Текст книги "Грёзы Космоса"

Грёзы Судьбы

Фантастическая повесть

Пролог.

Павлос полагал, что его уже ничего никогда не сможет удивить. Он знал, что происходило, происходит и произойдёт во всех мирах Земли. Мало того, Павлос принимал непосредственное участие в этих событиях. Единственный человек, про которого он ничего не знал и никак не вмешивался в его судьбу, стоял сейчас перед ним.

– Здравствуй, Павлос.

Он нервно кивнул:

– И как тебя теперь зовут?

– Летящая над Волнами, сокращённо – Лена.

Павлос непроизвольно вздрогнул:

– С этим именем у меня связаны противоречивые чувства.

И, как бы извиняясь, добавил:

– Просто, за множество жизней со мной много чего произошло.

– Да, со мной тоже.

Приход той, что теперь, став простой смертной, звалась Летящей над Волнами, смутил Павлоса до глубины души. Лена смотрела Павлосу прямо в глаза, а тот отводил свой взгляд, боясь прочитать в её взоре приговор для себя. У него давным-давно исчезла даже мимолётная тень эфемерной надежды, а теперь… Он никогда о ней не забывал, но все эти воспоминания относились к прошедшим жизням. Только чувства оставались прежними.

– Как получилось, что я ничего о тебе не знаю?

Лицо её приобрело неуловимость, но всё-таки она не изменилась. И она улыбалась.

– Давным-давно я оттолкнула тебя, и жизнь пошла своим чередом в стандартном русле: семья, работа, дети. Я иногда с грустью вспоминала тебя. Что-то изменить было невозможно, да и никому не нужно. Но затем принялись происходить странные и ужасные вещи, и, когда я стала другой и вспомнила свои параллельные жизни, я поняла, что это шанс. Это судьба.

– Но Судьба – это я! – Воскликнул Павлос.

– И я тоже, – тихо произнесла Лена.

Павлос практически перестал соображать:

– Но откуда ты об этом узнала?

– Я же сама себе всë и объяснила.

Павлос понял. Это было самым невероятным событием в его жизни, а уж невероятного с ним происходило предостаточно. Он впервые за встречу взглянул в её глаза внимательно и не увидел там ничего, кроме открытой навстречу души. Павлос обнял Лену, и та прижалась щекой к его щеке. Огрубевшее сердце Павлоса растаяло в неге и замерло:

– Я миллион лет назад мечтал об этом.

Она для него была всем, он же для неё был никем. Сегодня это изменилось.

– И твоя мечта сбылась? – Она слегка отстранилась и пристально взглянула на него.

– Да.

Глава первая. Идиллия в Мёртвом городе.

1.

Он сидел в кухне, опираясь левой рукой о стол, держа в правой початую бутылку дешёвого вина. Его лицо было покрыто трёхдневной щетиной, и Он начинал всерьёз подумывать, не отрастить ли бороду, так как бриться каждое утро уже надоело. Он в принципе был весьма ленивым человеком, о чём свидетельствовала гора немытой посуды на столе и на старинном, видавшем виды, буфете. В кухне всё было раскидано, и пыль не тревожили, казалось, с начала третьего тысячелетия. Да что говорить о кухне – весь дом был завален всяческим хламом, который никто в ближайшем будущем и не собирался разгребать. Дом был небольшой, очень старый, но, несмотря на хаос, царивший в нём, хозяину всего этого он очень нравился, потому, как здесь Он родился и жил и покидать родной дом не собирался. Этот дом уже не раз хотели снести, предлагая Ему более удобные апартаменты чуть ли не в центре города. Но Он, будучи настолько тяжëлым на подъëм, каждый раз отказывался по примеру своих соседей, которые также не хотели менять обжитые места. Раньше Его родной посёлок располагался на окраине города, теперь же вокруг него высились однотипные, но красивые многоэтажки. Некоторое время Он жил в таком вот новом доме, но чувствовал себя там, как птица в клетке, и, в связи с этим, очень быстро оттуда съехал. И теперь продолжал наслаждаться свободой, какую ему предоставлял Его личный домик с небольшим огородом. Огородик этот находился в постоянном запустении, но, тем не менее, каждый год приносил определённый урожай. По сравнению с квартирой, Ему не докучали стуки соседей, особенно невыносимые по ночам, перебранки молодожёнов, убойный лязг водопроводных труб и много ещё того, что мешает покою в густонаселённом доме.

Однако наслаждаться жизнью Ему не давали мрачные воспоминания, которые заставляли Его иногда напиваться, не спать ночами, грустить и наплевательски относиться к жизни. Даже в самые весёлые минуты Его глаза говорили о том, что Он ни о чëм не забыл, и всё произошедшее, как бы кому ни казалось незначительным, Его постоянно гложет. Вот и сейчас Он такими же глазами неопределённого цвета смотрел на Ленку, сидящую за столом. Он придвинул к ней тарелку с нарезанными апельсинами и сказал:

– Ты знаешь, у меня сегодня день рождения.

Рука Ленки, потянувшаяся за апельсином, повисла в воздухе, в воздухе повисла также и её челюсть:

– И почему ты молчал?! Если бы я сегодня не пришла, ты так и не сказал бы мне ни слова?

– Но ведь ты пришла. – Он закрыл тему.

– Вот что значит это так называемое застолье, – вполне доброжелательно, но с долей иронии кивнула Ленка в сторону стола, где вперемешку с тарелками, наполненными салатами из магазина, стояла грязная посуда с давно уже засохшими остатками еды.

– Именно, – подтвердил Он, поставив на стол бутылку.

Ленка тут же взяла её и сделала глоток.

– Не могу понять, почему ты так себя ведёшь?

С Ленкой Он был знаком давно, но вряд ли бы смог вспомнить, где и как они познакомились. Ленка помнила, но Ему на это было наплевать.

Его самолюбию, конечно, льстило, что Его мрачная сущность ещё, оказывается, может кому-то нравиться, но Он, тем не менее, не стремился развивать дальнейшие взаимоотношения, скорее даже наоборот, Он старался отталкивать от себя подобных людей, и очень часто сие Ему удавалось.

Однако в этот раз отношения с Ленкой магическим образом продолжались.

Благодаря Ленкиной любви. Об этом Он думал неохотно и относил успех на личном фронте за счёт какой-то неизвестной Ему замечательной черты своего характера.

– Я неудачник. – Он начал вновь плакаться в жилетку, иначе бы сварился в собственном соку самокритики.

– Почему ты неудачник?

– Да потому что: меня выгнали с работы, у меня нет денег, только долги, я один. У меня нет сил, чтобы начинать всё заново.

Он говорил, не смотря на Ленку, но не потому, что она была для Него совсем безразлична. Он не любил, чтобы собеседники видели Его глаза и ту боль, что отражалась в них.

– У меня такое впечатление, что жизнь закончена.

– Но ведь всё ещё образуется, – скорее спросила, чем ободрила Ленка, – если хочешь, я… помогу тебе.

Она боялась, что Он окончательно оттолкнёт её. Ленка чувствовала, что Он, по крайней мере, не любит её, но она была готова просто находиться рядом с Ним, переживать то, что переживает Он, думать то, о чём думает Он.

– Если бы ты могла! – Он с горечью выдохнул воздух. – Понимаешь, ты просто не та, которая мне нужна.

Он привык из-за своих эгоистичных принципов говорить прямо то, что думал, забывая о чувствах других. Ладно бы, если ещë всегда говорил то, что думал и думал то, что говорит. Но Он и сам не мог разобрать, о чём думает на самом деле.

Ленка на Его последние слова обиделась, но не настолько, чтобы тут же встать и уйти. Она слишком многое поставила на карту – свою любовь – и не имела права придавать значения своим минутным эмоциям.

– Значит, я тебе совсем-совсем не нравлюсь? – О любви не могло идти и речи.

– Да нет, ты мне очень нравишься, но не это главное, главное – это любовь.

Ленка не поняла или не захотела понять, хотя Он имел ввиду, конечно же, только себя.

– Понимаешь, я хочу, чтобы между нами не было недомолвок. Надо раз и навсегда разобраться в наших отношениях. Ты очень милая и красивая. – В Его устах это не звучало комплиментом, Он просто констатировал неоспоримый факт. – Ты мне нравишься, но не более того. Вряд ли моё отношение к тебе изменится. Ты просто не знаешь всего. Может, это и глупо, но для меня очень важно, очень…

– Но для меня нет. Я не хочу ничего знать, важно это или не важно – это для меня не важно. Пойми ты, наконец, я тебя люблю! И для меня достаточно того, что я тебе нравлюсь, что признаёшь меня красивой и милой – всё! Всё!

Всё!!!

Ленка взмахнула рукой и случайно скинула бутылку на пол. Он кинулся под стол, чтобы спасти остатки вина и уткнулся в Ленкины ноги.

– Я тебя люблю, – прошептала Ленка, – мне всё равно, как ты ко мне относишься… Всё равно.

Ленка таким тоном произнесла последние слова, что он плюнул на бутылку и обнял её ноги, поцеловав колени. Он вылез из-под стола, обнимая тело Ленки, стукнулся о столешницу макушкой и пробормотал в перерыве между поцелуями:

– Ты делаешь… большую… ошибку,.. ты пожалеешь…

– Я сказала… что мне всё равно…

– Тебе будет больно…

– Всё равно…

Они прошли в большую комнату, не позволяя отдалиться друг от друга дальше расстояния поцелуя, снимая на ходу одежду…

***

Ленка проснулась с ощущением какого-то фантастического счастья, оно настолько переполняло её, что улыбка не могла сойти с усталых губ. Через миг она вспомнила прошедшую ночь, вернее самую бурную её часть, и радость увеличилась ещё на пару порядков. Лёгкий шум в голове только усиливал эту радость. Ленка некоторое время рассматривала таракана, чинно ползущего по потолку с хозяйским видом и наслаждалась своим отличным настроением, пока не проснулась окончательно. Она услышала какие-то булькающие звуки, Его рядом уже не было. Ленка, стараясь не шуметь, вылезла из-под одеяла, обнаружила, что на ней ничего нет, и пошла, как была – обнажённая – на кухню, откуда доносились эти звуки. Он стоял спиной к Ленке и тщательно чистил зубы, что бывало с ним нечасто. Ленка усмехнулась. Она подошла к Нему, едва касаясь пола, умудрившись не скрипнуть ни одной половицей, и нежно приложила свои ладони к его глазам.

– Милый, ты бы лучше побрился, – сказала Ленка вместо приветствия, почувствовав под своими руками Его щетину.

Он отложил зубную щётку и обернулся, уставившись на Ленкино тело.

Она улыбнулась:

– Что, нравлюсь?

Он закивал головой и промычал ртом, полным зубной пастой:

– О-ошень.

Лёгкая тень пробежала по её лицу, но Ленка, отогнав грустные мысли, поцеловала Его в губы. Вкусовые рецепторы её языка ощутили мятный удар, и она застонала. Уж кем-кем, а аскетом Его назвать было нельзя…

Завтракали они, чем бог послал. Бог, в лице Ленки, послал им на завтрак омлет с ветчиной и помидорами. Его мучили угрызения совести. Пусть Ленка сама настояла на углублении их отношений (в прямом и переносном смысле), пусть она говорила, что ничего не хочет от Него взамен, всё равно Он понимал, что в Ленке проснулась надежда. Сие Он знал на собственном опыте. На миг Ему казалось, что у них может что-нибудь получиться, но в следующую секунду Он понимал, что подобные отношения обречены на провал, и нужно закончить с ними быстрее, пока они не зашли слишком далеко. Ленка доедала свою порцию с опаской – что-то в Его глазах заставило её насторожиться. Она была счастлива, и Он, вроде бы тоже, но Ленка чувствовала, что Ему чего-то не хватает, и она даже понимала, чего. Вернее, кого. Он любил Её так, как Ленка любила Его. Ленка подумала, что лучше прекратить терзать себя, всё прояснится со временем, надо лишь набраться терпения. Допив чай, Он взял её за руку и сказал:

– Нужно поговорить.

Внутри у Ленки всё оборвалось.

– Может, не надо? – Жалобно прошептала она, опустив глаза.

– Нет! Надо всё обговорить, пока мы не наделали ещё бОльших глупостей.

– Глупостей?! Ты считаешь: то, что было между нами, глупости?! – Ленке стало невыносимо больно, но Он этого не заметил.

– Отчасти. Я не то хотел сказать… Я… Мы, я думаю, не сможем быть вместе.

– Но почему?! Я люблю тебя, несмотря на то… – Ленка хотела сказать: несмотря на то, что ты такой эгоист, но Он прервал её:

– В этом-то всё и дело! Если бы ты меня не любила, то я бы и не начинал этот разговор. Но ты меня любишь. Я не могу быть с тобой, так как не люблю тебя. Я причиню тебе только страдание и боль. Лучше я сделаю это сейчас, чем потом, когда эта боль станет невыносимой.

– Она и теперь невыносима, – еле слышно, одними губами, прошептала Ленка, стараясь не заплакать.

– Прости… Лучше сразу во всём разобраться, чем обманывать себя. Позже мы всё равно прозреем, и будет ещё больнее….

– Поверь, мне плевать!

– Но мне не плевать! Пойми, я хочу уберечь тебя от ошибки. Пусть ты возненавидишь меня сейчас, чем будешь презирать потом.

– Потом?! Я уже презираю тебя! Ты не дал мне и шанса! – Ленка закричала, обливаясь слезами. – Ты эгоист! Ты свинья! Всё же было хорошо! Ты всё разрушил! Ты не дал мне даже ненадолго обмануться! И всё из-за твоей скотской принципиальной честности! Что?! Не мог хоть раз в жизни соврать?! Пускай это бы была ложь! Но я хоть какое-то время была бы счастлива с тобой! Но тебе нужно обязательно!.. Ну, и люби свою ненаглядную! Она тебе взаимностью никогда не ответит! Пострадай! Пострадай, как и я! Так тебе и надо, эгоист!..

Ленка захлебнулась собственным криком, и зарыдала так, что не смогла вымолвить больше ни слова. Он сидел, словно пыльным мешком ударенный, ошарашенный, не зная, что и делать. Истерика Ленки спутала Его мысли. Он хотел было обнять её, чтобы успокоить, но Ленка с силой оттолкнула Его:

– Не прикасайся ко мне!!!

– Лена-а-а… – протянул Он жалобно.

– Лена умерла! Прощай!

Она действительно вскочила, пролетела в большую комнату и сграбастала там оставшуюся одежду. Он не в силах был что-либо придумать. Обманывать теперь, что Он её любит, бесполезно, Ленка не поверит. Просить остаться – не имеет смысла, так как ей всё равно позже придётся уйти. Стоять столбом нельзя, но ничего путного в голову не приходило. Ленка пронеслась мимо Него и повторила ещё раз, чтобы до него дошло:

– Прощай!

Он обессилено опустился обратно на стул и прошептал:

– Прости, я не мог иначе, не мог…

2.

Татьяна подошла к Его дому. До какой же степени Он умудрился его запустить! Полуразвалившееся крыльцо с облупившейся краской, немытые окна, проржавевшая местами крыша. Татьяну эта бесхозяйственность раздражала до белого каления. Она постучала в обшарпанную дверь. Даже звонок не может приделать! Через минуту послышалось шлёпанье босых ног – дома Он предпочитал ходить босиком. Татьяна улыбнулась – всё такой же, как и всегда. Он открыл дверь, и Татьяна перестала улыбаться: перед ней предстало ужасное зрелище в виде взлохмаченного существа, обросшего многодневной щетиной, с пустыми глазами. Они поздоровались друг с другом. Татьяна знала Его немного хуже, чем Ленка, и потому решила, что Он совсем не рад её видеть – так равнодушно Он её поприветствовал. На самом же деле Он очень даже обрадовался. Он очень ценил своих друзей. Вбив себе в голову, что никому не нужен, Он радовался любым проявлениям тёплых чувств к себе. Однако при этом Он никогда не показывал своих.

Татьяна прошла в большую комнату и села на диван. Он опустился на стул напротив. Молчание длилось недолго.

– Теперь ты ко всему прочему решил перестать бриться, – констатировала Татьяна.

– Скоро перестану мыться, и меня все окончательно бросят, даже ты.

Он шутил, и эта шутка напомнила Татьяне о том, ради чего она, собственно, и пришла.

– Вчера мне звонила Ленка. Она сказала, что ты эгоист и свинья.

Он мрачно усмехнулся:

– Мне об этом она сообщила первому. Что ещё Ленка сказала?

– Много чего. Но моё воспитание не позволяет передать тебе все её слова.

Он смутился. Зная, что ты эгоист и свинья, всё равно неприятно слышать это от других.

– Что ты молчишь? Что ты сделал с бедной девочкой?

– Ничего. Я её не люблю.

– Что, обязательно любить? Она что, тебе не нравится?

–Ну, нравится… – Он окончательно смешался.

Ненавидел Он разговоры о своей личной жизни, в особенности, с представительницами противоположного пола. Они Его не понимали, а Он, пытаясь объяснить, только запутывался сам.

– Тогда чего ты ещё хочешь?

– Так ведь она-то меня любит! – Ответил Он, заранее зная, что Татьяна Его не поймёт.

– Ну и отлично! Что тебя не устраивает?

– А ты сама когда-нибудь любила?

– Да. Ну и что?

– Тогда ты испытывала чувство беспомощности перед любимым человеком, думала о нём днём и ночью, тосковала по нему, пыталась прогнать пустоту в душе, когда его не было рядом, ощущала хроническую неудовлетворённость жизнью и хандрила, когда тебе не оказывали взаимность.

– В общих чертах. Но ведь Ленка…

– Да при чём здесь Ленка?! – Голос Его сорвался, и глаза блеснули. – Не она мне даёт чувство душевного покоя, никто мне не может его дать, кроме Неё. Но Она мне его никогда не даст, потому что не любит и никогда не полюбит… Поверь, мне очень тяжело, и никто мне не сможет помочь. Я остался ни с чем. Как и Лена сейчас. По моей вине. И по Её вине. Я ничего не могу с этим поделать. Наши отношения с Ленкой обречены на провал, ей будет ещё хуже, чем сейчас. Пойми это. А, если не можешь понять, просто поверь мне, что иначе быть не может.

Татьяна очень удивилась Его словам. Она никак не ожидала, что Он любит безответно какую-то незнакомку. Татьяна считала, что мужикам от них, женщин, нужно только одно, и им, мужикам, в сущности, не важно, кто им это даст. Была бы внешность ничего, да характер не вредный. И уж от Него-то она никак не ожидала какого-то глубокого чувства. Татьяна быстро сопоставила Его вечный цинизм, Его безумные веселья, Его постоянно угнетённое состояние, Его наплевательское ко всему отношение с наличием у Него неразделённой любви. Сразу всё встало на свои места.

– Кажется, я тебя понимаю, – тихо произнесла Татьяна,

– Постольку поскольку.

Жёсткость, с какой Он произнёс последнюю фразу, уже не обманывала Татьяну. Теперь она знала, что это просто маска, кою Он надел, дабы скрыть собственные чувства. Татьяна взглянула в Его глаза, как будто впервые, и увидела в них затаённую боль и усталость. Татьяна закурила. Хотелось расспросить Его обо всём, но она понимала, что Ему это будет весьма неприятно.

– Выглядит со стороны всё, конечно, глупо, – заговорил Он, разгоняя рукой сигаретный дым.

– Ты о чём? – Не поняла Татьяна, затянувшись.

– Да всё о том же. Ведь я Её полюбил довольно давно. – Он слегка запнулся. – Очень давно. В девятом классе. Сначала Она мне просто нравилась, но потом я осознал, что просто не могу жить без Неё. Довольно-таки стандартная схема. Я трусил признаться – намного легче тешить себя напрасными надеждами. Наконец я сделал главную глупость: признался Ей во всём, причём, в стихах. Вышло не так, как я планировал. Ответа я не получил. Возможно, Она ждала дальнейших моих действий. А я расценил Её молчание неправильно. И сделал вторую глупость: написал ещё одно неуклюжее признание. И что-то сломалось. Она стала меня избегать. И не просто избегать, а ненавидеть меня и презирать. Я пытался это исправить, оказывал неуклюжие знаки внимания, но Она мне дала ясно понять, что я полный болван. – Он горько усмехнулся. – Я опустился до того, что стал писать идиотские стихи. И приносить их в школу друзьям, чтобы Она хотя бы случайно могла их увидеть. Она лишь надменно фыркала над ними. Я отчаялся и стал превращаться в то, чем я являюсь сейчас. Как же всё глупо!

Татьяна молча курила. Он принёс ей пепельницу. Сам не курил, но держал для друзей. Татьяна стряхнула пепел. Действительно, как-то глупо: стародавняя школьная любовь, вдобавок, неразделённая, мешает Ему сейчас встречаться с Ленкой. Татьяна, вроде начинавшая понимать, вновь запуталась. Он это почувствовал и сказал:

– Мне самому временами не верится, что это происходит со мной и наяву. Я не был готов тогда, много лет назад, и до сих пор не могу распутать клубок своих чувств.

Татьяна откинулась на спинку дивана. Он хмуро глядел на неё. Она крутила бессознательно в пальцах пачку сигарет, и ей в голову лезли всякие банальные мысли о несправедливости и человеческой тупости. На душе стало паршиво от безысходности, думала-то: даст этому ленивому лоботрясу пару подзатыльников, Он извинится перед Ленкой, они помирятся, и будут жить счастливо. Хотя бы какое-то время. Почему же всё не бывает таким простым, как в твоих мыслях? Татьяна поздравила себя с тем, что подобных историй с ней не происходило, и очень надеялась, что не произойдёт. Она вздохнула, достала из пачки ещё одну сигарету и снова закурила.

3.

Он вынырнул из чёрной бездны и осознал себя бредущим по развалинам города, города, который ещё вчера прочно занимал своё законное, а, может, и незаконное, место под Солнцем. В голове царила гудящая пустота, разрывающая голову, и Он не знал, радоваться Ему или нет тому, что она не раскололась в буквальном смысле. Он ничего не понимал. Он брёл, спотыкаясь о бесчисленные обломки, падал, обдирая кожу на ладонях и коленях в кровь, вставал и снова шёл, не зная, куда и не зная зачем. Его окружали догорающие развалины, трупы людей и животных, от которых исходил чудовищный запах страха и смерти. Мозг перерабатывал увиденное с задержкой, Он шёл как во сне, с запозданием удивляясь царившему хаосу. Мысли вязли словно в молочном киселе. Только через некоторое время он обратил внимание на то, что одет лишь в майку и трико, и Его трясёт от холода. Ветер бил в лицо, забрызгивая каплями холодного свинцового дождя. Солнца не было и в помине. Небо было пасмурным и тяжёлым. Казалось, что оно вот-вот упадёт и придавит собой единственного выжившего человека. Он со страхом поднял руки над головой, защищаясь от падающего неба, и застонал, осознав, что сходит с ума. В мозгу уже несколько минут крутилась фраза, будто заезженная пластинка: «онивсётакиэтосделалионивсётакиэтосделалионивсётакиэтосделали»… Так и не вникнув в смысл этих слов, Он заплакал от исходившего от них стойкого прелого запаха чёрной безнадёги.

Веки были чугунными и норовили захлопнуться. Некоторое время Он боролся с ними, но в конце концов сдался и брёл с закрытыми глазами, приоткрывая их лишь затем, чтобы иметь представление в каком направлении движется. В ушах зазвенело от кричащей тишины, лишь подчёркнутой стуком дождя и треском пожаров. Этот звон болью ударил в голову, и боль, казалось, не помещающаяся целиком в ней, норовила просочиться наружу. Запахов Он практически не ощущал, так как нос был напрочь заложен, и Он дышал ртом, судорожно глотая мёртвый воздух, отчего во рту образовался горьковатый металлический привкус.

Ему было страшно, страшно как никогда. Он часто думал о смерти, а сейчас, оказавшись у неё в гостях, испугался до безумия. Смертельно захотелось жить. Однако желание это было вызвано лишь инстинктом самосохранения, разум был настолько обескуражен, что не участвовал ни в чём, изолированный от остального организма болью и отупением.

Спустя некоторое время сознание немного прояснилось, и Он обнаружил себя стоящим перед огромным котлованом. С сознанием вернулась и боль, мешавшая понять, откуда взялся этот объект. Но Он всё-таки сообразил, что это всё, что осталось от большого искусственного пруда, использовавшегося на нужды металлургического завода. Он машинально поискал глазами плотину. Её не было, как и самого завода. Вода куда-то испарилась, и теперь бывший водоём представлял собой безобразную яму, похожую на огромную гнойную язву. Он долго стоял и тупо смотрел на мёртвый пруд и невнятные останки завода, пытаясь понять, что произошло с городом. Глаза горели, в голове что-то постоянно обрывалось, живот периодически схватывало до слёз, и какая-то гнилая слабость растекалась по всему телу. Он не понимал, почему не умер вместе с остальными людьми. Внезапно каждой клеточкой своего измученного существа Он ощутил безысходное чувство абсолютного одиночества. Все Его друзья и враги мертвы, стёрты с лица Земли. Теперь уже не с кем будет поспорить, выпить пива, некому поплакаться, некого любить и некого предавать. Он обхватил голову руками, сглотнул слюну и взглянул на пасмурное небо, с которого на Его разгорячённое лицо падали радиоактивные капли дождя. Ни Солнца, ни голубой полоски неба –только свинец, свинец и свинец, и его раскалённые брызги, бьющие по лбу, щекам, рукам и судорожно вздымающейся груди, обжигающие до боли Его кожу. Он закрутился на месте и закричал, раздирая своим жутким криком мёртвую тишину…

Очнулся Он, когда уже начинало темнеть. От зверского холода бил озноб. К головной боли Он уже немного привык. Он надсадно закашлялся, чувствуя, как разрывает бронхи. Он скривил растрескавшиеся губы в кривом подобии улыбки – происходившее начинало Его веселить. Он ощутил мощную волну голода. Пытаясь её отогнать, Он только ещё больше растормошил дремавший до сих пор живот. В животе очень сильно скрутило, и Он согнулся пополам, схватив его руками. Стал искать глазами укромное местечко, и это Его позабавило – в полном одиночестве в погибшем городе, а всё равно необходимо уединение для совершения конечного акта метаболизма. Он спрятался за стену, на вид достаточно прочную, чтобы не похоронить под собой человека, ощутившего необходимость удовлетворить одну из своих биологических потребностей. Легче Ему не стало. Есть захотелось ещё сильнее, жить – тоже. Но Он не имел представления, как сие осуществить. Стемнело окончательно. Он доплёлся до догорающих разрушенных домов, чтобы хотя бы чуть-чуть согреться. Он повалился прямо на холодную землю поближе к огню. Пахло почему-то пригоревшим мясом. Когда Он понял, почему, не было уже сил встать и отойти подальше. Его вырвало и почти вывернуло наизнанку. Он сидел на земле и смотрел пустыми глазами на огонь и обуглившиеся трупы. В темноте разрушенный город светился пятнами и точками пожаров, став царством теней и призраков. Каждую секунду Он ожидал зловещего воя, но ни один живой звук не доносился из чрева убитого града. Вот где-то обрушился дом, снова застучал мелкий противный дождь, взвыл ветер, свободно носившийся теперь наверху, так как не было больше деревьев, в верхушках которых он смог бы запутаться, и высоких зданий, о которые разбивались бы все его усилия. Ни звёзд, ни Луны видно не было, словно некий небесный электрик отключил их, оставив чёрную пустоту. Без звёзд было ещё паршивей. Он забылся тяжёлым полусном-полубредом, иногда вскакивая, боясь куда-то опоздать, и тут же погружаясь обратно в тяжёлую тёмную воду кошмара, который смешивался с не менее кошмарной действительностью.

Дёрнувшись всем телом, Он проснулся. По земле стелился туман, и было невыносимо холодно. Он весь закоченел, зубы дрожали, выбивая мрачную мелодию. Он закашлялся вновь так же мучительно, нос совсем не дышал. С трудом поднявшись, Он принялся прыгать на месте, пытаясь разогнать кровь. Мутило страшно. Несколько раз вырвало, и несколько раз пронесло. Пожары потухли, и от завалов струился дым. Голова болела меньше. Скорее всего, просто выключились некоторые болевые рецепторы, чтобы мозг не сошёл с ума от постоянной боли. Он представил себе огромную кружку горячего крепкого сладкого чая и тут же пожалел об этом, так как её образ накрепко запечатлелся в воспалённом сознании. Чувство жажды и желание согреться притупили остальное. Он взмолился хотя бы об одной малюсенькой кружечке, и не дождавшись исполнения чуда, сплюнул густую мокроту и побрёл в противоположную от бывшего пруда сторону.

Он не рассчитывал спастись, Он отдавал себе отчёт в том, что жив лишь формально, что смерть только вопрос времени, и, видимо, времени весьма короткого, но нужно же хоть как-то бороться. Он решил уйти подальше от смердящего города. Единственная пришедшая на ум причина катастрофы – это атомная бомба, упавшая, по всей видимости, прямо на завод, и было бы логичным постараться покинуть зону наибольшего радиоактивного заражения. Хотя, судя по всему, этот шаг Его уже вряд ли спасёт.

Он тащился, тупо осматривая окрестности остекленевшим взглядом. Снова стала мучить гнусная боль, выворачивающая все внутренности наизнанку. Он брёл и бессознательно бормотал: «какбольнокакбольнокакбольнокакбольнокакбольнокакбольно»… Он качал головой в такт своим словам. Хотелось лечь и в тот же миг умереть, но Он всё равно упрямо шёл, превозмогая себя. Он часто спотыкался и падал. Вставать не хотелось, хотелось вот так лежать на мостовой, вдыхая смрад расплавленного асфальта и впадать в беспамятство. Но Он, пересиливая себя, вставал и плёлся дальше, временами отключаясь, продолжая двигать ногами. Когда был в сознании, Он проклинал эту дурацкую жизнь. Голова трещала, живот крутило, кожа гноилась, грудь болела от постоянного кашля, бил озноб, с угрожающей периодичностью рвало, хотелось жутко есть, ноги гудели. Он превратился в машину, в которой абсолютно все системы вышли из строя, но, которая, чертыхаясь и разваливаясь, ещё функционировала с грехом пополам.

Очнувшись в очередной раз, Он обнаружил, что больше не идёт, а лежит в грязи, уткнувшись разбитым лицом в камень. Встать уже не было никаких сил. Солнце не собиралось выглядывать из-за серого монолита туч, и Он даже примерно не мог определить, сколько прошло времени. Оглянувшись назад, Он увидел, что прошёл не так уж и много, и до выхода из черты города оставалось всё также прилично. Он уткнул лицо в ладони и заплакал. Вдруг Он услышал вскрик, полный усталости и отчаяния. Кричавший уже не надеялся на помощь и лишь изредка вскрикивал, так как большего ему не оставалось. Крик доносился глухо, словно из-под земли, и Он бы его не услышал, не будь так тихо в этом мёртвом городе. Он вскочил и кинулся к завалам, откуда доносился звук, забыв о боли и смертельной усталости. Он не одинок больше в этом адском догнивающем городишке!

Он принялся оттаскивать обломки, чувствуя внезапный прилив сил. Более мелкие элементы Он просто расшвыривал в разные стороны. Он изрезал все руки об острые края завалов, но не обращал на это ни малейшего внимания. Человек, взывавший о помощи, услышал Его возню и закричал, преодолевая сопротивления руин:

– Я в подвале! Слышите? В подвале! Ищите люк! Люк! Слышите?

Он слышал, но не мог ответить, так как не хватало дыхания. Пот с Него катил в три ручья, и Он мимоходом пожалел, что не может утолить жажды этими ручьями. Он умотался в конец, и если бы сию секунду не обнаружил крышку люка, то, наверное, свалился бы замертво на эти развалины. Из последних сил Он за кольцо рванул крышку на себя. Люк поддался лишь с третьего раза. Он, шатаясь от изнеможения, отдуваясь, кое-как выговорил:

– Выходите… свои!

5.

Сперва Он не чувствовал ничего, даже того, что ничего не чувствует. Вокруг и изнутри Него царила какая-то глубокая чёрная, но в то же время бесцветная пустота. Через какой-то миг Он понял, что до этого не воспринимал эту пустоту, а, значит, находился без сознания. Тут же пустота сжала его в кулак, бесформенный и безразмерный, и принялась душить. Хотелось кричать, дрыгать ногами и руками, которых он не чувствовал, но нервные импульсы вязли в пустоте и не доходили до адресатов. Но, в конце концов, рухнула неведомая преграда, и эти импульсы всем своим неудержимым табуном достигли конечной цели. Его скрутило в дугу, и Он окончательно очнулся. Давящая пустота отступила, и Он открыл глаза. Умеренно яркий свет, льющийся сверху, не слепил глаз, и Он увидел сияющий белизной потолок. В первый момент Он решил, что Его окунули в молоко, но несложно было догадаться, что это на самом деле была больничная палата. Он сел, и в глазах потемнело. Замерев, Он ждал, когда отхлынувшая из мозга кровь вернётся на место.