Текст книги "Грёзы Космоса"

***

В своих прошлых смертных жизнях Он всегда мечтал питаться исключительно в кафе, барах и ресторанах, но денег для этого не имел. Став Скитальцем, Он воплотил эту мечту в реальность и первое время не вылезал из всякого рода различных кафешек, ресторанчиков, баров, забегаловок, пельменных, блинных, закусочных, фастфудов, кулинарий и прочих общепитов. Вскоре, это, правда, наскучило, и Он всё чаще обедал в одиночестве в гостиничных номерах или в съёмных квартирах. В этот же раз Он забрёл в заводскую столовую. Обстановка там была довольно неуютной, но Он не обращал на неё внимания. Угрюмые рабочие, многие в своих несвежих робах торопливо поглощали стандартный обед и скользили по Нему равнодушными взглядами. Он давно заметил, что Его черты как бы смазались, и зацепиться взглядом в Его внешности стало не за что. Вроде с первого взгляда ничего необычного, но со второго становилось непонятным, отчего ни одна Его черта не запечатлевается в памяти, моргнёшь – и Его образ куда-то улетучивается. Хотя на месте и нос, и губы, и глаза, и уши – всё осталось прежним. Первое время Он очень этому удивлялся и много времени торчал у зеркала, но вскоре махнул на это странное обстоятельство рукой.

Он тщательно пережёвывал котлеты. В отличие от трудяг, время на обед у Него не было ограничено, и Он, лениво работая челюстями, снова и снова рылся в своей памяти, пытаясь отыскать ответ на мучивший его вопрос «предтечи Скитальца», попутно отмечая картонный привкус котлет во рту. Почему-то опять вспомнился мир, в котором Он проходил обучение в школе-интернате и погиб в глупой потасовке со сторожами. Что-то там произошло не то, и подозрительно много провалов в памяти о том дне. Он сосредоточился и тут же поперхнулся. Он вспомнил, почему тогда после уроков Он пошёл не в свою комнату, а другой дорогой и натолкнулся на ту роковую драку…

3.

Сегодня у нас проходило первое занятие по классической русской поэзии. Учитель оказался нам не знаком. Меня, как остальных, поразила несколько странная внешность преподавателя: неуловимые черты лица, и абсолютно никаких признаков возрастной принадлежности. Не представившись, учитель начал занятие. Он рассказывал про стихотворные размеры, про рифмы, приводил в пример стихотворения, которые никогда ранее на уроках литературы мы не слышали. Я сперва вслушивался внимательно, но затем меня посетила, как мне тогда показалось, удачная идея. В течение недели я никак не мог решиться признаться Ей в том, что я в Неё влюбился. Такое чувство меня посетило впервые, и я просто не знал, куда с ним деваться. Моя нерешительность весьма способствовала моим мучениям. Сегодняшний же урок подтолкнул меня к мысли сделать признание в стихах. Очень романтично. Ага! Я тихонько выдернул двойной листок в клеточку из учебной тетради, сунул ручку в зубы и стал ждать вдохновения. Учитель в это время продолжал декламировать странные стихи. Наконец, муза снизошла до меня, и я принялся пачкать бумагу. Больше учителя я не слушал. Стихотворение вышло корявым и банальным. Я выдернул ещё один листок. Никогда не предполагал, что стихоплётство такое трудное занятие. Я кидал взгляды на Неё, чтобы вдохновение не покинуло меня. (Не думал я тогда, что это невинное чувство, в конце концов, бросит меня в пучину невероятных изменений в моей судьбе). Сосед по парте попытался взглянуть, чем я там занимаюсь, но я стыдливо прикрыл листок руками и посоветовал ему не лезть. Переписав в муках рождённое стихотворение начисто, я подписался снизу и, довольный собой, перечитал ещё раз. Тут прозвенел звонок. Урок литературы был последним, и класс, радостно галдя, принялся собираться. Учитель громко кашлянул и произнёс:

– Всем до свидания, а вас, молодой человек, я бы хотел немного задержать.

С холодом в душе я понял, что этот молодой человек – я. Вот сейчас я получу выговор за неправильное использование учебной тетради и за невнимательность. Было глупо думать, что учитель не заметит моей провинности. Ноги ослабели, и я сел обратно за парту. Одноклассники, посмеиваясь, постепенно расходились. Я вперил глаза в пол и нахохлился. Когда мы остались одни, учитель сказал:

– Подойди ко мне.

Я, шаркая ногами, медленно подошёл к столу.

– Ну и чем ты там увлечённо занимался? Поделись со своим учителем.

Я молча сопел, не смотря на него.

– Уж не стихи ли ты там писал?

Уши у меня начали гореть. Ещё чего не хватало.

– Да ведь я не ругаюсь вовсе. Мне просто любопытно, что ты написал. Между прочим, весь урок я читал свои собственные стихи.

Я удивлённо поднял на него глаза. Вот это да! Я ещё не знал ни одного учителя, пишущего стихи и читающего их на уроке. Правда, ни одного его стихотворения толком не расслышал, ну, да неважно.

– Хорошо, смотрите.

Учитель взял листок и стал внимательно читать мои четверостишия. Я очень боялся, что ему не понравится. Я с трепетом ждал его оценки.

– Ты писал для кого-то или просто так? – Внезапно спросил учитель.

Я неопределённо промычал.

– Она должна это увидеть.

– Ну, я, в общем, так и хотел.

– Не тяни с признанием, – посоветовал он, – сегодня же сходи к Ней и передай стихотворение. Сейчас же.

– Вы так считаете? – Сердце моё забилось часто-часто.

– Конечно. Ты ведь знаешь, где Её комната?

Я отрицательно помотал головой:

– Я хотел в столовой или на уроке отдать.

– Это не лучший вариант. Давай я в классном журнале посмотрю Её адрес. Чем раньше признаешься, тем эффективней. Фамилия? Так, вот Она. Давай перепишу для тебя номер Её комнаты. Иди, ничего не бойся, поверь мне, у тебя всё будет хорошо.

Я трясущимися руками принял у учителя листок с Её координатами: уровень 10, сектор 3, секция D, комната 363 и медленно сказал:

– До свидания.

Учитель о чём-то задумался и ответил мне довольно рассеянно:

– Да, да. До свидания.

Я в тумане вышел из класса и кое-как сообразил, в какую сторону мне идти. Чем ближе я приближался к цели, тем больше я отдалялся от уверенности в правильности своих действий. Мой внутренний голос бубнил с каждым шагом всё интенсивнее и интенсивнее, что лучше с признанием повременить. Я старался не обращать внимание на этого паникёра, но частота пульса у меня зашкаливала, живот устроил революцию, ноги отказывались слушаться. В глазах было темно, ладони вспотели. Каким-то чудом, я всё же очутился около Её комнаты. Сделав глубокий вдох и резко выдохнув, я постучал в дверь. Открывать не спешили, и я уже намеревался уйти, но гордость не позволяла мне с позором бежать. В конце концов, в дверях появилась Её соседка, наша общая одноклассница. Я растерялся:

– А-а, Она дома?

– Да, в душе. Ты чего хотел?

Я смутился, вытащил суетливо тетрадный лист из-за пазухи и протянул Насте:

– Ну, в общем, передай Ей, пожалуйста…

– Что это? – Спросила Настя.

– Да неважно. Передашь?

– Передам. Всё?

– Ага. Пока.

– Пока, – Настя пожала плечами.

Дверь перед моим носом закрылась. Щёки у меня горели. Всё прошло ужасно. Из-за двери я услышал голос Насти: «Он признался!» Мне стало невыносимо стыдно, и я быстрым шагом, почти бегом, пошёл домой. И зачем я только послушался нового учителя?!

… Андрей услышал и повернул голову к подъезжающему квадроциклу. Сторож свирепо пялился из-под шлема. Те, кто не успел смыться, угрюмо попятились, прижимаясь к стенам.

– Всем оставаться на местах! Не двигаться! Немедленно прекратить драку! – Гаркнул сторож, останавливаясь и спрыгивая с электроцикла.

Лицо сторожа искажала ярость, глаза безумно блестели. Черты его лица были загадочно неуловимы. Я сегодня уже видел у кого-то такое странное лицо. Наш новый учитель!!!

4.

Он поперхнулся компотом, когда вспомнил эти подробности. И, что самое страшное, человек, выдававший себя за учителя литературы и за сторожа, был Повелителем Ветра! В груди что-то сжалось, и стало трудно дышать. Он считал Павла своим другом, старшим товарищем, учителем. Он просто рассвирепел от такой подлой подставы. Оказывается, вот кто был виновен в Его смерти, в Его первой смерти! Он не погиб бы в тот день, если Повелитель Ветра в роли учителя не послал Его под предлогом любовного признания прямо в гущу драки, если бы он в роли рожи не довёл Андрея и толпу школьников до исступления и нападения на сторожей. И не началась бы эта проклятая чехарда между мирами. Как Павел мог?! Предатель и убийца! Вилка согнулась в Его пальцах. В голове принялись сотнями вспыхивать забытые воспоминания, связанные с Его смертями во всех мирах. Павел был тем мужчиной в вагоне метро, который разбудил Его перед остановкой «космодром», если бы Он проспал тогда, то никогда не улетел на Луну и не погиб там. Павел был тем обезумевшим солдатом, который взорвал военную базу, в которой Они спаслись от радиации. Павел вынудил Его покончить с собой, чтобы ускорить процесс превращения в простого смертного. И эта была лишь мизерная часть того, что Он вспомнил. И в каждом мире, когда Он умирал, рядом всегда был Павел. Его затрясло. Единственным Его желанием сейчас оставалось придушить Повелителя Ветра, ха – Повелителя Смерти – собственными руками.

***

Павел сидел в ресторане узбекской кухни и меланхолично пережёвывал манты, запивая их белым вином. Скиталец ворвался в ресторан, чуть не сбив на своём стремительном пути официантку. Скит навис над Повелителем Ветра и плеснул ему в лицо вино, снабдив свой поступок отборным ругательством. Павел с отстранённым видом тщательно вытерся салфеткой:

– Я тебя ждал.

Скиталец намеревался стереть Павла в порошок, но его реакция обезоружила сбитого с толку Скита.

– Да ты садись, садись. – Повелитель Ветра невозмутимо указал на кресло, – а то ещё не хватало с охраной разбираться.

– Да я сейчас с тобой, сволочь, разберусь!

– Садись! – В голосе Повелителя послышались повелительные нотки, и Скиталец, сам того не желая, повиновался.

– Теперь объяснись.

– Я объяснюсь! – Зашипел яростно Скит. – Я сейчас так объяснюсь, что тебя твой Ветер прямо на кладбище унесëт!

– Ну-ну, не кипятись. Что случилось?

– А ты напряги свой подлый ум! Обратись к своей гнилой памяти! И сам мне всё объясни!

Скиталец грязно матюгнулся и ахнул кулаком по столу. Тарелки и стаканы заплясали воинственный танец. Он перегнулся через стол, схватил Павла за грудки и заорал прямо ему в лицо:

– Ты зачем меня, гад, убил!?

– Счёт, пожалуйста! – Крикнул Повелитель в сторону, не делая даже попытки освободиться.

Скит отпустил оппонента и стоял, сверля его бешеным взглядом. Как ему опротивела эта мерзкая морда с постоянно ускользающими чертами. Официант подошёл и, с опаской поглядывая на Скита, спросил у Павла, протягивая счёт:

– У вас всё в порядке?

– В полнейшем. У нас просто небольшая дискуссия.

Скиталец презрительно фыркнул.

– Пойдëм, побеседуем в другом месте, – предложил Павел серьёзным голосом.

***

В кабаке, где все посетители находились в оптимальной кондиции, никто не обращал внимания на двух странных молодых людей, оживлённо переговаривавшихся за кружкой пива.

– Я же тебе доверял больше, чем себе, как ты мог так поступить? – Ярость Скитальца бесследно улетучилась, и осталась невыносимая горечь и боль непонимания.

– Потому что ты должен был стать простым смертным. – Повелитель Ветра говорил предельно спокойно. – Думаешь, превращение из просто смертного в простого смертного – это просто? Совсем не просто. Каждое событие должно иметь причину. Во множестве случаев, как и в твоём, этой причиной являюсь я.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду? Кто ты на самом деле?

– Я отвечу, но ты сразу не поймёшь. На самом деле я не знаю, кто я, но я называю себя Повелителем Судьбы.

– Не очень скромно, или просто фантазии на другое имя не хватило?

– Мне иногда хочется, чтобы это действительно было всего лишь нескромностью, но, к сожалению, моё имя в полной мере отражает мою теперешнюю сущность. Знаешь, я ведь умею перемещаться не только между мирами и в пространстве, но также могу путешествовать во времени во все стороны. Передвигаться я могу не только в пределах миров Земли, но и в космических масштабах. Я общаюсь с жителями других планет, конечно, с той их частью, которая обладает теми же способностями, что и я. Только с инопланетными Повелителями Судеб я могу быть откровенен, так как на Земле меня не поймут, я здесь один. Также я не просто путешествую во времени, но я знаю всё, что происходило, происходит и произойдёт во всех мирах Земли.

– Значит, ты не просто простой смертный?

Повелитель Судьбы слегка усмехнулся:

– Да, я очень непростой смертный.

– Но я не понял всё равно, почему ты Повелитель Судьбы?

– Ты согласен, что Судьбы нет?

Скиталец неуверенно кивнул.

– А согласен, что Судьба есть?

Скиталец непонимающе помотал головой.

– Каждое событие происходит потому, что люди совершают определённые действия, как говорится, каждый кузнец своему счастью, каждый сам хозяин своей жизни, каждый волен изменить её по своему усмотрению.

– Тогда при чём тут Судьба?

– При том, что все эти события, которые уже произошли, происходят и должны произойти, мне известны. И они не меняются. Никогда. Человек куёт свою жизнь по велению Судьбы. А я являюсь её орудием. Я корректор судеб. Я часто толкаю людей к совершению тех или иных действий, являющихся ключевыми в их жизни во всех мирах. Я повелеваю Судьбой, а Судьба повелевает мной. И, скорее всего, Судьба всё же больше повелевает мною, чем я – ею. Я знаю, когда, где и как мне нужно вмешаться в судьбы людей, чтобы всё шло своим чередом, и отклонения не разрушили Вселенную. И вмешиваюсь.

– Прямо наместник Бога, – съязвил Скиталец.

– Не ёрничай. О нём я ничего не знаю. Моё сознание не вмещает понимания Бога. Моя деятельность не имеет ничего общего с верой.

– Значит, всё-таки, что бы ты там не утверждал об отсутствии Судьбы, мы пляшем под её дудочку, и ни за что не изменим ход своей жизни. Вот, допустим, я хочу стать адвокатом, выучил всё для поступления на юридический, но я должен всю свою жизнь простоять за прилавком в магазине, и потому всё равно не попаду в ВУЗ? Так?

– Нет. Ты станешь юристом в другом мире, там ты добьёшься своего.

– Но я-то хочу в этом!

Повелитель Судьбы посмотрел на Скитальца укоризненно:

– Скит, уж от тебя-то таких глупых высказываний я не ожидал. Ты же прошёл через всё это.

– Да, – Скиталец сконфузился, – чего это я?

Это действительно было сложным для восприятия, и до конца понять, что во всех мирах это всё-таки один и тот же ты, можно было, лишь став из смертного простым смертным.

Скиталец немного помолчал и спросил:

– А как это ты в одиночку успеваешь помочь всем людям во всех мирах?

– Я никому не помогаю – я не Мессия. Я лишь выполняю то, что я должен выполнить. Многие мои действия ведут совсем не к улучшению жизни человека, а наоборот, зачастую, и к его гибели. Пойми, нет ни Добра, нет ни Зла, есть Повелитель Судьбы. У Судьбы не предпочтения тяготеть к Добру или Злу. Судьбы, как таковой, самой-то не существует. Все эти Тёмные и Светлые силы всего лишь выдумки человеческого разума, который, пытаясь упростить понимание Законов Вселенной, только всё усложняет и отводит в сторону от Истины.

– Так как ты всё-таки успеваешь?

– Всё просто. Я же путешествую во времени, я могу бесконечно долго в рамках своего субъективного восприятия времени ничего не делать. Я всё равно всегда успею попасть в нужный отрезок времени и места, чтобы выполнить то, что мне предстоит выполнить. Тот, кому подвластно время, не может опоздать.

– А откуда ты узнаёшь, что и где ты должен изменить в судьбах людей?

– Так ведь я знаю всё обо всех событиях, в том числе и о своих действиях. Я просто-напросто знаю, что я делал и делаю это.

Скиталец некоторое время переваривал услышанное и выпитое пиво.

– Ну, я-то тебе зачем?

– Так ведь кто-то должен стать Повелителем Судьбы.

Скиталец закашлялся:

– Я Повелитель Судьбы? Ты выбрал меня?

– Не я. Так было, так есть и так будет.

– Я тебя заменю?

– Нет.

Скиталец долгое время смотрел на Повелителя Судьбы:

– Не понимаю.

– А ты внимательнее взгляни на меня. А теперь вон в зеркало на стене.

Скиталец быстро сложил два и два. Изучив ответ, он медленно чертыхнулся.

– Ты правильно понял. Я – это всего лишь ты в будущем. Так что я не делал плохого тебе, я просто подготавливал себя к другой жизни.

– Я должен побыть один, – Скиталец резко встал и вышел на улицу.

Привычным движением Скит извлёк из пространства сигарету и зажигалку (ещё один смертный обвинит себя в рассеянности). Он нервно закурил и торопливо затянулся. Вот влип. Никогда он не задумывался, куда могут привести его грёзы. Оказывается, у него никогда не было выбора. Течением жизни он предназначен быть Повелителем Судьбы. Нет, не Повелителем, а её Рабом. Рабом того, чего не существует. Это не какой-то там таинственный Повелитель Ветра, а он сам себе подготовил ловушку, не Повелитель Ветра, а он сам убивал себя. Вернее, этим ему ещё предстоит заняться. Теперь только и остаётся делать то, что ему будет велеть Судьба, никакой больше свободы, и никакой больше возможности обрести свой дом. Скиталец, вернее Повелитель Ветра, вернее, Повелитель Судьбы глубоко затянулся, наблюдая за потрескиванием табака. И вдруг ему в голову пришла на удивление удачная мысль, которая позволяла оценить ситуации с другой стороны. Он сосредоточился и попытался закрепить её в памяти. Тут на его плечо легла чья-то рука:

– А знаешь, с другой стороны, это ведь не так уж и плохо: небывалое несравнимое могущество, предельно ясное и расширенное сознание, доступность абсолютно всех земных благ, всеобъемлющее знание о мирах Земли, невероятно большой срок земного существования, бесконечное море свободного времени, способность к космическим путешествиям, общение с инопланетными Повелителями, независимость и свобода! Только прикинь. Единственно, что нужно исполнять свои обязанности, но их можно и отложить, время подвластно лишь тебе. Практически рай!

– Но откуда ты узнал о том, что ты Повелитель Судьбы?

– Я же сам и рассказал. Правильней будет, сейчас и рассказываю. Сам себе.

– Точно. Абсурдная ситуация. Я сам себя сделал Повелителем Судьбы и сам себе объяснил, как это нужно делать. Не найдёшь концов. Кто же на самом деле это сделал со мной?

– Судьба.

– Её нет.

– Тем не менее, я её орудие.

И, касаясь друг друга плечами, в кабак вошли два Пленника Судьбы… Нет, вошёл один, но – Повелитель Судьбы.

КОНЕЦ

Бороздун Космоса

Фантастический роман

Эпизод первый. Пьяная Скотина.

1.

Люберец собирался сегодня вечером поработать на дому – горел план, а у него не ладилась внутренняя планировка в новом проекте космического корабля – никак не хотел помещаться санузел. Решить проблему не удавалось. Люберец пришел к выводу, что проект придётся переделывать заново, и на этот раз учесть, что людям где-то необходимо удовлетворять свои биологические потребности. Эта дура Родина, которой Люберец по еë собственной инициативе доверил проектирование плана, видимо, забыла, что человек без туалета не может долго носить гордое звание Человек, за два дня накропала чертëж и вся такая довольная пришла докладываться Люберцу. Тот тоже сперва был доволен – Шеф дал две недели на работу, а Люберец управился за пару дней. Стала блазниться премия.

– Ах ты, Родина ты моя маленькая, ах родная ты девочка, родимая Родина! – Не мог нахвалиться Люберец на свою подопечную. – Ах ты лапушка моя!

Родина цвела и благоухала под приторные комплименты Люберца. Она несколько лет была в него тайно влюблена, и вот теперь, наконец, после того, как Люберца бросила жена, убежав с молодым, подающим надежды бизнесменом, у неё появился шанс, что её, Родину будут любить и почитать.

– Киска ты мо… Что такое?! Погоди, да где же? Родина ты Уродина! Где, ядришкин кот, ватерклозет?! Где, по-твоему, пилоты должны..? А?! Они не роботы, к вашему сведению, как было на старых Космических Разведчиках! Может, прикажешь им опорожняться в отсеке атомного реактора прямо на графитовые стержни?!

Видя, что Родина начала молча всхлипывать, Люберец благодушно решил, что хватит распекать нерадивую сотрудницу и надо бы её приободрить:

– Нишкни, Родина-мать! Вытри нос, выпей валерьянки и успокойся. Завтра напишешь объяснительную. Так и быть – план сам исправлю. Всё, свободна!

Назавтра Родина принесла Люберцу объяснительную, в которой написала лишь два слова: "Люберец – скотина!" и прошение о переводе в другой отдел. Люберец прошение отклонил и отправил Родину подшивать докладные на себя самого, накопленные им за годы службы в проектном отделе. По идее, они предназначались для Шефа, но до него не доходили, так как Шеф ни один документ не рассматривал, если на нëм отсутствовали подпись и печать начальника отдела. Сотрудники, кляузнившие на Люберца, подсовывали ему эти докладные вместе с другими бумагами, чтобы Люберец случайно подписал и их заодно, но тот всегда читал то, что подписывал, и поэтому и ещё потому, что медленно читал, стол его был завален документами до потолка. Но Люберец любил порядок и в течение рабочего дня аккуратно раскладывал бумажки стопками, за которыми его порой самого скрывало с головой, и за которыми Люберец прятался, когда приходило начальство.

К подшиваемым Родиной докладным Люберец присовокупил и её "объяснительную". Чего только ни писали в них трудолюбивые работники проектного отдела! Про то, как Люберец продавал иностранным компаниям за валюту секретные чертежи; про то, как брал и давал взятки; про то, как работал на мафию, ЦРУ, пришельцев и на общество защиты деревянных гномиков. Люберец с удовольствием перечитывал эти анонимки, так как ему льстило, что его считают таким важным и всюду поспевающим. На самом же деле иностранные компании не интересовались их чертежами, так как эти чертежи в своë время были у них у самих же и украдены; взятки на их закрытом полусекретном предприятии давать друг другу уже давным-давно наскучило; на мафию, в связи с её всеобщим распространением, в том числе и в правительстве, работали, так или иначе, все; ЦРУ занималось ныне только поимкой предателей внутри себя самого, и вербовать новых шпионов ему было просто некогда; пришельцев пока что видели лишь наркоманы, алкоголики, шизофреники и агенты национальной безопасности, в число последних, по слухам, входили те же самые наркоманы, алкоголики и шизофреники; что же касаемо общества защиты деревянных гномиков, то Люберец действительно являлся его активным членом, несмотря на то, что на территории их городка был замечен всего лишь один деревянный гномик, да и тот ни кому не нужный по причине своего трухлявого состояния.

В течение нескольких дней Люберец бесцельно болтался по своему кабинету, время от времени поглядывая на пустой планшет и заставляя себя (впрочем, не очень упорно) приняться за работу. Наконец, он решился и попытался пристроить гальюн в старый план Родины, но он туда никак не хотел помещаться, хоть Люберец и потратил на эту попытку целых десять минут.

Уже через пять минут он пил чай с Родиной и вспоминал, куда же дел свою последнюю заначку. Хоть жена от него и ушла, многолетняя привычка, являющаяся для всех мужчин безусловным рефлексом, осталась. От того, что он не мог вспомнить, Люберцу было слегка тоскливо, и Родина скрашивала его печаль.

Она больше не обижалась на него. Родина вообще ни на кого долго не обижалась и не сердилась, даже тогда, когда её первый муж повесился после их первой брачной ночи. Второй муж бросил её ради любовницы, и Родина сердилась лишь до тех пор, пока не явилась в образе Смерти к коварной разлучнице и неверному мужу прямо в разгар их бурного общения, в результате чего произошло их не менее бурное склещивание. После такого шока слабонервный бывший муж стал также и в мужском качестве бывшим. Третий муж предал Родину (не жену, а государство), и его расстреляли прежде, чем Родина успела рассердиться. Теперь она пророчила Люберца на место четвëртого мужа, и потому сердиться на него в этот подготовительный период сильно не могла, чтобы чего доброго не вспугнуть.

Их закрытое полусекретное предприятие НИПРИКОЛ (Научно-Исследовательское Предприятие, Разрабатывающее Искусственные Космические Объекты Летающие) проектировало и строило аппараты под рабочим названием КРОПОТИН (Космический Разведчик Околоземного Пространства ОбщеТехнического и Индивидуального Назначения), и занималось этим уже …цать лет, начиная скромно с выполнения госзаказов на спутники-шпионы. Но позже, когда РФ, кроме внешних врагов, напоминавших внешне друзей, стали терзать внутренние дрязги, когда каждый губернатор захотел стать президентом страны, а президент был один и уже долгое время один и тот же, и когда РФ в конце концов распалась, когда НИПРИКОЛ оказалось на территории новоиспеченного суверенного государства УФ (Уральская Федерация), тогда оно принялось строить не только спутники-шпионы, но и прочие спутники мирного назначения и даже космические корабли, назвав их все КРОПОТИНами. Другие окрестные молодые государства, такие, как ИК (Ижевское Княжество), БФ (Бурятская Федерация), Москво-Китай (с императором Чо Мао Дали), ХЗ (Ханство Западное), КОКО (Королевство Коми), ВОР (Волжская Объединенная Республика), и многие другие тоже хотели в Космос, а так как они не имели такого предприятия, то покупали у НИПРИКОЛа Космические Разведчики, чем способствовали экономическому подъему УФ. Поэтому президент Уральской Федерации Утипутин был лично заинтересован в процветании предприятия и не заинтересован в его простое.

Люберец сознавал значимость своей работы, но не с патриотической точки зрения, а лишь с точки зрения сохранности своей шкуры, и поэтому взял работу на дом, понимая, что иначе не успеет сдать её в срок, за что, естественно, может поплатиться своим местом, и, возможно, даже самым дорогим своим местом. "Вот ведь какая Родина, однако, – думал Люберец, глядя на её чертёж, – без бутылки не разберёшься." Однако одной бутылки оказалось недостаточно, после второй что-то вроде стало проясняться, но после третьей захотелось просто напиться. Люберец плюнул в центр чертежа, выкинул готовальню в форточку и легкой шаткой поступью собрался в магазин. И вот тут-то появился Гнида.

Гниду мало, кто любил – Гнида всë-таки – но терпели, потому что он единственный в их городке сумел сохранить тайну приготовления дивного, но тошнотворного напитка, именуемого самим Гнидой "КОНЬЯК ****** (шестизвёздочный). Гнида даже организовал контрабандный экспорт своей оригинальной продукции, получая за неё немалую прибыль. Однако местным жителям он накручивал цену почти как за настоящий армянский коньяк, и им приходилось с этим смиряться, так как в их закрытом городке постоянно имели место перебои с алкогольной продукцией.

– Ну что, Люберец, куда пошёл? – Спросил Гнида вместо приветствия.

– Да так… прогуляться. – Неопределённо ответил Люберец. – А чего?

– Может, выпить хочешь?

Люберец притворно зевнул:

– Не-е, что-то спать потянуло. Да и денег совсем нет…

– Жалко, что не хочешь. – Гнида подозрительно быстро собрался уходить.

– Погоди, дак у тебя что – есть?

– Не могу же я к старому другу прийти без ничего, – изобразил возмущение Гнида, показав на полный пакет, который держал в руках. В пакете что-то призывно звякнуло.

Люберец сощурился, слегка покачнувшись:

– Откуда эта щедрость?

– Новый рецепт испытываю, – не стал отнекиваться Гнида.

– Так чего ж ты, как не родной, на улице топчешься? – Оживился Люберец. – Входи давай.

Люберец не был бы Люберцем, если бы отказался – на халяву можно и с Гнидой его нового сомнительного пойла выпить.

2.

Такого шикарного похмелья Люберец ещё не испытывал! Было плохо, как никогда. Голова, гудящая и огромная, как жизнь, всё время пыталась оторваться и покинуть бренное тело Люберца, что ей, естественно, не удавалось, и Люберцу приходилось следовать за ней. Это вызывало приступы тошноты, такие жуткие, что Люберцу хотелось умереть, а лучше никогда не рождаться. Но голову было немного жалко – если она куда-нибудь улетит, то во что же Люберец будет есть? Но пока голова оставалась на месте, и в ней бултыхалось какое-то месиво, из которого периодически выплывали отрывочные воспоминания…

«…– Пос-слушшш… Ты же Гнида! А п-почему ты Гнида?

– Уррродили такомши, а чо?

– Чо, ч-чо? Ни чо! За ким лешим ко мне п-припёрся?

– Обчительный по натуре, а чо?..

…– Род-динка ты м-моё н-ненаглядное, лап-пушшка ты моя, уси-пуси.

Куда п-пшшла, сючка?! Ходь сюды, моя родненькая, д-дай я тебя п-

полюбаю, моя, ох.

– Люберец, да ты чего? Что ж так сразу-то? Я прям не знаю, что на тебя нашло. Ну ты что? Гена же здесь. Ну ладно, Гена спит, ну ладно, да погоди ты – дай хоть расстегну, ну давай… так чего ж ты? Не спи…

…– Л-люберррец! Ты чо?! Да всё ведь хорррошо. А-а-а! Прррекрррати! Что я тебе сделал? Не бей меня! Гнида я Гнида, успокойся.

– П-падла ты, с-своулощь! Н-на, блин!..

…– Ребята, вы куда на ночь-то глядя? С ума сошли! Милый, успокойся, ложись спать… Да что ж это такое?! Гена, скажи ему! На какой космодром?! Быстро спать!.. Ты что? Мне же больно! Иди, куда хочешь, но в такой состоянии не появляйся больше… Да не пойду я никуда с вами, что я дура что ли?..»

Голова чуть было не лопнула от нахлынувших картин прошедшего вечера. Люберец решил, что надо очухиваться, но боялся даже приоткрыть глаза, во-первых, и та малая толика воспоминаний, которая посетила его, не вселяла оптимизма, а, во-вторых, он не чувствовал своего тела. Не то, чтобы перестал ощущать собственные руки-ноги, тело и, тем более, разламывающуюся голову, просто они стали подозрительно лёгкими и невесомыми, что для грузного Люберца являлось весьма неестественным. Но, находиться неизвестно где с закрытыми глазами, было ещë страшнее, поэтому Люберец пересилил себя и приподнял опухшие веки, о чëм тут же пожалел.

Первые секунды Люберец не понимал, где верх, а где низ, так как его вестибулярный аппарат сходил с ума от отсутствия силы тяжести и, обижаясь на это обстоятельство, периодически отключался. Голова тут же закружилась, и к горлу подступил противный комок. Люберец висел без всякой опоры посередине какой-то комнаты. Он стал отчаянно барахтаться, пытаясь достичь хоть какой-то более-менее твëрдой поверхности, но это ему не удалось в связи с тем, что не от чего было оттолкнуться. Поорав недолго в панике и подрыгав без толку конечностями, Люберец почувствовал себя хуже и решил прекратить самоистязание. Тут, правда, очнувшийся орган равновесия принялся бомбить многострадальный мозг сообщениями о том, что, видимо, мир рушится, при чëм прямо на их голову, отчего тошнотворное головокружение усилилось. Пытаясь не выпустить рвущийся наружу пищевой комок, Люберец каким-то чудом смутно припомнил один из законов физики, которую сроду не знал. Ему в голову пришёл один способ перемещения в пространстве, который ещё Циолковский пытался водворить в жизнь (вы, конечно, догадались, что имеется в виду реактивная тяга), правда, в качестве начального импульса в случае с Люберцем подразумевалось не очень-то лицеприятное использование движущей силы акта отторжения регургитирующих масс из желудка в пищевод и далее наружу. Но, представив себе это душещипательное зрелище, Люберец решил использовать метод попроще. То есть, кинуть что-нибудь в сторону, противоположную от предполагаемого направления движения. Например, часы…