобы следить за ситуацией, надо эту ситуацию понимать! Для этого надо тщательно изучить основы общевойскового боя. И если, например, возникает угроза обхода с флангов и ты что-то подозрительное заметил, то нужно предупредить прежде всего командира. Если командира рядом нет, то можно громко крикнуть: «Противник справа!».

Когда возникла паника или среди бойцов есть проявления трусости, бери ситуацию в свои руки. Чётко и громко пристыди, укажи место. А куда деваться? Ребят нужно воодушевлять. А если что-то идёт не так, то и к порядку надо призвать коротким суровым словом. Часто бывает, что именно такое слово приводит человека в чувство. В бою под Элистанжи в 2009 году молоденький лейтенант вёл бой где-то на другом конце наших позиций. Именно тогда у меня возникло чёткое ощущение опасности. Мне стало казаться, что нас могут обойти. Я подал команду: «Внимательно смотреть за флангами, могут обойти!».

Конечно, если рядом с тобой командир, то надо ему доложить, а уже он примет решение. Но если его нет рядом, то при реальной опасности можно и самому о ней предупредить. Но, повторяю, для этого надо иметь знания! Надо заранее учиться, чтобы во время возникновения нештатной ситуации повести себя надлежащим образом.

Нужно знать, как противник обычно себя ведёт, когда ты попал к нему в засаду. Ведь тактика у всех примерно одна и та же. Ещё надо знать технические характеристики оружия, чтобы понимать, откуда и что может прилететь. Обязательно надо изучить основы сапёрного дела: как и где устанавливают мины, где обычно размещают фугас, каково поражающее действие конкретных типов зарядов. Это всё может пригодиться.

Я, когда стал ездить на Кавказ, то перечитал большое количество литературы, общался с военными. Расспрашивал их, как организуются засады. Какие есть признаки, что впереди засада. Как вести себя при попадании в засаду. Военному священнику все возможные экстремальные ситуации надо пережить внутри себя заранее. «Если бой в городе, то я действую так, а если в горах – то так. Что мне делать? Как я поведу себя в настоящем бою?». Этим надо заниматься в мирной жизни. И обязательно надо расспрашивать знающих опытных людей. Такая подготовка – основа правильного поведения в реальном бою. И до сих пор я учусь, читаю, спрашиваю, интересуюсь. Когда едем по дороге, я часто сам себе задаю вопрос: а где здесь было бы лучше организовать засаду, как людей расставить? Это вроде бы не священническое дело. Но мой личный опыт показал, что никто на войне не застрахован от возможности внезапно оказаться в гуще боя. Так что такая специфическая подготовка может пригодиться. Мне лично это точно пригодилось – в бою я остался жив.

У военных вызывает уважение, что ты живёшь с ними одной жизнью, учишься у них. Ты свой, ты разговариваешь с ними на одном языке, ты знаешь свой манёвр. А свой манёвр на войне должен чётко знать каждый – от генерала до повара на кухне. Главное – это не быть мешком, который нужно возить, охранять и спасать любой ценой. Ни в коем случае нельзя быть обузой никому, а надо наоборот стать надёжным помощником в любой ситуации.

Оказаться священнику в бою – это ненормально. Это не его место. Его место – позади тех, кто ведёт бой. Благословлять, духовно укреплять, молиться за воинов. Но бывают нештатные ситуации. И в этой ситуации священник должен повести себя адекватно. И он должен быть готов пожертвовать собой ради других, быть примером жертвенного служения православного христианина. Примеров сегодня – тому масса. Так диакон Алексий Заварнов во Второй чеченской кампании находился в боевых порядках подразделений внутренних войск, которые освобождали Чечню от боевиков. А во время боёв в Комсомольском в марте 2000 года отец Андрей Немыкин находился прямо на боевых позициях отряда «Росич». Во время боя он был вместе с ребятами, ползал под огнём противника, молился. О погибших служил панихиды.

Протоиерей Михаил Васильев был с нашими десантниками, кроме Чечни, ещё и в Косово. Он рассказывал, как в Косово на БТРе они приехали в какой-то посёлок. Оружие применять они права не имели. А их окружила толпа «мирных» косовских албанцев. А что им делать? Стрелять нельзя. Албанцы стали камнями их закидывать. Наши закрылись в БТРе. Дальше неясно: то ли сожгут, то ли подорвут? А наши, находясь внутри, запели: «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг». И внутри БТРа они так сидели шесть с половиной часов! Молились и пели патриотические песни, пока не пришла помощь.

Во время Второй чеченской кампании протоиерей Сергий Чулков находился в войсках, которые блокировали боевиков в Аргунском ущелье.

Хочу вспомнить и протоиерея Димитрия Солонина. Он так достал своей деятельностью боевиков, что они специально для него организовали засаду – выставили ложный блок-пост. И чудом Божиим наши военные узнали об этом и успели его буквально перед самым местом засады перехватить.

Хотелось бы вспомнить и игумена Савву (Молчанова), и протоиерея Александра Солдатенкова, и многих батюшек, которые самоотверженно трудились в войсках, ведущих боевые действия в горячих точках. И особенно хотелось помянуть священников, которые и сложили свои головы во время боевых действий, и скончались позже из-за последствий ранений или подорвав своё здоровье на дорогах войны.

Если нет стремления жертвовать и идти до конца, то нечего и идти в военное духовенство. Если ты не настроен на жертвенность, в войсках тебе делать нечего.

Выпадение из привычного ритма жизни

Каждая командировка на войну выбивает человека из его привычного ритма жизни. А у священника есть ещё и его собственный священнический ритм жизни, молитвенный ритм. И командировка – это очень серьёзный удар по такому ритму.

Конечно, если ты находишься в воинском подразделении стационарно, то нет никаких проблем с исполнением правила и с чтением духовной литературы. А вот если ты часто перемещаешься по воинским подразделениям, то такие проблемы сразу возникают. Ведь поездки по подразделениям – это всегда рваный график. И в подразделениях постоянно приходится крестить, совершать богослужения, общаться. Часто общение затягивается до поздней ночи. А утром снова надо рано вставать, поэтому постоянно не высыпаешься.

Можно молиться и в дороге. И, если сильно постараться, то и читать в дороге можно. Но из-за хронического недосыпа и постоянных нагрузок накапливается усталость. Поэтому делать это очень трудно. Молитва и чтение в это время требуют духовного подвига, преодоления. Но если этот подвиг не пытаться совершать, то после командировки ты чувствуешь себя как выжатый лимон.

Утреннее правило ещё как-то читается. А вот вечернее молитвенное правило частенько хочется сократить. Но как раз личное молитвенное правило очень важно соблюдать! Когда все видят, что батюшка молится, то и сами ребята будут постепенно учиться молиться.

Молитва в командировке очень нужна! Без неё очень трудно будет. Если не понуждать себя, то после командировки трудно войти в обычный ритм. Поэтому с желанием духовно расслабиться в командировке нужно очень серьёзно бороться.

Пост

Время командировки может выпасть и на пост, и на праздник. Конечно, каждый священник будет решать этот вопрос со своим духовником. Из своего личного опыта могу дать небольшие рекомендации. В местах ведения боевых действий для священника никто персонально готовить постные блюда не будет. Исключение может быть только тогда, когда он едет в подразделения из своего региона и собирается провести там длительное время. В этом случае вопрос с постом решается – можно просто договориться с командованием.

Удобно поститься в Ханкале. Там для этого возможности есть. Но если ты планируешь путешествовать по различным воинским подразделениям, то там это практически невозможно. В таких подразделениях часто готовят непрофессиональные повара. Это делают обычно солдаты-контрактники или женщины, приехавшие работать поваром по контракту. Поэтому в таких случаях твоё отдельное постное питание будет заключаться в том, что ты будешь есть кашу без ничего в отличие от других, которые будут есть кашу с чем-то. Причём отдельно иногда тебе кашу смогут положить, а иногда нет, потому что приготовили блюдо так, что выковырять мясо из каши нет возможности. Максимум, что могут для тебя сделать, – это поставить на стол банку рыбных консервов.

Поэтому тут каждый священник должен исходить из меры своего духовного опыта. Надо вспомнить, что до революции военные, участвовавшие в боевых действиях, освобождались от поста. Ведь для того, чтобы воевать, нужны физические силы. Я считаю, что и священнику в военных условиях какие-то послабления поста необходимы. Без рыбы вообще очень тяжело, особенно когда надо физические усилия прикладывать. Поэтому даже в Великий пост послабление на рыбу нужно. А когда ты ездишь по отдалённым воинским подразделением, то тебе вообще другой еды просто не дадут. В одном месте – каша с мясом, в другом – мясо с кашей… Поэтому, чтобы совесть была спокойна, надо брать благословение у своего духовника, чтобы на время командировки ослаблять пост, а где-то и нарушать его.

Это не означает, что, приехав в зону боевых действий, надо начинать поглощать всё непостное с радостью. Конечно, наше чрево этому может весьма обрадоваться. Принцип простой: надо стремиться пост соблюсти. А если не получается и приходится его нарушать, то надо при этом сокрушиться духом, но помолиться и есть, что дали. Ты тут выполняешь боевую задачу. Лично я считаю, что в такой ситуации на священников должно действовать то же правило, которые распространяется на воинов, выполняющих боевые задачи.

Личные связи

Со временем у священника, который часто бывает на Кавказе в командировках, появляются личные связи. Что-то можно сделать, привлекая средства фээсбэшников, военной прокуратуры. Практически в любое подразделение можно доехать с колонной, с охраной. А можно и договориться с военной прокуратурой, с разведкой – они тебя подкинут. Но при этом обо всех своих действиях надо обязательно ставить в известность тех, к кому ты приехал. Ведь если ты влетишь в неприятности по своей глупости, отвечать будут все. Поэтому сообщай, с кем поехал, куда поехал. Чтобы не получалось так: батюшка внезапно растворился, а потом звонит неведомо откуда – привет, я там-то! В Группировке всегда есть люди, которые несут за тебя персональную ответственность. Не подставляй их. И если ты будешь действовать именно таким образом, то продемонстрируешь военным свою ответственность. Покажешь, что ты достиг уровня командира, что ты взрослый зрелый человек, а не ребёнок, который приехал на войну в солдатиков поиграть.

И ещё надо иметь в виду, что те, кто повезёт тебя по твоей дурости неведомо куда, в засаду вместе с тобой и влетят. И они за тебя будут драться и, защищая тебя, головы свои могут сложить. И погибать в первую очередь будешь не ты, а они. Тебе-то оружие в руки брать нельзя. Помни об этом, когда будешь настаивать на каком-то конкретном путешествии по собственной прихоти…

Все мы люди, все мы человеки…

Результат работы священника в воинском подразделении во многом зависит не от того, что священник говорит в лекциях и беседах, а как он лично себя ведёт. Но священник же не папа римский, который непогрешим. Он может совершать ошибки: где-то погорячился, сказал что-то не то в запале, поругался с кем-то. Тут один простой совет: будь искренним и стремись поскорее извиниться. На войне очень не любят лицемеров. А подлинная искренность многое покроет. За неё тебе многое простят.

Награды

Несколько слов о наградах. Как говорится: доброе слово и кошке приятно. Любой военный, чего бы он при этом ни говорил, рад государственной награде. И священник в глубине сердца рад, когда его отмечают. Хотя святые отцы и учат быть нас равнодушными к ласкам и наградам, мы по греховности своей радуемся. Конечно, надо стремиться к бесстрастию в этом вопросе. Но должен железно соблюдаться главный принцип: заслужил – получи. А вот если не заслужил, а получаешь?.. Или, что ещё хуже, просишь о награде? Как к тебе будут относиться ребята, которые реально дерутся? Поэтому в среде военных такими просьбами ты уважения к себе не вызовешь. Наоборот – получишь в ответ презрение. Награду тебе дадут и не скажут при этом ни слова. Но ты такую мину под своё будущее заложишь! Поэтому главный принцип: заслужил – получил. А мера твоих заслуг – это твоя совесть пред Богом.

Оружие

Есть важный вопрос – отношение священника к оружию. Понятно, что священнику стрелять в бою нельзя. Это канонические правила: священник не может проливать кровь. Я не берусь судить, нужно ли на полигоне из автоматов и пулемётов стрелять, но изучить матчасть своего воинского подразделения священник обязан. Всё оружие надо осмотреть, обязательно в руках подержать. Это может пригодиться. Представьте себе – идёт бой. Священник во время боя может помочь развернуть пункт боепитания – снаряжать магазины. Ребятам ведь некогда – они ведь огонь ведут. Поэтому, чтобы под ногами у них не путаться, заряжай магазины. А для этого священник должен хотя бы на элементарном уровне разбираться в вооружении подразделения, в калибрах патронов понимать. И сами магазины снаряжать надо тоже уметь. И тут можно совместить практическую работу с духовной: подбегает к тебе за магазином парень, а ты ему доброе слово скажи, благослови!

Когда я попал в засаду под Элистанжи, то в общем и целом понимал, откуда и из какого оружия по нам стреляли. Понимал потому, что много читал и вообще военными вопросами интересовался. Военному священнику необходимо постоянное понуждение себя к самообразованию, и особенно – в военном деле. И уж точно священник в бою может оказать помощь раненым. Но оказывать эту помощь тоже надо уметь!

Интересно, что эта традиция иметь дополнительную профессию идёт из древности, с античных времен. Тогда даже самые знатные люди не были белоручками. Они имели ещё и профессию, которая могла бы помочь им выжить при каких-то особых трагических обстоятельствах. Апостол Павел, например, хотя и был хорошего происхождения, умел делать палатки. Это полезный и сегодня для священника древний обычай. Военный священник, как мне кажется, кроме духовного образования должен иметь и минимальное медицинское образование. И крови священник не должен бояться. Я видел раненых на Кавказе сразу после ранения. Это жуткое зрелище: прямо перед тобой мешанина из грязи, крови, обрывков обмундирования, вывалившиеся кишки со смрадным запахом… И в такой ситуации священнику надо суметь преодолеть природное чувство брезгливости и начать эту жуткую кровавую кашу руками разгребать, чтобы оказать раненому первую медицинскую помощь и элементарно его перевязать.

Всё в жизни бывает

В этой главе я постараюсь без особой системы рассказать о тех поучительных случаях, которые произошли со мной за время моих командировок на Кавказ. Как и в жизни вообще, на войне трагическое и комическое часто находятся совсем рядом…

Первая командировка на войну

В первую мою командировку в Чечню я отправился со своим многолетним помощником Александром Рогожиным. Дело было зимой 2006 года. Конечно, перед поездкой мы очень волновались – ехали ведь в первый раз. Как будет? Что будет?.. Набрали подарков – крестиков, небольших иконочек. Взяли с собой ещё и икону побольше с изображением Спасителя. Обычная икона, недорогая, в пластмассовом киоте. Ехали мы в Чечню с молодым пополнением 33-й бригады внутренних войск. В командировку из бригады должны были ехать двести восемь человек. Из них отказников оказалось только пять. (Отказники эти – плод деятельности организации «солдатских матерей». Бригада отвоевала и вернулась. И теперь вот представьте, как будут до конца жизни чувствовать себя те пятеро, которые сломались, испугались и не поехали…) Приехали мы с Сашей в бригаду вечером. Заночевали в госпитале. Я там, воспользовавшись удобным моментом, больных ребят покрестил. Утром отряд построили. Мы с Сашей тоже на построении присутствовали. И когда ребята проходили мимо нас торжественным маршем, было заметно, что все они очень волнуются… Погрузились, колонной двинулись в Пушкин, на аэродром. Саша поехал впереди на машине гаишников, а я сел в кабину одной из грузовых машин. Когда прибыли в Пушкин, самолёта ещё не было. На улице холодновато, солдаты по аэродрому ходят, подпрыгивают – греются. Я зашёл в помещение, где ждали вылета старшие офицеры. Согрелся немного, чаю с ними выпили. А потом я вышел на улицу и пошёл к солдатам. Так и ходил от подразделения к подразделению, шутил, смеялся, анекдоты безобидные рассказывал. Мне было заметно, как ребятам непросто скрывать свою тревогу… Наконец-то прилетел борт. Опять построение. Я всех благословил иконой Спасителя. Быстро загрузились и взлетели. В салон все набились плечом к плечу – как селёдки в бочке. Мне повезло – пилоты пустили меня в кабину. Я так на месте штурмана весь полёт и просидел. Через несколько часов приземлились в Моздоке. Выгрузились, построились и пошли на милицейскую пересылку. Пересылка устроена была в палатках. На железных кроватях ни белья, ни матрасов нет. Ложишься прямо на голые металлические решётки. Внутри палаток печки дымят страшно! Так что выбор у нас был небольшой: либо задохнуться от дыма, либо задубеть от холода на улице (ночью стало ощутимо прохладно). Короче, был это не сон, а какое-то сплошное полуобморочное состояние: дыма в палатке наглотаешься, на улице побродишь, снова зайдёшь внутрь, опять дыма наглотаешься… Молодые офицеры, которые остались на пересылке с солдатами, этот вопрос просто решили – сидят себе гурьбой, потихоньку водочку попивают!.. Мне предлагали поехать со старшими командирами, где можно было бы уютно расположиться, но я отказался. В ту самую первую командировку мы себе поставили задачу: пройти с молодыми ребятами весь путь бок о бок. Как они, так и мы. Утром снова построились и колонной пошли на железорудный вокзал к бронепоезду «Козьма Минин». А впереди колонны шли мы с иконой! Местные жители нас долго провожали взглядами… Такого они ещё ни разу в жизни не видели: идёт колонна солдат с оружием, а впереди – батюшка с иконой! Потом мне рассказывали, что они спрашивали военных: «А что, в России всё изменилось? Революция произошла, что ли?». Бронепоезд оказался совершенно не похож на те бронепоезда, которые мы видели в кино про гражданскую войну. Это было нечто невообразимое… Бронепоезд состоял из платформ с танками, пулемётами и нескольких обшитых железом обычных вагонов. Набились мы внутрь под завязку, руки не поднять. Ребята мучаются – в туалет не сходить (а ехать нужно было пять-шесть часов). Вроде и были где-то туалеты, но чтобы до них добраться, надо было очень долго и мучительно, в прямом смысле по головам, ползти. По дороге сделали только одну остановку. Все выскочили из вагонов по нужде как ошпаренные. Я задремал. Тут меня кто-то в плечо легонько толкнул. Обернулся – это мне молодые лейтенанты стакан водки и кусок колбасы с уважением передали. Я водку выпил, колбасой закусил, чтобы ребят не обидеть. Мне показалось, что тряслись мы в этом скотовозе целую вечность. Наконец-то доехали до станции. Ребят пересадили в «уралы», кто-то сел на БТРы сопровождения. Мы с Сашей заскочили в «уазик» заместителя командира БТГ (батальонно-тактическая группа. – Ред.). Поехали дальше. Запомнилось, как по дороге местные мальчишки в наш «уазик» камнями запульнули. На это один из офицеров философски заметил: «Хорошо, что не гранатой…». Это сейчас всё с юмором вспоминается. А тогда, помню, точно было не до смеха. Приехали, расположились. У меня как-то сразу сложились отличные отношения и с замполитом, Олегом Петровичем Литвинчуком, и с командиром, Владимиром Владимировичем Поликарповым. Для меня этот командир – пример настоящего офицера. Человек слова и дела: сказал – сделал. А за ребят – вообще готов в огонь и воду. Но и требовал он от подчинённых по полной программе. Мы с замполитом Олегом Петровичем Литвинчуком обошли все подразделения. Я крестики ребятам раздал. А потом на плацу я за один раз крестил больше ста пятидесяти человек. Через некоторое время у меня уже правая рука не поднималась, когда помазывал ребят. Приходилось её левой рукой поднимать. Потом на следующий день ещё крестил, ещё крестил, ещё крестил… Началась кропотливая работа. В один батальон поехали, в другой, технику здесь освятил, там освятил. И до сих пор помню беседы и разговоры до самого позднего вечера. Как-то решил: надо отслужить молебен о тех, кто служит, и панихиду по погибшим. Командирам поставил условие – не надо никого насильно сгонять. Попросил: просто объявите по бригаде. Кто сам захочет – пусть приходит. Начал служить. Стою. Молюсь. Саша Рогожин рядом. Про себя думаю: ну придут человека три-четыре. Максимум – пять-шесть. Все же своими делами заняты. Слышу – сзади какая-то суета, шум. А когда во время молебна назад обернулся – человек двести ребят стоит… И солдаты-срочники, и офицеры. Сами пришли. С Владимиром Владимировичем мы завели новую традицию. Каждое утро мы с Сашей выходили на построение и выносили с собой икону Спасителя. Саша с иконой стоял впереди перед строем. А когда в конце построения все проходили торжественным маршем, мы всегда впереди колонны с иконой шли. В течение нескольких месяцев я в 33-ю бригаду в Чечню приезжал несколько раз. Казалось бы, прошёл всю вдоль и поперёк. Все подразделения обошёл, до самых дальних закоулков части добрался. Но не тут-то было! Как-то в очередной свой приезд все дела свои закончил. Присел около штаба на автомобильную шину, которая в землю вкопана. Рядом часовня, погода хорошая, солнышко светит. Лепота… Вижу – мимо чешет молодой парень. Я ему: «А чего в часовню-то не зайдёшь?». Он: «Так я некрещёный!». Ничего он не видел, ничего не слышал. Покрестил я и его. Получается, что как ты ни напрягайся, всегда найдётся кто-то, кто ничего не видел и ничего не слышал. Вот такой армейский закон… Когда мы уехали, традиция выносить икону на утреннее построение в бригаде сохранилась! Парнишку, сына священника, который служил в бригаде срочную, назначили каждый день утром выносить икону. Потом в бригаде построили часовню. Икона в ней постоянно находилась. До этого за Первую и Вторую чеченскую кампании в бригаде – сто сорок семь погибших. А после этого – как отрезало. Не было больше ни раненых, ни погибших. Вот так Господь ребят хранил! А когда бригаду вывели, Владимир Владимирович мне уже в Петербурге сказал: «Батюшка, никогда такого не было! Вывели как по маслу, даже палец никто себе не отдавил». Многие офицеры это заметили. Вот чудо Божие, вот присутствие иконы! А ещё до вывода бригады из Грозного командиры мне сказали удивительные слова: «Батюшка, вы знаете: наше подразделение, которое состояло из этих молодых ребят-срочников, готово было выполнить любую боевую задачу!». Это сказали офицеры, которые прошли и Первую, и Вторую чеченские кампании. Они много за это время повидали, и о подготовке солдат им сказки рассказывать не нужно. Это был мой первый опыт работы. Может быть, сейчас я сделал бы что-то по-другому. Но 33-ю бригаду я всегда вспоминаю с радостью. Столько друзей там появилось! До сих пор мы созваниваемся, общаемся, дружим, друг к другу в гости ходим.