Текст книги "Допетровская Русь"

С князьями, не исполнявшими его воли, великий князь Всеволод распоряжался именно как со своими подручниками. Не исполнили его распоряжения рязанские князья и, по приказанию Всеволода, были схвачены и привезены к нему, а по рязанским городам Всеволод разместил своих посадников, Рязань же отдал своему сыну. Когда рязанцы возмутились, Рязань была сожжена по приказанию Всеволода и край присоединен к великому княжению владимирскому. Смоленский князь просил у Всеволода прощения за поступок против воли Всеволода. И в Новгороде Всеволод распоряжался, как хотел, давал Новгороду князей, кого хотел, казнил неугодивших ему новгородских чиновников, не объявляя им вины. Суздальский летописец, рассказывая о великом князе Всеволоде, пишет: «Сего имени токмо трепетаху вся страны и по всей земли изъиде слух его, и вся зломыслы его вда Бог под pуцe его». Другой летописец называет Всеволода «миродержцем Суждальской земли». «Слово о полку Игореве» картинно рисует могущество великого князя суздальского. Призывая Всеволода на помощь плененному Игорю, «Слово» говорить: «Ты ведь можешь Волгу раскропить веслами, а Дон вычерпать шлемами», – таким многочисленным и могучим представляется автору войско Всеволода, великого князя суздальского.

Все, к чему стремился Андрей Боголюбский в смысле безусловного господства во всей Русской земле, господства, не связанного никакими обязательствами, ни старыми ни новыми, казалось, было осуществлено Всеволодом Большое Гнездо; он, по выражению летописца-современника, живет и действует, как «глава земли».

Суздальский князь, в лице Андрея Боголюбского и его преемника, не считается со стариной: он не делится с братьями отцовским наследием, сделавшись великим князем, не едет в Киев, а остается у себя дома и из своего нового города Владимира хочет распоряжаться и в Киеве, и в Новгороде по всей своей воле, а на младших князей смотрит как на своих подручников, таких же слуг, как простые люди. С дружиной он избегает совещаться, собирает около себя людей незначительных, новых, которых сам делает великими, и требует от них не советов, а слепого повиновения. Избранный на княжение вечем старого города, князь Андрей остается жить в новом городе, где большинство населения – люди пришлые, только что основавшиеся, во многом от него зависимые; вече из таких людей не станет поперек дороги князю, а за свое возвышение отстоит князя, если против него пойдут недовольные новыми порядками.

У Всеволода III было шесть сыновей. Старшего, Константина, он посадил в Ростове, где этот князь приобрел большое расположение народа. Чувствуя приближение кончины, Всеволод завещал старший владимирский стол Константину, а Ростов хотел передать второму своему сыну, Юрию. Но Константин не захотел покинуть Ростова и говорил отцу: «Дай мне Владимир к Ростову». Всеволод очень разгневался на сына за такую дерзость и лишил его старейшинства. Созвав во Владимир бояр своих изо всех городов и волостей, купцов, духовенство, он объявил им, что передает старшинство Юрию, и заставил всех присягнуть в том, что они будут поддерживать Юрия. Когда Всеволод умер, Константин заявил свои права на старшинство и владимирское княжение. Произошла усобица. Вмешались новгородцы. Юрий был побежден в битве на Липице в 1216 году и должен был признать старшинство Константина, а новгородцы вновь завоевали себе право выбирать князей по всей своей воле. Благодарный за помощь Константин должен был согласиться на это. Константин княжил не долго, и после него, в 1219 году, великим князем стал Юрий.

С этого года до самого татарского нашествия Ростово-Суздальская земля была избавлена от княжеских междоусобий. Это был период благосостояния Суздальской области. Земля продолжала заселяться; князья строили города, церкви, монастыри. Всеволод III не уступал в ревностном храмостроительстве своему старшему брату; из построек Всеволода особой красотой и изяществом отличается Димитриевский собор, воздвигнутый им во Владимире. Этот и другие храмы строили русские мастера: выписанные Андреем греки оставили, следовательно, учеников. Распространялось и книжное просвещение. Ростовский владыка Кирилл основал книгохранилище и построил палату, где сидели переводчики и писцы и переводили греческие книги на славянский язык. Константин Всеволодович тоже был большой книголюбец и не жалел средств на собирание греческих и славянских рукописей; на своем дворе он основал училище, где русские и греческие иноки обучали детей.

Суздальская Русь в начале XIII века процветала, была самым могущественным и богатым княжеством во всей Русской земле. Великий князь владимирский был великим князем для всей Руси; на всем пространстве от Галича до Суздаля и от Новгорода до рязанских пределов и половецких степей честно и грозно держали его имя. Но вот в половине XIII века над всей Русью опустошительным, всеразрушающим вихрем пронеслось татарское нашествие. Вся Русская земля стала улусом монгольского хана, была обложена данью, князья должны были ездить в Орду и униженно выпрашивать у хана ярлыки на свои же княжения. Южной Русью скоро овладела Литва, и Киев, когда стал оправляться от татарского погрома, оказался пограничным городком великого княжества литовского. Около 1300 года митрополит Максим, «не стерпя татарского насилия, переселился во Владимир со всем житьем; тогда же и Киев весь разбежался», – замечает летописец.

Княжеский род, братское единение которого и братские же коромолы и которые поддерживали единение Русской земли и ее областей, сильно поредел. Много князей погибло в татарское нашествие, другие очутились в зависимости от Литвы, где жизнь заставила их не столько отстаивать свою русскую национальность и самобытность, сколько подчиняться чужим влияниям.

Северо-восточные области Русской земли, земля Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо, составили собственно главнейшую часть татарских владений в восточной Европе. Завоеватели поставили в стране своих баскаков и данщиков, наложили на население тяжелую дань, но оставили нетронутым весь внутренний уклад страны, как он сложился к половине XIII века. Князья съездили в Орду и получили ярлыки на свои княжения. Старший из князей, Ярослав Всеволодович, брат погибшего в бою на Сити Юрия, получил звание великого князя и великое княжение владимирское; остальные князья разместились по волостям Суздальской земли так, как это определилось их взаимоотношением, установившимся после Всеволода.

В этой северо-восточной Руси уцелели князья трех ветвей княжеского рода. Во всей Суздальской земле, кроме Ярославской области, княжили потомки Всеволода III Большое Гнездо; в Ярославле случаем, по женитьбе, утвердилась ветвь племени смоленских князей, потомков Ростислава, сына Мономахова; в Рязани сидели князья из племени соперников Мономаха, потомки Ярослава, брата Олега Святославича черниговского. Непрерывная живая связь родства всех этих уцелевших ветвей княжеского рода была порвана. Они чувствовали себя чуждыми друг другу. Сильнейшими были суздальские потомки Всеволода. В их среде установился новый порядок размещения князей по городам и волостям земли. Великое княжение владимирское дети и внуки Всеволода III наследовали в порядке сходном с тем, какой господствовал в южной Руси относительно наследования Киева, т. е. по очереди старшинства: брат после брата, племянник после дяди.

Но только одно великое княжение владимирское и переходило от князя к князю по этой очереди старшинства. Остальная земля распалась на отдельные княжения, как они были унаследованы сыновьями и племянниками Всеволода Большое Гнездо. Эти наследованные волости не вступали ни в общий передел между князьями, ни переходили от одного к другому по старшинству. Эти области стали наследоваться сыновьями князя, который первый получил от отца данную область в княжение. Он передавал ее в наследие своим детям по завещанию. Таким образом, если в киевское время вся земля была владением всего княжеского рода, то на севере земля распадается на отдельные владения отдельных князей; отдельные волости и города становятся каждая бесспорно личной и наследственной собственностью своего князя.

Эти обособленные личные владения получают новое название, называются вотчинами и уделами своих князей. Удел – это отдельное владение, постоянное и наследственное. Киевская Русь такого княжеского владения волостями не знала, как не знала и самого слова «удел». Это слово не встречается в южнорусских летописях. Южнорусский летописец рассказывает о волостях, городах, столах, княжениях, о переходе их от одного князя к другому по старшинству или путем захвата, строго осуждая такие случаи; он знает, как бывало и то, что княжение переходило по старшинству или в нарушение его от отца к сыну, но всегда он знает князя, как временного подвижного владетеля в волости, ее судью и военного стража; удела, передаваемого от отца к сыну по завещанию, в наследство, раздробляемого между наследниками по воле завещателя, южный летописец не знает.

Понятие о том, что князь является постоянным и наследственным владетелем земли, не совсем чуждое и князьям южной Руси XII века, на севере выросло и утвердилось, как господствующий порядок, из тех новых взаимоотношений между князем и населением, какие создавались по мере заселения северо-восточной Руси находниками с юга.

Суздальские князья Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо заботливо устраивали приходящих поселенцев. «Я всю белую Русь городами и селами великими заселил и многолюдной учинил!» – говорил Андрей Боголюбский.

Киевские князья так про себя сказать не могли. Там, на юге, князья были пришельцами в страну, в которой они нашли готовый государственный уклад, там всю землю устроили города с вечами во главе. Здесь же, на суздальском севере, народ приходил в землю, которую устраивал князь. Эта перемена не могла не отозваться на взаимных отношениях князей и народа и не изменить их в пользу верховенства первых. Почувствовав себя старше, князь, как первый заемщик и устроитель земли, стал считать себя и свою семью собственником этой земли. Ведь на его землю, по его зову идет народ, от него получает подмогу, значит, он, князь, и господин всего.

Край оживал на глазах князя: глухие дебри расчищались, пришлые люди селились на новях, возникали промыслы, новые доходы прибывали в княжескую казну. Князю казалось, что это он все делал, что это все плоды его личной деятельности. Отсюда и вырастала привычка смотреть на свое княжение, как на свою полную собственность, которую он сам себе заработал, а потому в праве распоряжаться ею, как хочет.

В XIII веке у князей Суздальской области и устанавливается такой взгляд на свои княжения. Они смотрят на них, как на свои хозяйства, уделы, которыми они владеют и которые устраивают, являются наследственными собственниками земли, судьями и хозяевами населения, которое живет в их владениях, уделах.

Как истые хозяева-вотчинники, удельные князья больше всего заняты увеличением своих хозяйств. Они неподвижно, всю жизнь, до смерти сидят каждый в доставшемся ему по отцовскому завещанию уделе и заботливо заняты лучшим устройством своего владения, чтобы побольше с него доходу получить, побольше земли примыслить, побольше людей-работников собрать, чтобы своим детям оставить доброе, хорошее, богатое наследие. Ради этой цели пускаются в ход все средства; кто посильнее, тот оттягивает куски земли, города и села у слабейших, пуская в ход вооруженную силу. Города и села даются и получаются, как приданое и наследство, продаются, покупаются. Пронырливому, достаточно дерзкому и упорному человеку представляется среди этих обстоятельств широкий простор и возможность постоянно увеличивать свои владения. С конца XIII и в XIV веке некоторые уделы разрастаются очень значительно, и в пределах их возникают новые удельные княжества, князья которых пошли от того первого князя, который этот удел основал; это значит, что его дети, внуки, племянники, получая в наследство земли и города из его приобретений, чувствуют себя в зависимости от этого родоначальника и готовы его именно и его ближайших наследников признавать великим князем. Так возникают с XIV века, наряду с владимирским великим княжением, считающимся, по традиции, старейшим, еще тверское, нижегородское, ярославское, рязанское и московское.

Завещая отдельные части своих уделов сыновьям и внукам, князья дробили свои владения все больше и больше. С каждым поколением все увеличивалось число мелких удельных княжеств.

По смерти Всеволода Суздальская земля распалась на пять частей между его сыновьями. Кроме старшего, Владимирского княжения, возникли удельные княжества Ростовское, Переяславское, Юрьевское и Стародубское. При внуках Всеволода число удельных княжений – двенадцать. Кроме названных, имеются еще выделившиеся из них княжения: Суздальское, Костромское, Московское – выделившиеся из Владимирского; Ярославское и Углицкое – выделившиеся из Ростовского; Тверское и Дмитрово-Галицкое – выделившиеся из Переяславского. Чем дальше шло время и чем более отдаляло князей отдельных уделов от их родоначальников – сыновей Всеволода, тем больше и дробнее становились уделы. Так, например, Ростовское княжество после того, как из него выделились Ярославский и Углицкий уделы, распалось на собственно Ростовское и Белозерское. В XIV и XV веках Белозерский удел распадается на уделы: Шелешпанский, Кемский, Сугорский, Каргопольский, Ухтомский, Судский, Андожский, Вадбольский, Белосельский, Белозерский. Ярославское княжество за это же время дробится на уделы: Моложский, Сицкий, Новленский, Юхотский, Заозерский, Кубенский, Курбский, Шехонский, Бохтюжский, Ухорский. То же дробление происходило и в большинстве других уделов.

Дробление это приводило во многих случаях к крайнему измельчению уделов. Так, в XV веке на речке Андоге, среди рассеянных по ее берегам сел и деревень, не было ни одного городка, а между тем здесь находилось целых три удела: Андожский, Шелешпанский и Бохтюжский. Самая резиденция иного удельного князя в этом краю имела вид простой барской усадьбы, одинокого большого двора. В XIV веке на реке Кубени стоял княжеский двор заозерского князя Димитрия Васильевича. Подле двора находился храм во имя Св. Димитрия Солунского, вероятно, этим же князем и построенный в честь своего ангела; в стороне от княжеского двора, по берегу озера, раскинулось сельцо Чирково, – вот и вся резиденция мелкого удельного князя тех времен.

По своему строю удельные княжества больше походили на большие и мелкие имения-вотчины своих князей, чем на государства. Удельные князья больше думали о хозяйственном устройстве своих владений, об их доходности и величине, чем об устройстве государственной жизни, законодательстве, управлении, о благах и удобствах живших в их княжествах людей. Ни одного законодательного памятника, исходящего от княжеской власти и сколько-нибудь общего характера, не дошло до нас от этих времен.

Татары не только не препятствовали, а скорее способствовали усилению удельного порядка: постоянное княжеское владение было для них удобнее, так как давало возможность легче и удобнее собирать дань; эту дань легче было спросить на том князе, который прочно сидит на своем месте и бережет свое владение, чтобы сохранить его от разорительного наказания за невзнос дани; такой князь позаботится, чтобы дань была собрана и послана в Орду вовремя.

Внутренней замкнутости и крайней раздробленности удельных княжеств немало способствовали общие географические условия Суздальской страны. Попав под татарскую неволю, край оказался как бы вырезанным из мирового общения народов, предоставленным самому себе. С юга запирала его беспокойная степь, с запада – враждебная Польша и Литва; на восток податься некуда: татары и пустыня; на север мерзлые тундры и льды Белого моря. Реки края текут в разных направлениях и течением своим образуют крайне прихотливую и запутанную сетку речных путей. Течения этих рек и речек создают удобные и ясные границы между отдельными большими и малыми частями земли. По течению рек и речек страна удобно и естественно распадается на отдельные части. Недаром большинство мелких уделов так и прозывалось по рекам, которые их орошают и течением своим определяют. Благодаря рекам и речкам, их обилию и характеру течения, создается прекрасная возможность передвигаться по этой глухой лесистой стране, но выбраться из нее на широкий морской простор нельзя. Самая большая река страны, Волга, впадает в закрытое Каспийское море и в громадной части своего течения пролегает по чужой и враждебной стране; Северная Двина далека и идет в льды; Днепр стал почти чужой рекой, Западная Двина – тоже.

Народу, поселившемуся здесь, волею судьбы предстояло жить своим трудом, работая только на себя. И вот широкая внешняя торговля, которая так характерна для киевского юга, замирает здесь совсем, превращается в узкую внутреннюю, еле прозябавшую. Главным занятием жителей становится земледелие. Города возникают здесь туго, да и то их обитатели по занятиям мало чем отличаются от жителей сел и деревень; села и деревни расставлены редко и немноголюдны.

И по внешнему виду городские и сельские поселения Суздальского края были иные, нежели в южной Руси. Там постоянные внешние опасности заставляли людей селиться теснее, большими по населению и сравнительно малыми по пространству городами и слободами. На суздальском севере пришлось селиться иначе. Среди лесов и болот поселенец не скоро находил удобное для поселка и годное для обработки место. Очень обширные такие места были редки и вкраплены в непроходимую чащу лесов, изобильно покрывавших этот северо-восточный угол Русской равнины. Селиться поселенцам приходилось небольшими деревнями, большею частью в один, два, три двора. Подготовка земли к обработке и самая обработка были очень тяжкие и трудные. На выбранном под пашню сухом месте поселенцу надо было выжечь лес, выкорчевать пни, немудреной деревянной сохой, часто не имевшей даже железных сошников, поднять целину. Выжигая лес, поселенец сильно удобрял золой суглинок и несколько лет подряд получал хороший урожай. Когда почва истощалась, земледелец покидал ее, «запускал в перелог», отсюда и такой способ обработки земли называется переложным. Свое жилье и работу земледелец переносил на другое место, иногда довольно отдаленное, ставил новый починок, подымал новь, опять несколько лет снимал урожай, а потом шел искать новой целины. Так, передвигаясь с места на место, земледельческое население нового края постепенно овладевало им и, проникая все дальше и дальше, добралось постепенно до Урала и Белого моря на севере и приблизилось к средней Волге и Приуралью на востоке. Так на суздальском севере, жившая прежде, на киевском юге, преимущественно торговлей и промыслом для торговли, Русь становится земледельческой, работающей на земле и в лесу только для себя, на свой пpoкорм. Это был настоящий богатырский труд. Недаром любимым богатырем этой страны в ее былинах является «мужик залешанин» Илья Муромец, крестьянский сын.

При раздробленности поселений, отсутствии крупных городов, при замкнутом сельскохозяйственном образе жизни этих городов, городские веча постепенно приходили в упадок. В новых городах население, состоявшее из людей пришлых, призванных и поселенных князем, получивших от него разные льготы и помощь при поселении на новых местах, не имело никаких своих интересов, противоположных интересам князя, да и просто еще не успевало слиться в дружную единую массу, сплоченную общими нуждами и выгодами; на юге эти нужды и выгоды связаны были с торговой деятельностью; на суздальском севере народу приходилось жить не торговлей, а земледелием, разрабатывая княжескую землю; тут могла скорее создаваться зависимость от князя каждого отдельного человека, нежели отдельных групп населения, вынужденных, благодаря естественным условиям края, жить враздробь. Татарский погром довершил дело падения вечевой жизни в Суздальском краю. Разоренные татарами города обеднели. Татарская дань выжимала с городов последние средства, торговля и промыслы, какие были, хирели, и города долго не имели возможности сколько-нибудь поправить свое благосостояние, стали слабы и зависимы от князя. Смена и назначение князей происходит теперь в порядке наследования от отца к сыну и зависит еще от воли хана; пало, следовательно, важнейшее по своему значению дело веча – призвание и изгнание князей. В Киевской Руси общественною и государственною жизнью руководили вече и князь, в Суздальской во главе общества остается только князь.

Можно представить себе, как складывалась жизнь в удельных княжествах-хозяйствах XIII и XIV веков. Вот молодому князю отказан по духовной грамоте его отцом в удел более или менее обширный край, мало населенный, необработанный. Приехав в доставшуюся ему вотчину, князь находил в ней все в большом беспорядке, если это была новая, только что выделяемая вотчина: ни управление ни сбор даней и оброков не устроены, неизвестно даже, могут ли еще быть какие-либо доходы. С князем приехали бояре и слуги вольные, вызвавшиеся служить ему, и холопы, слуги подневольные, молодые и старинные, заслуженные, данные ему отцом. Все они будут его ревностными помощниками в устройстве края, хозяйства и управления в нем, потому что благополучие и богатство князя обеспечивает их собственное благосостояние и мирное доходное житие.

Прежде всего выбирают место для резиденции князя. Если есть городок, то поблизости от него высматривают место угожее и доброе на высоком берегу реки, откуда открыто видно далеко вширь и вдаль на все места, леса, луга и угодья. Селиться в городе князю не с руки. В городе свежи еще воспоминания недавнего татарского погрома, там живет ханский численник и данщик, а то и сам баскак; князю приходится «дружить» с ними, а эта «дружба» так больно порой задевает чувство человеческого достоинства, унижает князя. После, когда ханские чиновники удалились из русских городов и князь сам стал исполнять их обязанность по сбору ордынской дани, у русских князей осталась привычка проводить много времени вне города, в «своей» деревне-вотчине. Дом и двор строят крепко и устойчиво из векового леса, обносят крепким тыном и рвом; по углам и на воротах ставят сторожевые башенки, тоже деревянные. Камня в стране мало, и жилье каменное строить и не любят и плохо умеют. Двор приходится крепить, потому что время тревожное: многие из разоренных татарами образовали с голода и горя вооруженные шайки и грабят своих и чужих. Князь осторожен и живет с опаской; на дворе у него помещается небольшой отряд испытанных воинов, младших дружинников, отроков. На дворе ставят небольшую церковь и прочные кладовые и амбары, куда будут свозить на хранение те запасы, которые князь будет собирать со своих подданных работников.

Вся земля в уделе, после того как устраивалась хозяйственная разработка вотчины, распадалась на три большие доли – на землю дворцовую, черную и боярско-монастырскую. Дворцовые земли – это те, доходы с которых натурой поступали прямо на содержание княжеского дворца. Эти земли обрабатывались дворовыми холопами князя, его страдниками, или отдавались в пользование вольным людям, крестьянам, с обязательством ставить на дворец известное количество хлеба, сена, рыбы, подвод, даже работников, когда в страдную пору не управлялись на княжеских землях его холопы. Черными назывались земли, которые издавна были заняты поселенцами или самим князем сданы в аренду, на оброк отдельным людям или целым обществам; эти земли назывались еще оброчными. Так как вся земля в удельном княжестве считалась собственностью князя, то за пользование ею, как бы давно это пользование ни установилось, надо было платить князю деньгами, натурой, трудом, как придется, как потребует князь-хозяин. Создавалось таким образом в удельных княжествах такое положение, что весь народ, живший в княжестве, работал на князя в прямом смысле этого слова. Удельное княжество тем самым все более и более сближалось с хозяйством, и чем мельче было княжество, тем больше походило оно на имение, сельскохозяйственную вотчину. Те земледельцы, которые снимали княжескую землю и брали у князя подмогу, назывались дворцовыми людьми; те, которые обрабатывали землю, ими самими или их предками занятую, назывались людьми черными. Но так как земля в уделе, кто бы ее ни обрабатывал, считалась все равно княжескою, то большой разницы между дворцовыми княжескими селами и черными волостями не было: дворцовые люди работали преимущественно на князя, но должны и дани платить, черные люди работали преимущественно на себя и на уплату даней, но несли известную работу и на княжеский дворец.

Все это земледельческое население удельного княжества – свободные люди. Рассчитавшись с князем, уплатив ему подмогу, съемщик участка земли в дворцовом селе, как и человек, обрабатывавший черную землю, могли уйти в другое княжество, к другому землевладельцу.

Путь между княжествами «чист, без рубежа», как тогда говорили. При таком положении дела устанавливаются между князем и работающими на его земле в его уделе такие взаимоотношения, когда приходится говорить, оценивая эти взаимоотношения, не столько о государе и подданных, сколько о хозяине и работниках, более зависимых и менее зависимых от хозяина. Кто в каком княжестве жил, тот князю этой земли и подчинялся, у него искал суда, ему жаловался на обидчиков, ему платил те дани и оброки, какие князь устанавливал как единственный полный собственник земли своего удела. Переходя на житье и для работы в другое княжество, человек тех времен никакой измены прежнему своему князю не чинил, он только переходил к другому хозяину. В каждом уделе были, кроме того, еще земли, принадлежащие боярам и монастырям. Эти землевладельцы водворились здесь иной раз раньше, чем край стал особым княжеством. Затем предки князя и он сам создавали частных землевладельцев, раздавая землю отдельным лицам и монастырям: монастырям – для спасения души, а отдельным лицам – на условии, что получивший землю будет «служить князю», т. е. будет по его требованию являться вооруженным и в сопровождении условленного количества вооруженных слуг на воинскую службу. С церковных земель тоже поставлялись, по требованию князя, вооруженные слуги, и потому вся земля, с которой князь получал своих воинов, носила название служилой.

Устраивая хозяйство на занятой или пожалованной земле, монастыри и бояре выхлопатывали у князя льготы от дани и повинностей на несколько лет для людей, которые сядут у них. Земледельцы, селившиеся на монастырской земле, становились людьми церковными и освобождались от суда княжеского по всем делам, кроме душегубства, разбоя и кражи с поличным. Княжеские дани собирались в монастырских и боярских именьях самими владельцами; население, таким образом, освобождалось от обременительного наезда княжеских сборщиков, которых надо было поить, кормить и давать им постой. Благодаря этим льготам земледельцы предпочитали селиться на землях боярских и монастырских. Следствием этого было то, что земледельческое население удельных княжеств в большом количестве оказалось зависимым от монастырей и бояр не только в хозяйственном отношении, но и по суду и управлению. Монастырские и большие боярские вотчины, владетели которых обладали правом суда в своих вотчинах и правом податного обложения живущих у них людей, сделались как бы маленькими государствами в удельных государствах. «Если княжества, – замечает проф. М.К. Любавский, – по преобладанию в них хозяйственных интересов и деятельности близко подошли к частным именьям, вотчинам, то и эти последние в свою очередь сделали шаги навстречу княжествам и превратились в маленькие государства».

Дворцовыми землями князя управлял дворецкий. Кроме доходных земель, князь выделял обыкновенно себе в пользование разные доходные статьи в стране. Эти доходные статьи назывались «путями»; известны сокольничий, ловчий, конюший, стольничий и чашничий пути. Пути сокольничий и ловчий являлись ведомствами княжеской охоты, конюший – коневодства, стрельничий – княжеского стола, чашничий – дворцового пчеловодства и княжеских питий; к каждому из этих путей были приписаны на его содержание и разработку села, угодья, слободы в городах; эти земли и население их выделялись из общего управления и были подчинены во всем особым чинам княжеского дворца – сокольничьему, ловчему, конюшему, стольнику, чашнику; эти чины назывались путниками, т. е. заведующими путями, т. е. статьями княжеского хозяйства. Эти слуги князя по его личному хозяйству назначались им часто из людей подневольных, из его холопов, заслуживших доверие князя, выслужившихся уменьем угодить и знанием дела. Эти подневольные доверенные слуги в почете у князя, несмотря на их холопское положение; в своей духовной грамоте, покидая славу и богатство мира сего, князь не забудет отпустить на волю такого верного слугу.

Но пути давались в заведывание и свободным слугам князя, его боярам. В награду за службу или по условию, заключенному с вольным слугой, князь отдавал ему в «кормление» тот или иной путь. Это значило, что, собирая с данного пути княжеский доход, путник известную часть собранного удерживал в свою пользу. Путному управителю были подчинены в разных местах удела земли и люди, составлявшие известный путь; он смотрел за правильностью хозяйства этого пути, собирал доход, судил людей, занятых по обработке данного пути. Для управления и суда удельные княжества распадались на волости; управлять волостями и держать там суд князь посылал кого-либо из своих вольных слуг. Это было тоже кормление, так как часть сборов и пошлин поступала в пользу волостеля. Управители городов назывались наместниками. Военное управление стольным городом поручалось тысяцкому.

Все эти высшие начальники путей, наместники и волостели составляют плотный круг ближайших сотрудников и сподвижников князя. Народ величает их боярами. Сам князь называет бояр, ведающих отдельными сторонами хозяйственно-государственной жизни его княжества, своими «боярами введенными». Обыкновенно это люди известные, предки которых тоже служили князьям и на этой службе приобрели и служебный опыт, и хорошее состояние, и известность. К детям таких людей преемственно переходит известность и доверие князя, и, когда он оглядывается вокруг при вопросе о назначении на какое-либо место доверенного человека, прежде всего вспоминает он своих «природных» слуг. Бояре князя – это его избранные доверенные, потомственные слуги, которые служат ему так же, как их отцы и деды служили отцу и деду князя. Князь держит их в почете и строго отличает от новых слуг. Князь может поставить во главе управления каким-либо «путем» и нового человека, но такой новый человек не будет боярином введенным, он только «путник». Но и введенным боярам давались обыкновенно в пользование, «в путь», как тогда говорили, дворцовые земли и угодья, если у боярина было мало имущества; тогда такого боярина называли «путным боярином». Боярин введенный мог быть и путным, но «путник», только потому, что он правит «путь», не мог быть боярином введенным.