Текст книги "Выбор Евы"

Воздух застрял в лёгких, когда увидела, что с противоположной стороны улицы за ней наблюдал зверь с чёрной шкурой.

С тех пор в поселении Давина стала появляться крайне редко. В основном чтоб поспать ночью, да поесть утром и вечером. Остальное время проводила в обществе нового знакомого.

Однажды один из бойцов приметил, что при нападении зверей, Давина, как ни в чём не бывало, гуляла по поселению. Рассказал старшему в доме. Таким образом, эти сведения, в итоге, дошли к Дидли. Главный судья, поначалу, не придал им значения. Ведь всем известно, что девушка умалишённая, а значит, попросту не понимает, что такое смерть. Но вскоре увидели, как при нападении она столкнулась лицом к лицу со зверем и тот вместо того, чтоб утащить, обошёл её.

Сразу вспомнили о колдовстве. Начали приписывать Давине все происшествия из жизни поселения.

Умирал ребёнок – виновата ведьма.

Нападали звери – виновата ведьма.

Происходил несчастный случай – виновата ведьма.

Происходило хоть что-то плохое – значит, виновата ведьма.

Окончательно жизнь Давины испортилась, когда её увидели со зверем.

Она, как обычно, утром ушла из поселения. В тот день одна из семей литейщиков отправились в город за сталью. Каково было их удивление, когда за стёклами одного из зданий они увидели ведьму со зверем. Влюблённые о чём-то беседовали – так показалось литейщикам. Хоть люди и не поняли, как можно разговаривать со зверем, но на следующий день всё поселение знало о том, что ведьма приворожила Вожака. Мать начала приглядываться к Давине. Вскоре опасения подтвердились. У дочери появился животик. Тогда отец побежал к Дидли за советом. Главный судья долго раздумывал над случившимся. Наконец решил, не выпускать её из дома и дать родить. Он с трудом верил в россказни о звере, полюбившем человека. Больше склонялся к версии о тайном ухажёре.

Дидли послушались и в течение всей беременности Давину не выпускали из дома. Когда родился младенец, покрытый серебристым пушком, с острыми зубами и с крохотными когтями на руках и ногах, то Давину, вместе с новорождённым, выгнали из поселения.

***

– Раз Вожак когда-то сумел общаться с человеком, то почему его, – отец указал на Ди. – Не могли отблагодарить?

– Потому, – усмехнулся Гтирер. – Что легенды о любви и общении человека со зверем это всего лишь пересуды баб под навесом. Любовь требует осмысленности, чувств, чего у зверей нет, и быть не может! И если Давина попросту ложилась под зверя, то это ещё не означает, что они друг друга любили и общались в привычном понимании этого слова. Понимаешь? Или уже совсем ума лишился?

На лицах братьев появились улыбки. Гтирер давно их убедил, что отец выжил из ума.

– Прекрасно понимаю, – со сталью в голосе произнёс отец. – А вот тебе, как будущему главе семьи, стоит быть поумнее. Мне недолго осталось, а потом ты займёшь моё место. И что люди будут думать о нашем доме, когда его глава такой тупица? Я когда был у зверей…

Лишь Ди услышал последнюю фразу отца. Гтирер с покрасневшим лицом, выскочил из-под шкуры и кинулся на Флора. Реакция не подвела главного разведчика. Старик вскочил и отпрыгнул. Гтирер грохнулся через стул, на котором мгновение назад сидел отец.

– Я убью тебя, старый придурок! – старший сын бросился на отца.

– Стой! – завопила мать в тот момент, когда главный разведчик, уклоняясь от нападения сына, коснулся головой одновременно двух проводов, вмурованных в стену.

Недолго тело сотрясали мелкие судороги, после лицо посерело, глаза вылезли из орбит и он рухнул замертво.

Дом замер.

– Милый… – пробормотала мать. Попыталась встать, но ноги не слушались. Упала на пол. – Милый… – потянулась рукою к человеку, с которым прожила жизнь. – Милый… – повторила в исступлении.

Завыли дети. Братья словно окаменели, а их жёны глупо хлопали глазами.

– Вот падаль! – тихо пробормотал Гтирер, но Ди всё равно услышал. – Даже умереть как мужчина не смог.

***

Вожак понял, что вернулся слишком поздно. Несколько самых слабых сородичей ещё догрызали кости растерзанной добычи, но большинство валялось со вспухшими от обжорства животами и стонали.

Посреди огромной пещеры, которую, как говорила когда-то мама Вожаку, люди ранее использовали для добычи чего-то драгоценного, лежало много трупов зверей. Те, кто смог самостоятельно дойти, но не сумел выжить из-за полученных ран. Они старались умереть где-нибудь у стены, куда не доставал свет, из пробитых в потолке дыр.

Вожак осмотрел стонавших от обжорства сородичей. Нашёл среди них и сына. Серебристая шкура, огромный рост, сила и мощь пятерых. Но он не имел одного. Того, чего отец желал ему больше всего – ума.

– Что же вы делаете, звери безмозглые?! – вздохнул Вожак.

Он частенько их ругал самыми гнусными словами, которые только знал. А особенно часто это делал в последнее время, когда понял, что зверей становится всё больше и больше, тогда как люди, наоборот, редеют.

Зверь с чёрной шкурой побрёл через тёмные каменные коридоры к пещере, где содержались люди. Охранникам пришлось дать о себе знать предварительным рыком. Здесь он оставлял исключительно проверенных сородичей. Лишь тех, кто без его команды не покусился бы на людей. Однако в этот раз не выдержали и они. Вид человека начисто лишил всех разума. Когда-то Вожак думал, что звери сильно любят человечину. Но правда оказалась намного-намного страшнее.

Горстка людей забилась в угол, когда услышала, что к ним кто-то зашёл. В их камере-пещере навсегда поселились непроглядная тьма, страх и вонь испражнений.

– Привет, – глухо произнёс Вожак.

Тишина была ему ответом. Прислушавшись, он даже различил далёкие стоны сородичей в огромной пещере, услышал дыхание охранника у входа.

– Я тот, кого вы больше всего ненавидите и хотите убить, – представился зверь с чёрной шкурой.

И вновь в ответ тишина. Вожак опустился на холодные камни, прислонился спиной к стене. Однако не расслабился. Он помнил, что доведённый до отчаяния человек способен на многое. Потому на него не единожды и пытались напасть.

– Сколько вас здесь? – уныло спросил он.

– Тебе какая разница?! – прозвучал робкий женский голос.

– Чем больше вас здесь, тем больше у моего народа еды, тем дольше мы не будем нападать на поселение, а значит, ваши родственники смогут дольше пожить, – устало пояснил Вожак. – Ещё вопросы?

В ответ вновь тягучая тишина.

– Так сколько вас?

– Мы не боимся тебя! – тот же робкий голос попытавшийся храбриться.

– А мне и не нужно, чтобы вы боялись. Просто скажите, сколько вас, или мне по головам пересчитать?

Когда послышалось странное шубуршание, Вожак понял, что его неправильно истолковали. Девушка попыталась ещё что-то сказать, но на неё шикнули.

– Семеро, – раздался хриплый мужской голос.

Зверь с чёрной шкурой насторожился. Если в женском голосе была бессмысленная бравада, то мужчина был сух и скуп. Он собрался встать и уйти, когда чьи-то руки намертво сомкнулись на его шее. Вожак попытался разжать их, когда услышал:

– Я схватил его, – тот же мужской голос. – Помогайте!

Массового побоища зверь допустить не мог. Он ударил когтями в живот мужчины. Лапы покрылись вязким и липким – кровью. Человек заорал, словно освежёванный заживо. Послышалась возня. В пещеру вбежали охранники. Вожак рыкнул им, приказывая уходить. После нашёл орущего, и перерезал тому глотку.

– Бессмысленная затея была, – сказал он, когда замолкли последние хрипы. – Совершенно бессмысленная. Поймите же, я не собираюсь вас мучить или угрожать или ещё какие-то устрашающие действия делать. Мне просто важно, чтобы вы понимали: у меня просто нет другого выхода. Мои сородичи неохотно едят мясо оленей, моржей… любое другое мясо кроме человеческого. Я их заставляю есть его как можно меньше, но… мне всё тяжелее держать их под контролем. Когда-нибудь они разгромят ваше жильё и убьют всех. – Вожак замолчал, но через минуту добавил. – А я не смогу ничего сделать.

– Что ты за бред несёшь?! – раздался женский голос, но уже другой. —Да и вообще… С какой стати ты вообще умеешь разговаривать?!

– И действительно, – хмыкнул Вожак. – С какой стати я вообще умею разговаривать?! Я же зверь! Это же вы люди, стреляете из оружия, живёте в деревянных домах, пожираете родственников. А мы всего лишь пользуемся когтями и живём в пещерах. Мы звери!

Ему не ответили. У выхода зверь остановился и, полуобернувшись, со вздохом произнёс:

– Старый я стал, сентиментальный. Был молодой, сразу убивал вас. Вы должны благодарить Давину, что вообще дожили до этого дня. Помните её? Ту, которую с ребёнком, моим сыном, выгнали? – он подождал ответа, но так его и не получил. – Никто из вас, наверно, даже не задумывался, почему звери и люди так похожи? Никто не задумывался, почему вся планета разрушена, и, конечно же, никто не задумывался, из-за чего звери, которые живут на поверхности, ненавидят людей вышедших из бункера?

***

Тело отца сожгли на костре под навесом поздно вечером, когда никого там уже не было. Рыдающую мать Бримо с Зайриком держали под руки. Невестки, словно сговорившись, зевали во весь рот. И лишь у Ди слёзы щекотали глаза.

***

Утром жизнь вернулась в свое русло. Пришёл глава литейщиков – Дон. Высокий, мускулистый, на голову выше Гтирера. В поселении о его трусливом характере не знали лишь младенцы. Его семье требовалось найти сталь. Эти задания, обычно, выполнял Зайрик – средний брат.

Днём мама доделала ремешок для младшего сына. Ди сразу прицепил его на обрез и долго любовался. Ремешок получился хороший, многократно переплетённый. Такой вряд ли когда-нибудь порвётся.

– Ну и зачем тебе такой? – усмехнулась Тири. – Лучше бы старшему сыну, что-нибудь смастерила, – попрекнула свекровь. – А то для куска мяса потратила столько сил…

– Не твоё звериное дело кому, что и для чего я делаю! – огрызнулась мать.

– Ах не моё звериное дело! – деланно всплеснула руками жена Гтирера. – Не моё дело, заявляешь…

Но перепалка в этот раз получилась какая-то вялая. У жены Бримо, на руках, умирал ребёнок. С самого утра он зашёлся сильным кашлем. Руки, постель, даже мать, были в крови. Ребёнок уже не мог нормально плакать – мешал кашель. Между приступами просил мать помочь. Жена Бримо лишь смотрела на него круглыми, глупыми и полными слёз глазами. Ничего не говорила, а просто гладила по голове и смотрела. Сам Бримо ушёл к самогонщикам. В семье разведчиков никогда не было любителей пойла. Но никто, даже Гтирер, не смел его попрекнуть. Люди в поселении умирали часто, особенно в последнее время. К смерти более-менее привыкли. Если, конечно, это смерть чужого человека. Но не когда это твоё дитя.

Ди всё утро проиграл с ремешком из волос матери, точно ребёнок с черепом зверя. Ближе к полудню вспомнил, что надо сходить за новой шапкой к одёжникам.

На улице светило солнышко. Погода стояла отменная, даже не верилось в приближающийся Период Бурь. Ди вприпрыжку направился по улице. Насвистывая, беззаботно крутил в руке новенький ремешок. Встречных девушек моложе себя хлестал по попе, младших парней по голове, а тех, кто постарше поддразнивал и отбегал. Заглянул и под навес, но Сии там, естественно, не оказалось.

– Тебе чего, Мясо? – поинтересовалась жена одного из бойцов. – Вариться пришёл?

– Не, – улыбнулся Ди. – Сказать, что я твою дочь только что… – и показал недвусмысленное движение туловищем и руками.

Женщина побелела. Дочь на выданье и если сказанное разведчиком, правда, то не видать ей достойного мужа. В лучшем случае станет женою мусорщика или самогонщика. А в худшем обедом.

– Ты… – выплюнула женщина. Глаза озверели, она кинулась на Ди с вытянутыми руками. Пальцы скрючились, собираясь вцепиться в глотку, волосы, лицо. Куда угодно лишь бы душить и терзать. Но парня и след простыл.

– Неумелая у тебя дочь, кстати, – крикнул Ди вдогонку. Поскользнулся и шмякнулся. – Да чтоб тебя! – выдал любимую присказку.

Глава одёжников, когда увидел, кто пришёл, кисло улыбнулся и пробормотал:

– Щас.

Скрывшись в доме, вернулся через несколько мгновений. Сунул в грудь заказчику комок шерсти. Ди рефлекторно взял. Дверь закрылась, и послышался скрип задвигаемого засова. Молодой разведчик развернул комок. Старая-престарая шапка с местами вытертым мехом, и даже не понятно чьим. Её мог носить как дед, так и прадед, а могли сшить ещё и первые поселенцы.

Ди, недолго думая, нахлобучил шапку, приспустил штаны и начал поливать дверь одёжников. Справившись, осмотрел собственное творение.

«Теперь кто-нибудь обязательно грохнется!» – удовлетворённо подумал он, всем сердцем желая, чтоб упал именно глава семьи.

***

Зайрик долго занимался тем, что чистил и смазывал ружьё.

– Что, идти никуда не хочется? – участливо поинтересовался Гтирер.

– А ты как думаешь?! – рыкнул средний брат. – Я, по-твоему, только и мечтал, что куда-нибудь сходить? Почему вообще я?! Почему не Бримо, ни Траан, ни Ди, в конце концов?

– Потому что это твоя работа! – твёрдо сказал старший разведчик. – Хочешь, не хочешь, а делать её тебе. И если ты её не любишь, то это твои проблемы. Значит, живёшь ты зря.

– Зря, да? – исподлобья взглянул на него Зайрик. – Балахон свой дашь?

Гтирер, когда-то за выполнение «щекотливого» задания от судей получил две шкуры зверей. Он мог сшить себе тёплую одежду и ходить гоголем, но вместо этого Тири смастерила ему балахон с двойным слоем меха. А если учесть, что мех зверей был очень тёплый, то двойной слой не позволял замёрзнуть человеку в этом балахоне даже ночью.

– Нет, – Гтирер принял «упор лёжа» и начал отжиматься. – Не дам.

– Послушай, я могу задержаться, – попробовал надавить на жалость средний брат. – Ведь в твоём балахоне и ночь не страшна. Он мне, как сам понимаешь, сейчас позарез!

– А… – отжался старший разведчик. – Чего ж ты… – ещё раз. – Тогда дома… Сидишь… Ночь… Ждёшь?

– Балахон дашь?

– Нет.

– Тебе для брата жалко? – Зайрик закончил возиться с ружьём, вставил патроны и закрыл стволы.

– Нет, – Гтирер сделал паузу в отжиманиях и посмотрел на среднего брата. – Просто, утеплить тебе балахон – работа для твоей жены. Каков ты, такова и твоя женщина. Чем же я тогда могу помочь?

После вновь начал отжиматься. Зайрик покраснел, потом побледнел.

– Ты хуже зверей, – прошептал средний брат.

– Нет, я не хуже, – Гтирер опять сделал паузу и посмотрел на него. – Я сильнее.

– Одно другому не мешает.

***

После ухода Зайрика, Гтирер отправился к судьям. Дверь вновь открыла Сия. В этот раз она явно не ожидала прихода разведчика. На её лице перемешались озабоченность и вселенская грусть. Но стоило ей поднять глаза на гостя, как улыбка появилась на губах, а в глазах заплясали искорки. От разведчика не скрылись две ссадины на её лице.

– Здравствуй, Гтирер! – проворковала Сия. – Очень приятно тебя видеть!

– Привет. К отцу проводишь?

Он хотел спросить, где дочь судьи заработала такие украшения лица, но в последний момент передумал.

– Ты прям сегодня так свеж и бодр! – пригласила его в дом Сия. – Я несколько раз видела, как ты по утрам всякие упражнения делаешь. Разминка, да?

Она провела его через жилую часть дома, где несколько детей играли черепами зверей, да женщина, присматривая за ними, рукодельничала за столом.

– Она самая, – буркнул Гтирер.

– А научишь меня? – заискивающим взглядом посмотрела на него дочь главного судьи.

В третьей части дома, за столом, где обычно проходил Совет, водя рукой над свечой, размышлял Дидли.

– Гтирер? – выплыл он из дум. – Какие-то новости?

– Какие могут быть новости, когда я ещё ничего и не начал делать?! – хмыкнул разведчик.

Он сел на стул и вытянул ноги под стол.

– Тогда… – настороженно посмотрел на гостя судья. – Чем обязан? – он сложил руки перед собой, всем видом показывая, что готов внимательно слушать.

Гтирер усмехнулся. Слишком усердно старик делал вид, будто даже не догадывался для чего пришёл гость.

– Мне надо осмотреть место кражи, но перед тем ещё и расспросить, как…

– Что?! – лицо Дидли вытянулось, повернувшись, он поглядел на закрытый люк. – Ты хочешь осмотреть эту комнату?! – переспросил он, будто в первый раз плохо услышал. – Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?

Гтирер почувствовал, как в душе закипает злость. Он закрыл глаза и досчитал до десяти.

– Я прекрасно понимаю, о чём говорю, а вот ты, как мне кажется, не очень. Причём второй раз!

Дидли покраснел. Не привык главный судья, что с ним так разговаривают.

– Послушай, – Гтиреру надоело это представление. – Ты мне можешь быть полезен, а можешь быть бесполезен. От этого зависит, найду я твой медальон или не найду. Выбор у вас невелик. Потому советую…

– Запомни, то, что я сейчас скажу, – тихо сказал Дидли. – Хорошенько запомни, глава семьи. Хорошо живёт тот, кто не спрашивает, чем судьи могут быть ему полезны, а спрашивает, чем он может быть полезен им. А теперь слушай ещё более внимательно. Если медальон не будет найден в ближайшее время, то я тебя выгоню из поселения. Ты понял? – судья протянул руку и задержал над свечой.

Гтирер смотрел на судью исподлобья и молчал.

– Раз молчишь, значит понятно, – расценил его реакцию по-своему Дидли. – Моя дочь будет за тобой следить. И я приказываю отныне слушать её во всём. Понятно?

Гтирер промолчал.

– Не слышу ответа? – поморщился Дидли от жгучей боли в ладони.

Разведчик вновь не ответил. Судья глубоко вздохнул, кинул быстрый взгляд на Гтирера.

– Иди и займись делом. У тебя не так-то много времени, – поднялся он из-за стола.

***

Зайрик медленно брёл по мёртвому городу. Ружьё положил на плечи и придерживал руками, будто коромысло. Если встречались сугробы, то неизменно ворошил их ногами. Во-первых, любил делать так с детства, а во-вторых, в одном из таких сугробов, он однажды нашёл листок из плотной бумаги, на котором была изображена стройная блондинка в коротком, еле-еле прикрывающем все прелести, чёрном платье. Её волосы волнами спадали на плечи, глаза сузились, губы сложились для поцелуя. Левой рукой она упиралась в колено, а правой манила изящным пальчиком.

Когда разведчик учился у судей, то они показывали изображения гор и рек. Называли их фотографиями и даже объясняли принципы получения. Часто такие изображения встречались в книжках, по которым каждое новое поколение училось читать.

После того, как Зайрик нашёл фотографию в сугробе, то полдня простоял на месте, будто окаменел, рассматривая давно погибшую красавицу. Женщина, тогда, настолько поглотила внимание разведчика, что подкрадись к нему хоть все звери, он бы этого не заметил. Выкинуть такую красоту у него не хватило духу, и он спрятал её во внутреннем кармане куртки. Каждый вечер, засыпая, Зайрик думал о блондинке. Пытался даже представить, что вместо жены, рядом, лежит Она! Но верилось в это с трудом. Он чувствовал толстый бок, тяжёлое и учащённое дыхание, а когда супруге снилось что-нибудь страшное, она ещё и тихо-тихо повизгивала. Девушка с фотографии, в представлении Зайрика, так делать не могла. Она очень быстро стала идеалом в мировоззрении разведчика. И чем больше он влюблялся в блондинку с фотографии, тем ненавистнее становилась ему толстая и одутловатая жена.

Разведчик остановился и вынул из внутреннего кармана фотографию красотки. Жадно впившись глазами, в миллиардный раз изучил каждую клеточку её тела.

– Э-э-эх! – вздохнул он и убрал снимок. – Бреди тут, ищи им металл… – разбурчался под нос, как старик. – Где его искать?! Пусть вон сами идут и ищут!

Зайрик какое-то время брёл по улице, ворошил сугробики и бухтел под нос. Недовольство работой вошло у него в привычку, но в поселении высказывать всё, что о ней думал, было опасно. Когда начал подмерзать, то развязал тесёмки на макушке шапки-ушанки и вновь завязал их под подбородком. Лицу стало намного теплее.

Остановившись на перекрёстке, покрутил головой, решая, куда брести дальше.

– Да какая разница, – пробурчал он. – Всё равно уже вблизи всё собрано ещё до меня! Прись теперь, кто его знает куда!

Он достал из кармана фотографию и жадно поглядел на блондинку. Мысли мигом унеслись в мечты, где он один с этой девушкой. В тепле. Он её ласкает. Всю! От кончиков пальцев на ногах до макушки, а она сладко постанывает и горит желанием.

Зайрик размечтался не на шутку, почувствовал, как напряглось тело. Тогда он поставил ружьё прикладом вниз и прислонил к бедру. Взял в левую руку фотографию, а правой начал массировать между ног…

…и словно перенёсся в другой мир. Окружающий мёртвый город, снег, вечный холод, жена, дети, братья и племянники, звери, опасность – всё прекратило для него существовать. Он погрузился в мечты, где была лишь блондинка.

Разведчик выпал из реального времени и под угрозой смерти не смог бы сказать, сколько его «не было». Вполне вероятно он бы и «не вернулся» пока не удовлетворена естественная потребность организма, да только в какой-то момент понял, что света на фотографию стало падать намного меньше. Первой мыслью было паническое: «Ночь надвигается!». Однако краем глаза заметил, что рядом по-прежнему светло. С замирающим сердцем оторвал взгляд от блондинки. Перед ним возвышался Серый, и со своего гигантского роста заглядывал в снимок. Зверя явно заинтересовало, на что человек так упоённо смотрел, раз не обращал на приближающуюся опасность никакого внимания.

У разведчика челюсть отвисла, в голове застучала паническая мысль: «Бежать». Однако разум говорил, что это уже бесполезно. И вообще любое движение уже бесполезно.

Серый глянул на человека разноцветными глазами, в них будто читалось: «И ради неё ты пренебрёг собственной жизнью?». Зверь медленно поднял правую лапу…

Разведчик зажмурился. Оно даже как-то не верилось, что жил-жил и вот… конец. И не придёт он больше домой, не будет искать для литейщиков металл, спать с толстой и некрасивой женой, глядеть на любимую блондинку. Под вечер от него останутся лишь косточки, которые вечно будут валяться где-то в горах.

Однако зверь вместо того, чтоб ударить когтями, лишь сильно толкнул ладонью человека в лоб. Зайрик грохнулся на спину и, перекатившись по инерции через голову, оказался на коленях. Он заморгал глазами, приходя в себя. В руке, по-прежнему, фотография которую разведчик поспешно спрятал в нагрудный карман. Этот жест не укрылся от зверя. Серый ухмыльнулся, а после нагнулся и подобрал ружьё. Крутанув его раз в лапах, зверь бросил оружие в снег, рядом с человеком. В его разноцветных глазах разведчик прочёл: «На. Возвращаю. Ты и палкой своей громыхающей, мне ничего не сделаешь».

Зайрик поднял ружьё, не спуская глаз с противника. Патроны в стволах уже были, потому разведчик поочерёдно взвёл лишь оба курка. Их сухие щелчки тоскливо отразились от погибших стеклянно-бетонных зданий, словно сообщая, что вскоре мертвецов на этой планете прибавится.

Зверь не шелохнулся и даже ухмыляться не прекратил. Тогда Зайрик вскинул оружие и прямо из сидячего положения пальнул в брюшину противнику. Серый резко повернулся и дробь, не отыскав цели, полетела дальше по улице.

Разведчик, конечно же, слышал о способности серебристого зверя уворачиваться от выстрелов, но считал это выдумкой. Естественно понимал, что на пустом месте она не возникла и это очень опасный и сильный противник. Но чтоб с расстояния в несколько шагов «скрыться» от дроби…

Зайрик нажал второй спусковой крючок. И вновь зверь отклонился и дробь не нашла цели. Теперь противник ухмылялся ещё больше. На его довольной физиономии отпечаталось: «И это всё что ты можешь?».

Несколько мгновений человек и зверь смотрели друг другу в глаза, после разведчик вскочил и побежал к поселению. Серый посмотрел вслед улепётывающей пище. Его улыбка достигла апогея и, если бы ещё немного, то могла зацепиться за уши и остаться навсегда. Из груди вырвалось довольное порыкивание. Зверь медленно опустился на четыре лапы, почесал брюхо и лишь потом, плавно набирая скорость, побежал за человеком.

Зайрик обернулся – зверь преследовал, ухмылка с его морды сошла, но в глазах появился азарт.

«Не успею» – промелькнуло у разведчика.

Ему пришлось чуть замедлиться, чтоб достать из сумки патроны и зарядить обрез. Надеяться человеку оставалось лишь на неожиданность. Взведя курки, он резко затормозил и, рывком обернувшись, надавил спусковые крючки. Бухнул двойной выстрел, но дробь улетела, никому не причинив вреда.

Зверя позади не было.

Тревожное чувство зашевелилось в душе. Заирик сглотнул и полез в сумку за патронами. Посмотрел вправо – в сумрачном проулке между домами никого. По спине кто-то постучал. Разведчик медленно обернулся, прекрасно понимая, кто за ним стоит. Лишь недоумевал, почему ещё жив.

Зверь взял разведчика за шею и, приподняв, в упор поглядел в глаза. Зайрик схватился за лапу, сдавившую горло. Ружьё и патроны упали в снег. Зелёный и голубой глаза посмотрели с любопытством на человека, словно оценивали сейчас съесть, или ещё поиграть.

Он откинул разведчика в снег и поднял за стволы ружьё. Зайрик, грохнувшись спиной на землю, затих. Он ожидал, что зверь накинется и попытается «вскрыть» грудную клетку или начнёт терзать. Но ничего не происходило. Тогда он открыл глаза и приподнялся на локте.

Последнее, что увидел Зайрик перед тем как потерять сознание, это приклад ружья, летевший ему точно в лоб.