Текст книги "Россия после кризиса"

Перед кризисом

В июне 2008 года на XII Петербургском международном экономическом форуме собрались лидеры российского бизнеса, представители политической элиты, руководители крупнейших корпораций мира. Российская экономика находилась, можно сказать, на вершине успеха. Дни распада Советского Союза и «лихие девяностые» канули в Лету. Президентство Владимира Путина, казалось, оставило страну просто в блестящем состоянии. В период между 1999 и 2008 годами темпы экономического роста составляли в среднем 7 процентов в год. Индекс фондовой биржи вырос в 20 раз. Иностранные инвесторы буквально с ума сходили по России, вошедшей в состав новомодной группы БРИК – четверки стран, признанных самыми быстроразвивающимися в мире (помимо России, в нее входят Бразилия, Индия и Китай).

Динамика экономического роста впечатляла – независимо от критериев ее оценки (рис. 1.1). Россия стремительно сокращала отставание от развитых и новых индустриальных экономик, обогнав такие быстроразвивающиеся страны, как Чили и богатая нефтью Венесуэла (последнюю можно считать своего рода латиноамериканским двойником России). Россия опережала целый ряд крупных стран с переходной экономикой: Казахстан, Польшу, Украину. В квартете БРИК она уступала только Китаю, что неудивительно, поскольку экономический рост этой страны начинался с куда более низких позиций. (Экономисты объясняют феномен более быстрого роста менее развитых экономик так называемым законом «условной сходимости», согласно которому при прочих равных условиях более богатым странам свойственны менее высокие темпы развития.)

Рис. 1.1 ВВП на душу населения (рассчитанный по паритету покупательной способности). Данные по избранным странам за 1992–2009 гг.

Источник: IMF, World Economic Outlook, October 2009.

Россия буквально утопала в деньгах. Резервный фонд, созданный в качестве «подушки безопасности» на случай падения цен на нефть, составлял 140 миллиардов долларов, а Фонд национального благосостояния (ФНБ), задуманный главным образом для решения проблемы дефицита пенсионной системы, – еще 30 миллиардов. Несмотря на то что ФНБ еще не получил статуса «суверенного фонда благосостояния», он сразу оказался одним из десяти крупнейших фондов такого рода, составив конкуренцию Брунейскому инвестиционному агентству. Совокупный суверенный фонд благосостояния России вполне мог соперничать с сингапурской инвестиционной компанией Temasek Holdings (занимающей шестое место в мире по объему имеющихся у нее средств) и в соответствующем рейтинге следовал за Китайской инвестиционной корпорацией.

Позиции российской фондовой биржи были сильны как никогда. Согласно данным, опубликованным в ежегодном докладе Всемирного банка World Development Indicators («Индикаторы мирового развития»), соотношение рыночной капитализации и ВВП составило для России 117 процентов, что лишь слегка не дотягивает до соответствующего усредненного показателя стран – членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) (120 процентов) и превосходит коэффициенты Франции и Кореи (по 107 процентов). Отставая от Индии и Китая (по 150 процентов), Россия опережала Бразилию (103 процента), еврозону (85 процентов) и наиболее богатые страны из группы государств со средним уровнем дохода (в среднем 86 процентов).

Российские частные и государственные компании активно завоевывали позиции за рубежом – нередко посредством покупки пакетов акций крупных иностранных фирм. Исследование российских транснациональных компаний (ТНК) показало, что происходит их резкая интернационализация{4}4
  Это исследование было проведено Московской школой управления «Сколково» и Центром изучения международных инвестиций университета Колумбии (Columbia Program on International Investment).


[Закрыть]. Совокупный объем зарубежных активов 25 ведущих российских компаний составлял 59 миллиардов долларов, а это значит, что в 2006 году Россия занимала третье место среди развивающихся рынков по такому показателю, как объем исходящих прямых иностранных инвестиций (ПИИ), уступая лишь Гонконгу и Бразилии, и второе место по накопленному объему внешних ПИИ. Иностранные активы российских компаний продавали ежегодно продукции на 200 миллиардов долларов; на них работало около 130 тысяч человек. Все эти показатели с 2004 года выросли более чем вдвое.

Что же дало «десятилетие роста» среднестатистическому гражданину России? Вопреки широко распространенному мнению, от экономического подъема выиграли и представители среднего класса, и бедные слои россиян, а не только богатые и очень богатые люди. Реальные доходы на душу населения в России в 1999–2008 годах выросли в 2,5 раза. Реальные заработные платы – в 3 раза и более. Проникновение мобильной телефонной связи с близких к нулю значений «зашкалило» за 100 процентов. Российский рынок легковых автомобилей стал крупнейшим в Европе. Цены на недвижимость в Москве взлетели с 700 долларов за квадратный метр (конец 1999 года) до 6 тысяч (лето 2008-го){5}5
  Данные взяты из: Индикаторы рынка недвижимости. www.irn.ru.


[Закрыть]. Рост финансовой системы (не только увеличение масштабов, но и усовершенствование структуры) был очевиден. К примеру, процентное отношение объема кредитов к ВВП увеличилось с 10 до почти 40 процентов, что отражает бурное развитие как розничного, так и корпоративного кредитования.

Безработица сократилась более чем в два раза: с 12,9 процента в 1999 году до 6,3 процента в 2008-м. Уровень бедности (доля людей с доходами ниже официально установленного прожиточного минимума) снизился с 29 процентов в 1999 году до 13 процентов в 2008-м. «Дефицит денежного дохода» (суммарный дополнительный доход, необходимый всему бедному населению для достижения прожиточного минимума) уменьшился с 4,9 процента от совокупного дохода домохозяйств в 1999 году до 1,2 процента в 2008-м. Более того, россияне стали заметно оптимистичнее оценивать собственный уровень жизни. Воспользовавшись данными панельного обследования российских домохозяйств «Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения» (РМЭЗ), где богатые россияне и верхушка среднего класса представлены в значительно меньшем объеме, чем бедные слои общества, Сергей Гуриев и Екатерина Журавская показали, что одновременно со значительным увеличением доходов представителей низшего среднего и бедного классов возросла и их удовлетворенность жизнью{6}6
  Guriev S., Zhuravskaya E. (Un)Happiness in Transition // Journal of Economic Perspectives 23. 2009. No. 2. Pp. 143–168.


[Закрыть].

Даже масштабы неравенства не увеличились. Оперируя данными того же исследования РМЭЗ, экономисты Юрий Городниченко, Дмитрий Столяров и Клара Сабирьянова-Питер показали, что неравенство, возможно, даже слегка уменьшилось (если ориентироваться на так называемый коэффициент Джини, характеризующий дифференциацию денежных доходов населения): в 1999 году он равнялся 0,42, а в 2005 – 0,38{7}7
  Gorodnichenko Y., Stolyarov D., Sabirianova-Peter K. Inequality and Volatility Moderation in Russia: Evidence from Micro-Level Panel Data on Consumption and Income // Review of Economic Dynamics 13. 2010. No. 1. Pp. 209–237.


[Закрыть]. Официальные данные по коэффициенту Джини свидетельствуют о его незначительном увеличении с 0,40 (2000 год) до 0,42 (2008 год). С учетом качества сведений о неравенстве в России можно с уверенностью утверждать, что в течение рассматриваемого десятилетия этот показатель по меньшей мере не изменился.

Однако, несмотря на очевидные успехи, путинский экономический рост так и не смог решить целый ряд очень важных проблем. Во-первых, инфляция по-прежнему оставалась очень высокой (в 2007 и 2008 годах ее годовые темпы превышали 10 процентов – самый высокий показатель из всех стран «Большой двадцатки»). Во-вторых, война с коррупцией так и не увенчалась сколько-нибудь серьезными победами. На рис. 1.2 показано, что те успехи, которых удалось достичь в этой области в начале 2000-х годов, были сведены на нет и коррупция вернулась к уровню допутинских времен. В-третьих, хотя неравенство и не увеличилось, оно по-прежнему оставалось очень значительным. В-четвертых, так и не удалось диверсифицировать экономику и снизить ее зависимость от добычи и экспорта природных ресурсов.

Рис. 1.2 Контроль над коррупцией в России

Источники: Transparency International, Corruption Perceptions Index, www.transparency.org; World Bank Institute’s Governance Indicators Project, данные за 2000, 2002–2008 годы (индекс нормируется следующим образом: среднемировой показатель принимается за 0, а среднеквадратичное отклонение – за 1).

Мы полагаем, что предвидеть кризис 2008 года было сложно. Аргументы правительственных чиновников и многих независимых экономистов на тот момент сводились к следующему: 1) цена на нефть высока и продолжает повышаться; 2) администрация Путина осуществила ряд достаточно серьезных реформ и придерживается вполне разумной макроэкономической политики; 3) теория «декаплинга» (от англ. decoupling – ослабление связи между развивающимися и развитыми экономиками) до кризиса не противоречила данным. Мы намерены подробно остановиться на всех этих доводах, поскольку они исключительно важны для понимания послекризисных изменений в российской экономике.

Итак, первый довод заключался в том, что в принципе экономика сильна – особенно с учетом стремительно растущих цен на нефть. 2 января 2008 года нефть стоила 100 долларов за баррель. К 12 марта она перевалила за 110 долларов, к 9 мая достигла 125, к 21 мая – 130, к 22 мая – 135, к 26 июня – 140, к 3 июля – 145 долларов. Новой рекордной отметки – 147,27 доллара за баррель – цена достигла 11 июля 2008 года. Экономическая нестабильность в США, казалось, нисколько не замедлила рост этого показателя – создавалось ощущение, будто вообще ничто не в состоянии его замедлить, – немудрено, что и российские власти, и российский бизнес видели будущее исключительно в розовых тонах. Председатель Правления ОАО «Газпром» Алексей Миллер заявил на брифинге для управляющих европейскими энергетическими компаниями, что, согласно его прогнозам, к 2010 году мировые цены на нефть могут достичь 250 долларов за баррель{8}8
  См.: Сообщение Reuters от 10 июня 2008 года. uk.reuters.com/article/idUKL1056924820080610.


[Закрыть].

Второй аргумент сводился к тому, что экономическими успехами Россия обязана не одним только высоким ценам на природные ресурсы. Цены на нефть «отвечают» лишь за какую-то часть – самое большее за половину – экономических достижений России 1999–2008 годов. Необходимо отдать должное и реформам, осуществленным в течение первого срока президентства Путина.

Важнейшими из них представляются три. Первая, налоговая реформа 2001 года, оживила деловую активность и значительно снизила стимулы и возможности ухода от уплаты налогов. Вторая, либерализация процедур регистрации юридических лиц и лицензирования их деятельности и ограничение проверок, заметно смягчила климат для развития малого бизнеса и предпринимательства. И наконец, благодаря консервативной макроэкономической политике и реформе финансового сектора были снижены процентные ставки, что привело к финансовому, инвестиционному и потребительскому буму. Все вышеизложенное так или иначе доказано цифрами и эмпирическими данными.

В статье, опубликованной в 2009 году, Юрий Городниченко, Хорхе Мартинес-Васкес и Клара Сабирьянова-Питер представили доскональный микроэкономический анализ преимуществ перехода к плоской шкале налогообложения{9}9
  Gorodnichenko Y., Martinez-Vazquez J., Sabirianova-Peter K. Myth and Reality of Flat Tax Reform: Micro Estimates of Tax Evasion and Productivity Response in Russia // Journal of Political Economy 117. 2009. No. 3. Pp. 504–554.


[Закрыть]. Исследование базировалось на репрезентативной выборке российских домохозяйств (РМЭЗ) и доказало, что налоговая реформа повысила экономическую активность населения и снизила масштабы уклонения от уплаты налогов. В январе 2001 года Россия стала первой крупной мировой экономикой с плоской шкалой подоходного налога. В Налоговом кодексе 2001 года прогрессивная схема налогообложения была заменена плоской налоговой шкалой, размер подоходного налога составил 13 процентов. Исследователи пришли к выводу, что переход к плоской шкале в России способствовал уменьшению масштабов уклонения от уплаты налогов и что увеличение бюджетных поступлений, продолжавшееся несколько лет начиная с 2001 года, отчасти связано с возросшей сознательностью граждан при декларировании доходов и уплате налогов. Кроме того, выяснилось, что реформа оказала положительное влияние и на производительность труда, хотя и в меньшей степени, чем на решение проблемы уклонения от налогов.

В 2007 году Евгений Яковлев и Екатерина Журавская провели исследование на базе репрезентативной выборки, состоявшей из 1600 предприятий малого бизнеса из 20 регионов России, проанализировав их работу в течение пяти лет – до и после масштабных реформ по дерегулированию экономики{10}10
  Yakovlev E., Zhuravskaya E. Deregulation of Business / CEPR Discussion Paper DP6610. London: Center for Economic Policy Research, 2007.


[Закрыть]. В 2001–2004 годах Россия упростила бюрократические процедуры, связанные с регистрацией и лицензированием деятельности юридических лиц, а также с порядком функционирования уже существующих предприятий (ограничив количество проверок малого бизнеса). Наконец, появились законы, четко регламентирующие нормативно-правовые требования к предприятиям. В частности, для регистрации юридического лица теперь достаточно было одного визита в государственное учреждение (принцип «одного окна»), вся процедура стала занимать не более одной недели. Контролирующие организации должны были проводить проверки не чаще одного раза в два года; лицензии начали выдавать минимум на пять лет. Кроме того, около 90 процентов видов бизнеса, ранее требовавших лицензирования, теперь лицензированию не подлежали. Авторы исследования пришли к выводу, что устранение административных барьеров благотворно сказалось на малом бизнесе, способствуя увеличению числа предприятий и количества людей, работающих на них. Кроме того, они выяснили, что в разных регионах эффект от реформ был разным. Дерегулирование прошло успешнее там, где власти подотчетны общественности, где низок уровень коррупции, имеются независимые средства массовой информации, сильные промышленные лобби и значительная бюджетная самостоятельность.

Еще одно достижение недавних лет – бурный рост финансовой системы. Эрик Берглоф и Александер Леманн прослеживают связь между финансовым развитием и ростом российской экономики{11}11
  Berglof E., Lehmann A. Sustaining Russia’s Growth: The Role of Financial Reform // Journal of Comparative Economics 37. 2008. No. 2. Pp. 198–206.


[Закрыть]. Они утверждают, что имеются убедительные доказательства заметного укрепления связей между финансовым и реальным секторами экономики в России. Берглоф и Леманн показали, что развитие финансового сектора благотворно влияет на корпоративное финансирование, стимулирует рост компаний и экономический рост в целом. Эффект от первых реформ был весьма существенным и долговременным, но проявился не сразу – лишь начиная с 2001 года. Банковское кредитование частного сектора привело к заметному и устойчивому росту.

Третьей причиной самоуспокоенности российской элиты в преддверии кризиса была модная тогда концепция снижения зависимости развивающихся экономик от развитых – «декаплинг». Согласно ей, растущие экономики, такие как Китай, Бразилия, Россия или Индия, вступили в ту фазу развития, на которой экономический кризис, переживаемый развитыми странами, обойдет их стороной, не затронув всерьез. Эта идея широко обсуждалась в средствах массовой информации, политических и деловых кругах всего мира. В марте 2008 года журнал Economist опубликовал статью под названием Decoupling Is Not a Myth («Декаплинг – это не миф»):

«Декаплинг» не означает, что рецессия в Америке никак не повлияет на развивающиеся страны. Подобное утверждение было бы чистой воды сумасшествием… Дело в том, что темпы роста ВВП будут замедляться гораздо менее стремительно, чем во время предыдущих спадов американской экономики… Четыре крупнейшие развивающиеся страны, на долю которых в течение прошлого года пришлось две пятых общемирового роста ВВП, менее других зависят от США: экспорт в Америку составляет не больше… 1 процента российского (ВВП). Дальновидность политики накопления валютных резервов в течение нескольких лет профицита бюджетного баланса еще предстоит по достоинству оценить… Однако, возможно, впервые за всю историю развивающиеся страны имеют шанс сполна воспользоваться преимуществами монетарно-финансовой политики, ориентированной на создание «подушки безопасности».

Из таких оптимистических прогнозов и исходили российские правительственные и деловые круги всего лишь за три месяца до кризиса, ставшего, возможно, одним из самых сильных испытаний для той политико-экономической системы, которая была построена в России в годы президентства Путина.

Кризис
Осенний шок 2008 года

Перенесемся в осень 2008 года. К сентябрю индекс Российской торговой системы (РТС) – ведущий фондовый индекс России – упал почти на 54 процента и российский рынок немедленно перешел в разряд слабейших в мире. Торги на самом ликвидном российском фондовом рынке, Московской межбанковской валютной бирже (ММВБ), а также на РТС 16 сентября были приостановлены. На следующий день их пришлось приостанавливать вторично и 18 сентября – в третий раз. За один день 6 октября российский фондовый рынок потерял 18 с лишним процентов. Его коллапс усугублялся банкротством банков: 15 сентября один из крупнейших российских банков «КИТ Финанс» не смог выполнить свои обязательства по платежам.

Цена на нефть тоже не сулила России ничего хорошего – 15 сентября она впервые за семь месяцев упала ниже 100 долларов за баррель; 11 октября снизилась до 78 долларов; 21 декабря 2008 года баррель нефти продавался за 33,87 доллара, что составило меньше четверти рекордного уровня, достигнутого всего за четыре месяца до этого. К началу 2009 года цены на нефть вовсе не демонстрировали тенденции к повышению. Поднявшись чуть выше 48 долларов, к середине февраля они вновь упали ниже 34. Цены на другой ключевой продукт российского экспорта, металлы, вели себя примерно так же (рис. 1.3).

Рис. 1.3 Цены на нефть и металлы, индекс цен на фондовом рынке во время кризиса 2008–2009 гг.

Примечание: все цены приведены в долларах США, уровень января 2008 г. приравнен к 100.

Источники: Российская торговая система (РТС) – по курсам акций на момент закрытия РТС; Международный валютный фонд; www.indexmundi.com – по индексам цен на нефть и металлы.

Российским олигархам даже пришлось закладывать свои яхты и продавать личные самолеты. Признаки политической нестабильности множились с угрожающей скоростью. Рейтинги президента и премьер-министра неуклонно снижались. Начались массовые акции протеста – стихийные, не возглавляемые оппозицией: на улицу вышли члены семей рабочих и представители среднего класса, встревоженные лавиной увольнений и снижением зарплат. Знаменательно, что выступающие требовали отставки правительства – ситуация, которую всего лишь годом раньше невозможно было вообразить.

Почему кризис так больно ударил по России: роль цен на нефть

Последствия экономического кризиса для российской экономики оказались куда тяжелее, чем для экономик других стран «Большой двадцатки». Дело не только в самом 8-процентном падении ВВП в течение 2009 года (самый большой показатель по странам «Большой двадцатки»), но еще и в том, что разница в скорости экономического роста в 2008 и 2009 годах значительно превышает аналогичную разницу всех остальных стран «Большой двадцатки». На рис. 1.4 показаны темпы роста экономик стран «двадцатки» перед кризисом и во время него (то есть соответственно в 2008 и 2009 годах){12}12
  Кризис вступил в свою самую острую фазу в сентябре 2008 года, однако его воздействие на реальный сектор экономики носило несколько отложенный характер, поэтому 2008 год вполне корректно счесть последним предкризисным годом.


[Закрыть] по данным Международного валютного фонда на октябрь 2009 года. На диаграмме видно, что в 2009 году положение всех стран по сравнению с предыдущим годом ухудшилось. Однако самым резким это ухудшение оказалось для России – больше 13 процентов! На втором с конца месте (после России) оказалась Аргентина – 9 процентов. Для остальных стран среднее значение этого показателя составило всего лишь 4 процента. Как же получилось, что Россия, бывшая одной из самых быстроразвивающихся стран, настолько стремительно сдала позиции?

Рис. 1.4 Рост ВВП в некоторых странах «Большой двадцатки», 2008 и 2009 гг.

Источник: IMF, World Economic Outlook, October 2009.

Первое напрашивающееся объяснение – обвал цен на нефть с рекордных 147 долларов за баррель до менее чем 40 долларов за баррель – всего за полгода. Можно ли как-то измерить последствия такого падения? На этот вопрос есть два ответа; оба основаны на докризисных данных. Во-первых, можно оценить общую сумму нефтегазовой ренты России, а затем определить непосредственные последствия изменения цен на нефть. Второй подход – оценка корреляции изменений ВВП и цен на нефть (с учетом других факторов) в течение последних лет.

Оба предлагаемых решения могут дать ошибку как в сторону завышения, так и в сторону занижения. Первый, «бухгалтерский», подход имеет целый ряд недостатков: 1) точная оценка общей суммы нефтегазовой ренты – задача очень нелегкая; 2) не принимаются во внимание косвенные последствия падения цен на нефть – изменение объемов добычи, обусловленное динамикой цен, изменение ситуации в других отраслях экономики, влияние цен на нефть на движение капитала через границу; 3) игнорируются такие ответные меры экономической политики, как стерилизация притока нефтедолларов посредством формирования резервного фонда и суверенного фонда благосостояния. Второй, «эконометрический», подход учитывает фактически наблюдаемую корреляцию. Однако и он небезупречен, поскольку нет никаких гарантий того, что данные по докризисному периоду можно легко экстраполировать на ситуацию во время и после кризиса. Ведь изменения конъюнктуры заставляют политиков и инвесторов выбирать новую линию поведения. Мало того, экономика, претерпевшая структурные изменения в связи с кризисом, скорее всего, каким-то иным образом отреагирует на колебания цен на нефть. И наконец, ни тот, ни другой подход не предполагает поправок на нелинейность влияния цен на ВВП. Тем не менее в целях получения приблизительных оценок мы прибегнем к обоим методам и обсудим результаты подсчетов.

Начнем с оценки нефтегазовой ренты. Клифф Гэдди и Барри Икес утверждают, что официальные данные по добавленной стоимости в нефтегазовом секторе (около 10 процентов ВВП) неверны и вводят в заблуждение{13}13
  Gaddy C., Ickes B. Resource Rents and the Russian Economy // Eurasian Geography and Economics 46. 2005. No. 8. Pp. 559–583.


[Закрыть]. На основании имеющихся данных и допущений по структуре издержек и ценовым субсидиям ученые вышли на значительно более высокие значения: общая сумма нефтегазовой ренты составила в 2005 году около 25 процентов ВВП. Эта цифра очень близка к результатам, полученным Всемирным банком{14}14
  From Transition to Development: A Country Economic Memorandum for the Russian Federation. Washington: World Bank, 2005.


[Закрыть], пользовавшимся таблицами «затраты – выпуск» за 2000 год по России, Великобритании и Нидерландам для учета влияния такого фактора, как трансфертное ценообразование (при реализации товаров внутри одной компании или между взаимозависимыми компаниями возможен перенос добавленной стоимости из одной отрасли в другую). Согласно оценке Всемирного банка, добавленная стоимость в российском нефтегазовом секторе составляла в 2000 году 20 процентов ВВП (официальная цифра на 2000 год – 8 процентов ВВП). Разница в полученных значениях неудивительна: средняя цена на нефть в 2000 году (27 долларов за баррель) была значительно ниже, чем в 2005 году (50 долларов за баррель).

Прибегнув к методу Гэдди – Икеса, мы оценили суммарную нефтегазовую ренту за 2008 год (когда цены на нефть достигли рекордных значений) в 30 процентов ВВП. Далее, из этой концепции следует, что снижение цены барреля нефти на 10 долларов должно повлечь за собой 3-процентное уменьшение ВВП. Стало быть, падение цены на уральскую нефть с 95 (2008 год) до 60 долларов за баррель (2009 год) должно было вызвать снижение ВВП примерно на 11 процентов.

Второй подход также использовался в ряде исследований. В работе Юко Раутавы получена оценка долгосрочного коэффициента эластичности ВВП по цене на нефть на уровне 0,24{15}15
  Rautava J. The Role of the Oil Prices and the Real Exchange Rate in Russia’s Economy – A Cointegration Approach // Journal of Comparative Economics 32. 2004. No. 2. Pp. 315–327.


[Закрыть]. Иными словами, перманентное 10-процентное снижение цены на нефть в долгосрочной перспективе ведет к сокращению ВВП на 2,4 процента. Роланд Бек, Аннет Кампс и Элица Милева расширили массив данных Раутавы и получили схожие результаты: в долгосрочной перспективе 10-процентное изменение цен на нефть ведет к 2-процентному изменению ВВП{16}16
  Beck R., Kamps A., Mileva E. Long-Term Growth Prospects for the Russian Economy / ECB Occasional Paper 58. Frankfurt: European Central Bank, 2007.


[Закрыть], {17}17
  Помимо прочего, оценка долгосрочной эластичности помогает идентифицировать роль цен на нефть в экономическом росте 1999–2008 годов. Коэффициент эластичности 0,2 означает, что при росте мировой цены на уральскую нефть с 17 долларов (в 1998 году в пересчете на покупательную способность доллара в 2008 году) до 97 долларов за баррель (в 2008 году) объем ВВП возрастет в 1,4 раза либо будет расти на 3,5 процента в год в течение 10 лет. Стало быть, примерно половина общего экономического роста России объясняется ростом цен на нефть.


[Закрыть] (они рассматривали шестилетнюю долгосрочную перспективу). Кратко-срочные же последствия менее серьезны: в течение первых трех месяцев после шока изменение ВВП составляет всего лишь 0,5 процента, а через год – 1 процент. Бек, Кампс и Милева настойчиво предостерегают: поскольку даже их – расширенная – серия данных на самом деле весьма ограниченна, возможная погрешность очень велика. К примеру, доверительная область для 95-процентной вероятности через год после исходного изменения цен на нефть может увеличиться с 0,6 до 1,6 процента.

Пользуясь методами, подобными эконометрическим, Бруно Мерлеведе, Бас Ван Арле и Кун Схорс создали и откалибровали компактную макроэкономическую модель российской экономики{18}18
  Merlevede B., Aarle B. V., Schoors K. J. L. Russia from Bust to Boom: Oil, Politics or the Ruble? / Working Paper 722. William Davidson Institute, 2004.


[Закрыть]. Затем они заложили в программу перманентный 25-долларовый скачок цен на нефть (три сценария заключались в том, что начиная с 2005 года баррель нефти стоил 20, 45 и 70 долларов за баррель соответственно). Несмотря на то что модель предусматривает два смягчающих механизма – эффект «голландской болезни» и стабилизационный фонд, в долгосрочной перспективе упомянутые ценовые потрясения все равно ведут к 12-процентному изменению ВВП. Интересно, что большая часть этих изменений (9–10 процентов) происходит в течение одного года.

Оказывается, результаты, полученные с помощью двух различных подходов, не слишком разнятся между собой. Снижение цены на нефть с 95 долларов за баррель в 2008 году до 60 в 2009-м должно было привести к сокращению ВВП на 9–16 процентов. Что касается краткосрочных перспектив, если вспомнить осень 2008-го, обвал цен с 118 долларов за баррель (II квартал) до 56 долларов (III квартал) должен был привести к падению ВВП как минимум на 7,5 процента.

Напомним, что эти потери должны вычитаться из «гипотетического» российского ВВП, то есть из того ВВП, который мы имели бы в случае отсутствия кризиса. Предположив, что средние темпы роста в долгосрочной перспективе составляли бы 7 процентов в год, мы придем к тому, что одни только цены на нефть – без учета каких бы то ни было иных факторов – привели бы к спаду на 2–9 процентов в год (вместо годового 7-процентного роста). И хотя точность всех этих оценок очень низка, они все же допускают возможность того, что единственной причиной резкого спада российской экономики, наблюдавшегося в конце 2008 года и в течение первых трех кварталов 2009-го, по меньшей мере с большой степенью вероятности было падение цен на нефть (учитывая, что эти цены влияют на движение капитала, биржевой курс и т. д.).