Текст книги "С блокнотом по Корее. Версия 2.0"

Бутыль с вином я получил, несмотря на раздраженное ворчание хозяина: мол, зачем ты этому иностранцу даешь такую ценную вещь. Но хозяйка сумела настоять на своем, и из дома старосты я вышел, сжимая в руках удивительный эликсир. По рекомендации старосты деревни мы отправились в дом к господину Ви Сонъёлю. Там перед входом во двор также был установлен металлический щит, сообщавший прохожим о том, что и это строение является достопримечательностью местного значения.

Господин Ви Сонъёль, лет 60 на вид, встретил нас не очень дружелюбно. Он был одет в белую корейскую национальную кофту чогори, сшитую из легкой (и очень дорогой) ткани из рами и брюки традиционного покроя из той же ткани. На вопрос профессора Хван Пхэгана, есть ли дома у господина Ви какие-нибудь старинные книги, очень торопливо ответил, что у него ничего нет, что он очень занят и временем для приема гостей не располагает. Ситуацию спас староста деревни, подъехавший несколько минут спустя на своем автомобиле. Только после его рекомендации хозяин пустил нас в дом и достал из платяного шкафа завернутые в чистую материю книги. Причина такого отношения к нам, а также весьма странного способа хранения книг выяснилась чуть позже из беседы с хозяином.

Оказывается, в последнее время по деревням стали шастать какие-то непонятные люди, которые разными путями пытаются выудить у стариков рукописи и ксилографы. Говорят, что один раз был даже случай убийства из-за них. К самому Ви Сонъёлю приходили весьма агрессивные люди, назвавшиеся «представителями университета», и силой забрали часть его коллекции. С тех пор он стал распускать слух, что у него дома больше не осталось книг, а то, что тогда не унесли, он прячет, чтобы случайные посетители ничего не видели. Поэтому-то поначалу так и отнесся к нам. Однако, поговорив немного с профессором Хван Пхэганом и поняв, что действительно имеет дело со специалистом высочайшего класса, хозяин стал очень дружелюбным и даже угостил корейскими хлебцами тток.

В числе интересных документов профессор Хван Пхэган выделил распоряжение о разделе имущества покойного, составленное в 15‐й год правления китайского императора Канси, то есть в 1677 году. Документ представлял из себя аккуратно сложенный огромный лист высотою в 60 см и длиною в несколько метров. Начинался текст большими китайскими иероглифами, естественно расположенными в направлении сверху вниз, справа налево, по 7 иероглифов в строке. Основной текст был написан мелко, по 30 иероглифов в строке. В целом его содержание сводилось к тому, что бóльшая часть имущества покойного передавалась храму предков, далее в порядке очередности шли старший сын, младшие сыновья, муж дочери и так далее. В конце распоряжения называлось имя жены покойного, «заверенное» отпечатком ее руки. Правильность документа удостоверяла печать местной управы.

Ознакомившись с коллекцией господина Ви, прежде чем распрощаться, мы сфотографировались перед домом. Большой, просторный, красивый дом в традиционном стиле со спутниковой антенной у задней стены. Может быть, менее прочный, чем особняки, выстроенные из кирпича. Зато, наверное, более уютный, здоровый, лучше гармонирующий с ландшафтом, и просто красивый – такой, в каком жили предки в течение тысяч лет.

Итак, экспедиция почти закончена. Мы возвращаемся в здание деревенской администрации, собираем вещи, делаем последние фотографии на память. Нам не нужно ждать вторую часть нашей группы, отправившуюся в конфуцианский храм Пангеса. Они, закончив работу, самостоятельно доберутся в уездный центр Чанхын. Туда же едем и мы. Дорога обратно уже не так романтична, как и всякая дорога обратно. Эту ночь мы проведем в небольшой дешевой гостинице типа ёгван (여관). Там же всем студентам, в том числе и той группе, что занималась сугубо фольклорной работой, предстоит отчитаться о проделанном. Но это после ужина. А ужинать мы будем в небольшом ресторанчике напротив гостиницы. Он настолько маленький, что все студенты не поместятся в нем сразу. Поэтому ужинаем посменно. Естественно, что я вместе с профессорами – в первую очередь.

Среди профессоров, и не только тех, кто посещал дом старосты деревни Панчхон, прошел слух, что «господину Сергею» удалось добыть у жены старосты литровую бутыль с настойкой на корнях полыни. Говорят, что по этому поводу я должен угостить профессуру. Или я жадина? Иду в гостиницу за драгоценной бутылью. Угощаю и профессоров, и старших студентов. Пьют мои «гости» немного, однако половина того, что я должен был употребить в морозные русские ночи, уже перекочевала в корейские желудки. Но мне не жалко, так как удалось столько увидеть и узнать. И ведь благодаря профессору Хван Пхэгану все это для меня – бесплатно, хотя, например, студенты обязаны оплачивать часть экспедиционных расходов.

Гостиница, где мы остановились, называлась по имени города – «Чанхын». Итоговое собрание решили провести на крыше. Для Южной Кореи это нормально. Крыши невысоких кирпичных строений здесь всегда плоские и огорожены по периметру, то есть крыша служит неким балконом-площадкой. Однако электрическое освещение конструкцией не предусмотрено. Поэтому студенты установили мощные переносные фонари, расстелили газеты на цементном полу, принесли напитки и снэки– сушеных кальмаров, печенье.

Часам к десяти вечера все собрались, рассевшись в большой круг на расстеленные газеты. Выступление начал профессор Хван Пхэган, уделив особое внимание целям фольклорной экспедиции. Он сказал, что подобная экспедиция – это не просто трех-четырехдневная поездка в провинцию с целью сбора материала. Нельзя просто так приехать, промчаться по деревням, а затем преспокойно вернуться в Сеул, благополучно забыв о людях, с которыми доводилось встречаться. Нужно обязательно написать благодарственные письма всем тем, с кем приходилось общаться, прислать им фотографии. Нужно установить прочные связи с жителями деревни. И только тогда можно считать цели экспедиции выполненными.

Слушая профессора, я понял, что основная работа с теми материалами, которые удалось найти, еще предстоит. А пока это было лишь предварительное ознакомление, и прежде всего не с самими памятниками письменности, а скорее с их владельцами.

Еще профессор сказал, что такие экспедиции очень полезны потому, что студенты, которым учиться было тяжело или неинтересно и которые хотели уходить с факультета, после участия в таких экспедициях часто меняют свое решение и остаются.

Потом выступали другие преподаватели, а за ними – студенты. И каждый рассказывал о чем-то своем, особо запомнившемся за эти несколько дней.

После собрания профессора отправились отдыхать, а студенты остались, рассевшись кружками по учебным группам. Я тоже пытался пристроиться к студентам. Но все же мой статус гостя профессоров не позволял им вести себя раскованно, и я поспешил удалиться в номер, чтобы не мешать. Тем более так хотелось принять настоящий цивилизованный душ!

День четвертый, 27 июля 1995 года.

Последний день уже завершившейся экспедиции был потрачен на дорогу в Сеул. Встали около семи часов утра, позавтракали в ресторанчике перед гостиницей супом с соевым соусом твенчжан ччиге (된장찌게) – коричневатым на вид, несколько острым, одним из наиболее распространенных традиционных корейских супов.

Дорога от автостанции города Чанхын до города Кванчжу прошла для меня быстро и незаметно, потому что я сидел рядом с профессором Чон Гванхёном и все время беседовал с ним. Профессор Чон работал с фольклорной группой, изучавшей диалекты, поэтому я с ним практически не общался. Вчера, на общем собрании, я обменялся с ним несколькими формальными фразами, почувствовав, что он относится ко мне несколько свысока, как к европейскому профану, ничего не понимающему в корейской культуре и выставляющему себя за ученого. Сегодняшняя беседа в автобусе изменила его пренебрежительное (стандартное для корейского корееведения) отношение ко мне, как представителю Запада. Когда в Кванчжу мы посещали местный исторический музей, он от своего имени подарил мне купленный им альбом о музее.

Обедали в небольшом, дешевом, очень старом и, я бы сказал, не совсем приглядном ресторанчике китайской кухни. Хотя был в нем и какой-то романтизм старой Кореи 1960-х. Хозяева не были готовы к такому обилию посетителей. Времени на выполнение заказа ушла уйма. И все ожидали в нервном беспокойстве, так как до поезда на Сеул оставалось всего ничего.

На улице сквозь типичную для корейского лета дымку светило мутное жаркое солнце. Весь мир, казалось, плавился, превращая тело и мысли в аморфную, лишенную формы и смысла массу. Тем не менее, мучаясь в ожидании лапши чачжанмён, я даже написал грубое стихотворение о восточной романтике. Наконец лапшу принесли, и все, с трудом успевая прожевывать пищу, быстро заглатывали ее.

Наш поезд был проходящим, шел из юго-западного порта Мокпхо и, к счастью, немного опоздал.

Пройдя билетный контроль на вокзале станции Сончжонни, что в предместьях Кванчжу, почти без сил мы зашли в прохладный, с кондиционером вагон поезда второго класса «Мугунхва». Студенты-старшекурсники, естественно парни, достали откуда-то бутылочку корейской водки сочжу, предложили выпить вместе мне и преподавателям. Из вежливости я принял предложение. И вскоре, как и по дороге в Кванчжу, в начале экспедиции, все уснули, и только я и профессор Хван Пхэган вели долгие разговоры о корейской культуре. Конечно же, в этой беседе я был скорее покорным слушателем, чем равным собеседником. Ибо, несмотря на мои тринадцать лет занятий корейским языком и культурой, мне еще многому предстоит учиться – думаю, на протяжении всей жизни.

Раньше я заезжал в город Тэчжон, что расположен в провинции Южная Чхунчхон, только проездом, и никогда не оставался в нем ночевать. В октябре 2004 года я провел в этом городе несколько дней.

Удивительный город. Не в том смысле, что хороший или плохой, а просто странный какой-то.

Жил я, как оказалось, в восьми минутах ходьбы от исторического центра, то есть от улицы, соединяющей железнодорожный вокзал с провинциальной управой. Под всей улицей, наверное на протяжении более километра, расположены бесконечные торговые ряды, основные покупатели в которых – молодежь.

Несмотря на то что я жил рядом с центром, улицы моего квартала, застроенные низкими двух-трехэтажными домами, были пустынны и днем, и вечером, и ночью. В особенности странным было впечатление от вечера. И людей на улицах нет, и огни в окнах домов не горят – мертвый город!

В центральном квартале тоже есть то, что вызывает некоторое недоумение. Это невероятная грязь. Кажется, весь центр города завален старой (истоптанной прохожими) бумажной рекламой, окурками, бумажными стаканчиками. И все это не убирается днями. И только у пустых и темных по вечерам лавочек местного вещевого рынка торговцы старательно выметают территорию перед своими магазинчиками.

Странный мертвый город. И кому это в голову могла прийти дикая идея переноса сюда административной столицы Южной Кореи?

* * *

И все же Тэчжон – это не совсем «мертвый город»; быть может, даже совсем не мертвый. Быть может, я просто попал в самый странный район Тэчжона – Сонхвадон.

Поздно вечером, около одиннадцати часов, я вышел погулять из своего тихого и мертвого квартала в направлении северо-запада. К своему большому удивлению, за почти деревенским кварталом я обнаружил многоэтажные офисные здания, ярко освещенные широкие улицы… по которым ехало не так много автомобилей. Все же какая-то жизнь. Около шести вечера, когда корейцы возвращаются с работы, на этих улицах даже бывают пробки…

* * *

Тэчжон многим отличается от городов Южной Кореи, в чем-то будучи ближе к европейским городам, а в чем-то – дальше от них.

Например, в Тэчжоне еще в 2004 году были улицы с названиями, и этих улиц много. Если в Сеуле, например, улица, имеющая название, – это довольно редкое явление, охватывающее центр города, то в Тэчжоне буквально каждая «дыра» в глубине квартала называется «улицей», да еще с собственным особым именем. Правда, имена эти чуть менее разнообразны, чем, скажем, в России.

Во-первых, в названиях улиц Тэчжона на конце слова всегда присутствует слово-слог ро – «большая дорога» или киль – «маленькая дорога, путь». «Дорог», имеющих схожие имена (которые расположены в одном квартале), как правило, несколько. Например, может быть «Первая Дорога родника» (샘터 1길), «Вторая Дорога родника» и т. п. Обычно максимальное число таких «дорог» не превышает 5–7.

Дело в том, что вплоть до второго десятилетия XXI века пространство в городах Южной Кореи делилось на районы и кварталы, имевшие имена собственные. Всем домам в квартале присваивали номера. Причем номера эти не всегда давались в каком-то логически объяснимом порядке. Поэтому незнакомым людям, например водителям такси, до эпохи спутниковых навигаторов было очень непросто найти нужный дом. Постепенно Южная Корея стала отказываться от старой системы обозначения адресов и переходить на новую, западную, с названиями улиц и номерами домов на них. Очевидно, Тэчжон стал одним из первых городов, в котором власти протестировали новую систему адресов.

Удивительная вещь – провинция. Удивительна везде, в любой части света, а особенно в тех странах, где культура совершенно не похожа на твою родную, да еще есть несколько настороженное отношение к иностранцам и вполне естественное желание не пускать их в свою жизнь.

Двадцать седьмого ноября 1996 года я вышел прогуляться в очередной раз по городку N, в котором проживают 80 тыс. человек, и решил зайти в показанный мне днем ранее книжный магазин – кажется, единственный приличный на весь город.

Стеклянные двери с ручками в виде трубы из нержавеющей стали вели в большое просторное помещение с невысоким потолком, по периметру которого были расположены книжные полки. В центре зала стоял газовый обогреватель. Перед ним – два стула, на которых сидели две женщины: одной далеко за 60, другой – лет за 40.

Я вошел и очень тихо, и даже скорее легким поклоном, нежели словами, поприветствовал хозяев и отправился вглубь магазина. Свет там был выключен, и в полумраке я стал рассматривать книги о корейском семейном ритуале. Вдруг почувствовал шевеление за спиной, и над моей головой зажегся свет. Мысленно я поблагодарил хозяев, но почему-то даже не обернулся.

Когда я перешел к стеллажам, стоявшим ближе к выходу, женщина помоложе спросила меня, что мне нужно. Она задала вопрос по-корейски, понимая, что если я рассматриваю книги на корейском языке, то должен хоть что-то понять из ее речи. Незадолго до этого, пока я рассматривал книги, в магазин заходила какая-то знакомая хозяев и, наверное, увидев меня, стала с жаром рассказывать историю о том, как встретила в Сеуле филиппинца, прекрасно говорившего по-корейски.

– Да, это вам не английское «мяу-мяу», с таким человеком и поговорить приятно, – добавила знакомая.

И вот теперь ко мне обращалась сама хозяйка магазина. На мою просьбу показать специальные работы по истории Кореи она ответила, что таких книг здесь нет, а магазин рассчитан либо на школьников средней школы и их программу, либо на среднего потребителя, работающего где-нибудь в фирме. А специальные книги нужно искать в Сеуле или в книжных магазинах университетов.

Я еще немного побродил между книжных стеллажей и собрался было уходить, когда хозяйка поинтересовалась у меня, кто я и откуда. Узнав, что из России и работаю преподавателем, она принесла мне со второго (жилого) этажа здания магазина чашечку кофе и мандарины. Рассказала о себе. У нее среднее медицинское образование. Одно время работала медсестрой в Сеуле, потом медсестрой в средней школе. Выйдя замуж, приехала в N, где у мужа жили родители и было место преподавателя в школе. Когда отец мужа состарился, пришлось расстаться с работой в школе и взять в свои руки дело отца – книжный магазин. Таков долг старшего сына – заботиться о родителях. Днем посетителей в магазине почти нет. Но ближе к вечеру, когда служащие и школьники возвращаются домой, покупателей больше, и торговля более или менее идет.

Пока мы сидели, несколько раз в магазин заходили и другие родственники хозяина – в частности, младший брат с женой, приехавший на осеннюю церемонию поминовения предков и посещения могил сичже. Хозяйка стала все более отвлекаться на новых посетителей, и я решил уйти. Время общения со мной истекло.

* * *

Совсем иное в эпоху Интернета. 18 июля 2017 года подошел к справочной службе в столичном книжном магазине «Кёбо», что в районе Кванхвамун, и спросил:

– А где у вас отдел, в котором продают энциклопедии? Мне нужна историческая энциклопедия. На что сотрудница магазина ответила:

– Такого отдела нет. Нет у нас энциклопедий. Одно время мы перешли на продажу DVD с энциклопедиями, а теперь нет в продаже и их. Всё – в Интернете, и энциклопедии сейчас вообще не печатают.

В корейской бане города N я был дважды. Первый раз знакомый отвез меня туда на старом мотороллере 1 марта 1998 года. Причем, когда он позвал меня съездить с ним «в одно место», я не разобрал, что это будет баня, поэтому надел легкий свитер и обул первые попавшиеся шлепанцы, которые оказались на несколько размеров меньше того, что было нужно. Поэтому дорога до бани оказалась непростой (нужно был делать все возможное, чтобы по дороге шлепанцы не слетели с ног).

Оплатив мое посещение бани (в стоимость включалось полотенце; зубную щетку и шампунь пришлось оплатить отдельно), знакомый сказал, что дорогу до дома я и сам знаю, после чего развернулся и неспешно укатил по своим делам.

Ненавистные шлепанцы я оставил при входе в мужское отделение. Напротив входа находился металлический шкаф с закрывающимися на ключ ячейками для одежды. Ключ крепится на резинку, которую надевают на щиколотку. Слева – огромное, на всю стену, зеркало с феном и одной на всех посетителей расческой для волос. Справа – такое же зеркало, перед которым прикреплена длинная полка с различными лосьонами и корзинкой с ватными палочками для чистки ушей.

Я разделся, взял с собой зубную щетку, одноразовый шампунь и ключ от шкафчика и направился в умывальню, отделенную от раздевалки стеклянной стеной. Умывальня представляла собой вытянутый в длину зал. Справа – лишь два душа для умывания стоя. Остальные лейки душа – десять слева и пять справа – расположены так, что под ними можно мыться лишь сидя. Ручка крана одна – только для теплой воды. Привычного смесителя нет. Посередине умывальни – два бассейна. Один большой, с теплой и слегка мутноватой водой. Другой – скорее миниатюрная ванная, откуда берут теплую воду для поливания из тазика. В дальнем левом углу – довольно большой бассейн с холодной водой, над которым надпись: «Перед принятием ванны просьба начисто вымыться». Справа от бассейна с холодной водой – небольшая кабинка сауны на двух-трех человек. Стены обшиты деревом. Но на скамейку сесть практически невозможно, так как из нее торчат накалившиеся железные гвозди.

Кладу зубную щетку и шампунь на приступочек, что около «сидячих» душей. Иду в сауну. Там – один кореец. Опасливо теснится и вскоре уходит. Сауна электрическая. На одной из стен – металлический лист с надписью, рекламирующей целебные источники «Ячжасу».

Кроме меня во всей бане только двое мужчин: один в возрасте, другой – молодой. Судя по всему, они либо друзья, либо родственники. Трут друг другу спину. Но пользуются исключительно душем стоя.

На полу умывальни тут и там – пластиковые тазики, а также темно-синие «пластмассово-резиновые изделия», представляющие собой два соединенных вместе круга, толщиною порядка 5 см. Это – приспособление для сидения на полу (как раз под низеньким душем), которые я назвал по-русски «подзадниками». Молодой кореец сидит именно на таком и жесткой мочалкой трет кожу. Это исконно корейская часть процедуры умывания в бане. Не содрав с себя несколько слоев всего того, что накопилось на теле, кореец не чувствует себя нормальным человеком.

Выйдя из сауны, я моюсь под «сидячим» душем, принимаю холодную ванную, снова греюсь в сауне. Но на «подзадник» сесть не решаюсь.

Корейцы не обращают на меня особого внимания. Они уходят из бани раньше, и я на некоторое время остаюсь в одиночестве. Спокойно покидаю умывальню, вытираюсь полотенцем, пользуюсь общественной расческой (которая одна на всех), феном, чищу уши ватной палочкой. Хорошо.

Путь домой в шлепанцах, которые мне явно не по размеру, под светом яркой дальневосточной луны с подсветкой из звезд, не кажется тяжелым.

* * *

Когда я пошел в корейскую баню во второй раз, а это было 3 марта, то знакомый решил помыться уже вместе со мной. Эта была другая баня. С большей по размеру сауной, в которой гвозди не торчали из сидений скамеек. На скамейках были легкие одеяла. В этой сауне оказались большие и чистые бассейны. И, соответственно, – немалое число посетителей. Действительно, баня пользовалась особой популярностью среди жителей города N. Здесь не встретились «сидячие» души и «подзадники»: вместо них посетителям предлагались нормальные пластиковые табуретки.

А в первую баню знакомый меня отправил потому, что сам со мной пойти не мог и, видимо, переживал, что я буду стесняться. Поэтому и привел в малолюдное место.

Самым примечательным во второй бане мне показался огромный стеллаж с открытыми полочками – штук 60–70, – стоявший при входе. На полочках были сумочки и пакетики с именами – банные принадлежности постоянных посетителей.