Текст книги "Эрато и Эрот. Поэты о любви: опыты ментального анализа. Часть III"

(пер. Ю.Б.Корнеева)

 
Меня своим презреньем губишь ты,
И знаю я, что неизбежно сгину,
Но знаю также, что приму кончину
Рабом твоей небесной красоты.
 

Это означает, что «критическая точка» пройдена, и любовь из просто безответной превратилась в безнадежно безответную. Воля Человека любящего парализована, разум бессилен:

Абу Нувас (около 762 – около 815) Арабская классическая поэзия

(пер. С.В.Шервинского)

 
Судьба меня состарила, недуг
Всегда со мной, как надоедный друг…
Любовь моя мне к сердцу приросла,
Чтоб сжечь его навеки и дотла. /…/
Я чувствую: исчерпан я до дна,
Рассудок мой похитила она. /…/
 

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия (пер. А.М.Ревича)

 
Хлысту любви я должен покориться,
У страсти и привычки в поводу
Вослед надежде призрачной иду,
Мне на сердце легла ее десница.
 
 
Не видя, сколь коварна проводница,
Ей верит сердце на свою беду,
Во власти чувств рассудок как в бреду,
Желаний бесконечна вереница.
 

Франсиско де Кеведо (1580–1645) Испания (пер. О.Р.Газизовой)

 
Пусть стону моему все мирозданье вторит,
Коль к жалости я вас склоняю плачем.
Безумен я? Но как же быть иначе:
Любовь с рассудком в непрерывной ссоре.
 
 
Как цепи разорву? Как о моем позоре
Я умолчу? Как униженье спрячу?
Я вашим стал рабом, едва любить вас начал —
Себе на радость и себе на горе.
 
 
Все слушайте меня! Хотя бы состраданье
Имейте вы ко мне – к тому, кто видит Бог,
Так долго ждал, так ждал, что в ожиданьи
 
 
Ее любви истаял, изнемог…
Пусть мог я умереть, сдержав в себе рыданья,
Но вырвать из себя любви своей не смог.
 

Григол Орбелиани 1832 (1804–1883) Грузия

(пер. Н.А.Заболоцкого)

 
И ты меня предал, мой разум,
И ты покоряешься той,
С которой окончились разом
И счастье мое и покой.
 
 
Чей образ, немой и прекрасный,
Смутил мои ранние сны,
Пред кем мои слезы напрасны,
Кому мои стоны смешны.
 

М.С.Петровых (1908–1979)

 
Я равна для тебя нулю.
Что о том толковать, уж ладно.
Все равно я тебя люблю
Восхищенно и беспощадно.
 

Ю.В.Друнина (1924–1991)

 
Опять лежишь в ночи, глаза открыв,
И старый спор сама с собой ведешь.
Ты говоришь:
– Не так уж он красив! —
А сердце отвечает:
– Ну и что ж!
 
 
Все не идет к тебе проклятый сон,
Все думаешь, где истина, где ложь…
Ты говоришь:
– Не так уж он умен! —
А сердце отвечает:
– Ну и что ж!
 
 
Тогда в тебе рождается испуг,
Все падает, все рушится вокруг.
И говоришь ты сердцу:
– Пропадешь! —
А сердце отвечает:
– Ну и что ж!
 

Возможный ответ перестал быть мотивом продолжения, следовательно, чувства Человека любящего стабилизировались, и любовь перешла в хроническую фазу:

Аль-Бухтури (820–897) Арабская классическая поэзия

(пер. Т.В.Стрешневой)

 
Возвысь меня иль унижай – тебе клянусь я жизнью всей:
Моей единственной любви я верен до скончанья дней.
 

Абу Фирас (932–967) Арабская классическая поэзия

(пер. А.Ш.Ибрагимова)

 
Зачем ты терзаешь меня? За какие провинности?
Себе изумляюсь: как смог я подобное вынести.
 
 
Но пусть я отвергнут – по-прежнему сердце в пылании:
Дороже богатства ты мне и победы желаннее.
 

Серкамон (вторая треть XII века) Поэзия трубадуров

(пер. В.А.Дынник)

 
Любви напрасно сердце ждет,
И грудь мою тоска щемит!
Что более всего влечет,
То менее всего сулит, —
А мы за ним, не помня зла,
Опять стремимся и опять.
 
 
Затмила мне весь женский род
Та, что в душе моей царит.
При ней и слово с уст нейдет,
Меня смущенье цепенит,
А без нее на сердце мгла.
Безумец я, ни дать ни взять!..
 

Ибн-аль-Фарид (1181–1234) Арабская классическая поэзия

(пер. З.А.Миркиной)

 
Пламя любви его тело колышет
Все истончилось и высохло в нем.
Только любовью одною он дышит,
Входит в огонь и сгорает живьем.
 
 
Вечно без сна воспаленные вежды,
Празднует мука свое торжество.
Все лекаря потеряли надежду,
Но безнадежность и лечит его. /…/
 
 
Ложе в шипах его, зовом бессильным
Грудь его полнится ночью и днем,
Слезы, как горные ливни, обильны,
Склоны сухие питают дождем.
 

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. Е.М.Солоновича)

 
Амур вздохнуть спокойно не дает
И мысли к одному предмету нудит,
Я изнемог: мой бедный взгляд влечет
Все время та, что скорбь во мне лишь будит.
 
 
Я потому и таю с каждым днем,
Чего не видит посторонний взор,
Но не ее, что шлет за мукой муку.
 
 
Я дотянул с трудом до этих пор;
Когда конец – не ведаю о том,
Но с жизнью чую близкую разлуку.
 

Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616) Испания

(пер. А.М.Косс)

 
Ты являешь мне презренье
И в речах своих, и взглядом;
Что ж – оно мне стало пищей:
Кормится же аспид ядом.
 
 
Жгла меня ты оком гневным,
Зимней стужей обдавала:
Льда и углей раскаленных
Больше не страшусь нимало. /…/
 
 
Все переварю обиды,
Как железо – страус-птица,
Хоть подобною ценою
Мне-то не за что платиться.
 
 
Но вели – вину любую
На себя принять сумею:
Оскорбишь меня на деле —
Я ж и в мыслях не посмею. /…/
 
 
Моя воля – словно флюгер
На твоем ветру студеном;
Что ж – и снег, и град, и холод
С низким я приму поклоном.
 
 
У меня на этот случай
Есть отменнейшая шуба:
Верх – страданье, низ – терпенье,
Согревают так, что любо.
 

П.И.Голенищев-Кутузов (1767–1829)

 
Когда б могла войти ты в сердце оскорбленно,
Увидела б ты в нем свой образ дорогой,
Увидела б лицо свое изображенно,
Узнала б, что люблю тебя я всей душой.
 
 
Нигде я не могу найти себе покою,
И темная душа везде равно горит,
Куда ни обращусь, везде любовь со мною
Везде сугубит скорбь и дух во мне мутит.
 
 
Куда я ни пойду, везде ты предо мною,
Хоть только мысленно бываю я с тобою.
В разлуке счастье то осталось мне одно.
 
 
Хоть будешь, как теперь, всегда ко мне сурова,
Хотя в глазах моих полюбишь ты другого,
Но будешь завсегда любима ты равно.
 

Примерно в это же время ко многим приходит понимание того, что безнадежная любовь есть хроническая болезнь, а Человек любимый вовсе не виноват в том, что он «здоров»:

Маджнун (? – около 700) Арабская классическая поэзия

(пер. С.И.Липкина)

 
Я – как птица: ребенок поймал меня, держит в руках,
Он играет, не зная, что смертный томит меня страх.
Забавляется птичкой дитя, не поняв ее мук,
И не может она из бесчувственных вырваться рук.
 

Баба Тахир Урьян (? – около 1055) Ирано-таджикская классическая

поэзия (пер. Н.Стрижкова и А.Шамухамедова)

 
Счастливый не поймет того, кто обездолен,
Здоровый не поймет того, кто тяжко болен,
Ни в чем тебя не смею обвинять:
Свободный не поймет того, кто подневолен.
 

Некоторые могут пойти еще дальше и даже почти искренне пожелать Человеку любимому счастья с другим:

Роберт Бернс (1759–1796) Шотландия (пер. В.М.Федотова)

 
Ужели юноша другой
Снискал ее согласье?
Хоть незавиден жребий мой,
Пусть с ней пребудет счастье!
 

Впрочем, легче от всего этого Человеку любящему, как правило, не становится. Любовь не убывает. По-прежнему неясно, что с ней делать и как с ней быть:

С.С.Наровчатов 1946 (1919–1981)

 
Нет, я уже не в силах Вас корить,
Я знаю, Вы рассудку неподсудны,
Но как мне быть, раз не порвалась нить,
Раз до сих пор влюблен я непробудно?
 
 
Я наконец сумел себя унять,
Поняв, что мне судьба Вас не уступит
И что нельзя возлюбленной пенять
За то лишь, что она меня не любит. /…/
 
 
Я не могу ни в чем Вас осудить,
И Вы давным-давно мне не подсудны,
Но как мне быть, раз не порвалась нить,
Раз до сих пор влюблен в Вас непробудно?
 

В.Ю.Степанцов (р. 1960)

 
Зачем меня преследует всечасно
улыбка ваша, ваш хрустальный смех?
Зачем я вас преследую напрасно
без всяческой надежды на успех?
 

Результат – обычный для случаев абсолютного расхождения желаний с возможностями – ощущение безысходности и безнадежности, ужасные страдания и тяжелая, глубокая, затяжная депрессия:

Омар ибн Аби Рабиа (644–712) Арабская классическая поэзия

(пер. С.В.Шервинского)

 
Кто болен любовью и ревности ведал кипенье,
Кто долго терпел и, страдая, теряет терпенье,
 
 
Тот жаждет всечасно, и цель им владеет одна,
Но, сколько ни бейся, ни ближе, ни дальше она.
 
 
Подумает только: «Я хворь одолел!», – но, угрюмый,
Вновь страстью кипит, осаждаем назойливой думой:
 
 
«Она холодна», – и тотчас из горячих очей
Покатятся слезы и в бурный сольются ручей. /…/
 
 
Он призраком бродит, покойником стал, хоть и жив,
На плечи любовь непосильною ношей взвалив.
 
 
И жизнь ненавистна, и ум ни во что не вникает.
Кто любит такую, на гибель себя обрекает.
 

Баба Тахир Урьян (? – около 1055) Ирано-таджикская классическая

поэзия (пер. Н.Стрижкова и А.Шамухамедова)

 
Мысль о милой мне спать не дает по ночам,
Днем томлюсь, неизбывны тоска и печаль,
Потому что она безмятежно смеется
И не хочет внимать моим страстным речам.
 

Ибн-аль-Фарид (1181–1234) Арабская классическая поэзия

(пер. З.А.Миркиной)

 
И если б не неистовство огня,
То слезы затопили бы меня,
А если бы не слез моих поток,
Огонь священный грудь бы мне прожег.
 

А.А.Григорьев 1843 (1822–1864)

 
Вы рождены меня терзать —
И речью ласково-холодной,
И принужденностью свободной,
И тем, что трудно вас понять,
 
 
И тем, что жребий проклинать
Я поневоле должен с вами,
Затем, что глупо мне молчать
И тяжело играть словами.
 

Особенно мучительны бессонные ночи, когда не происходит никаких отвлекающих внимание событий, и боль становится совершенно непереносимой:

Дитмар фон Айст (вторая половина XII века) Поэзия трубадуров

(пер. И.Л.Грицковой)

 
… Когда весь мир покой вкушает ночью,
Ты предо мною предстаешь воочью.
И грудь испепеляет мне тоска.
Как недоступна ты и далека!
 

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия (пер. Е.М.Солоновича)

 
Земля и небо – в безмятежном сне,
И зверь затих, и отдыхает птица,
И звездная свершает колесница
Объезд ночных владений в вышине,
 
 
А я – в слезах, в раздумиях, в огне,
От мук моих бессильный отрешиться,
Единственный, кому сейчас не спится,
Но образ милый – утешенье мне.
 

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия (пер. Е.М.Солоновича)

 
Любовникам счастливым вечер мил,
А я ночами плачу одиноко,
Терзаясь до зари вдвойне жестоко, —
Скорей бы день в свои права вступил!
 

Леонардо Квирини (первая половина XVII века) Италия

(пер. Е.М.Солоновича)

 
Ты спишь давно, и пышные подушки
На лоне сна лелеют твой покой,
А я, несчастный, плачу, я в ловушке
И рвусь к тебе плененною душой. /…/
 
 
Ты сон вкушаешь – отдых благотворный,
Лекарство от усталости дневной,
А я не устаю, судьбе покорный,
Вздыхать все время о тебе одной.
 

Итак, ответа нет и не будет, а любовь живет и не дает жить ее обладателю. Что же ему остается делать? Здесь возможны, по крайней мере, три варианта. Первый характерен для тех, кому некуда спешить. Everything comes to him who knows how to wait – гласит известная пословица. Жди – и дождешься:

Гильем де Кабестань (конец 12 века) Поэзия трубадуров

(пер. В.А.Дынник)

 
Я к вам такой любовью воспылал,
Что навсегда возможности лишен
Любить других. Я их порой искал,
Чтоб заглушить своей печали стон,
Едва, однако, в памяти вы встали,
И я, в разгар веселья и бесед,
Смолкаю, думой нежною согрет.
 
 
Снося обиду, я не унывал,
А веровал, любовью умудрен:
Чем больше я страдал и тосковал,
Тем больше буду вами награжден.
Да, есть отрада и в самой печали…
Когда, бывает, долго счастья нет,
Уменье ждать – вот весь его секрет.
 

Конечно, терпения хватает далеко не у всех. Второй вариант состоит в том, что Человек любящий стремится получить от Человека любимого хотя бы какие-то «крохи», например, просит его о простом человеческом внимании и жалости:

Г.В.Адамович (1892–1972) Поэзия эмиграции

 
Он милостыни просит у тебя.
Он – нищий, он протягивает руку.
Улыбкой, взглядом, молча, не любя
Ответь хоть чем-нибудь на эту муку.
 

Вильям Шекспир (1564–1616) Англия (пер. С.Я.Маршака)

 
Любовь – мой грех, и гнев твой справедлив.
Ты не прощаешь моего порока.
Но наши преступления сравнив,
Моей любви не бросишь ты упрека. /…/
 
 
Грешнее ли моя любовь твоей?
Пусть я люблю тебя, а ты – другого,
Но ты меня в несчастье пожалей,
Чтоб свет тебя не осудил сурово.
 
 
А если жалость спит в твоей груди,
То и сама ты жалости не жди.
 

Бывает, что возможность просто видеть Человека любимого – источник тепла, света и жизни – это уже счастье, а отсутствие такой возможности – непереносимая «жуть»:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия (пер. Е.М.Солоновича)

 
Улыбки вашей видя свет благой,
Я не тоскую по иным усладам,
И жизнь уже не кажется мне адом,
Когда любуюсь вашей красотой.
 
 
Но стынет кровь, как только вы уйдете,
Когда, покинут вашими лучами,
Улыбки роковой не вижу я.
 
 
И, грудь открыв любовными ключами,
Душа освобождается от плоти,
Чтоб следовать за вами, жизнь моя.
 

Федор Сологуб (1863–1927)

 
Чуть могу любоваться тобой,
И сказать тебе слова не смею.
Это так, но расстаться с тобой
Не хочу, не могу, не умею.
 

Если Человек любящий ведет себя при этом тихо и смирно, то Человеку любимому не так уж сложно из жалости терпеть такую любовь. Впрочем, жалость, как известно, унижает человека. К тому же обычной чертой состояния Человека любящего в этот период становится полное или почти безразличие к окружающему миру и своей собственной судьбе:

М.И.Цветаева 1925 (1892–1941)

 
Дней сползающие слизни,
… Строк поденная швея…
Что до собственной мне жизни?
Не моя, раз не твоя.
 
 
И до бед мне мало дела
Собственных… – Еда? Спанье?
Что до смертного мне тела?
Не мое, раз не твое.
 

Поэтому те, кто в принципе не склонны к попрошайничеству, предпочитают третий вариант – «погибель» от неразделенной любви:

Бернарт де Вентадорн (годы деятельности 1150–1180) Поэзия

трубадуров (пер. В.А.Дынник)

 
Я сам виновен, сумасброд,
Что мне скорбей не одолеть, —
В глаза ей заглянул, и вот
Не мог я не оторопеть;
Таит в себе и свет и тьму
И тянет вглубь игра зрачка!
Нарцисса гибель я пойму:
Манит зеркальная река. /…/
 
 
Зачем узнал ее? К чему?
Одно скажу наверняка:
Теперь легко и смерть приму,
Коль так судьба моя тяжка!
 

Аймерик де Пегильян (годы деятельности 1195–1230) Поэзия

трубадуров (пер. В.А.Дынник)

 
Предательски улыбкой растревожа,
Влекла меня любовь, лишь муки множа.
Сулили мне уста свое тепло,
Что на сердце мне холодом легло.
 
 
Хоть жалость и не ставится в упрек,
Но не могу сдержать свое роптанье:
Ведь не любя жалеть – какой тут прок?
Чем медленней, тем горше расставанье.
 
 
Нет, в жалости искать утех негоже,
Когда любовь готовит смерти ложе.
Так убивай, любовь, куда ни шло,
Но не тяни – уж это слишком зло!
 

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия (пер. А.М.Ревича)

 
Из недр прозрачных дива ледяного
Исходит пламень, жар его велик,
Он сушит сердце, в кровь мою проник,
Руиной становлюсь, жильем без крова.
 
 
Со мною смерть расправиться готова,
Ее небесный гром, звериный рык
Беглянку, жизнь мою, уже настиг,
И трепещу, не в силах молвить слова.
 
 
Любовь и сострадание могли б
Меня спасти – две каменных колонны —
Встать вопреки крушенью и огню.
 
 
Но нет надежды. Чувствую: погиб.
О враг мой нежный, враг мой непреклонный,
Я не тебя, а лишь судьбу виню.
 

Вильям Шекспир (1564–1616) Англия

(пер. С.Я.Маршака)

 
Люби другого, но в минуты встреч
Ты от меня ресниц не отводи.
Зачем хитрить? Твой взгляд – разящий меч,
И нет брони на любящей груди.
 
 
Сама ты знаешь силу глаз твоих,
И, может статься, взоры отводя,
Ты убивать готовишься других,
Меня из милосердия щадя.
 
 
О, не щади! Пускай прямой твой взгляд
Убьет меня, – я смерти буду рад.
 

Увы, смерть – это было бы слишком легко и просто. Нет, безответная любовь обычно поступает с Человеком любящим так, как Зевс с Прометеем – то почти убивает его, то возрождает для все новых и новых мучений:

Амадис Жамен (около 1538–1593) Франция

(пер. Э.М.Шапиро)

 
Подобно Фениксу, что, смерти приближенье
Почуяв, вновь и вновь восходит на костер,
Чтобы свершить судьбы извечный приговор,
Сжигая в пламени цветное оперенье,
 
 
Покорно я себя готовлю на сожженье,
Когда меня слепит ваш лучезарный взор.
Сгораю день за днем, не в силах до сих пор
Понять, зачем рожден на новые мученья.
 
 
Жжет Феникса огонь пылающих лучей,
Я солнцем обожжен прекраснейших очей,
Где я краду огонь, подобно Прометею,
 
 
За что к седой скале навеки пригвожден,
И коршун злой, Амур, врываясь в тяжкий сон,
Казнит меня рукой безжалостной своею.
 

Сам факт длительного существования абсолютно безответной любви говорит о том, что она зачем-то нужна Человеку любящему. Зачем? Ответ на этот вопрос мы уже знаем: она удовлетворяет потребность в ощущениях и переживаниях. Поэтому Человек любящий несмотря ни на что, бывает, скорее счастлив, чем наоборот:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. В.Ю.Иванова)

 
Благословен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!
 
 
Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзен стрелой, что метил
Мне в сердце бог, тайком разящий нас!
 

В крайнем варианте сама возможная смерть от неразделенной любви не воспринимается умирающим однозначно как несчастье, а представляется ему одновременно и мучительной и сладостной, ибо он умирает, любя. Человек любящий впадает в летаргическое состояние. Он как бы находится в теплой ванне со вскрытыми венами. Боли нет, а жизнь, медленно, но верно, покидает его:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. Е.М.Солоновича)

 
Настолько сладок сердцу ясный свет
Прекрасных глаз, что я и не замечу,
Как смертный час в огне их жарком встречу,
В котором изнываю много лет.
 

Клод де Бютте (16-й век) Франция (пер. В.Г.Дмитриева)

 
Пытался я спастись от тех очей,
Но золотых не избежал сетей …
Волнение меня обуревает.
 
 
По доброй воле я попал в полон,
И, право же, свободы слаще он,
Хоть чувствую: меня он убивает.
 

Франсиско де Кеведо (1580–1645) Испания

(пер. И.М.Чежеговой)

 
Излиться дайте муке бессловесной —
Так долго скорбь моя была нема!
О, дайте, дайте мне сойти с ума:
Любовь с рассудком здравым несовместны.
 
 
Грызу решетку я темницы тесной —
Жестокости твоей мала тюрьма,
Когда глаза мне застилает тьма,
И снова прохожу я путь свой крестный.
 
 
Ни в чем не знал я счастья никогда:
И жизнь я прожил невознагражденным,
И смерть принять я должен без суда.
 
 
Но той, чье сердце было непреклонным,
Скажите ей, хоть жалость ей чужда,
Что умер я, как жил в нее влюбленным.
 

А.С. Пушкин 1816 (1799–1837)

 
Медлительно влекутся дни мои,
И каждый миг в унылом сердце множит
Все горести несчастливой любви
И все мечты безумия тревожит.
Но я молчу; не слышен ропот мой;
Я слезы лью; мне слезы утешенье;
Моя душа, плененная тоской,
В них горькое находит наслажденье.
О жизни час! Лети, не жаль тебя,
Исчезни в тьме, пустое привиденье;
Мне дорого любви моей мученье —
Пускай умру, но пусть умру любя!
 

Что ж, летальный исход в такой ситуации, действительно, не исключен. Однако в большинстве случаев Человека любящего спасает самый лучший лекарь – время. На смену острой боли приходят тоска и печаль, а также сожаление о вполне возможном, но, увы, несостоявшемся счастье:

С.Я.Надсон 1883 (1862–1887)

 
Я пришел к тебе с открытою душою,
Истомленный скорбью, злобой и недугом,
И сказал тебе я – будь моей сестрою,
Будь моей заботой, радостью и другом.
Мы одно с тобою любим с колыбели
И одной с тобою молимся святыне, —
О, пойдем же вместе к лучезарной цели.
Вместе в людном мире, как в глухой пустыне!
 
 
И в твоих очах прочел я те же грезы
Ты, как я, ждала участья и привета,
Ты, как я, в груди таить устала слезы
От докучных взоров суетного света; —
Но на зов мой, полный теплого доверья,
Так же беззаветно ты не отозвалась,
Ты искать в нем стала лжи и лицемерья,
Ты любви, как злобы, детски испугалась…
 
 
И, сокрыв в груди отчаянье и муку
И сдержав в устах невольные проклятья,
Со стыдом мою протянутую руку
Опускаю я, не встретивши пожатья,
И как путник, долго бывший на чужбине
И в родном краю не узнанный семьею,
Снова в людном мире, как в глухой пустыне,
Я бреду один с поникшей головою…
 

М.И.Цветаева (1892–1941)

 
Сколько светлых возможностей ты погубил, не желая.
Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд.
Лучезарного дня после стольких мучений ждала я,
Получила лишь крест.
 
 
Что горело во мне? Назови это чувство любовью,
Если хочешь, иль сном, только правды от сердца не скрой:
Я сумела бы, друг, подойти к твоему изголовью
Осторожной сестрой.
 
 
Я кумиров твоих не коснулась бы дерзко и смело,
Ни любимых имен, ни безумно-оплаканных книг.
Как больное дитя я б тебя убаюкать сумела
В неутешенный миг.
 
 
Сколько светлых возможностей, милый, и сколько смятений!
Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд…
Но во имя твое я без слез – мне свидетели тени —
Поднимаю свой крест.
 

«На излете» безответной любви грусть-печаль становится все более светлой. Человек любящий «реабилитирован» полностью и окончательно:

В.М.Тушнова (1915–1965)

 
Улыбаюсь, а сердце плачет
В одинокие вечера.
Я люблю тебя, – это значит:
Я желаю тебе добра.
Это значит, моя отрада, —
Слов не надо и встреч не надо.
 

Остается только пожелать ему всех благ, включая обоюдную и счастливую любовь с каким-то другим человеком:

А.С.Пушкин 1829 (1799–1837)

 
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
 
 
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
 

Мы уже сталкивались неоднократно с ситуацией, когда осознать что-либо и понять, простить «обидчика» – вовсе не означает автоматически выйти из нежелательного психического состояния. Вот и в этом случае период тоски и уныния может затягиваться на месяцы и годы:

М.Ю.Лермонтов 1832 (1814–1841)

 
Я памятью живу с увядшими мечтами,
Виденья прежних лет толпятся предо мной,
И образ твой меж них, как месяц в час ночной
Между бродящими блистает облаками.
 
 
Мне тягостно твое владычество порой;
Твоей улыбкою, волшебными глазами
Порабощен мой дух и скован, как цепями,
Что ж пользы для меня, – я не любим тобой,
 
 
Я знаю, ты любовь мою не презираешь;
Но холодно ее молениям внимаешь;
Так мраморный кумир на берегу морском
 
 
Стоит, – у ног его волна кипит, клокочет,
А он, бесчувственным исполнен божеством,
Не внемлет, хоть ее отталкивать не хочет.
 

«Вытравить» несчастную безответную любовь не так-то легко. Будучи «изгнанной» из сознания разумом и волей, она дает себя знать на подсознательном уровне, например, в сновидениях. Отсюда то, что мы в главе 4 называли остаточными явлениями:

Ю.В.Друнина (1924–1991)

 
Днем еще командую собою,
А ночами, в беспокойном сне,
Сердце, дезертир на поле боя,
Не желает подчиняться мне.
 
 
Сколько можно, сколько можно сниться!
Просыпаюсь, зажигаю свет.
За день отвоеванных позиций
Утром словно не было и нет.
 
 
Вновь тревога, снова боль тупая.
А считала это за спиной.
Как татуировка, проступает
Все, что было вытравлено мной…
 

Отчего же оно «проступает»? Видимо, «слой» времени еще недостаточно толст. Вот любовь и пытается приподнять голову из последних сил. Ясно, что это всего лишь агония. «Ничто не вечно под луной!»:

Михай Эминеску 1883 (1850–1889) Румыния (пер. Г.С.Перова)

 
Как жаждал я, чтоб ты нашла
Хоть слово для меня,
Чтоб ты хоть день мне отдала —
И мне хватило б дня!
 
 
Хоть час один побыть с тобой,
Обнять тебя хоть раз,
Услышать милый голос твой
И умереть тотчас!
 
 
О, если б взгляд твоих очей
Мне засиял тогда, —
Как вспыхнула б во тьме ночей
Чудесная звезда! /…/
 
 
Сегодня, после долгих лет,
Я больше не тужу,
И ты печально смотришь вслед,
Когда я прохожу.
 
 
Теперь твой стан, черты лица,
Как и у всех других…
И тусклым взором мертвеца
Взираю я на них.
 

Итак, наша затянувшаяся безответная любовь, наконец-то, приказала долго жить. Ну и замучила же она своего субъекта, а также меня и вас! Однако о мертвых – либо хорошо, либо ничего. Почтим память почившей в позе страдалицы и двинемся дальше – туда, где Человек любимый не был столь непреклонным и позволил Человеку любящему показать себя в деле. Вы, конечно, заметили, что раздел 5.1. был основан почти исключительно на поэзии средних веков и очень раннего Ренессанса. В те далекие времена был широко распространен культ Дамы сердца, от которой, в общем-то, и не требовалось никакой ответной любви. Поэтому конкретные воплощения этого абстрактного персонажа были все на одно лицо, как, собственно, и вызываемые ими чувства. Живые, реальные люди обычно ведут себя совсем по-другому.