Текст книги "Тайны пропавших экспедиций"

Хотелось бы особо отметить, что руководитель российского МИДа особо подчеркнул, что созрела настоятельная необходимость организации на Шпицбергене русского, по внешней форме неказенного предприятия, которое, служа проявлением нашей деятельности на Шпицбергене, обеспечило бы русскому правительству защиту его старых прав на эту территорию. Неудивительно, что очень скоро было принято решение на срочное снаряжение и отправку на Шпицберген российской экспедиции, которая должна была проверить на месте сведения о деятельности иностранных компаний, возможном заселении архипелага иностранными промышленниками и реальных объемах осуществления там добычи полезных ископаемых.

В правительственных кругах России вполне обоснованно считалось, что экспедицию на Шпицберген надо организовать достаточно срочно, так как российские права на архипелаге буквально «горели», так как проходящие переговоры в Христиании показывали, что работа по подготовке текста договора может закончиться еще до конца 1910-х годов.

Вот почему первое решение об отправке экспедиции было ориентировано уже на 1909 год. Для ее проведения предполагалось задействовать один из новейших российских ледокольных транспортов («Таймыр» или «Вайгач»), строительство которых заканчивалось на Невском судостроительном заводе Санкт-Петербурга. Однако экспедиция не пришла к архипелагу ни в 1909 году, ни в 1910 году. И пока российские чиновники пытались на основе исторических фактов доказывать исключительность наших прав на земли архипелага, предприниматели САСШ, Великобритании, Швеции и Норвегии стали на практике развивать свои национальные экономические интересы на шпицбергенской островной группе. Одновременно шведы, датчане и немцы очень активно занялись подачей заявок на угленосные территории.

Учитывая, что бездарно потеряно слишком много времени, МИД России выступило с категорическим требованием к Министерству финансов найти необходимые средства для срочной отправки на Шпицберген российской экспедиции во время новой навигации. К началу навигации 1911 года необходимые для проведения экспедиции средства удалось найти, и архангельские губернские власти получили предписание начать подготовку, а затем – провести экспедицию по защите русского приоритета на Шпицбергене.

Для похода к архипелагу было выбрано крепкое судно «Жак Кортье», на котором в 1908 году к Новой Земле выходила французская экспедиция под командованием Шарля Бенара. Это плавание возглавил инспектор рыбных промыслов Архангельской губернии В. Држевецкий. В середине сентября 1911 года экспедиция вышла к Шпицбергену, но через 2 недели попала в сильнейший шторм. В корпусе «Жака Кортье» появилась течь, и было принято решение укрыться в ближайшей гавани у становища Меховен. Во время обсуждения дальнейших планов экспедиции среди ее членов возникли разногласия.

Капитан судна В. Серебренников и геолог Р. Самойлович твердо стояли на продолжении экспедиции, но руководитель В. Држевецкий категорически отказался идти к архипелагу. Экспедиция ни с чем вернулась в Архангельск. Провал экспедиции Држевецкого серьезно помешал работе российских дипломатов, тем более, что в 1910–1911 годах в Европе появился высококачественный шпицбергенский уголь, доставленный в порты на американских пароходах. При этом, когда русская экспедиция В. Држевецкого не прошла к Шпицбергену, на архипелаге завершили работу сразу две норвежские экспедиции, проводившие здесь комплексные геологические и географические исследования с использованием радиотелеграфной станции на Шпицбергене – в Гринхарбуре. Правда, и сегодня мы не знаем, почему России был дан еще один дополнительный, а главное – столь нужный для нас год. Возможно, причиной тому является умение русского МИДа способствовать принятию нужных для страны решений, а возможно – некорректность в поведении американских и германских дипломатов, которые неоднократно срывали заседания конференции. И Россия успешно использовала данный ей шанс. Хотя и здесь не обошлось без исконно русской «смекалки».

Реально оценивая возможные последствия потери Шпицбергена для империи, российское Министерство внутренних дел организовало секретное ведомство, получившее наименование «Особое совещание». Его основной задачей стала обязательная организация российской экспедиции на Шпицберген, и – не позднее 1912 года. Работу секретного ведомства возглавил директор Департамента общих дел МВД действительный статский советник и камергер Алексей Арбузов. На должность начальника новой экспедиции на Шпицберген был рекомендован молодой полярник и геолог Владимир Русанов. Рекомендацию Владимиру Александровичу для нового похода дал член «Особого совещания», недавний губернатор Архангельской губернии И. Сосновский, который хорошо его знал как «человека выдающихся нравственных качеств, смелости и увлечения делом, а также – большой расчетливости в средствах при снаряжении экспедиции». Все указанное в рекомендации полностью соответствовало истине. Однако губернаторская рекомендация Русанову выглядела более чем странно. Дело в том, что молодой геолог был известен еще и как бывший политический ссыльный. И, что самое непонятное… 30 марта 1912 года в адрес МВД и МИД пришли анонимные письма, в которых говорилось: «Или же для министерства недостаточно плодов русановской деятельности на Новой Земле, имевшей последствием закрытие для русских промышленников 7 исторических гаваней в Финмаркене? Неужели так быстро забыта знаменитая экспедиция Држевецкого?»

Можно только предположить, что лишь безвыходность возникшей ситуации и, безусловно, официальное рекомендательное письмо И. Сосновского нейтрализовали вопрос о политической неблагонадежности В. Русанова. Тем более, что сведения анонимного автора о провале недавней новоземельской экспедиции вообще не соответствовали истине.

Экспедиция Владимира Русанова на Новую Землю отличалась не только исключительным вкладом в изучение Арктики, но, прежде всего, имела важное государственное значение. Благодаря усилиям и опыту Русанова этот архипелаг был предохранен от «уготованной ей печальной участи открытого русскими людьми Груманта».

9 февраля 1912 года вице-директор департамента общих дел Министерства внутренних дел России Е. Шинкевич направил Русанову официальное предложение подготовить проект и возглавить экспедицию на Шпицберген. Есть основания предполагать, что такой проект по просьбе И. Сосновского был разработан ранее и находился в его личных документах среди материалов перспективных российских экспедиций в Арктику. Данное предположение подтверждается тем, что всего 5 дней спустя после получения предложения Е. Шинкевича, то есть 14 февраля, Владимир Русанов принимает предложение возглавить Шпицбергенскую экспедицию и представляет проект и «План Шпицбергенской экспедиции» на 1912 год. Одновременно он послал русскому консулу в Христиании (Осло) телеграмму с просьбой начать поиск судна, подходящего для экспедиции. Однако, совсем уж неожиданно, в эти дни остро встал вопрос о финансировании экспедиции. В решении данного вопроса пришлось даже принять участие российскому императору Николаю II. Только вмешательство царствующей особы позволило 2 апреля 1912 года получить из российского Министерства финансов 54 тысячи рублей специально для проведения Шпицбергенской экспедиции.

Предположительно, особая роль в принятии положительного решения на самом высочайшем государственном уровне принадлежит справке «О предстоящей Международной конференции по Шпицбергенскому вопросу», подготовленной в 1910 году группой известных политических деятелей России во главе с председателем Совета министров Петром Столыпиным. С данной справкой в мае того же года российский император Николай II ознакомился лично, и этот факт подтвержден его личной подписью. Основные задачи экспедиции были определены и получены руководителем экспедиции в секретном «Наставлении начальнику Шпицбергенской экспедиции 1912 года геологу Владимиру Александровичу Русанову». Эти задачи были определены следующим образом:

а). Исследовать природные богатства Шпицбергенского архипелага и принять первоначальные меры в целях возможности использования их в будущем русскими предпринимателями и промышленниками;

б). Ознакомиться, возможно ближе, с характером и размерами существующих на Шпицбергене иностранных промышленных предприятий. Основное внимание экспедиции было нацелено на установку максимально возможного количества заявок. Ради достижения этой цели даже допускалось уменьшить или вообще отказаться от геополитических исследований на архипелаге. Правда, при этом экспедиция вновь должна была носить частный характер. И данное положение было отдельно оговорено в записи «Журнала Особого совещания» от 25 марта 1912 года следующим образом: «Экспедиция должна носить обязательный частный характер, и участие в ней правительства должно быть, по возможности, скрыто». Частный характер экспедиции вызывается последним проектом международного соглашения о Шпицбергене, по которому, по инициативе России, Шпицберген должен был стать лишенным владычества какого-либо правительства, причем предполагается исключить на нем укрепление прав частной собственности. Вместе с «Наставлением» В. Русанову были выданы нотариально заверенные доверенности на заявки от шести доверенных лиц. Эти доверенности имели следующую текст: «Я нижеподписавшийся… настоящим уполномачиваю окончившего естественный факультет Парижского университета сына Орловского купца Владимира Александровича Русанова произвести на каком-либо из побережий Шпицбергенского архипелага в выгодном для того месте заявку от моего имени на промысловый участок земли, отметив его на местности установкою соответствующих знаков». Выходит, еще перед отправкой в экспедицию Русанов имел совершенно конкретные указания, на чьи имена регистрировать заявочные знаки на угленосных участках Шпицбергена.

Весьма примечательным в этой подготовке представляется то, что первым в списке доверителей записался директор Департамента общих дел МВД действительный статский советник Алексей Арбузов, который, как указывалось выше, возглавлял «Особое совещание» по организации экспедиции 1912 года к островам Шпицбергенского архипелага.

Осуществляя подготовку столь ответственной экспедиции, Владимир Русанов проявил себя как опытный и дальновидный руководитель и… политик. Он был убежден, что в дальнейшем плавание не должно было быть расценено как совместная русско-норвежская экспедиция – абсолютно неприемлемая для выполнения поставленных перед российскими исследователями задач. Поэтому, во-первых, местом окончательной подготовки экспедиции он считал только русский порт. В противном случае «мы неизбежно заставим норвежцев думать и говорить в прессе, что как первоначальное, так и окончательное снаряжение нашей экспедиции было выполнено в Норвегии, что едва ли входит в наши интересы».

Во-вторых, он считал, что найти и купить в сжатые сроки подходящее судно и приспособить его для нужд полярной экспедиции значительно труднее, чем зафрахтовать у норвежцев уже готовое судно. Однако делать этого было нельзя ни в коем случае, так как, совершая плавание на судне, зафрахтованном у норвежцев, и с норвежской командой, экспедиция может полностью потерять свой национальный характер. Очень скоро правильность точки зрения Русанова была подтверждена дальнейшими событиями.

Еще до выхода экспедиции в море норвежские газеты стали усердно писать о том, что «устраиваемая на частные средства экспедиция – чисто русская и что снаряжена она будет в Александровске, куда и направляют все заказы». Одновременно в процессе подготовки В. Русанов также проинформировал чиновника особых поручений при МВД Пуришкевича о том, что норвежская пресса пишет об экспедиции очень усердно, называя ее главной целью изучение гидрологии и Баренцева моря Новой Земли.

Подбор необходимого для плавания судна усложнялся тем обстоятельством, что Владимир Александрович хотел обязательно найти судно с механическим двигателем. Но при этом с самого начала он категорически отрицал покупку парового судна, достаточно веско обосновав свою позицию в «Проекте Шпицбергенской экспедиции».

После долгих поисков и разъездов нужное судно было куплено у норвежского промышленника в Олесунне. Это была бывавшая на зверобойном промысле шхуна «Геркулес», постройки 1908 года, ранее испытанная в тяжелых гренландских льдах и позволявшая морякам безопасно заходить в районы со льдами, правда, только в летнее время.

22‑метровая промысловая шхуна имела двойную дубовую обшивку, просторные жилые помещения для экспедиции и вместительный трюм более чем на 25 тонн груза. Главным движителем был керосиновый двигатель, позволявший на чистой воде развивать скорость до 5,5 узлов, но судно могло идти и под парусами. Экипаж «Геркулеса» состоял из 10 коренных поморов, которых подбирал лично руководитель экспедиции. Командование над шхуной принял 24‑летний капитан Александр Кучин – участник антарктической экспедиции под руководством Руаля Амундсена.

Александр Степанович Кучин – выпускник Архангельского торгово-мореходного училища, потомственный моряк, много плавал на рыболовных судах, хорошо знал Норвегию, еще в 18 лет составил «Малый русско-норвежский словарь», широко известный в те дни. Кроме А. Кучина в состав экспедиции входили: его помощник и соученик по Архангельской мореходке Константин Белов, старший механик Константин Семенов, помощник механика Ф. Быковский, матросы Н. Раивнов, В. Черемных, А. Чукчин. По рекомендации хорошо известного в то время поморского капитана И. Ануфриева главным судовым боцманом стал В. Попов. Экспедицию сопровождали зоолог З. Сватош и невеста В. Русанова – слушательница медицинского факультета в Сорбонне Жульетта Жан, исполнявшая обязанности судового врача. В экспедиции также принял участие горный инженер Рудольф Самойлович, специально направленный сюда будущим учредителем горно-промышленным товариществом «Грумант», А.Г. Агафелов и К°», главной задачей работы которого было проведение изысканий угольных залежей в Айс-фиорде (конкретно – в Угольной гавани)[1]1
   Интересна история отыскания ими участников экспедиции.


[Закрыть]. В 1913 году, после своего возвращения из экспедиции, Самойлович издал книгу «Остров Шпицберген и первая русская научно-промысловая экспедиция», в которой назвал имена 10 из 14 ее членов. Фамилии еще трех человек были установлены позднее, а имя четырнадцатого члена команды Русанова было установлено только в 1970‑е годы, благодаря работам известного советского полярного исследователя Дмитрия Шпаро.

Почти все участники Шпицбергенской экспедиции первоначально собрались в Архангельске. В Александровск-на-Мурмане (сегодня город Полярный) они прибыли 16 июня 1912 года на пароходе «Ломоносов». Этим же пароходом к месту погрузки было доставлено специальное оборудование и имущество экспедиции, а также запас продовольствия на полтора года.

После прибытия на Шпицберген В. Русанов лично осмотрел берега Айс-фиорда и открыл здесь один из наиболее богатых угленосных районов, названный им в честь русских первооткрывателей – Грумант-Сити. Одновременно Рудольф Самойлович провел подробное обследование угольных залежей в бухтах: Ван-Майен (Колокольный залив), Браганца, Адвент (Спокойная гавань), Имер, Крестовой (Кросс-Бей) и Королевской (Кингс-Бей). Здесь были обнаружены значительные месторождения великолепного угля. Анализы найденного угля, по свидетельству Самойловича, прямо указывали на то, что находка просто создана природой для использования в металлургии.

За полтора месяца работы на архипелаге экспедиция Владимира Русанова провела геологические работы по обследованию более одной тысячи километров прибрежной зоны архипелага. Она же составила карты каменноугольных месторождений с обозначением без малого 30 мест наиболее перспективных месторождений, где были установлены официальные российские столбы-заявки. Это полностью соответствовало фактическому положению дел в угольной промышленности Шпицбергена 1912 года и своевременности реализации российских интересов на архипелаге, где единственной угледобывающей компанией, работа которой в те дни действительно находилась здесь на подъеме, была американская «Арктик-Коул-Компани». Учитывая ажиотаж, развернувшийся вокруг Шпицбергена среди иностранных промышленников (только в течение летнего сезона 1912 года на архипелаге проводили поисковые работы не менее 17 различных экспедиций), России нужно было спешить.

Для дальнейшей изыскательской работы на архипелаге была сооружена русская изба, заложен склад продовольствия и все подготовлено к будущей зимовке. Ведь Русанов планировал вернуться на Шпицберген через год.

Р. Самойлович, один из немногих участников этой экспедиции, вернувшихся в Россию, в 1913 году опубликовал в трех номерах журнала «Известия Архангельского Общества изучения Севера» (№№ 4–6) подробные ее материалы в статье «Остров Шпицберген и первая русская научно-промысловая экспедиция». Фактически это была всего вторая подробная публикация в России о Шпицбергене.

Первой, как известно, была книга члена Санкт-Петербургской академии наук Ле-Руа «О приключениях и зимовках четырех русских матросов на Шпицбергене», которая в 1766 году вышла в Санкт-Петербурге. Изучая материалы, опубликованные Р. Самойловичем, попробуем воссоздать нечто вроде его походного дневника начавшейся экспедиции.

В свой рейс «Геркулес» вышел из Александровска-на-Мурмане в девять часов вечера 26 июня 1912 года. 1 июля в полдень были замечены берега острова Медвежий, а через два дня в 9 часов утра на горизонте появился Шпицберген. Благополучно преодолев прибрежные льды, «Геркулес» встал на якорь у острова Акселя в заливе Белльзунд (Колокольный залив) Шпицбергена. Архипелаг нерадостно встречал русскую экспедицию: в этот день была пасмурная погода, моросил дождь, плотные облака лежали на вершинах окружающих гор. Но в дальнейшем экспедиции повезло. Над Шпицбергеном установилась прекрасная погода. Было чрезвычайно тепло.

В Колокольном заливе Самойлович с матросом были высажены на берег для обследования его северного побережья. А «Геркулес» перешел в бухту Михаелиса, где на берег высадился Русанов с двумя матросами, чтобы отправиться по леднику на восточную часть архипелага. Пройдя за 5 суток более сотни километров, 13 июля группа Русанова благополучно вернулась на судно. А через день «Геркулес» пошел в сторону Айс-фиорда. Еще через двое суток он вошел в залив Гринхарбур (Зеленая гавань).

Этот район оказался наиболее посещаемым на Шпицбергене. Это было связано с тем, что в 1911 году норвежцы построили здесь радиотелеграфную станцию, которая позволяла поддерживать надежную связь с Гаммерфестом. Можно также отметить, что берега Зеленой гавани практически сплошь были застолблены заявочными знаками американских, норвежских и шведских предпринимателей и акционерных обществ.

Однако к моменту прихода сюда русской экспедиции Русанова на берегах Гринхарбура активно работали только американцы, которые за лето 1912 года прорубили штольню в 200 метров длиной. В ночь на 19 июля «Геркулес» покинул Зеленую гавань. На следующее утро русское экспедиционное судно пришло в залив Коул-Бей, где Владимир Русанов высадился на берег и отправился пешком по береговой полосе в бухту Адвент (Прихода). К вечеру туда же пришел «Геркулес».

У входа в бухту расположились английские угледобытчики. А в ее глубине – богатейшее угледобывающее предприятие на архипелаге, «Арктик Коул Компани», где работали одновременно более 200 человек. Предприятие планировало расширяться и в следующем году предполагало увеличить количество горняков вдвое.

В дальнейшие две недели Русанов, Самойлович и матрос Раивнов осмотрели бухту Скапса, вход в Айс-фиорд, одну из бухт острова Принца Карла. Однако обследование побережья Шпицбергена было лишь частью общего плана экспедиции.

У Владимира Русанова была давняя и заветная мечта – достичь и исследовать остров Уединения и мыс Челюскина (Карское море) и, если позволит ледовая обстановка, «пройти Сибирским морем из Атлантического в Тихий океан». Эта мечта несчастно повлияла на судьбу всей экспедиции.

Несмотря на то что «Геркулес» не годился к плаванию в тяжелых льдах (и тем более – для длительной зимовки) В. Русанов все же отправился на нем в Карское море. При этом на Шпицбергене для дальнейшей работы остались Р. Самойлович, зоолог З. Сватош, а также заболевший боцман Попов.

В личных планах Русанова Шпицбергенская экспедиция была лишь началом большого похода в Северный Ледовитый океан и далее вдоль берегов Сибири. При этом он уже давно обдумывал подобный поход.

Еще в апреле 1904 года он написал письмо тогдашнему военному министру России В. Сахарову. Русанов предлагал открыть навигацию вдоль берегов Сибири, снарядив экспедицию из четырех военных кораблей: 2 из них должны были пойти со стороны Карского моря на восток, 2 других – от Берингова пролива на запад. Кроме военных кораблей в плавании предусматривалось использовать несколько небольших судов с крепкими корпусами, которые планировалось использовать как ледовых разведчиков при движении вдоль азиатского берега. Позднее этот проект лег в основу гидрографической экспедиции на ледовых пароходах «Таймыр» и «Вайгач».

Собственно арктическую устремленность Русанова подтвердила и телеграмма, направленная в середине августа 1912 года в Санкт-Петербург: «…Исследования на Шпицбергене закончены, вся программа выполнена, поставлено 28 заявок. Собраны палеонтологическая, зоологическая и ботаническая коллекции. Обследована вся горная промышленность Шпицбергена. Много льдов. Иду на восток». Вторым подтверждением продуманности такой экспедиции стало создание на борту «Геркулеса» запаса продовольствия на целый год.

Гонимый попутным штормом, «Геркулес» очень скоро достиг берегов Новой Земли. 18 августа 1912 года из района пролива Маточкин Шар через самоедскую колонию в Поморской губе Русанов отправил вышеприведенную записку, где сообщил, что планирует обогнуть Новую Землю с севера и дойти до острова Уединения. Но далее информация о них исчезает навсегда. Что случилось с путешественниками?

По инициативе Императорского Русского географического общества «русановцев», а также пропавшие экспедиции Седова и Брусилова, долго и безрезультатно искали в Карском море. Лишь через 22 года командой моторно-парусного бота «Сталинец» на самом западном из островов Мона, до того остров Вайзеля (вскоре названный в честь «Геркулеса»), были найдены первые следы пропавшей экспедиции: столб с надписью «Геркулес 1913», который прямо указал, что здесь побывала экспедиция Русанова. Рядом со столбом лежали брошенные нарты и крышка от патронного цинка. Последующее изучение столба показало, что надпись сделал моряк в спокойной обстановке на горизонтально лежащей доске. Ниже основной надписи была сделана еще одна, которую, к сожалению, разобрать не удалось.

Несколько позже команда того же «Сталинца» нашла на другом острове, расположенном у самого берега материка и находящемся в восточной части шхер Минина, сразу несколько беспорядочно разбросанных предметов, бесспорно принадлежащих именно экспедиции Русанова, в том числе фотоаппарат, горную буссоль, серебряные часы В. Попова, мореходную книжку А. Чухчина. Но почему именные часы боцмана Попова остались на борту экспедиционного судна? Сложно сказать! На прибрежном песке валялись обрывки одежды и выпавшие из ее карманов ружейные патроны.

Через два года, летом 1936‑го, советские гидрографы на судне «Торос» вновь обследовали восточную часть шхер Минина. Здесь, все на том же приметном для проходящих судов острове, состоявшем из двух плоских холмов, соединенных галечным перешейком, к этому времени получившем название остров Попова-Чухчина, были найдены и другие вещи команды «Геркулеса». Здесь лежали ножи, обоймы для браунинга, патроны, пуговицы, почтовые расписки и автограф В. Русанова, а также листок, где сохранились слова «В.А. Русанов. К вопросу о Северном морском пути через Сибирское море». В 1957 году здесь же, на острове, В. Троицкому удалось найти золотую запонку с надписью на английском языке, похожую на те, которые у В. Русанова в свое время видел З. Сватош.

Сделанные командами «Сталинца» и «Тороса» находки доказывают, что «Геркулес», несмотря на исключительно тяжелые ледовые условия в Карском море в 1912 году, все же проник в Карское море. Около берега Харитона Лаптева экспедиция Владимира Русанова, вероятно, зазимовала.

Но «Геркулес» был раздавлен льдами и его обломки, вмерзшие в лед, были унесены на север течением, идущим от полуострова Ямал. Дождавшись окончания полярной ночи, отважные русские путешественники, очевидно пешком, несколькими группами направились к берегам Енисея. Но обе группы где-то по дороге погибли. Обнаруженный на острове Попова-Чухчина лагерь, скорее всего, был одной из последних стоянок одной из групп. Но есть и иные гипотезы.

Так, в 1919 году во время рейса капитан ледокольного парохода «Соловей Будимирович» Мессер, проходя мимо западного побережья Ямала, обнаружил перевернутое судно типа норвежского куттера или рыболовецкой шхуны. На поверхности виднелись только судовой бак и полкорпуса, окрашенные в бело-голубые цвета. Вспомнив об исчезновении где-то здесь экспедиции Русанова, капитан Мессер попытался поставить на ровный киль перевернутое судно, но все попытки были безуспешны. Пришлось оставить находку в море. Меж тем случаев гибели норвежских куттеров и рыболовных шхун в Карском море в период с 1913 по 1919 год отмечено не было.

Любопытной для историков стала находка, сделанная летом 1944 года советскими полярниками на мысе Дровяной (остров Вайгач). Здесь, среди прибрежных рифов, они нашли кусок дубового борта с надписью «Геркул…» и часть доски с надписью «Чухчин». Выходит, вмерзший в лед «Геркулес» мог быть вынесен к острову Вайгач и навсегда остался среди рифов. Но, быть может, Владимир Русанов все же достиг архипелага Северная Земля.

Там, в заливе Ахматова (северо-восточная часть острова Большевик), летом 1947 года были найдены следы стоянки неизвестных моряков. Может быть, и «русановцев»! Но узнать, кто же в действительности были эти безымянные моряки, пока не удалось.

Несмотря на исчезновение экспедиции, в правительственных кругах России было признано, что экспедиция Владимира Русанова на Шпицберген завершилась блестящим успехом и «принесла неоценимую услугу русской промышленности и способствовала насаждению на шпицбергенских островах русских интересов и влияния». Явная активность русских на архипелаге вызвала среди стран, претендующих на участие в хозяйственном освоении Шпицбергена и управление его ресурсами, откровенную тревогу. Конечно, она была объяснима, ведь ни одна из стран-претендентов фактически не имела столько прав на архипелаг, сколько имела Россия. Иностранцы увидели в экспедиции Русанова начало «большого политического шага, который может иметь самые большие последствия». Только вот Владимир Русанов и его спутники этого уже не узнали.

К сожалению, на шпицбергенский промысел наложили свое вето Первая мировая война и грянувшая вслед за ней Великая Октябрьская революция. Фактически тогда на промышленное освоение островов архипелага России было отведено всего 5 лет. А ведь серьезным побудительным мотивом для русских промышленников, которые в период 1912–1914 годов начали вкладывать свои капиталы в угледобывающие предприятия на архипелаге, стало то, что национальная экономика показывала их очевидную рентабельность по сравнению с доставкой угля из Донбасса. На шпицбергенском угле планировалась работа не только морских судов, эксплуатируемых на северо-западе России. На его же поставки было рассчитано и успешное функционирование строящейся Мурманской железной дороги. И соратники Владимира Русанова сделали для того все!

Загадка лейтенанта Брусилова

Весной 1912 года у Николаевского моста в Санкт-Петербурге бросила якоря паровая шхуна «Святая Анна». Вот как об этом событии рассказал журнал «Русское судоходство»:

– Шхуна производит весьма благоприятное впечатление в смысле основательности всех деталей корпуса. Материал первоклассный. Обшивка тройная, дубовая. Подводная часть обтянута листовой медью.

Бывалые моряки в первую очередь отметили крепкий ее стоячий такелаж, способный нести большие паруса, бочку на грот-мачте, из которой зверобои в полярных водах высматривают добычу, прочный ледовый корпус, гарпунные пушки на носу. Китобойное судно… Наверное, в Арктику пойдет… И они не ошибались.

Шхуна (поисковое судно, зверобойное судно, паровая яхта) «Ньюпорт» была построена в 1867 году специально для поисков пропавшей среди арктических пустынь полярной экспедиции Джона Франклина. С этой целью ее приобрел Ален Юнг и переименовал в «Пандору II». Через несколько лет новый хозяин переименовал шхуну в «Бланкатру» и направил в Арктику под началом капитана Виггинса. А в 1897 году включил в состав английской торговой экспедиции Попхэма. Однако эти походы не слишком состарили судно, а лишь закалили его команду.

Очередное название шхуна получила в честь Анны Николаевны Брусиловой (урожденной Паризо де Ла-Валетта) – жены родного дяди Георгия Львовича – Бориса Алексеевича Брусилова, который выделил личные средства на снаряжение судна. Брусилов рассчитывал пройти Северным Ледовитым океаном из Атлантики в Тихий океан, занимаясь на этом переходе звериным промыслом.

Будущая экспедиция наделала шуму на всю Россию. Ее считали богатой, дворянской.

Лейтенант Георгий Брусилов родился в 1884 году во флотской семье. Его отец вице-адмирал Лев Алексеевич Брусилов был инициатором создания Морского Генерального штаба и его первым начальником. Молодой Брусилов уже участвовал в гидрографической экспедиции в Чукотское и Восточно-Сибирское моря на ледокольном транспорте «Вайгач». Поставщики экспедиции были в полной уверенности, что молодой Брусилов с деньгами считаться не будет, а потому цены заламывали баснословные. На переходе из Санкт-Петербурга в Александровск-на-Мурмане Георгий Львович был вынужден часть судовых кают превратить в пассажирские, чтобы при окончательном снаряжении «Святой Анны» иметь на руках свободные средства.

В состав команды «Святой Анны» входили: старший помощник лейтенант Николай Андреев, судовой механик, старший штурман Валериан Альбанов, младший штурман, боцман И. Потапов, гарпунер В. Шленский, старший рулевой П. Максимов, гидролог Севастьянов, матросы – Г. Анисимов, А. Архиреев, П. Баев, Александр Конрад, И. Луняев, Густав Мельбарт, О. Нильсен, И. Параприц, И. Пономарев, П. Смиренников, Е. Шпаковский, А. Шахнин, машинисты – В. Губанов, Яков Фрейберг, кочегар М. Шабатура, повар И. Калмыков, стюард Ян Регальд.