Текст книги "Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная…"

Судебное разбирательство по делу «охтинской Богородицы» длилось очень долго, и только в середине апреля 1914 года объявили окончательный приговор. На основании вердикта, вынесенного присяжными заседателями, суд признал Дарью Смирнову виновной по трем пунктам обвинения. Вместе с ней приговор огласили и в отношении ее сподвижников по секте – ее сына Петра Смирнова, а также сектанта Дениса Шеметова.

Суд признал виновность Дарьи Смирновой и Дениса Шеметова «в совращении в изуверскую секту» и приговорил обоих к лишению всех прав и ссылке на поселение. Кроме того, суд признал виновность «охтинской Богородицы» в богохульстве и признал справедливым назначить ей предусмотренную законом по этому пункту обвинения «высшую меру наказания» – лишение всех «особенных прав» и заключение в тюрьме на три года. Ее сына – Петра суд приговорил к лишению всех «особенных прав» и отдаче в исправительные арестантские отделения на восемь месяцев. В заключительной части решения суда говорилось, что в отношении Дарьи Смирновой все вынесенные ей приговоры поглощаются самым строгим – ссылкой на поселение…

Традиции милосердия

Природно-географические особенности Лесного обусловили сосредоточение в нем в начале XX века значительного количества различных благотворительных заведений – приютов для взрослых и детей, богаделен и т. п. И хотя, как уже отмечалось, Лесной являлся прежде всего своего рода академическим пригородом Петербурга, благотворительные заведения также служили существенной частью Лесного. Большинство благотворительных заведений Лесного в первые десятилетия XX века располагались на Большой Объездной (ныне улица Орбели) и Новосильцевской (ныне Новороссийская улица), 2-м Муринском и Мориса Тореза проспектах.

Старейшим благотворительным заведением Лесного являлась Орлово-Новосильцевская богадельня. Ее создание связано с трагической историей дуэли между флигель-адъютантом Александра I Владимиром Новосильцевым и поручиком лейб-гвардии Семеновского полка Константином Черновым. Она произошла в сентябре 1825 года и вызвала много толков в обществе[2]2
  Поединок между Новосильцевым и Черновым был не единственной дуэлью, случившейся в Лесном. В феврале 1840 года в Сосновскому лесу, примерно близ нынешнего пересечения проспектов Светлановского и Мориса Тореза, произошла дуэль М.Ю. Лермонтова с сыном французского посланника в Петербурге Барантом. Дуэль началась на рапирах, а закончилась пистолетами. Лермонтов был легко ранен, а за дуэль его вторично выслали на Северный Кавказ в действующую армию. 14 мая 1872 года в Лесном, на участке Беклешова, близ Большой Муринской дороги, состоялась «литературная дуэль», о которой много говорили в столице. Она стала развязкой долго длившейся истории с политической и любовной подоплекой. Стрелялись сенатский чиновник и одновременно журналист «Санкт-Петербургских ведомостей» Александр Жохов и молодой адвокат и литератор Евгений Утин – сотрудник журнала «Вестник Европы». Среди секундантов были известные журналисты «Санкт-Петербургских ведомостей» Виктор Буренин и Эрнест Ватсон. Результатом поединка стала смерть Александра Жохова. У тина приговорили к нескольким месяцам заключения в крепости, а секундантов признали невиновными… Подробности этой дуэльной истории разыскал и опубликовал знаток истории Петербурга журналист Дмитрий Шерих.


[Закрыть]. Чернов входил в круг тех, кого позже назовут «декабристами».

Мать Новосильцева, Екатерина Владимировна, урожденная Орлова, была дочерью Владимира Григорьевича Орлова – одного из пятерых братьев Орловых, участвовавших в возведении на престол Екатерины II 29 июня 1762 года, за что его пожаловали в Графское Всероссийской Империи достоинство 22 сентября 1762 года в день ее коронации. Владимир Орлов пользовался благосклонностью при дворе Екатерины, но придворная жизнь не пришлась ему по вкусу.

Его внук В.П. Орлов-Давыдов писал, что предметом желаний его деда служила жизнь семейная, с досугом для умственных занятий. В 1768 году, получив согласие старших братьев (заменивших ему умершего отца), он женился на фрейлине при дворе Екатерины II Елизавете Ивановне Штакельберг. Они прожили 49 лет счастливой семейной жизни и имели двух сыновей (Александра и Григория) и трех дочерей (Екатерину, Софию и Наталью).

Старшая дочь Екатерина родилась в ноябре 1770 года, ее крестила Екатерина II. И так получилось, что именно фрейлина Екатерина Орлова дежурила у тела Екатерины II в первую ночь после смерти императрицы. В 1799 году Екатерина вышла замуж за бригадира (чин между полковником и генерал-майором) Дмитрия Александровича Новосильцева. Но в отличие от брака родителей, ее брак не стал счастливым – через год супруги разошлись.

В 1799 году у Екатерины Владимировны родился сын, названный в честь деда Владимиром. Свою жизнь она целиком посвятила заботам о нем. Когда сын подрос, Новосильцева переехала из Москвы в Петербург, чтобы отдать сына в лучшее учебное заведение того времени – иезуитскую школу. Новосильцев окончил курс одним из первых и вообще подавал самые лучшие надежды. Окончив школу, Владимир Новосильцев поступил на службу в лейб-гусарский полк, вскоре получил назначение адъютантом к главнокомандующему первой армии фельдмаршалу графу Сакену, а затем в 1822 году сделан флигель-адъютантом. Но такую быструю карьеру он сделал не только благодаря личным качествам, но и из-за того, что графа Сакена в свое время облагодетельствовала Е.В. Новосильцева.

Став флигель-адъютантом, Новосильцев переехал в Петербург, но, с прохладой относясь к высшему свету, ограничил свое знакомство кругом приятелей, занимался музыкой, рисованием и на этой почве познакомился с Галяминым – превосходным музыкантом и рисовальщиком. Среди знакомых Галямина был поручик Главного штаба H.A. Скалой. Летом 1824 года, проводя съемки окрестностей Петербурга, он познакомился с семейством генерал-майора П.К. Чернова в его имении Большое Заречье. Семейство Черновых состояло из пяти сыновей и четырех дочерей. Одна из них, Екатерина, выделялась незаурядной внешностью. Приехав в Петербург, H.A. Скалой расхваливал Екатерину Чернову, как единственную в мире красавицу. Галямин побывал в Большом Заречье, затем пригласил туда В. Новосильцева. Тот влюбился в Екатерину и сделал предложение, не спросясь отца и матери.

По другим сведениям, знакомство произошло в Старом Быхове Могилевской губернии, где в штабе 1-й армии служил В. Новосильцев, а генерал-майор П.К. Чернов жил с женой и дочерью. Именно здесь Новосильцев познакомился с Черновой, влюбился в нее, она ответила ему взаимностью. Когда Новосильцев стал флигель-адъютантом и уехал в Петербург, Чернова с дочерью вскоре тоже перебралась в столицу. Здесь молодые люди сблизились, и Новосильцев сделал предложение.

Сговор и обручение Владимира Новосильцева и Екатерины Черновой состоялись в августе 1824 года. Новосильцев написал обо всем матери в Москву, но она ответила категорическим отказом и приказала немедленно прекратить всякие сношения с семейством Черновых. Возможно, здесь повлиял личный жизненный опыт Е.В. Новосильцевой – несчастные месяцы ее семейной жизни, последовавшие после краткого знакомства с бригадиром Д.А. Новосильцевым.

Владимир Новосильцев решил съездить в Москву и уговорить мать дать согласие на женитьбу. Пообещав Черновым вернуться через три недели, он, подчиняясь требованиям матери, прекратил переписку и не только не вернулся к назначенному сроку, но оставил семью Черновых в течение трех месяцев без всякой вести о себе. Когда Черновы узнали, что Новосильцев приезжал в Петербург, но не сообщил им об этом, они поняли, что он хочет порвать с их семейством без всяких объяснений. Подобная ситуация была бесчестьем для девушки. Братья Екатерины Черновой – Константин и Сергей – решили потребовать удовлетворения от оскорбителя.

В декабре 1824 года Константин отправился в Москву, послав вызов Новосильцеву, туда же из Старого Быхова приезжает и Сергей. Дуэль назначили на январь 1825 года. Е.В. Новосильцева приложила все усилия, чтобы предотвратить ее. Она обратилась к посредничеству московского генерал-губернатора князя В.Д. Голицына, и в присутствии князя Новосильцев объявил, что никогда не оставлял намерения жениться на Черновой. В ответ К. Чернов извинился за свои сомнения в его честности. Тогда же Е.В. Новосильцева написала родителям Е. Черновой о своем согласии на брак сына с их дочерью. Свадьба должна была состояться в течение шести месяцев, чтобы не думали, как объяснил Новосильцев, что его вынудили угрозами к согласию на брак.

Однако отношения между Новосильцевым и Черновым продолжали обостряться. Новосильцев обвинял Константина Чернова в распространении слухов о том, что тот будто бы вынудил Новосильцева жениться. Срок, назначенный для женитьбы, истек, а Новосильцев опять не спешил, вероятно, подчиняясь матери – та, несмотря на свое разрешение, пытается предотвратить неравный брак. К. Чернов получил письмо отца, где говорилось, что фельдмаршал граф Сакен, очевидно, по просьбе матери Новосильцева, под угрозой больших неприятностей, заставил его послать Новосильцеву письменный отказ. После этого К. Чернов снова решает вызвать Новосильцева на дуэль. Его секундантом вызвался быть Кондратий Федорович Рылеев.

Кроме Рылеева, в деле Чернова с Новосильцевым принял участие и другой член тайного общества – А. Бестужев. Оба они сумели придать поединку общественную окраску в преддверии готовившегося выступления заговорщиков. Поединок бедного и незнатного дворянина с баловнем двора использовали для возбуждения общества против придворной знати. Рылеев написал последнее письмо Чернова к Новосильцеву, а Бестужев – предсмертную записку Чернова. В этой записке, в частности, говорилось: «…Стреляюсь на три шага, как за дело семейственное, ибо, зная братьев моих, хочу кончить собою на нем, на этом оскорбителе моего семейства, который для пустых толков еще пустейших людей преступил все законы чести, общества и человечества. Пусть я паду, но пусть падет и он в пример жалким гордецам, и чтобы золото и знатный род не насмехались над невинностью и благородством души».

Дуэль состоялась 10 сентября 1825 года в 6 часов утра на окраине парка Лесного института. Условия дуэли установили самые тяжелые: стреляться с 8 шагов. Кроме участников дуэли и секундантов присутствовало еще несколько десятков человек – офицеров-семеновцев и членов Северного тайного общества, желавших своим присутствием выразить поддержку Чернову.

Развязка оказалась жестокой: противники смертельно ранили друг друга. Рылеев увез Чернова к себе на квартиру в Семеновских казармах, где, несмотря на проведенную операцию, тот скончался через двенадцать дней, 22 сентября 1825 года.

Новосильцева перенесли в ближайшую от места дуэли харчевню (постоялый двор).

Похороны Чернова состоялись 27 сентября. Тайное общество превратило их едва ли не в первую в России политическую демонстрацию, прозвучавшую на весь Петербург. Похоронная процессия, состоявшая из более чем двухсот карет и нескольких тысяч людей прошла через весь город от казарм Семеновского полка до Смоленского кладбища на Васильевском острове. На кладбище Вильгельм Кюхельбекер прочитал стихотворение, заканчивавшееся словами:

 
«…Я ненавижу их, клянусь
Клянусь и честью, и Черновым!»
 

«Все, что мыслило, чувствовало, соединилось тут, безмолвно сочувствуя тому, кто собой выразил общую идею, сознаваемую каждым – идею о защите слабого против сильного, скромного против гордого», – писал в воспоминаниях Оболенский. Таким образом, дуэль получила политический оттенок, при этом был забыт повод дуэли и сама Екатерина Чернова. Уже мало кого интересовало, что вскоре она вышла замуж за полковника Н.М. Лемана.

У всей этой истории была и другая сторона: мать Новосильцева потеряла единственного сына. К раненому Новосильцеву пригласили известного медика Николая Федоровича Арендта – того самого, который спустя двенадцать лет попытается спасти смертельно раненного на дуэли Александра Сергеевича Пушкина. Арендт объявил, что рана Новосильцева смертельна. Перед смертью Новосильцев сказал: «Сокрушаюсь только о том, что кончиною моей наношу жесточайший удар моим родителям, но вы знаете… честь требовала, чтобы я дрался, я уверен, что для них легче будет видеть меня в гробу, нежели посрамленного, и что они простят мой поступок, судьбами мне предназначенный».

Новосильцев умер 14 сентября, последними словами его стало несколько раз повторенное: «Моя бедная мать». В начале октября катафалк с покойным был отправлен в Москву: тело забальзамировали, а сердце, закупоренное в серебряном ковчеге, мать везла с собой в карете. В.П. Шереметева, следовавшая из Москвы в Петербург и встретившая в дороге эту похоронную процессию, писала: «На всех станциях только и разговору, что о покойном Новосильцеве, так как везде тут они проезжали, и я не могу Вам сказать, как кончина этого молодого человека и грустное положение его матери всех занимали. На последней станции мы встретили одного офицера, который вчера выехал из Петербурга. Он нам сказал, что весь Петербург против мадам Новосильцевой».

Е.В. Новосильцева похоронила единственного сына в фамильном склепе Новоспасского монастыря. Рядом она заготовила место для себя. Над могилой сына она поставила памятник – бронзовую плачущую фигуру, а на стене склепа повесила его портрет. Оплакивая утрату сына, мать вся отдалась молитвам и делам благотворения и до самой своей кончины в 1849 году не снимала траура.

Почти через девять лет после дуэли, 1 мая 1834 года, на месте постоялого двора близ места дуэли, куда перенесли смертельно раненного сына, Е.В. Новосильцева заложила церковь во имя св. Равноапостольного князя Владимира. Именно в это время по проекту министра финансов К.Ф. Канкрина Лесной институт получил возможность отдавать участки в нижней части территории Института в аренду. Участки, примыкавшие к Граничной улице и Выборгскому шоссе, приобрела Е.В. Новосильцева.

Строительство церкви закончилось в 1838 году. 1 мая 1838 года московский митрополит Филарет рукоположил сюда первого священника Т.С. Валдайского (из дьяконов павловского кадетского корпуса), а 15 мая храм освятили. В богослужении участвовал священник церкви Сампсония Странноприимца на Выборгской стороне Ф. Барсов, исповедывавший В.Д. Новосильцева перед смертью 14 сентября 1825 года. Со временем у петербургских офицеров сложился обычай: в случае грозящей им опасности (например перед дуэлью) приходить молиться в эту церковь.

Достопримечательностями храма служили подаренные Е.В. Новосильцевой золотая утварь, бархатная ризница, украшенное серебром, эмалью и полудрагоценными камнями Евангелие. Кроме того, в церкви находились серебряный ковчег с частицами святых мощей, икона «Воздвижение» с деревянным крестом, содержавшим частицу Древа Господня, и два образа – греческий, с изображением Георгия Победоносца, и Скорбящей Богоматери. На стенах храма установили бронзовые доски: на одной из них рассказывалась история постройки, а другая увековечивала память действительного статского советника Е.П. Пражевского, наблюдавшего за возведением храма и похороненного в склепе под ним. К храму приписали деревянную Преображенскую часовню, находившуюся на углу Большой и Малой Спасской улиц (ныне в районе площади Мужества). В праздник Преображения Господня к ней устраивался крестный ход.

…По желанию Новосильцевой, непосредственное место дуэли было отмечено круглыми гранитными плитами без надписей. Спустя более полутора веков на месте дуэли установили гранитную стелу с надписью: «10 сентября 1825 года на этом месте состоялась дуэль члена Северного тайного общества К.П. Чернова с В.Д. Новосильцевым. Секундантом К.П. Чернова был К.Ф. Рылеев. Похороны К.П. Чернова вылились в первую массовую демонстрацию, организованную членами Северного тайного общества – декабристами».

В зданиях, стоявших рядом с храмом, Новосильцева устроила богадельню, открывшуюся 8 февраля 1842 года. По просьбе Новосильцевой заведение поступило в ведение Совета Императорского Человеколюбивого общества. В соответствии с проектом, оно предназначалось для содержания десяти отставных воинов, «имеющих нужду в призрении по преклонности лет, или по причине полученных ран и увечия», десяти человек «из других званий, также имеющих нужду в призрении по беспомощной старости, или по болезням и увечьям не могущих снискать себе пропитание» и больницу для десяти человек бедных. К началу XX века здесь призревалось около шестидесяти мужчин православного исповедания.

«Дабы обеспечить навсегда существование этого заведения, – говорилось в проекте учреждения Орлово-Новосильцевского благотворительного заведения, – учредительница полагает предоставить навсегда в ведомство Императорского Человеколюбивого общества собственное недвижимое имение: 500 душ мужского пола, с принадлежащей им пахотной, сенокосной и лесной землею, Ярославской губернии, в разных уездах и имениях, дошедших к учредительнице от родителя ее, графа Владимира Григорьевича Орлова, в приданое, приносящее к оброку 4000 рублей серебром в год, арендного дохода за землю и дома отпущенных на волю 500 рублей серебром». После кончины Екатерины Владимировны Новосильцевой в 1849 году прекратились ее дополнительные пожертвования в пользу заведения. В связи с этим первое время Императорское Человеколюбивое общество занималось финансированием заведения, а затем Совет общества обратился к наследникам Новосильцевой с предложением «обеспечить существование заведения согласно с изъявлением на то самою учредительницей желанием, которого она при жизни исполнить не успела».

В 1851 году наследники – действительный тайный советник граф Виктор Никитич Панин, вдова и дети графа Александра Никитича Панина и действительный статский советник граф Владимир Петрович Орлов-Давыдов – стали вносить ежегодно по полторы тысячи рублей в кассу Совета Императорского Человеколюбивого общества независимо от доходов с имения. В 1862 году, вскоре после отмены крепостного права, доход с имения прекратился, и благотворительное заведение перевели на содержание из средств Императорского Человеколюбивого общества и взносов наследников.

В 1861 году при заведении открылась бесплатная начальная школа для приходящих детей – в выстроенном на средства частных пожертвователей деревянном доме. Она снабжалась учебными пособиями и другими принадлежностями от тех же пожертвователей, а преподавание в школе принял на себя причт церкви. В 1896 году в школе обучалось восемьдесят мальчиков и девочек.

В 1869 году определили новый устав и штат Орлово-Новосильцевского заведения. Согласно новому уставу, цель заведения состояла в призрении престарелых мужчин, без различия званий, лишенных возможности искать пропитание собственным трудом, преимущественно же отставных раненых и увечных воинов. «Комплект» призреваемых был определен в шестьдесят человек. Кроме того, заведению разрешалось иметь «пансионеров» за плату 100 руб. в год и 25 руб. единовременно на «первоначальное обзаведение».

В 1881 году произошла выкупная операция имения, которое было когда-то пожертвовано Новосильцевой. Выкупная сумма составила 44 600 руб., и она послужила основанием для собственного капитала Орлово-Новосильцевской богадельни. В 1884 году капитал увеличился еще на 22 500 руб., внесенных графами Паниным и Орловым-Давыдовым вместо производившихся ими ранее ежегодных взносов. К 1896 году капитал заведения возрос почти до 82 000 руб. Перед революцией одним из последних попечителей заведения являлся действительный статский советник Альберг Рафаилович Хари.

Постройки Орлово-Новосильцевского заведения сохранились до наших дней в начале проспекта Энгельса, а храм во имя св. Равноапостольного князя Владимира, стоявший между ними, был уничтожен в 1932 году…

* * *

В начале XX века в Лесном находилось не меньше десятка всевозможных приютов. При многих из них существовали собственные церкви.

На Большой Объездной улице (ныне улица Орбели), невдалеке от Серебряного пруда, находилось отделение несовершеннолетних Санкт-Петербургского Дома милосердия, состоявшего под покровительством принцессы Е.М. Ольденбургской. Свою историю Дом милосердия вел с открывшегося в 1833 году в Петербурге частного Магдалинского убежища для «раскаявшихся публичных женщин», преобразованного в 1864 году в Дом Милосердия под покровительством великой княгини Марии Николаевны. Его разделили на взрослое отделение, расположившееся на Петербургской стороне, и на отделение для несовершеннолетних, для которого в 1865–1867 годах выстроили деревянное здание в Лесном на 50 девочек. В 1914 году в Лесной переехало и взрослое отделение.

В отделение для несовершеннолетних принимались дети до 16 лет, а в «предупредительное» – от 5–6 лет. Как отмечалось в документе, «в оба эти отделения жертвы распутства доставляются врачебно-полицейским комитетом, членами состоящего при Доме милосердия комитета, членами-благотворителями и родными и остаются в отделениях до 18-летнего возраста». Целью Дома милосердия являлось «приучение к труду несовершеннолетних девушек, впавших в порок, и взрослых, изъявивших желание исправиться». «Средствами исправления» во всех отделениях Дома милосердия служили религиозно-нравственные беседы, занятия «домохозяйством» и рукоделиями, обучение грамоте и общеобразовательным предметам элементарного курса.

Почетные члены общества обязывались вносить не менее 300 руб. в год или единовременно 5000 руб. При отделении несовершеннолетних работала школа. В том же доме помещалось частное убежище г-жи Урлауб, принимавшее «нервных, недоразвитых и ненормальных детей».

Домовую церковь при Доме милосердия в Лесном освятили в 1868 году в деревянном здании отделения для несовершеннолетних. «Крохотная зала, отведенная под церковь, не вмещала в себя молящихся, в особенности в летнее время, когда вся местность Лесного корпуса наполняется дачниками, – рассказывалось в журнале „Всемирная иллюстрация“. – Долго бы еще пришлось ограничиваться этим скромным храмом, если бы не проявилось особой заботливости высокой покровительницы Дома милосердия о религиозных нуждах учреждения и энергии местного настоятеля, протоиерея В.А. Славницкого. Их усердием, при щедрой благотворительности частных жертвователей, создан ныне весьма красивый храм».

Двухэтажный каменный храм во имя Преображения Господня построили в 1880-х годах. Его заложили 25 мая 1887 года и строили по проекту недавнего выпускника Академии Художеств Василия Агатоновича Пруссакова, ставшего с 1883 года архитектором Дома милосердия. «Это – первый труд молодого зодчего, который может гордиться первым своим произведением», – говорилось в статье во «Всемирной иллюстрации», посвященной истории храма.

Однако строительство подстерегали неожиданные трудности: на месте, выбранном для постройки, оказался засыпанный пруд, и поэтому храм пришлось перенести восточнее. Стройка затянулась, и храм освятили только в мае 1889 года. Церемонию проводил епископ Выборгский Антоний, присутствовала на освящении покровительница Дома милосердия принцесса Е.М. Ольденбургская.

Кроме главного придела в храме находился еще один, освященный во имя Сергия Радонежского, – в память о герцоге Сергее Максимилиановиче Лейхтенбергском, погибшем во время русско-турецкой войны. В этот придел перенесли иконостас из прежней церкви, куда он, в свою очередь, попал из церкви Николая Чудотворца в Мариинском дворце.

Иконы для одноярусного главного иконостаса, вырезанного мастерами Лебедевым и Медведевым по рисунку архитектора В.А. Пруссакова, исполнил H.A. Ликунин, он же являлся автором росписи. Запрестольным образом служил витраж «Воскресение Христово», а икона в память спасения Александра III и императорской семьи при железнодорожной катастрофе в Борках была последней работой академика Д.Н. Мартынова.

Перед революцией во главе причта находился отец Александр Николаевич Филомафитский. (Любопытная деталь: несколько лет назад автору этих строк довелось приобрести в «букинистическом подвальчике» на Литейном проспекте несколько почтовых открыток, отправленных отцу Александру Филомафитскому в Дом милосердия на Большую Объездную улицу в Лесном…)

Среди частных благотворителей, жертвовавших на Дом милосердия и на храм во имя Преображения Господня, в разные годы было немало известных в Петербурге личностей – статский советник Е.Н. Сивохин, генерал-майор В.Н. Зубов, П.П. Вейнер, И.И. Глазунов и др. Жертвовали они не только деньгами, но и материалами. И.И. Глазунов, в бытность директором Дома милосердия, подарил в ризницу золоченые сосуды.

Одно время пост директора Дома милосердия в Лесном занимал Николай Васильевич Латкин – известный в России золотопромышленник, видный ученый-географ, автор многочисленных статей, брошюр и книг по географии и статистике различных регионов России, а также Балканских стран, Северной и Южной Америки. Он являлся членом Русского географического общества, которое удостоило его Малой золотой медали, а также состоял членом Бременского, Лейпцигского и Венского географических обществ.

Храм Дома милосердия на Большой Объездной улице. Рис. А. Шильдера, «Всемирная иллюстрация», 1889 год

Письмо священнику Александру Филомафитскому. Из коллекции автора

С 1877 по 1881 год Н.В. Латкин занимал должность гласного Петербургского земского собрания, затем был директором Дома милосердия в Лесном, а в 1893–1897 годах являлся гласным Петербургской городской думы. По всей видимости, Латкин являлся одним из лесновских землевладельцев, поскольку его имя долгое время сохранялось в топонимике Лесного: бытовало понятие «Латкинские места», на Большой Объездной улице существовал парк Латкина.

…На той же Большой Объездной находилось еще несколько детских благотворительных заведений. В доме № 18 помещался приют попечительства о бедных Рождественской части в память св. Антонины (покровительницей попечительства являлась принцесса Е.М. Ольденбургская). Этот приют в Лесном служил одним из трех постоянных учреждений, содержавшихся попечительством. Он был рассчитан на 50 девочек от 5 до 16 лет с отделением для детей сирот нижних чинов, пострадавших во время войны с Японией.

Попечительство имело целью «оказывать помощь нуждающемуся населению Рождественской части как единовременными и постоянными денежными пособиями, обувью, платьем, дровами и пр., так и работой» – при рукодельной мастерской попечительства на 5-й Рождественской улице, дом № 12, и «помещением бедных детей сирот в приюты, школы и т. д.». Председателем попечительства была A.B. Пантелеева, жена генерал-адъютанта, выполнявшая также обязанности попечительницы Александровского детского приюта общества для пособия бедным женщинам в Петрограде, и «товарища» (заместителя) председателя благотворительного общества великой княгини Ольги Александровны.

Еще один детский приют, рассчитанный на 20 девочек от 8 до 15 лет, помещался в доме № 6 по Большой Объездной улице.

Невдалеке, на Малой Объездной улице, на углу Старо-Парголовского проспекта (ныне участок по проспекту М. Тореза, дом № 38, корп. 1) находилось Общество попечения о бедных детях, их матерях, больных и пожилых женщинах в Лесном «Лепта» (здание снесли во время реконструкции в 1960-х годах). Оно имело целью «дать приют детям, лишенным домашнего призора». Общество располагало дневным убежищем для детей обоего пола в возрасте от 2 до 14 лет. При нем – ясли, детский сад и школа с классом ручного труда по столярному и башмачному ремеслу и рукоделию, а также небольшая богадельня. Председателем правления «Лепты» была М.Д. Алферова – жена потомственного почетного гражданина, купца первой гильдии A.A. Алферова. Оба они – известные в Петербурге благотворители.

При обществе «Лепта» на средства Алферовых устроили домовую церковь. Ее открыли по инициативе братства святого Питирима Тамбовского, существовавшего при церкви приюта М.Н. Евреинова на 2-м Муринском проспекте. Устройством церкви занимался священник приюта М.Н. Евреинова – отец Николай (Русаков). Храм освятили как временный в марте 1916 года, а в мае следующего года в связи с перестройкой дома храм освятили как постоянный. Достопримечательностью храма служила икона святителя Питирима, освященная на его мощах в Тамбове.

На Большой Спасской улице находилось летнее отделение приюта принца П.Г. Ольденбургского, устроенное в начале 1880-х гг. председателем попечительного совета приюта миллионером и благотворителем Ф.И. Базилевским. В 1880 году он приобрел здесь участок для летнего отдыха приютских детей, где на свои средства построил деревянные двухэтажные дома.

Сам же приют Ольденбургского существовал еще с 1846 года, когда принц «переустроил» по своим идеям малоизвестный Сиротский ночлежный приют на Песках. В 1848 году вступил в силу Высочайше утвержденный устав о «Детском приюте принца Петра Георгиевича Ольденбургского». Часть детей призревалась в приюте бесплатно, другие каждый год платили по 60 рублей. Затем, по новому уставу 1857 года, увеличилась плата за «пансионеров» и изменена учебная программа: в мужском отделении ввели преподавание в объеме четырех классов реальной прогимназии, а в женском – курс женских институтов и гимназий. Затем еще больше усилилось преподавание математики и естествоведения.

Большое внимание в приюте Ольденбургского уделялось изучению ремесел. В частности, в женских отделениях занимались различными видами рукоделия. С 1880 года выпускницы приюта получали права домашних учительниц.

Приют принца П.Г. Ольденбургского на Большой Спасской улице. 1911 год, фотограф К. Булла. Фото из фондов ЦГАКФД СПб

Воспитанники приюта принца П.Г. Ольденбургского во время работы в саду. 1913 год, фотограф К. Булла. Фото из фондов ЦГАКФД СПб

Воспитанницы приюта принца П.Г. Ольденбургского во время выступления на празднике. 1913 год, фотограф К. Булла. Фото из фондов ЦГАКФД СПб

С 1884 года программу мужского отделения расширили до «курса реальных училищ», а девушек стали готовить «к предстоящим им в жизни обязанностям, воспитывая их в строго религиозном духе», дабы «научить их кулинарному искусству, домоведению и гигиене». А с 1890 года выпускники мужского отделения приюта получали «права оканчивающих низшие механико-технические и реальные училища Министерства народного просвещения… Персонал был уравнен в правах… службы с чиновниками прочих ведомств, а в женском отделении был прибавлен педагогический класс».

Отделение приюта Ольденбургского на Большой Спасской улице состояло из целого комплекса построек. В 1892 году перед корпусом для служащих появилась деревянная часовня. В январе 1893 года ее обратили в церковь на триста человек (предположительно, работы вел архитектор Евгений Львович Лебурде, известный как автор дома П.А. Бадмаева на Поклонной горе и церкви и здания санатория «Халила» на Карельском перешейке).

Церковь, выдержанную в «русском стиле», украшали красивая высокая главка и одноярусная звонница. 20 июля 1893 года церковь освятил епископ Гдовский Вениамин в честь святого покровителя Ф.И. Базилевского – великомученика Федора Стратилата. Первое время в церкви служили только летом, но когда при отделении приюта открылась школа, она стала действовать круглогодично.

Церковь во имя св. Федора Стратилата отделения приюта принца П.Г. Ольденбургского на Большой Спасской улице. 1911 год, фотограф К. Булла. Фото из фондов ЦГАКФД СПб

В 1900 году летнее отделение приюта принца П.Г. Ольденбургского хотели перевести в Лугу, однако это намерение не осуществили, поскольку под Лугой попечитель приюта Александр Петрович Ольденбургский выстроил большое здание приюта и рядом с ним церковь во имя св. блаженной княгини Ольги. А спустя несколько лет, как уже говорилось, при приюте принца П.Г. Ольденбургского на Большой Спасской открылась женская гимназия.