Текст книги "Москва преступная. От Хитровки до Черкизона"

«На меня напали мертвецы»

Осенью 1941 года, когда немцы стояли у ворот Москвы, в городе появились странного вида существа: высокие, будто бестелесные, облаченные в белые балахоны. Эти бесформенные существа внезапно появлялись из темноты и нападали на прохожих, после чего так же внезапно исчезали. Впрочем, дело редко доходило до откровенного насилия. Чаще всего жертвы от ужаса падали в обморок или добровольно отдавали незнакомцам деньги и ценности.

Вести о таинственных белых существах быстро облетели столицу. Версии были самые разные: от переодетых агентов немецкой разведки до злых духов, которые, дескать, всегда активизируются в периоды серьезных социальных катаклизмов. Впрочем, бывалые сотрудники МУРа сразу же отмели всякую мистику. Они поняли: в ноябре 1941‑го в осажденной Москве снова появились «попрыгунчики». Осталось только выяснить, стоят ли за «попрыгунчиками» какие-то сторонние силы или загадочные белые существа действуют на свой страх и риск.

Живой труп и его последователи

История «попрыгунчиков» началась в Петрограде в 1918 году и связана с именем Ивана Бальгаузена, весьма авторитетного уголовника первых лет Советской власти, получившего прозвище Живой труп. Он и его дружки приделывали на ноги гигантские пружины, облачались в белые одежды, а на лица наносили фосфор. В таком виде Ванька со товарищи появлялись где-нибудь в темном переулке и пугали одиноких прохожих.

Можно себе представить страх, который испытывали люди, когда перед ними внезапно из темноты возникали какие-то бесформенные белые существа, взлетавшие над землей и размахивавшие руками. Да еще и фосфор в темноте жутко светился, придавая всей этой картине дополнительный эффект. Разумеется, те, кому довелось столкнуться на узкой дорожке с Ванькой и его дружками, от ужаса отдавали все, что у них было: деньги, ценности, одежду. Так банальный гоп-стоп в исполнении Ивана Бальгаузена превращался в целое представление с элементами мистики, особенно если действие происходило в непосредственной близости от кладбища.

Шайка Ваньки Бальгаузена орудовала в Петрограде в течение многих месяцев – с конца 1918‑го по начало 1920 года. Особенно часто преступники появлялись на Охте в окрестностях тамошнего кладбища. Как потом выяснилось, и малина у разбойников была в том же районе Петрограда. Между собой сотрудники уголовного розыска называли членов шайки «попрыгунчиками». Под таким названием Бальгаузен и его дружки вошли в историю криминального мира России.

На счету «попрыгунчиков» сотни ограбленных горожан. При этом преступники старательно избегали физического насилия и уж тем более «мокрухи». Правда, двое потерпевших все-таки скончались, но причиной смерти, скорее всего, стал психологический фактор: жертвы просто потеряли сознание от ужаса и замерзли в снегу.

Поживились «попрыгунчики» на славу. Одних только шуб при обыске петроградские сыщики обнаружили без малого сто штук. А еще 127 костюмов и платьев, огромное количество золотых колец, брошек и цепочек. Все это было снято преступниками с обезумевших от страха горожан.

А взяли членов шайки весной 1920 года в результате тщательно спланированной операции, разработанной лично начальником петроградского уголовного розыска Владимиром Кишкиным. В течение нескольких дней его сотрудники целенаправленно слонялись в районе Охтинского кладбища, где частенько появлялись «попрыгунчики», и изображали богатеньких, но крайне беспечных горожан. Они охотно знакомились с местной шпаной и любителями выпить, сорили деньгами – словом, будто специально привлекали к себе внимание преступников. И в конце концов, подопечные Ваньки Бальгаузена клюнули на эту приманку. Остальное, как говорится, было делом милицейской техники…

Главаря преступной шайки, Ивана Бальгаузена, а также его ближайшего соратника – Демидова, изготавливавшего металлические пружины, расстреляли. Остальных приговорили к длительным срокам лишения свободы. На скамье подсудимых оказалась и сожительница Ваньки – Мария Полевая, известная в петроградском уголовном мире под кличкой Манька Соленая. Она-то и шила своим дружкам по банде белые одежды.

Однако у петроградских «попрыгунчиков» появились подражатели. В Москве, например, «попрыгунчики» впервые отметились поздней осенью 1925 года у Ваганьковского кладбища. Технология преступлений была такой же, только в отличие от петроградских коллег, москвичи действовали куда более жестко, не останавливаясь даже перед убийствами. В ноябре-декабре 1925‑го в Москве в районе Ваганьковского кладбища едва ли не каждую ночь находили обнаженные трупы убитых людей.

Для Москвы середины 1920‑ых, когда с основными бандитскими шайками было уже покончено и в целом криминогенная ситуация в городе считалась спокойной, появление «попрыгунчиков» стало как гром средь ясного неба. На поиск таинственных преступников были брошены лучшие силы МУРа и столичного управления ОГПУ. В результате совместных усилий муровцев и чекистов в январе 1926 года опасную банду удалось ликвидировать. И о «попрыгунчиках» постепенно забыли. Почти на шестнадцать лет.

Второе пришествие

И вот в конце 1941‑го последовали Живого трупа снова объявились на московских улицах. Началось все с того, что холодным ноябрьским утром пенсионерка Евдокеева, проходя мимо Миусского кладбища, обратила внимание, что возле куста на обочине дороги белеет какой-то странный предмет. Подойдя поближе, женщина чуть не потеряла сознание от страха: на земле лежал раздетый мужчина с вытаращенными от ужаса глазами. Приехавшие на место происшествия оперативники констатировали: смерть наступила совсем недавно. Никаких увечий на теле не обнаружили. Такое впечатление, что беднягу кто-то напугал до смерти. Судебно-медицинская экспертиза подтвердила: причина смерти – острая сердечная недостаточность.

А вскоре удалось установить и личность погибшего. В милицию обратилась женщина с заявлением: ее муж, профессор химии одного из столичных институтов, до сих пор не вернулся с работы домой. Сыщики показали женщине фото убиенного. Та опознала своего супруга. По словам гражданки, одет он был весьма добротно: на нем было дорогое пальто, костюм, хорошие ботинки.

Пока следствие терялось в догадках относительно загадочной смерти профессора химии, случилось новое ЧП. В МУР позвонили из городского роддома имени Грауэрмана. По словам медиков, к ним только что привезли беременную даму, которая неустанно повторяла одну и ту же фразу: «На меня напали мертвецы». Поначалу сыщики не придали этой информации серьезного значения, но медики подробно описали состояние потерпевшей. Судя по всему, даму действительно кто-то напугал, да так сильно, что она, бросившись бежать, упала на живот, получила множественные синяки и царапины. А самое главное —начались преждевременные роды, ребенок, увы, погиб.

Вскоре выяснились и подробности этой дикой истории. В тот вечер Бела Розинская отправилась к знакомой портнихе. Дорога шла мимо кладбища. И вдруг из кустов выпрыгнули три огромные фигуры. По словам Розинской, одеты они были в белые балахоны, а вместо лиц – черные дыры. Жуткие фигуры начали истошно выть, визжать, затем окружили даму и стали дергать ее за волосы. Та бросилась бежать, но споткнулась и упала животом на камень. Что было дальше – женщина не помнила. Скорее всего, от ужаса потеряла сознание. Очнулась уже в роддоме. Без пальто, сумочки и кожаных ботинок.

В разговоре с муровцами потерпевшая отметила такую любопытную деталь: жуткие фигуры в белом взлетали над землей, будто у них были крылья. Внимательно обследовав место происшествия, сыщики нашли странные следы на земле – точно такие, как и возле тела профессора химии. Это были не следы ботинок, а какие-то странные круглые отпечатки, словно кто-то специально тыкал в землю тростью или костылями. И вот тут-то старожилы Московского уголовного розыска невольно вспомнили историю о «попрыгунчиках». Судя по всему, в Москве снова объявились последователи Ваньки Бальгаузена.

«Попрыгунчики» и абвер

И действительно в ноябре 1941‑го, в самые тяжелые для москвичей дни войны, по городу прокатилась целая серия нападений на одиноких женщин и пенсионеров. Действовали преступники по одному и тому же сценарию: внезапно появлялись из темноты перед одиноким прохожим, и пока тот лежал без сознания от пережитого ужаса, безнаказанно грабили. Осадное положение, в котором находился огромный город осенью 1941‑го, явно было на руку преступникам: Москва была темной и мрачной, на окнах светомаскировка, уличное освещение не работало. Правда, по улицам постоянно ходили милицейские и военные патрули. И как-то раз грабителей чуть было не задержали. Услышав крик очередной жертвы преступников, находившийся рядом патруль бросился на помощь, но догнать «попрыгунчиков» не удалось: они на своих пружинах стремительно ускакали в темноту.

Выйти на таинственную шайку сотрудникам МУРа помог муж потерпевшей Белы Розинской – инженер одного из оборонных предприятий Москвы Михаил Розинский. 15 ноября он заявил о пропаже своей жены – той самой, которая буквально за несколько дней до этого стала жертвой «попрыгунчиков». Дело поручили сержанту милиции Гриценко. Тот обстоятельно допросил Розинского. По словам инженера, Бела неделю назад ушла из дома и до сих пор не вернулась. Все это время Розинский отчаянно искал пропавшую супругу. Он обошел всех знакомых, друзей и подруг, показывал фото жены постовым милиционерам – никто ничего не видел.

При этом во время беседы в МУРе инженер всячески пытался доказать, как сильно он любит свою супругу: плакал навзрыд, рассказывал какие-то истории из их совместной счастливой жизни, сокрушался по поводу потери ребенка… Эти нарочитые стенания показались опытным муровцам подозрительными. Начальник МУРа Касриэль Рудин, человек с огромным опытом работы и потрясающей интуицией, прямо заявил: к исчезновению гражданки Розинской причастен ее муж. И поручил сержанту Гриценко внимательнее присмотреться к личности инженера.

За Розинским установили негласное наблюдение. И вскоре выяснились удивительные вещи. Инженер Розинский был явно связан… с немецкой разведкой. В пользу этой версии красноречиво говорил, например, такой факт. Однажды поздно вечером на Ваганьковском кладбище Розинский был замечен в обществе человека в рясе. Они о чем-то разговаривали, настороженно озираясь. А буквально через день этого человека поймали в тот момент, когда он на Ваганьковском кладбище, прячась за могильной плитой, пытался подать сигналы ракетницей.

В годы войны, как известно, московская милиция, помимо борьбы с уголовной преступностью, занималась еще и поисками вражеских диверсантов, шпионов и провокаторов. А таковых только за первый год войны было задержано около тысячи. Они распространяли панические слухи среди населения, а по ночам подавали сигналы немецким летчикам, показывая, куда сбрасывать бомбы. Вот и человек в рясе занимался именно этим, запуская сигнальные ракеты в сторону Красной Пресни, где во время войны работали предприятия, выпускавшие боеприпасы и обмундирование для солдат Красной армии.

На Петровке выяснилось, что задержанный диверсант не имел никакого отношения к церкви, а рясу носил для маскировки. По законам военного времени он был расстрелян. Выяснилось также, что инженер Розинский неоднократно встречался с этим человеком, их явно связывали давние и деловые отношения.

Инженера немедленно арестовали. На допросах он признался, что его завербовали сотрудники германской разведки незадолго до войны. Предложили приличное вознаграждение, Розинский согласился. До войны он сливал немцам секретную информацию о работе своего предприятия. А в начале войны получил от Абвера другое задание: сеять панику в Москве, вести антисоветскую агитацию, наводить на стратегические объекты города летчиков люфтваффе.

Для этого Розинскому настоятельно рекомендовали использовать уголовные элементы. Причем, кадры для диверсионной работы ему поставляла сама германская разведка. На временно оккупированных территориях СССР агенты Абвера вербовали уголовников и перебрасывали их в осажденную Москву. Они же снабжали уголовников пружинами и балахонами. Дело в том, что еще до войны аналитики немецкой разведки, внимательно изучая советскую криминальную хронику 1920‑ых годов, натолкнулись на дело «попрыгунчиков». Идея немцам понравилась. В одном из отделов Абвера даже разработали целый план, согласно которому шайки уголовников, облаченных в белые балахоны, должны были наводить ужас на мирных советских обывателей. Вот так, благодаря Абверу, осенью 1941‑го на улицах Москвы снова объявились «мертвецы» в белых саванах и с пружинами на ногах.

Они регулярно нападали на одиноких прохожих, снимали дорогую одежду и ценности, сбывая награбленное имущество через ломбарды. Но самое главное – по городу поползли слухи о таинственных мертвецах, парящих над землей. А в этом, собственно, и заключалась главная цель, которую преследовали немцы: дестабилизировать советский тыл, посеять у населения панику и чувство обреченности. Отчасти им это удалось.

Бандитов ловят на живца

Что же касается пропавшей жены Розинского, интуиция начальника МУРа не подвела: инженер действительно был причастен к преступлению. Сначала он хотел напугать свою благоверную до смерти, для чего и навел на нее знакомых уголовников. Дескать, они возле нее попляшут в балахонах, Бела испугается и умрет. Но когда выяснилось, что женщина выжила, Розинский решил убить ее сам. По словам инженера, он завел жену в парк «Лосиный остров», ударил камнем по голове, а тело закопал. Чтобы отвести от себя подозрения, Розинский сам явился в милицию и поведал о пропаже жены.

Убийца явно рассчитывал, что в тяжелейших условиях осадного положения муровцам будет не до поиска его благоверной. Однако инженер просчитался: даже в трагические дни осени 1941 года московская милиция работала великолепно. Труп гражданки Розинской был эксгумирован. Судмедэкспертиза установила: смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы. На недоуменные вопросы сыщиков, чем Розинскому помешала красавица жена, тот ответил просто: «Она мне надоела».

По совокупности совершенных деяний инженера Розинского приговорили к высшей мере наказания. А членов его шайки сыщики поймали на живца – так же, как это сделали двадцать лет тому назад их петроградские коллеги. Зная место, где обычно «попрыгунчики» совершали нападения – у Миусского кладбища, муровцы в течение нескольких дней прогуливались там, провоцируя преступников. По договоренности с московской военной комендатурой в эти дни в районе спецоперации не ходили патрули – чтобы случайно не вспугнуть уголовников.

И однажды вечером «попрыгунчики» дали о себе знать, появившись, как всегда, неожиданно из кромешной темноты. Бандиты и не подозревали, что одинокий прохожий с большим чемоданом в руках – это переодетый сотрудник МУРа. Увидев «мертвецов» в балахонах, он мгновенно выхватил пистолет и открыл огонь на поражение. Двое «попрыгунчиков» были убиты на месте, еще двоих задержали подоспевшие на помощь коллеге муровцы. Среди задержанных оказалась девушка – бывшая медсестра одного из московских госпиталей. Осенью 1941 года госпиталь, где она работала, был эвакуирован на восток. Но барышня осталась в Москве, спуталась с бандитами и стала активной участницей шайки «попрыгунчиков».

Вот так через два десятка лет история повторилась практически один в один. Только в отличие от Ваньки Бальгаузена и его дружков, на сей раз к появлению «попрыгунчиков» оказались причастны агенты немецкой разведки.

Убить верховного

Осенью 1944 года советская контрразведка обезвредила группу немецких диверсантов, пытавшихся организовать покушение на Сталина. События развивались следующим образом.

Рано утром 6 сентября 1944 года бдительные смоленские колхозники обратили внимание на то, что двое военнослужащих Красной Армии – мужчина и женщина – активно интересовались ближайшей дорогой на Москву. Само по себе это любопытство, быть может, и не вызвало бы удивления, но колхозников смутил тот факт, что офицеры Красной Армии разъезжают по дорогам Смоленщины на мотоцикле немецкой марки. На задержание подозрительной парочки срочно выехала оперативная группа районного отдела НКВД.

В двух километрах от поселка Карманово чекисты заметили мотоцикл, за рулем которого находился мужчина в кожаном летнем пальто с погонами майора. Рядом с майором в мотоциклетной коляске сидела женщина, одетая в шинель с погонами младшего лейтенанта.

Представившись, начальник опергруппы потребовал у майора документы. Тот предъявил удостоверение личности на имя Таврина Петра Ивановича – заместителя начальника отдела военной контрразведки СМЕРШ 39‑й армии 1‑го Прибалтийского фронта. Сквозь распахнутое пальто, кроме Золотой звезды Героя, на груди мотоциклиста поблескивали четыре ордена, в том числе особенно уважаемый фронтовиками орден Александра Невского.

Впрочем, героический «иконостас» не смутил начальника опергруппы. Загадочной парочке предложили проследовать в райотдел НКВД для дальнейшего разбирательства.

В райотделе задержанный офицер рассказал, что он, майор Таврин, командирован в Москву в Главное управление контрразведки СМЕРШ, и предъявил телеграмму, подтверждающую вызов.

Проверив документы, сотрудники НКВД незамедлительно связались с Москвой и вскоре установили, что никакой Петр Иванович Таврин в Москву не вызывался и что офицер с такой фамилией в военной контрразведке 39‑й армии вообще не значится. Таврин был тут же обезоружен и арестован.

При личном обыске у него и его спутницы были обнаружены четыре орденские книжки, документы на имя Таврина, более 430 тысяч рублей советских денег, 116 печатей, а также семь пистолетов, в том числе «Веблей-Скотт», заряженный разрывными пулями, два охотничьих ружья, пять гранат, радиомину и другие боеприпасы. Пули для пистолета, кстати, были обработаны сильнодействующим ядом. Задержанные вместе с вещественными доказательствами были немедленно направлены в Москву.

На Лубянке выяснилось, что до 1939 года Таврин носил фамилию Шило и проходил по документам НКВД как злостный расхититель социалистической собственности. В 1930‑е годы его трижды арестовывали за растрату государственных средств, однако каждый раз ему каким-то чудом удавалось бежать из-под стражи. В 1939 году по фиктивным справкам он поменял фамилию с Шило на Таврина, под которой вскоре был призван в Красную Армию. Летом 1942 года Таврин, которого послали в тыл к немцам за языком, перешел на сторону врага и дал согласие на сотрудничество с германскими спецслужбами.

В течение последующих двух лет Таврин сделал у немцев блестящую карьеру и заслужил репутацию преданного разведчика. А потому именно Таврину летом 1944 года руководством 6‑го управления РСХА (внешняя разведка) была поставлена задача: проникнуть в Москву и организовать покушение на Сталина. Для проведения теракта Таврина снабдили пистолетами с комплектом отравленных и разрывных пуль, а также специальным аппаратом под названием «панцеркнаке» и бронебойно-зажигательными снарядами к нему.

«Панцеркнаке» состоял из небольшого ствола, который при помощи специального кожаного манжета закреплялся на правой руке, что позволяло скрытно держать его в рукаве пальто. В ствол помещался реактивный снаряд, который приводился в действие путем нажатия специальной кнопки, соединенной проводом с электрической батареей, спрятанной в кармане одежды. При этом снаряд пробивал броню толщиной 45 мм. Данный аппарат террорист должен был применить в том случае, если бы ему представилась возможность совершить покушение на улице во время прохождения правительственного кортежа.

В инструкции Таврину подробно расписывалось, как следует себя вести, чтобы установить полезные связи с техническими работниками Кремля либо с другими лицами, имеющими отношение к обслуживанию руководителей государства. При этом было особенно рекомендовано заводить близкие знакомства с женщинами – стенографистками, машинистками и телефонистками. Таврина даже снабдили специальным препаратом, который при подмешивании в напитки вызывал у женщин сильное половое возбуждение, что следовало использовать в интересах порученного ему дела.

Что касается задержанной вместе с Тавриным дамы, выяснилось, что она с ноября 1943 года являлась его женой и агентом немецкой разведки. В ее задачу входило оказание помощи мужу, но в конкретный план операции она посвящена не была и готовилась для переброски в советский тыл только в качестве радистки.

На миссию Таврина руководство германской разведки возлагало большие надежды. Перед началом операции его трижды лично инструктировал известный немецкий разведчик-диверсант, любимец фюрера Отто Скорцени.

Ничего у фрицев, однако, не получилось. И дело даже не в том, что Таврина заметили и обезвредили еще на дальних подступах к Москве. В годы войны охрана Сталина и высших должностных лиц государства была поставлена на таком высоком уровне, что практически исключала какие-либо эксцессы. Известен лишь один случай террористического акта. Осенью 1942 года какой-то мужичок в течение нескольких недель ошивался в районе Красной площади и настолько примелькался охране Кремля, что на него перестали обращать внимание. И вот морозным ноябрьским утром этот тип, притаившись возле Лобного места, открыл пальбу из пистолета по правительственной машине, въезжавшей в Кремль. Стрелок, очевидно, полагал, что в машине находится Сталин, и весьма прицельно разрядил в лимузин всю обойму. Впрочем, пули отскочили от бронированной машины, не причинив никому вреда. Да и в машине находился Микоян, а не Сталин. А еще через пару минут в завязавшейся перестрелке с охраной террорист был убит. Его личность установить не удалось.

Вот, собственно, и все покушения. На Гитлера, напомним, за 12 лет его правления было организовано не менее десятка покушений, и только чудом фюрер оставался жив.

В общем, авантюра с Тавриным провалилась в первый же день после переброски диверсантов в советский тыл. Правда, гитлеровцы поняли это только в мае 1945 года, когда над Рейхстагом взметнулось Красное знамя. Дело в том, что наша контрразведка, арестовав Таврина, тут же начала радиоигру с немецкими спецслужбами под кодовым названием «Туман». Под контролем смершевцев супруга Таврина регулярно отправляла радиограммы, в которых сообщалось о «подготовительных действиях» к покушению, о возникающих «серьезных трудностях» в решении поставленной задачи и о том, как эти трудности преодолеваются. Все было настолько убедительно, что руководители германской разведки до последнего момента надеялись, что не сегодня-завтра Сталин будет убит, и колесо истории повернется вспять.