Текст книги "Восьмая поправка"

– Как же я рад Вас видеть! Хорошо, что быстро приехали, Сергей Иванович. Вот только поговорить нам не удастся – начальник только что к себе вызвал. Так что решим вопрос на ходу.

Он указал рукой на дверь, а я облегченно вздохнул: «Похоже, пронесло». Выйдя в коридор и дожидаясь пока Жарков закроет кабинет, спокойно поинтересовался:

– Что за срочность, Толя? И почему это нельзя было решить по телефону?

Он учтиво взял меня под руку и провел к лестнице. Там остановился и, оглядевшись по сторонам по-одесски ответил:

– А я знаю? Мне приказали – я исполнил, – потом подошел еще ближе и вполголоса объяснил. – Мне до лампочки, чем вызвана такая сверхсекретность. Только заместитель начальника ГУБОП МВД Александр Вадимович Волощук наказал передать Вам информацию лично. Лично! Вот я и передаю: он будет ожидать Вас возле проходной ГУБОП в пятнадцать ноль-ноль.

– А если бы меня не нашли?

– Так нашли же, – протягивая на прощанье руку, заулыбался Толя. – Волощук уже знает, что Вы будете. И вообще, нагрянули бы как-нибудь. В биллардик бы поиграли.

– Непременно, – пообещал я. – Только в биллиард играть не буду…

* * *

До встречи оставалось без малого два часа. В район Татарки добрался без промедлений, потому что возле метро Арсенальной удачно «поймал» такси. Неподалеку от здания ГУБОП увидел небольшое кафе со столиками на улице и решил перекусить, а заодно навести порядок в голове.

Предыдущая неделя прошла в таком скоростном режиме, что резкое торможение любой деятельности могло закончиться аварийной ситуацией. Но это мне не грозит – кто-то нарочито не дает расслабиться. А еще я знал, что разного рода форс-мажорные ситуации лучше всего проживать, как говорят, «на автопилоте». Без выстраивания оборонительных заграждений, которые называются «отсебятиной» и грозят перенапряжением психики. Тогда анализ происходящего проходит не на основе личных впечатлений, а как бы поверх них. Переживания отключены, но при этом запускаются внутренние силовые резервы. И остается только удивляться, откуда в человеке берется столько сил и энергии. Как видно, временной промежуток сократился до такой степени, что для анализа и эмоций просто не осталось времени. Совсем, как на войне: короткая передышка между боями в виде марш-броска.

А еще вспомнились годы службы, когда с Александром Вадимовичем Волощуком мы сидели в одном кабинете. Саша просто идеально вписывался в образ оперативника, созданный в те годы советским кинематографом. Не припомню, чтобы хоть раз он пришел на службу без костюма и галстука. Да и прическа всегда отвечала уставным нормам. Кроме этого Волощук отличался умением находить общий язык с людьми. Он мог в считанные минуты расположить к себе собеседника и поэтому Сашу постоянно сманивали на следственную работу. Но ответ всегда был один и тот же: «Я опер, и в каком либо ином качестве себя в ментовке не представляю».

Уходя из управления на новую руководящую должность, Брут «сманил» за собой и Волощука, чем обеспечил надлежащее продвижение по службе. Звали и меня, но, как говорится, вмешался квартирный вопрос. В том году я должен был получить новую квартиру, а в случае перехода в другое подразделение терял возможность улучшить жилищные условия. Этим пожертвовать было нельзя даже ради карьерного роста.

* * *

Недалеко от меня притормозила черная «Ауди». Услышав сигнал клаксона, поначалу напрягся и приготовился «делать ноги», но в этот момент опустилось тонированное стекло со стороны водителя. В образовавшемся проеме показалось улыбающееся лицо Волощука. Глядя поверх солнцезащитных очков, Саша поманил меня пальцем и качнул головой в сторону пассажирского сидения.

Не успел я умоститься в мягком кожаном кресле, как оказался в крепких и радушных объятиях.

Волощук почти не изменился за все эти годы. Все такой же высокий и стройный шатен с располагающей улыбкой и проницательным взглядом пытливых серых глаз. Вот только седины на висках прибавилось и морщин поперек высокого лба. Но все это придавало и без того эффектной внешности некий шарм, который обычно характеризуется фразой: «Такие бабам нравятся». Безупречно отутюженная белая сорочка с короткими рукавами и летние брюки песочного цвета сидели безукоризненно, как на манекене в витрине центрального универмага.

– Здорова, полковник! – улыбаясь, приговаривал Саша. – Что ж ты, как в воду канул? Из ментовки свалил, из поля зрения выпал. Получается, что живешь, как человек. Уважаю!

– Ну, а ты, небось, уже в лампасах ходишь? Высоко взлетел…

– Какое там? Молод еще, – рассмеялся он, а потом негромко сказал, обращаясь к панели приборов. – Внимание, поехали.

Эта команда заставила меня снова внутренне собраться. Было понятно, что нас сопровождает еще как минимум одна оперативная машина. Отступившее ненадолго чувство тревоги вновь о себе напомнило. Заметив мое напряжение, Волощук объяснил:

– По-другому нельзя – сам понимаешь. Не скрою, что обстоятельства нашей встречи, мягко говоря, трошки напрягают. Ты ведь в курсе, что Брут арестован?

– А то. Еле ноги унес из госпиталя. Пришлось машину там бросить. Представляешь, Саша, в наглую припутать хотели.

– Представляю, – подтвердил он и распорядился. – Ключи от машины брось в бардачок. Ее сегодня же перегонят к нам на стоянку – туда не сунутся. А теперь ответь мне на вопрос: фамилия Слепчук тебе о чем-то говорит?

Где-то совсем недавно я слышал эту фамилию, но никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах. Поэтому пожал плечами, а Саша деловито намекнул:

– Видите ли, бамбино, – начал он со своей коронной фразы, которую применял, если был в чем-то убежден, имея на то основания. – Мне доподлинно известно, где Вас носило три дня назад. И не говори, что ты не был в Николаеве. По описанию и по тому, как вы общались с Брутом, это мог быть только ты. Только тебя генерал называет Серго.

– Вспомнил, – хлопнул ладонью по своему лбу и посмотрел на Волощука. – От вашего брата разве чего скроешь? Служба держит марку. Конечно же, я вспомнил Слепчука. Это подполковник из команды Никифорыча.

– Правильно. Георгий Юрьевич Слепчук. Мы вместе заканчивали киевский юрфак. Потом Юрко надолго пропал из поля зрения. Я и не знал, что он работает у Брута. Да что там говорить, я даже толком не знаю, чем Борис Никифорович сейчас занимается.

– А я вот знаю, но все равно слабо ориентируюсь в принадлежности и соподчиненности его службы.

– Затерялся в коридорах власти, – со вздохом заключил Волощук. – В эти дебри лучше не соваться.

– И дорожку из этих коридоров выстелили Никифорычу в самое пекло. И за что спрашивается? Ты уже что-то узнал?

– Нет, – отрезал он и, помолчав, добавил. – Приедем на место, и ты поймешь почему.

Мы петляли по узким улочкам старого Подола. Объезжали транспортные заторы и места дорожных работ, медленно и уверенно продвигаясь в сторону набережной. По дороге Саша не раз переговаривался с невидимым сопровождением, а когда вдалеке показался мост «Метро» скомандовал своим оперативникам:

– Уходите по мосту Патона на левый берег. Потом по Днепровскому шоссе на Бажана. И побыстрее, чтобы встретить нас у въезда на дачный массив, – потом обратился ко мне. – На дачу едем, воздухом подышим. Надеюсь, тебя не сильно напрягают наши шпионские игры?

– Да я всю последнюю неделю только этим и занимаюсь. Слепчук видел только сотую часть от общей картины событий.

– Потом обязательно расскажешь.

Перебравшись по Южному мосту на левый берег Днепра, заехали на территорию дачного поселка Осокорки. На базарной площади Саша притормозил и, повернув влево, направил машину вдоль узкой, заросшей зеленью улочки. Потом последовало еще несколько поворотов, пока, наконец, «Ауди» не остановилась, упершись бампером в кустистый тупик. Выбравшись из салона, мы прошли вдоль высокого деревянного забора к железным воротам. Волощук нажал на кнопку звонка, после чего створка ворот почти сразу же приоткрылась. Как будто нас давно и с нетерпением ждали. В проеме показалась тучная дама бальзаковского возраста в белой панамке, майке мужского покроя и клетчатых шортах. Привалившись спиной к воротам, она скрестила руки на груди и, закатив глаза, запричитала:

– Ой, Сашко, ну почему так долго? Я уже все глаза проглядела. Доктор только что уехал, а у меня голова кругом идет. Соседи, как назло в огороде маячат, высматривают…

– Спокойно, тетя Зоя, – откликнулся Саша, проходя во двор. – Все будет в порядке. До вечера нужно потерпеть.

– Ну, до какого вечера? – заохала хозяйка. – Ему сейчас в больницу надо. А то ведь помрет бедолашный, не дай Бог. Да еще в моей хате. Что ж я людям скажу? Ой, лышенько…

– Может, объяснишь? – попросил я Волощука, помогая тете Зое запереть ворота.

– Слепчук ранен, – коротко ответил он, поднимаясь на крыльцо добротного дачного домика.

Пот градом струился по моему лицу. Причиной тому послужила не столько жара, сколько последняя Сашина фраза. «Что-то надвигается», – думал я, осматриваясь в полутемных сенях. – «Брут арестован, Слепчук ранен. Что дальше?».

На пороге тесной комнатушки с кухонной обстановкой нас встретила невысокая худая женщина лет тридцати. В чертах лица угадывалось родственное сходство с Волощуком.

– Это моя двоюродная сестра Галя, – подтвердил мою догадку Саша.

– Да уж, братец, удружил, – беззлобно проворчала она и подала мне руку. – Проходите сразу в комнату, а то здесь жарко. Я курицу варю.

– Как там наш гость? – спросил у нее Волощук, подталкивая меня к двери в дальнем углу кухни.

– Доктор сделал укол и поменял капельницу. Вроде бы задремал, но температура держится. Увозил бы ты его скорее, Сашко. Операцию нужно делать.

– Вот-вот, – поддакнула тетя Зоя, утирая лицо панамой.

– Отставить панику! – повысил голос Волощук. – За пару часов ничего не случится. Я тоже с доктором говорил. Все будет в порядке.

Осторожно приоткрыв дверь, я заглянул в комнату. В углу довольно просторной гостиной с большим количеством всевозможной мебели стояла двуспальная кровать. Там и лежал раненый Слепчук. Нижняя половина тела была прикрыта белым махровым полотенцем, а живот туго перетянут бинтами, сквозь которые на левом боку проступала кровь. Он лежал под капельницей, закрепленной на швабре, которую в свою очередь привязали бельевой веревкой к стулу. В других обстоятельствах я бы вряд ли узнал в этом человеке того подтянутого коренастого оперативника, которого видел лишь пару раз в доме Бокальчука. Кожа на лице матово-мраморного цвета, а нос как-то неестественно заострен. Аккуратные черные усики и брови казались искусственными, как будто их наклеили на загримированное лицо. Слепчук приоткрыл глаза и попытался улыбнуться, а потом неожиданно громко и бодро заявил:

– Да я в порядке, мужики – это сиделки паникуют. Рад Вас видеть, Сергей, извините, не знаю, как по отчеству…

– А можно без отчества? – попросил я, усаживаясь на свободный стул. – И, желательно, на «ты».

– Давай, – согласился он и обратился к Волощуку. – Ты, Саша, не переживай. Ранение пустяковое – пуля-то на вылет прошла. Да и не впервой меня дырявят. Я другого понять не могу: что вообще происходит?

– Об этом, Юрко, позже поговорим, – по-украински назвал Георгия Волощук. – Тебе надо силы беречь. Так что перескажи для Сергея свою историю, а заодно и я послушаю.

Слепчук на минуту прикрыл глаза, очевидно, собираясь с мыслями. Потом глубоко вздохнул и заговорил:

– Когда мы прилетели из Николаева, Брут объявил всем сутки отдыха. Я хоть дома порядки навел. А вечером поехал в госпиталь, Никифорыча проведать. Вчера это было. Потом вернулся домой на Оболонь. А возле дома ко мне подошли два милиционера в форме постовых. Я ничего не заподозрил, а они без объяснений попытались меня скрутить и надеть наручники. В общем, ничего у них не вышло – у меня ведь черный пояс по каратэ.

Георгий усмехнулся и замолчал, а мне показалось, что он засмущался.

– Давай, рассказывай, – поторопил его Саша. – Ван Дам ты наш подстреленный.

– Тебе все шуточки, Сашко. Но это правильно – раскисать нельзя. Ну, в общем, разложил я их обоих на асфальте, а сам драпанул. Только не ожидал, что эти козлы сразу палить начнут, да еще и с двух рук. Я сразу «маятник прокачал», но все равно зацепило. Решил на Днепр уходить. За домом сразу парк начинается и набережная. Короче, добежал до берега и сразу в воду. А там заросли и камыши. Занырнул по уши и сижу. Эти подбежали к берегу, а потом слышу, как один говорит: «Надо уходить. Менты едут».

Он замолчал и показал рукой на стоявшую у края стола чашку. Саша помог Слепчуку напиться.

– Когда они убежали, я сразу же вылез на берег, – продолжил он. – Оттуда набережная хорошо просматривается. Смотрю, а мимо проезжает уазик с мигалкой. Я бегом к дороге, а они проехали мимо моего дома и повернули во дворы. Подумал, что погнались за стрелками и пошел туда, но никого не нашел. Вокруг ни души. Люди, как будто вымерли, а было-то всего около часа ночи.

– Информацию по Оболонскому управлению мы проверили, – вставил Волощук. – О стрельбе никто не сообщал. Только около часа ночи был выезд в тот микрорайон на семейный скандал.

– Выстрелов могли и не слышать, – объяснил Слепчук. – У них стволы с глушителями. А я потом рубашкой рану пережал и тихо на цыпочках пробрался в свою гостинку. Оттуда уже позвонил тебе, Сашко. Спасибо, что быстро примчался.

– На здоровье, – откликнулся Волощук и, повернувшись ко мне объяснил. – Я же не сам туда примчался. Еще три группы направил, чтобы перекрыли район и все там прочесали. Только бес толку. Местным ментам пока ничего не сообщал – сами разберемся. С утра возле Юркиного дома две моих бригады работают. Может чего найдут или отыщут свидетелей.

– А теперь самое главное, – продолжил рассказ Георгий. – Ни один человек из нашей группы не отвечает на телефонные звонки и не выходит на связь. Генерал разработал четкую схему связи и оповещения внутри подразделения. Предусмотрены основные и запасные каналы связи. Есть даже система кодовых сигналов по СМС. И теперь все это не работает. Мобильники или отключены или никто не отвечает. Телефоны офиса тоже молчат. Ничего не понимаю.

Слепчук замолчал, а Саша в очередной раз помог ему напиться.

– Я могу тебя Юрой называть? – спросил я, нарушив молчание. – А то Георгий – как-то официально, а Жора – фамильярно звучит.

– А меня все Юрой или Юрком называют, – улыбнулся Слепчук. – Только мама Герой кличет, а когда злится, – то Герасимом.

– Так вот, Юра, что бы мне хотелось знать. Если, конечно, это не государственная тайна. Просто у меня нет отправной точки. Никифорыч немного рассказывал о вашем подразделении, но кое-чего я не понимаю. Ведь ваша служба выведена за штат МВД. Так? Но все вы – офицеры. Значит, приписаны к какому-нибудь ведомству.

– Ну, да. Мое личное дело в МВД. Но в учетной карточке стоит отметка об откомандировании в распоряжение штаба внутренних войск. А в группе есть офицеры из внутренних войск. Так у них стоит отметка об откомандировании в МВД. А еще у нас есть погранцы, налоговики и даже военные разведчики.

– Винегрет, – сделал вывод Волощук. – Но кому-то же вы подчиняетесь?

– Я подчиняюсь Бруту, – поморщившись от боли, ответил Юра. – А кому подчинен генерал, мне не интересно. Никифорыч всегда говорит: «Мы работаем в интересах государства и представляем его верховную власть. Но вы подчиняетесь только мне».

– А кем вы представляетесь? – не унимался Волощук. – Вам же с людьми приходится общаться. «Корочки» какие-то у вас же есть?

– Ну а как же. У нас удостоверения МВД, а если надо, то Брут доставал любые документы.

– Короче, «спецура», – заключил Саша. – А я-то думал, что шпионы только в СБУ.

– Мне кажется, что ваша служба стала кому-то мешать, – воспользовавшись паузой, предположил я. – Поэтому и спросил о соподчиненности. Кто-то же дал команду вывести вас из игры? Кто и кому? И почему такие срочные и жесткие меры?

– Ты, Серега, краски-то не сгущай! – прикрикнул на меня Волощук. – Еще ничего не понятно. Конечно, нападение на Юрка не тянет на обычный уличный разбой. Гопники хоть и могут напялить ментовскую форму, но они не пользуются пистолетами с глушителями. В общем, сплошные непонятки. Только Никифорыч мог бы нам все разъяснить.

– А как с ним связаться? – спросил я. – Ты же, поди, знаешь, где его держат?

– Знаю, да что толку. Как незаметно пробраться в больничку следственного изолятора СБУ? Дело-то ведет генпрокуратура. Но у меня там есть один человечек, который попытается что-то разузнать, но к Бруту нас все равно не допустят.

– Это точно дело рук того «важняка», – тихо сказал Слепчук. – Я же тебе, Саша, рассказывал про него.

– Мне тоже так кажется, – подтвердил я, поглядывая на Волощука. – Кстати, ты тоже его знаешь. Жаль, что он из нашего следственного отдела ушел до прихода Брута. Никифорыч еще тогда бы его на гражданку спровадил. А теперь Шурик Штейн – большая шишка в генпрокуратуре.

– Я с ним даже пытался дружить, – задумчиво произнес Саша. – Может сходить к нему, так сказать, по старой дружбе?

– Опасно и бессмысленно, – отрезал я и объяснил. – Если Брута арестовали по его наводке, то это только подтверждает гнилую сущность Штейна. Тогда и ты подставишься под удар. А если идет зачистка, то будут «плющить» всех свидетелей.

– Видите ли, бамбино, – Волощук подошел вплотную ко мне. – Я ведь какая-никакая фигура в МВД. И вообще, где логика? Штейн решил отомстить Никифорычу, а заодно и нанести удар по всему его подразделению. Откуда у него столько возможностей? А чтобы такими методами упразднять целую структуру, нужна команда с самого верха.

– Вот это меня и настораживает, – согласился я. – У Брута должен быть стойкий иммунитет и статус неприкосновенности. Плюс – покровительство довольно высокого уровня. А если все это сейчас потеряно? В общем, моя версия такая: если это дело рук Штейна, то он залучился поддержкой очень влиятельного человека. А тот, в свою очередь, решил воспользоваться случаем и переформатировать службу Брута под себя. Или наоборот – кто-то на самом верху решил поквитаться с Брутом и начал это делать с помощью Штейна еще в Николаеве.

Слепчук, слушал наш разговор с закрытыми глазами. Отвернувшись к окну, он тяжело дышал и морщился от боли. Потом резко повернул голову и с укором произнес:

– Вас послушать, так меня по любому уже нужно хоронить. Такого тут нагородили! Может, мое ранение и не связано с арестом Брута. Может так совпало? Ну, не за что меня «мочить».

– А ты, Юрко, не кипишуй, – постарался его успокоить Волощук. – Тебе вообще нельзя волноваться. Мы же не в третьем рейхе живем? Это там высшее руководство чуть ли не раз в квартал обновляло штаты адъютантов путем «зачистки». А мы – граждане свободной и нормально развивающейся демократической страны.

– Тогда я спокоен, – саркастически заметил подполковник. – В таком случае вези меня прямиком в госпиталь МВД.

– Кончай истеричить! – прикрикнул на него Саша, а потом, посмотрев на меня добавил. – Мы тоже хороши. На фига было тут версиями разбрасываться?

– Ну, лопухнулись полковники, – примирительно сказал я и спросил Слепчука. – А что могло вызвать удар по вашей группе? Кроме событий в Николаеве. Вы же чем-то еще занимались?

– Само собой. Я уже думал об этом. Конечно же, были другие дела, но ничего такого. Правда, перед поездкой в Николаев Брут проводил совещание и обронил такую фразу: «Эх, если бы не это похищение, мы бы сейчас такое «замутили»! Руки чешутся». Ну, и все вроде бы…

Но возникло ощущение, что Георгий Юрьевич нам всего не сказал.

– Что-то ты темнишь, подполковник, – подтвердил мою догадку Волощук. – Забыл, наверное, какую я занимаю должность?

– Я тоже не в участковых хожу, – вспылил в ответ Слепчук.

– Ладно, проехали, – улыбнулся Александр Вадимович. – Нервы надо беречь. Всем. Ты лучше скажи, Юрко: трехчасовой перелет в заморскую больницу осилишь?

– А куда я денусь? Лишь бы подальше от столицы.

– Ну, куда уж дальше? – Волощук посмотрел на свои часы. – Скоро опять приедет врач и подготовит тебя к перелету. А как стемнеет – поедем на аэродром. Куда, не скажу.

– Спасибо, Саша, – отозвался Слепчук и снова отвернулся к окну.

Конечно же, сказывалось его ранение. Но больше всего – изматывало непонимание. Человек попал «под раздачу» и не мог понять, в чем же его вина. Может, он чего-то и не договаривает, но лишь потому, что связан понятием «служебная тайна». И, похоже, что эту скрытую от нас информацию подполковник не связывал со своим ранением и арестом Брута. Иначе он бы нам сказал.

Тишину в комнате нарушило звонкое «щебетание» мобильного телефона Волощука. Он ответил, и какое-то время внимательно слушал. Потом коротко бросил: «Я перезвоню» и спрятал телефон в карман. С полминуты сидел молча и по примеру Слепчука отрешенно смотрел в окно. Потом тяжело вздохнул и, не поворачивая головы тихо сказал:

– Брут умер. Два часа назад в медсанчасти следственного изолятора. Обширный инфаркт.

– Вот суки! – сквозь зубы процедил Слепчук.

Меня же охватило смешанное чувство необъяснимой тревоги и тоски. В такие минуты просто опускаются руки. Я бездумно осматривался по сторонам, как будто искал опору, которую только что выбили из-под ног. Гнетущая тишина вдавила меня вместе со стулом в дощатый пол. Сквозь закрытую дверь из кухни пробивался запах куриного бульона и жар от раскаленной плиты. Было душно, и хотелось засунуть голову в холодную воду со льдом.

– А ведь ты, Саша, прав, – с трудом выдавил из себя Слепчук. – Не рассказал я вам всего. Но теперь, наверное, можно. Тем более что еще не ясна моя дальнейшая судьба. Не хочу унести с собой…

– Ты опять начинаешь? – Волощук поднялся со стула и заходил по комнате. – И так на душе тошно…

– Всё, всё, не буду. Сядь, пожалуйста. Я расскажу, но только не знаю, что оно вам даст. Да и не хочу, чтобы вы ввязывались в эту историю.

– Вот в этом я с тобой согласен, – возвратившись на место, подхватил Волощук и перевел на меня «стрелки». – Уж тебе-то, Серега, это точно ни к чему. Не подумай только, что я тебе не доверяю. Я ведь тебя «выдернул» потому, что ты был в Николаеве вместе с Брутом и думал, что все это как-то связано. А теперь видишь, как оно обернулось? В общем, извини. Сейчас дам команду, чтобы тебя отвезли домой.

Пришла моя очередь молча уставиться в окно. В горле стоял неприятный давящий ком. Была ли эта обида? Вряд ли. Я просто не знал, что ответить, но ощущал нарастающую уверенность в том, что выходить из дела никак нельзя. Уже начал подбирать правильные слова, но в это время в кармане брюк «ожил» мой телефон. Вот чего я никак не ожидал в тот момент, так это услышать голос именно этого человека.

– Здравствуйте, Сергей Иванович. Вас беспокоит начальник управления генпрокуратуры Украины Александр Петрович Штейн, – скороговоркой заговорил наш общий знакомый. – Хоть Вы и посторонний человек, но я все же счел своим долгом сообщить Вам, что генерал Брут, будучи арестованным за многочисленные злоупотребления, скончался сегодня в следственном изоляторе от инфаркта. Мне совсем неинтересно знать, что Вы обо всем этом думаете, но уверяю Вас в моей полной непричастности к этому делу. А впрочем, думайте, что хотите. Я испытал сильное разочарование после нашей встречи в Николаеве. А Ваши последующие действия в Одессе, на мой взгляд, были крайне необдуманными и непрофессиональными. Вам показалось, что вы победили, но сами можете убедиться, что это далеко не так. У меня достаточно оснований для возбуждения против Вас уголовного дела. Ведь не без Вашего участия погибли несколько человек. Пока я этого делать не буду – посмотрим на Ваше поведение. Поэтому не надо препятствовать намеченному ходу событий, тем более перечить людям, наделенным определенными полномочиями. Подумайте над моими словами. Всего доброго.

Связь оборвалась. Я почувствовал сильный приступ тошноты, а голову будто сдавило железными тисками. Лицо моментально покрылось холодным потом и, наверное, стало бледным, потому что Саша тут же протянул мне чашку с водой.

– Звонил Штейн, – сделав глоток и прокашлявшись, объяснил я. – Сообщил о смерти Брута. Заверял, что ни при чем, но, одновременно, дал понять, чтобы я не совал нос, куда не следует. Короче, угрожал и злорадствовал, но так, что и не подкопаешься.

– Вот видишь?! Я же говорил, – взвился Волощук. – Нечего тебе лезть в это дело. Шутки шутить с нами не собираются. Что я потом Оле твоей скажу? – он снова сорвался с места и, рассуждая вслух, заходил из угла в угол по комнате. – Юрка я спрячу так, что Интерпол не найдет. А сами тихонько будем «копать». Я это дело так не оставлю. А ты живи себе своей жизнью и не терзайся муками совести. Я все беру на себя.

– Видите ли, бамбино, – прибегнул я к Сашиной любимой реплике. – Прикажешь мне свалить, и я буду вынужден подчиниться. Только ответь на один вопрос, – я постучал указательным пальцам по своему виску. – Вот с этим, что делать? Может, подскажешь, как промыть мозги, чтобы все забылось? Я нутром ощущаю ту боль, которую испытывал Никифорыч. Я видел, как эта нечисть ломает души людей. И после этого ты предлагаешь мне залезть в свою нору и не высовываться? Брут после такого меня бы уважать перестал.

Лица Волощука я не видел – он стоял, отвернувшись к окну. А Георгий Юрьевич внимательно смотрел на меня, выказывая поддержку и понимание.

– Твои друзья тебя вроде бы Слоном кличут? – силясь улыбнуться, спросил он. – Теперь и я вижу, что «погоняло» подходящее, – потом повернул голову и сказал Саше. – Давай, решай. Бывших ментов не бывает.

– Что ж вы со мной делаете? – беззлобно проворчал тот и, махнув рукой скомандовал. – Давай, Юрко, «колись» до характерного треска! Серега остается в деле. Или как там? Слон.

Я ощутил внутренний прохлоп. Сразу появилась уверенность и еще большая решимость на фоне рассудительного спокойствия. Захотелось курить, но обстановка не позволяла. Только и смог сказать:

– Спасибо, мужики.

– На здоровье, – откликнулся Саша и, почесав пятерней затылок, выдохнул. – Ох, и пожалею же я об этом. Ладно. Рассказывай, Юрко.

– Ну, я уже говорил о последнем совещании, – начал Слепчук. – Ничего конкретного при всех Брут тогда не сказал. Но потом попросил остаться в кабинете меня и еще троих оперативников. Я их лишь наглядно знаю. Достал из сейфа и вручил каждому из нас по конверту. Объяснил: «Это нужно сейчас спрятать, а потом в одиночку прочесть и запомнить. Все что в конвертах – сразу уничтожить. Никому ничего не говорить, друг с другом не общаться – это гарантия вашей безопасности. Когда вернемся из Николаева, каждому дам команду, после чего начнете скрытно действовать. Если же со мной что случится, то расценивайте это, как команду начать действовать». Я еще тогда спросил Никифорыча, что может случиться, а он рассмеялся и ответил: «Не заморачивайся, Юрко. Это я так, для пущей важности. По-стариковски». Вот и все.

– Как это все? – нетерпеливо воскликнул Волощук. – В конверте-то что было?

– Записка. Текс такой: «Слепчуку: Разыскать в Луцке предпринимателя Деревянко Василия Васильевича и получить от него информацию для дальнейшей проверки».

– Ну, так это же ниточка! – обрадовался Саша. – Потянем за нее потихоньку и…

– А можно мне потянуть? – не дал я ему закончить. – Я знаю этого Деревянко с детства.