Текст книги "Гатарианцы"
Автор книги: Сергей Герасименко
Жанр: Космическая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Фей-Фей
– Странно. – Крышка плотно не закрывалась. – Нужно сказать дежурному офицеру.
Василий выглянул из саркофага и робко позвал:
– Эй, кто-нибудь, тут крышка не закрывается.
Но не было ни дежурного офицера, ни очереди. Все куда-то сгинули. Лишь возле выхода из пирамиды стояли двое лысых молодых людей.
– Мужик, кого ищешь? – спросил один с загипсованной рукой наперевес.
– Да тут… это… крышка не закрывается. Офицера дежурного где найти?
– Мужик, да расслабься ты, нет тут никакого дежурного офицера.
– Не подошел ещё, – заржал второй лысый, в спортивном костюме.
– В столовке задерживается, – поддержал первого «загипсованный», и вместе оба начали по-идиотски ржать.
Василий почувствовал запах опия.
– Слышь чувак, а ты чё один тут? А курить есть? Тут это, платить надо! За выход по сигаретке. А за вход по две.
– Ты чё, за вход ващще пачку надо отдать, – хохмил напарник.
В этот момент Василий услышал шорох сзади, он обернулся и увидел двоих детей, одетых в пижамы, как будто только что вставших с кровати и вышедших в туалет. Не обращая внимания на Чекету, мальчик лет семи подошёл к лысым. Парни начали о чём-то его расспрашивать, на что он отрицательно покачал головой. Они внимательно его выслушали, после этого малыш повернулся и махнул Василию рукой.
В это время к Чекете подошла девочка и крепко взяла его за руку.
– Вы не бойтесь их, дяденька, они хорошие, они друга своего ждут, Костю. А он всё не приходит, вот они и скучают без него, а его всё нет и нет. А они всё ждут и ждут. Ты же не бросишь нас дяденька?
Мальчик вернулся и взял Василия за вторую руку.
Возмущению Василия не было предела:
– Да что же это происходит?! Вы откуда здесь взялись? Детям же запрещено бодифицирование? – Но дети лишь преданно смотрели ему в глаза.
– Так, давайте скорей, сейчас найдем офицера и во всем разберемся. Вы, наверное, потерялись.
Василий двинулся вперед, прошел мимо лысых, которые почему-то сникли и молча сидели на корточках возле входа. Дети бежали за ним, не выпуская его ладони из своих рук.
Завернув за угол, где, по его мнению, должна была находиться комната дежурного офицера, Василий толкнул дверь и вошёл. Перед ним открылся огромный зал, похожий на зал ожидания в терминале № 9, но только под открытым небом. Людей было очень много. Василий направился в сторону ближайшей постройки, которой оказался цветочный киоск. Приблизившись к продавщице, у которой в ассортименте были только гвоздики, дети почему-то остановились и предпочли остаться на расстоянии.
– Извините, к кому тут можно обратиться? Здесь детишки потерялись.
Продавщица улыбнулась и взглядом пригласила Василия зайти внутрь цветочного киоска.
Василий замешкался в нерешительности.
– Дорогой, красивый, ай дай ручку свою, погадаю. Ждёт тебя дорога дальняя, успех ждёт тебя и возвращение, а когда вернёшься домой, ждёт тебя новое умение, женщина будет тебя любить, какая только пожелаешь.
– Подожди, подожди, какая женщина?
– Любая, сладкий мой. Опции я продаю, понимаешь? Когда вернёшься, опцию новую в своём теле иметь будешь, химическую. Понравилась тебе женщина, и ты овладеешь ей, когда только захочешь. Здорово, а, Вася? Бери, янтарный мой, только сейчас можешь взять, не каждому предлагаю. Другому, зачем давать уроду какому-нибудь, женщин только калечить, а такому красавцу как не дать. Ай, молодец, не каждый день у нас такие офицеры бывают. И женщина довольна, и ты доволен, и я довольна.
Продавщица вложила в руки Василия прозрачный флакон с надписью: «Фей-Фей».
– Бери скорее, только для тебя бесплатно, понравился ты мне. А детишек у меня оставь, иди, милок, у тебя дел много, что тебе с ними возиться, а я о них позабочусь.
Внизу живота Василия приятно потянуло от неожиданной новости, он положил флакон в карман куртки и вышел из киоска. На улице он присел на корточки перед детьми. Те
обняли его за шею и посмотрели в глаза:.
– Не бросай нас, мы хорошие, – икая, сквозь слезы, прохныкала девочка.
– Да ладно, бросьте вы ребята плакать. Сейчас тётя найдет ваших родителей, домой вас отправит, к маме, к папе. Ладно? – натужно улыбаясь, Чекета попытался подбодрить детей. – Дяде работать надо, дел у него много, а со мной вам нельзя. Идемте скорее.
Василий взял за руки детей и завёл их в киоск.
Невесть откуда взявшийся черный дог, которого Василий до этого не заметил, сел сзади возле двери, перегородив собой выход. Дети уже не плакали, а с ужасом косились на собаку.
– Вы бы… это… собачку-то убрали бы, детей напугаете.
– Да что вы, Воланд-то?.. Да он и мухи не обидит, он у нас добрый, детей не кусает. Взрослых только, которые обещания свои не выполняют, – ответила продавщица.
– А-а-а… – улыбнулся Василий. – Ну, вот, в общем, мамаш, нужно найти их родителей. А мне к дежурному офицеру нужно, там фигня какая-то произошла. Я в «Боди-Хотел» вообще в первый раз-то пришёл.
– Знаете только, Василий, – прервала его продавщица, – давайте уладим одну формальность. Освободив стол от цветов, она случайно задела шипом цветка руку Василия, из царапины выступила кровь. – Ой, извините ради бога. Это шипы на цветах, забыла вас предупредить, обычно-то я их стригу, а тут забыла. Ага, ну и что дальше?
– Что? – опешил Василий, посмотрев на рану. – А, мне всегда на технику не везёт. В общем, как всегда, не повезло и здесь. В саркофаг-то я зашёл, а крышка не закрылась, что-то не сработало, – рассказывал Василий, вытирая платком руку.
На столе лежало два листа бумаги, на которых даже издалека была видна надпись: «Отступные».
– Что это? – спросил Василий.
– Ой, да не обращайте внимания, чистая формальность. Отступная. Ну, в общем, вы уйдете, мне же нужно как-то объяснить полиции, откуда у меня дети взялись. У нас тут с этим строго. А без бумаги детям ни еды не выделят, ни воды, забегаешься по инстанциям. Объяснять, что да как.
– А почему «Отступная»?
– Да пёс их знает, раздали всем бумажки, а мы их и не читаем вовсе. Ну, дали и дали.
– А что, детей много, что ли, находят?
– Дык ведь почитай каждый день, кто-нибудь сдает в обмен на что-нибудь.
– В смысле?
– Да ты, милок, не бери в голову, подписывай и – давай на волю, не забыл ещё, что у тебя за пузырек в кармане, а? – Продавщица вложила в руку Чекете гусиное перо. – Давай, дорогой, не задерживай ни себя, ни меня. Ой, батюшки, чернила-то я забыла. Что делать-то, а без подписи-то никак нельзя. А может, у тебя, чем писать, есть?
Василий похлопал по карманам и отрицательно покачал головой.
– Ой, придумала, чернила-то у нас тоже красные. – Она взяла перо и обмакнула острие в рану на руке.
– Давай, черкни и ступай себе с миром, а то детей кормить пора. Проголодались небось?
Странное чувство тревоги заставило Василия обернуться и посмотреть на детей.
Они молчали и даже не плакали. Складывалось впечатление, что потеряли дар речи.
– А если я не подпишу?
– Да что ты, даже не думай, я бы на твоём месте этого не делала. Мороки потом с этими безобразниками не оберёшься. Вон, посмотри, все носятся, не знают, куда их деть. – Продавщица приоткрыла запотевшее окошко, за которым валил снег.
– Снег идёт, видишь, а дети, раздетые совсем, куда ты их потащишь?
Василий обмакнул перо в рану и занес перо над листком:
– Где подписывать?
Открывшаяся дверь и бросок дога на незваного гостя произошли одновременно. Пока дог справлялся с первым посетителем киоска, вцепившись в загипсованную руку, второй уже ворвался внутрь помещения. Это был лысый, которого Василий встретил возле входа и просивший у него закурить.
Он бросился к столу, выдернул перо из рук Василия и сломал его.
– Из-за таких, как ты, из-за таких… Я всю жизнь, всю жизнь!.. – кричал лысый, взяв Василия за грудки.
– Оставь его! – прокричал второй, удерживая огромного пса. – Отдай ей флакон, бери детей и вали отсюда, понял?
Василий испуганно вытащил «Фей-Фей», поставил на стол и направился к выходу.
– Что это вы тут себе позволяете?! – завопила продавщица, пытаясь догнать Василия. – Это мой клиент.
Лысый набросился на продавщицу и крикнул:
– Вали быстрее, я сказал, я её долго не удержу.
Выскочив на улицу, Василий глотнул свежего воздуха и обернулся. Дети стояли на улице, а вместо цветочного киоска мигающей вывеской приглашала гостей «Чебуречная». – Может, вы мне всё-таки объясните, что вообще происходит, а? – присев на корточки перед детьми произнёс Чекета.
– Не отдавай нас никому. А мы тебе служить будем. Помогать будем!
– Вы понимаете, я на работе, у меня первое правительственное задание. Мало того, что я его провалил, ещё вы тут. Я вообще в другом месте должен быть понимаете. Мне в саркофаг надо номер шестьсот сорок семь.
Чекета заметил женщину с такими же двумя детьми и подбежал к ней.
– Простите ради бога, тут вот детки потерялись, не знаете, где здесь типа администрации или полиция?
– Эх, молодой человек, кабы я знала.
Через несколько метров Чекета увидел большой ресепшн и толпы народа возле него.
– Кто крайний, кто крайний?
– Ну, я крайний, чего тебе?
– Да тут, понимаете, я должен был по делу отправиться, а терминал не сработал, а потом дети потерялись. То есть нашлись.
– Ты транзитом или на смену? – зевая, сказал очередник.
– Я не знаю, а кто это?
– Транзитники – это те, кто терминалами этими грёбаными пользуются, чтобы их чёрт побрал, кто из своего тела в чужое бегает. А здесь очередники свою реинкарнацию ждут.
– Ну, тогда я транзитом значит.
– Тогда тебе туда. – Очередник показал рукой в сторону парка.
Василий, терзаемый сомнениями, отошел от стойки и направился в указанную сторону, пребывая в полном смятении. Небольшой парк с чугунными фонарями показался ему достаточно уютным. Василий с детьми, которые по-прежнему не отпускали его рук, свернул к ближайшей скамье. Взрослых здесь было мало, но все, как и он, держали детей за руки. На остальных скамейках дети сидели одни и, завидев их, отворачивали головы.
– Сейчас не больно будет! – сказал мальчуган и положил свою руку на рану Василия.
Странным образом, но рана затянулась.
Василий, уже уставший чему-либо удивляться, решил плыть по течению.
– Вас как звать-то?
– Меня Петя.
– А меня Аня.
– Что ж мне делать-то с вами, милые вы мои Петя и Аня? И что мне самому делать?
Дети молчали, опустив глаза вниз.
– Дай слово, что не бросишь нас, – после минутного молчания сказала Аня.
– Мы тебе всегда-всегда помогать будем. И любить тебя очень будем.
– Ну, хорошо-хорошо, – растрогался Василий, обняв детей.
– Даю слово, что не брошу! – Он вздохнул и продолжил: – Только толку-то что? Я понятия не имею, где я, кто я, кто вы, что всё это значит и что делать дальше. Ладно, посидите тут, а сбегаю что-нибудь придумаю.
– Дядя Вася, возьми нас с собой, – бросился Петя вслед.
– Иначе нам тебя здесь всю жизнь ждать придется, – опять расплакалась девочка.
– Ну ладно тебе, Анютка. Да какую всю жизнь, я мигом, одна нога тут, другая здесь. – Василий заметил, как дети, сидящие в парке, напряженно наблюдают за происходящим.
– Ты должен вовремя вернуться, не опоздать, мы боимся потерять тебя, – утирая слезы, взмолилась Аня.
– Откуда вернуться? – спросил Василий.
– Оттуда, – сказал Петя и указал пальцем вперед.
Василий посмотрел в направлении, в котором указывал мальчик.
– У этих ребят дяди ушли туда и не успели вовремя вернуться. – Петя показал на детей, сидящих в парке.
– Ничего не пойму, рынок, что ли? – всматриваясь в черно-белую даль, пробурчал Василий.
– Ладно, пошли вместе. – И, взяв детей на руки, направился в указанном направлении.
Гугл
Заснеженная долина действительно очень была похожа на рынок. Вдоль деревянных строений, из труб которых шёл едкий чёрный дым, длинными рядами стояли деревянные столы. На них в хаотичном порядке были расставлены фотографии людей с указанными внизу годами жизни. Черно-белые, в старинных одеждах, с ретушью, в рамках и без, овальные, выполненные на керамике, цифровые статичные и муви-портреты.
– Кого ищем? – послышался голос сзади.
Василий повернулся и увидел здоровенного мужика в овчинном тулупе, валенках и армейской шапке.
– Так это… офицера дежурного ищу, дети вот потерялись. И у меня… там… проблема, ну крышку, в общем, заклинило, надо как-то обратно в терминал. А то я на работе, – с надеждой в голосе произнес Василий.
– Так, понятно, в первый раз значит. Да не волнуйся ты, разберемся. Лёха я Гуцуляк. Или просто Гугл, кликуха такая, я поисковик местный.
Василий натужно улыбнулся:
– Да, да, браток, всё по-правильному у нас тут и Яндекс есть, и Рамблер, и даже Ленка Альта Виста. Давайте-ка вот что, на морозе стоять не будем, детей застудишь, пойдемте, перекусим, я угощаю. – Гугл обнял всех своими большими руками, накрыв тулупом, и повел в один из деревянных бараков с криво приколоченной вывеской «У Луки».
В кабаке было сыро, пахло кислой капустой, но тем не менее было гораздо теплее, чем на улице. Гугл разделся, вывернул тулуп овчинкой наружу и накрыл им лавку. Посреди избы стояла телега, набитая сеном.
– Люба! – крикнул Гугл. – Давай-ка собери что-нибудь на стол, с друзьями я сегодня.
Сено зашевелилось, и из телеги выпрыгнула краснощекая девушка в национальном русском костюме.
– Здрасьте, Алексей Иваныч, здрасьте, гости дорогие, – низко кланяясь, приветствовала Люба своих посетителей.
– Здрасьте, – предчувствуя еду, заулыбались оттаявшие дети.
Гугл сел за стол и разжег сальную лампадку.
– С детьми значит, это хорошо. Хватило, значит, ума-то. Давай, мил человек, рассказывай. Как я рад, что ты с детьми пришёл, стало быть, не подписал «отказную»-то кровушкой своей? Молодец. Сам дотумкал, или лысые помогли?
Василий смутился:
– Ну, в общем, лысые помогли, а кто они?
– Лысые-то? – откусывая луковую головку, обильно посыпанную солью, переспросил Гугл. – Бедолаги, неприкаянные, впрочем, как все мы тут. Костяна своего всё ждут, никак не дождутся, жигана одесского. Им за одно то, что они вот таких лохов, как ты, спасают, уже памятник поставить можно.
Василий тупо смотрел перед собой, сгустив брови.
Люба принесла большую тарелку жареных снетков, наломанный каравай, какую-то похлебку, крынку сметаны и бутыль самогона.
– Давай по маленькой. – Василий взял стакан и, к своему удивлению, понял, что он несказанно рад этой мутной жидкости, которая должна всё прояснить в его мозгу.
Через мгновение, после того как Гугл выпил, он уже был пьян.
– У тебя вон дети, конечно, их жалко. Если бы у меня были бы дети, я бы, может, тоже не подписал бы эту проклятую отказную. А у меня что, старикан какой-то в шляпе с бородой и бадиком. Кстати, вы его нигде не видали, может, случайно? – Гугл достал потертую бумажную фотокарточку, на которой был запечатлен интеллигентного вида старик, с бородой и в белой шляпе на голове, на его правой руке висела трость.
Василий отрицательно покачал головой.
– Гляньте, ребятки, не встречали дедушку нигде? – Но дети, прижавшись щеками к Василию, уже спали.
– Счастливый ты, – расплакался Гугл. – Я ж как думал, такую опцию тетка предлагает, да за что? За то, что меня от надоевшего бомжа избавит. Вот скажи, на хрен мне теперь этот «Фей-Фей». – Гугл вытащил из-за пазухи знакомый уже Василию пузырёк. – Я же с женщиной не могу, тела-то нет. О чём думал? Ходим с девчонками улыбаемся, а поделать ничего не можем. Тяжко всё это, друг Василий. А самогон, думаешь, я пьяный? Ни хрена, это игра такая. Хоть бочку выпей, не опьянеешь. – Гугл приблизился поближе к Василию и прошептал: – Тела то нет, что пьянеть будет? Ах, если бы ты знал, как курить хочется, а курить нечем! Где мне теперь моего старикана найти, а? – Гугл стукнул кулаком по столу с такой силой, что в глиняной миске подпрыгнули соленые огурцы.
– Ладно, извини, братан, ностальгия. Рассказывай, кто ты, откуда и какие дела вообще, – совершенно трезвым голосом произнес Гугл.
– Василий Чекета. Служба очистки, – оживился Вася.
– Знаю я тут одного со службы очистки. Полиграф Полиграфыч кликуха, – сказал Гугл.
– При бодификации у меня заклинило люк терминала, я вышел, чтобы найти помощь, но нашёл этих детей, продавщицу цветов, лысых, «Фей-Фей», парк и тебя.
– Ясно всё, в общем, – прервал Гугл. – Слушай сюда, чувак. Это не люк заклинило, это у тебя в башке заклинило, извини, конечно, за грубость. Но не переживай, так иногда бывает, у каждого своего пути обратно. Ты в процессе уже, и чем скорее ты это поймешь, тем будет лучше. Дети – это ангелы твои. То, что не продал их за греховные утехи Горгоне, перекупщице местной, честь тебе и хвала. Запомни, без ангелов попасть в тело нельзя, ни в своё, ни в чужое. Я, дурак безмозглый, отказался от своего ангела-дедульки, уже пятьдесят два года здесь нахожусь, всё найти его никак не могу. Лысые тоже ищут жигана своего, тот решил от правосудия в чужом теле отсидеться, так и помер в нём, а грехи у них общие. Чтобы переродиться, нужно грех искупить, всем троим. Лысые давно тут, я пришёл, они уже здесь были. Здесь же нет ни времени, ни пространства.
– Да ладно, а как же тело? – спросил Василий.
– В том-то и фокус, что, когда вернешься, ты весь этот кошмар помнить не будешь. И продолжишь жить дальше как ни в чём не бывало. А здесь только маяться можно, как я. Я уже столько людей и ангелов за это время повидал в поисках своего деда, поэтому меня и поисковиком сделали. Не горюй, может, и твою пару найдём.
– А ангелы, что с ними делать? – пьяным голосом спросил Василий.
– Вот чудак человек, – встрепенулся Гугл, – да кто же тебя, дурака, кроме них, родненьких, к телу твоему обратно-то приведет?
– Подождите, у меня же есть номер шестьсот сорок седьмой, мне говорили, что всё это быстро, за несколько секунд, на катушку какую-то что-то записывали.
– Это ты всё потом им рассказывать будешь, если вспомнишь, конечно, а здесь свои законы. Во второй раз пойдешь, уже будешь знать, к кому идти и зачем. Ну, к кому ты уже, положим, знаешь, – подмигнул Гугл.
– А как бодика своего найти? – спросил Василий, поглощая маринованные подосиновики.
– Ц-ц-ц-ц… что ты, что ты, смотри не скажи где-нибудь это слово в приличном обществе. У нас говорят пару найти. Понял? Пару.
Василий кивнул.
– Строго говоря, это ангелы должны знать, они там как-то по-своему договариваются, короче, но и ты сам должен почувствовать. Ну, то есть как. Сразу поймешь, что это твоя пара, твой человек. Понимаешь? Как, например, вот эти грибы. Ты же уверен, что это маринованные подосиновики, правильно? А на самом деле их нет, понял? Мы придумали их с тобой. Здесь вообще ничего нет, это всё в башке у нас понимаешь?
– Не-а, – облизывая губы, сказал Василий. – Я бы этот хлев не придумал. Я бы «Шератон-палас» какой-нибудь с коврами и цветами на окнах придумал. Чтобы официанты, шампанское, ананасы, женщины в вечерних платьях, лимузины и всё такое.
– Ой, Вася, Вася, вот что значит в первый раз, да пробовал я это всё, и «Шератоны», и ананасы, и паласы, и дворцы персидские, и танцовщиц, и длинные платья. Только ничего такого с женщинами-то не было, сам понимаешь, нечем, – разбирая кулебяку на части, учил Василия Гугл. – Только грубый крестьянский труд и натуральный обмен. Ничего лучше для человека природа пока не придумала. Так хоть лишняя фигня в голову не лезет. Никаких денег, кредиток – суета всё это, и придумано лишь для того, чтобы свобод было меньше у человека, а зависимостей больше. Чтобы, значит, управлять тобой и мной было легче. Ты только родился, а тебе уже место под солнцем продано, и платишь ты за это место по хитро придуманной технологии, которое все называют БЫТИЕ. Вопрос только, кем придумано? Ладно, слухай дальше. Саркофаг, ну или как у вас там говорят, рефрактор, устанавливает связь с тем существом, в которое тебе вселиться нужно. И по этой нити ты это существо и находишь!
– А как её увидеть, нитку-то эту? – спросил Василий.
– Никак, её только ангелы видят, да и то не всегда. Твои, дык думаю не скоро её нащупают, молоды ещё. Так что можешь отдыхать. Ты вот что скажи, ты что-нибудь про свою пару знаешь?
– Конечно, Райа Боглус с Чимберрии.
– Да это без разницы, откуда и как зовут. Сегодня ты Вася, вчера был Захар, а завтра – Маруся. Главное, что она живая душа, уже хорошо, а то с тварями возни много. И что людям дома не сидится? Это же рай, попить горячего чая с лимончиком дома. Нет, блин, прутся путешествовать. Бардак какой-то мы тут учудили, теперь расплачиваемся. Тебе вот, например, что дома-то не сиделось?
– Я служащий, у меня командировка.
– Ну а если бы узнал, что в червя какого надо вселиться, тоже пошёл бы?
– Родина прикажет, можно и в червя! – раздосадовался Василий. – И вообще, хватит уже тут прессовать меня. Ты лучше скажи, как мне пару свою найти. А то мне здесь двадцать лет сидеть как-то не улыбается.
– А что, ты торопишься, что ли, куда? Забыл, здесь нет времени. Пусть детишки-то поспят, видишь вон, как носиками сопят. Ты пойми, Вась, здесь вообще тоже просто так ничего не делается. У всего своя цена есть.
– Так чем же я могу заплатить, у меня же нет ничего?
– А здесь ничего и не нужно из того, чем обычно ты привык платить.
– А что тогда надо?
Гугл налил стакан самогонки, выпил и, снова опьянев, растекся по стулу.
– Анекдоты у нас, Вася, свеженькие здесь в большой цене. Так что будь другом, подкинь парочку, и мы в расчете. Только что и остается, так это поржать по-человечески. Только давай сразу договоримся, старые, бородатые не в зачёт. А за свежий скабрезненький двойной тариф. Я тут свежим анекдотом любые двери открываю.
– Идёт, – пожал плечами Василий. – Только сначала скажи, если я сейчас осетра, фаршированного с красной икрой с лисичками, и фазана, жаренного с яблоками, придумаю, Люба принесет их мне? Всю жизнь мечтал попробовать. Или нужно, чтобы ты тоже это представил?
– Само собой. Это же моё все-таки заведение. Люба, принеси Василию то, что он хочет!
Погрузившись в поглощение жареного фазана и слизывая жир с рук, Василий начал повествование:
– Идет представление в цирке. «Дрессированные шельдийские игуанодоны», слышал, нет?
– Давай, давай, я скажу, если знаю.
– Игуанодоны выбегают на плато, бегают, жрут друг друга, пышат огнем из пасти. Перекусывают металлические прутья. Ну, что-то там выполняют по воле дрессировщика.
«А теперь – внимание, – говорит дрессировщик. – Смертельный номер». Дрессировщик подходит к игуанодону, бьёт его по голове жезлом. Игуанодон – раз – пасть открыл. Дрессировщик кладет в пасть орган свой детородный. Опять бьёт по голове игуанодону, у того – раз – пасть закрылась. Опять – раз – по башке ему, пасть открылась, дрессировщику и его органу хоть бы хны. Дрессировщик в зал: «Может быть, кто-нибудь из зрителей хочет попробовать?» Одна женщина из зала кричит: «Я бы попробовала, но уж больно сильно вы по голове бьёте!»
Гугл раскрыл рот и замер.
– Да, хороший анекдот Вася, только старый как мир, и вообще-то вместо этих чудищ там обычные крокодилы. Ну да ладно, всё равно я концовку забыл, поэтому в зачёт, но по обычному тарифу. Ещё есть что?
– Изя приходит из школы. К папе в личку приходит вызов от преподавателя. Папа открывает файл, читает: «От Изи воняет, помойте Изю». Папа пишет ответ: «Изю не надо нюхать, Изю надо учить»
– Ха-ха, Изю не надо нюхать. Вот это зачетный анекдот, пойдёт.
– Ну ладно, идём, прогуляемся, чё-то вспотел я совсем, – накидывая тулуп, произнес Гугл.
– Чем это ты интересно потеешь, сам же говорил, что тела нет? – спросил Василий.
– Вася, ещё раз тебе говорю: всё в башке, больше нигде. Ребятки подъём, идёмте, я вам станицу нашу покажу.
Сытая компания вывалила гурьбой на мороз, вытаскивая за собой клубы пара.
– Дядя Гугл, а зачем вы в тулупе все время ходите? Ведь не холодно совсем, – спросил мальчик Петя.
– Это вам, молодежь не холодно, а мне, старику, кости в тепле держать надо.
Длинная череда фотографий, выставленная на столы, уходила вдаль и заканчивалась за горизонтом.
– Это моя, так сказать, социальная сеть. Родственники, друзья. Френды.
– Не фига себе! – обалдел Василий.
– Как говоришь, зовут, Райя? – Гугл прошёл быстрым шагом метров пять и потянулся за фотографией, стоящей в дальнем ряду.
– Ну-ка, Вась, глянь, не эта?
Гугл передал Василию овальную керамическую фотографию, с которой на него смотрела немолодая женщина с учительской прической и в платье в горошек. Ниже едва проступала надпись: Рая Горочек 1912–1976.
– Да ты что, Гугл? Моя-то Райа живая, а здесь год смерти написан.
– Живая, год смерти! – рассердился Гугл, вырывая табличку из рук Василия. – Здесь и не такое бывает, везде надо искать и среди очередников, тоже бывает, транзитники попадаются. Ты сам точно уверен, что ты не умер? Может, тебе всё-таки в очередь нужно встать, ждать перерождения?
Василий замер:
– Да вот тебе крест, я на задании.
– Ладно, шучу я, пошли на рынок посмотрим, кто там сегодня у нас тусуется.
– Так значит, ты говоришь, что командировочный, служба очистки? – спросил Гугл, шаркая валенками по снегу.
– Да, только не нужно, пожалуйста, об этом орать на всю площадь.
– А что ты скажешь, если я скажу, что врёшь ты всё.
– Как так я вру?
– Так, врёшь, только пока не пойму зачем? Если бы ты был со службы очистки, тебя бы уже давно в другом месте забрали. Полиграфыч «своих» на входе встречает, и к нам в слободу такие, как ты, не попадают. Хотя, может, и не врёшь. Слишком уж доверчивый.
Громадный рынок гудел овчинно-валеночным ульем. Видимо, всем хотелось, чтобы было холодно, торгаши важно выпускали пар изо рта, прихлопывали руками и притопывали ногами в дырявых валенках. Под воздействием общего настроя Василию стало зябко, сердобольные девушки-торговки быстро сориентировались, окружив Василия большими и маленькими валенками, тулупами, малахаями. Выбрав одежку сообразно стати и ситуации, а также облачив детей, Василий собрался было в путь, но не тут-то было, торгашки загомонили:
– Ишь ты, куда собрался, а платить кто будет?
– Уж чем смогу, – жеманно кланяясь в пояс, съерничал Василий.
– Да уж смоги, пожалуйста, – захихикала толпа. – А ну-ка, девоньки. Чего возьмем с этого пилигрима?
– А пусть расскажет, как щас парикмахеров называют, парикмахеры или цирюльники?
Василий хмыкнул:
– Брадобреями сейчас называют.
– Это как триста лет назад, что ли? – засмеялся девичий хор.
– Ты не обращай внимания, они давно тут уже вялятся, – шепнул Василию Гугл, – одичали совсем. Просто отвечай, как есть, правду, они потом отстанут.
– А скажи-ка нам, девки-то щас чем губы красят, уж не свеклой ли?
– А какие нынче формы в моде? – Вперед вышла дородная блондинка и распахнула свой тулуп, под которым ничего не было, кроме пышной наготы. – Как у меня?
Женщина встала в позу Мэрилин Монро, полы белого овчинного тулупа поднялись и стали колыхаться как на фотографии известной кинозвезды. Вся толпа громко засмеялась.
– Или как у меня? – В круг выскочила худая девица с длинной русой косой и начала кружиться, обнажая белые ноги и выравнивая круг зрителей своей шевелюрой, смотанной в тугой канат.
Хоровод хлопал, а Гугл и Василий то и дело приседали в такт, хоронясь от косы.
– Ну, хватит бабоньки, – засмеялся Гугл, – совсем уморили.
Из круга выбежала снегурочка и повисла на шее у Василия.
– А ты, милок, спой нам, что сейчас поют на белом свете? А? Только песня о любви должна быть.
Василий почесал затылок, песен он не знал совсем, голоса и слуха не имел и вовсе.
Поднатужившись, он выдавил из себя несколько слов из последнего хита «Ты меня любишь, я тебя тоже люблю, о, это чудо, ты меня любишь». Круг голоногих барышень молчал. Мэрилин Монро откашлялась и спросила:
– Неужели до сих пор поют?
– Ну да, вроде как популярная песня, на всех бортах звучит. Ну, вот ещё есть: «Я уплываю, и время несет меня с краю на край. С берега к берегу, с отмели к отмели…»
– Слушай, – прервала его Мэрилин, – а, «Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи», не поют сейчас?
– Не слышал.
Снегурочка опять вышла из круга и опять подошла ближе:
– А ты вспомни, что дома поют, в кругу друзей, душой.
Василий душой никогда не пел, поэтому вспомнить смог только песню, которую пел его отец после нескольких рюмочек нагретой ракии, закушенной вареной картошкой. Потом вздохнул и затянул:
– Гори, гори, моя звезда, звезда любви… – Василий пел, не задумываясь, откуда он знает слова, они сами ложились на мелодию. Допев куплет до конца, он открыл глаза. Девчонки картинно плакали, утирая слезы варежками.
– Так и не придумали ничего лучше, а может, ты ещё не любил, поэтому песен не знаешь? Ладно, ступай себе, если надо чего, знаешь, где нас искать.
Самовары, гирлянды баранок и сушек сопровождали Василия до выхода с базара.
– Идём до Толича Зверобоя, дойдем, – позвал Гугл. – Толич – охотник в прошлом, а теперь шкуры КРС принимает.
Они прошли мимо импровизированного загона, в котором пасся скот. В загоне, обрамленном оглоблями, медленно пережевывая снег, стояли с десятка два косуль с порванными боками и спиленными рогами. Между ног у них ковыляли гуси с дырявыми крыльями, хромые зайцы, лисы, скрюченные в позах воротников, и несколько кабанов, постоянно заваливающихся набок при ходьбе.
– Что это с ними? – спросил Василий.
– Не обращай внимания, эксперименты Толичьи. Шкуры у всех покупает, пытается зверей, когда-то им подстрелянных, обратно вернуть. Но пока безуспешно. Шкура обратно не лезет уже. Вот он и бесится. Думает, что, если всех стреляных зайцев вернёт, к нему его ангел, охотничий шарпей Вертихвост, вернётся.
– Здорово, Толян! – крикнул Гугл подошедшему мужику.
– Ой, мамочки родные, Гугл-Мугл никак к нам пожаловал, – не отрываясь от выделки беличьей шкуры, ответил грузный мужик в кожаном фартуке с узкими якутскими глазами.
– Да! Вот соизволил, так сказать, заскочить к вам. Косточек вот рыбьих тебе принес, может, обратно в карася их превратишь, – хихикнул Гугл.
– Ой, как смешно. Что же это ты меня перед новым человеком да детишками-то позоришь? Не такой уж я и идиот. Во всяком случае сорок домов для престарелых дедушек не содержу, в отличие от некоторых, в надежде на то, что там нужный старичок появится.
– Фи, Толич, фи, ну это уже ниже пояса, я же пошутил, – расстроился Гугл. – Ладно, человечек тут новый объявился, помочь бы надобно. Пару свою ищет, командировочный, попал сюда не по теме, кто-то явно его сюда засунул. Но молодец, в отличие от нас, лохов, ангелочков своих не продал.
– Транзитник, что ли?
Толич протянул Василию руку, предварительно вытерев её о фартук.
– Здравствуйте, Толян Сорокин, олигарх, охотник, ну и все полагающиеся причиндалы, бабник, яхтсмен.
– Венеролог-самоучка, – вставил Гугл.
– Ага, можно сказать профессор в этом деле, – поддержал его Зверобой.
– Командировочный, – ответил Василий, пожав мозолистую руку миллионера, – транзитник, по-вашему.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?