Текст книги "Живые и взрослые"

3

– Двадцать три, – считает Гоша, – двадцать четыре, двадцать пять…

Гоша подтягивается каждый раз по дороге во Дворец Звездочек. Еще в прошлом году он заметил эту яблоню с низко нависающими ветвями. Сначала он просто подпрыгивал и касался пальцами шершавой коры – а за лето вытянулся и уже легко смог в прыжке уцепиться за ветку. Подтянуться дальше было делом техники. Иногда получалось двадцать раз, иногда – двадцать три, сегодня вот – двадцать пять. Если честно, Гоше все равно сколько – прыгать, подтягиваться, бегать и драться для него так же просто и естественно, как для Левы – читать книжки, а для Марины – разбрасывать носком туфли красные осенние листья.

Книжкам Гоша предпочитает кино. Лучше всего – про войну, типа «Неуловимого»! Здоровское кино! А главную роль там играет Илья, Гошин двоюродный брат. Гоша гордится этим, но никому не рассказывает: не хочет оказаться «братом того самого Ильи, который “Эй, пацан, покажи класс!”».

«Эй, пацан, покажи класс!» – коронная фраза из «Неуловимого», ее все знают, даже кричат во время драки, когда своих подбадривают.

Да, фильмы про войну хорошие, но еще лучше – про драки, про технику об-гру, специально разработанную после Проведения Границ для отражения атак мертвых. Об-гру означает «оборона голыми руками», и настоящий мастер об-гру может один справиться с целым отрядом вооруженных мертвецов, не говоря уже о каких-нибудь зомби, тингах или фульчи, которых в об-гру-фильмах герои расшвыривали во все стороны десятками.

Два года Гоша занимался об-гру во Дворце Звездочек, даже заработал себе двойной серебряный браслет – так называлась третья ступень обучения. На самом деле это был никакой не браслет, а две переплетенные серебряные нити, которые можно было носить на запястье. Однажды Рыба увидела эти нити и устроила страшный скандал: она кричала, что на самом деле об-гру – это мертвая техника, что ее нельзя адаптировать для живых, что она не позволит в ее школе носить всякие мертвые браслеты! Гоша попытался заикнуться про Дворец Звездочек, но в ответ услышал, что во Дворце Звездочек он может делать что угодно, хоть из окна прыгать, а в школе должен вести себя как положено. Сегодня мальчики начнут носить браслеты, а завтра девочки явятся в сережках и бусах!

Вот ведь глупость! В других школах старшеклассницы давно уже ходили с сережками, а Рыба все вылавливает в коридорах девчонок и требует показать уши: есть дырка или нет.

– С чего она взяла, что об-гру – мертвая техника? – спросил он тогда Леву, своего друга и соседа по парте.

– Ну, на самом деле мертвая техника только положена в основу об-гру, – объяснил Лева, – то есть говорят, это какая-то техника из Восточного Заграничья. А еще мастера об-гру верхних ступеней используют специальную практику: перед началом боя представляют, что они – мертвые. И поэтому, мол, они сражаются бесстрашно.

– По-моему, это бред какой-то, – сказал Гоша, – я об этом никогда не слышал. И кстати, почему это мертвые сражаются бесстрашно – то-то они в войну от нас драпали, только пятки сверкали.

Гоша сам удивился: как это он полез спорить с Левой? Обычно он во всем с ним соглашался – еще бы, Лева столько книг прочел, столько всего знает! Но все-таки назвать об-гру мертвой техникой – это полная чушь.

Если и было в этом мире что-то безусловно и однозначно живое – так это об-гру. Гоша был в этом полностью уверен.

На счете двадцать пять Гоша спрыгивает на землю, хватает сумку, лежащую в побуревших за последнюю неделю листьях, и бежит в сторону Дворца Звездочек – сегодня соревнование, он боится опоздать.

Гоша вбегает в просторный вестибюль Дворца. Старушка-вахтерша поднимает глаза от вязания и видит, как невысокий коренастый мальчик передает в гардероб куртку. Взяв номерок, Гоша бежит на второй этаж, к раздевалкам спортивных секций. «Опаздывает, наверное», – думает вахтерша и снова начинает считать петли.

Она не знает, что сегодня – районные соревнования по об-гру, во Дворце более пятидесяти спортивных секций, попробуй уследи за всеми!

Гоша обожает соревнования, всю жизнь обожал.

В первом классе он устроил турнир класса по плевкам жеваной промокашкой через трубочку – на дальность и кучность. Турнир проходил на большой перемене, и когда Татьяна Михайловна вернулась в класс, вся доска была покрыта прилипшими комками бумаги. На вопрос «кто это сделал?» Гоша вскочил самым первым. Потом поднялось полкласса, но в школу вызвали именно его родителей: уж больно довольное было у Гоши лицо, когда он крикнул «я!». Только через пару лет Гоша сознался маме: он был уверен, учительница спрашивает, кто победил, – и вскочил за заслуженной наградой.

Весной третьего класса Гоша придумал состязание брызгалок – надо было из окна второго этажа попасть в установленную во дворе мишень. Мишенью был Гошин собственный портфель, а победителем стал Лева – первый и последний раз за всю историю школьных состязаний: в тот раз он сообразил, что дальность и сила струи зависят от диаметра дырочки в брызгалке больше, чем от силы нажатия. Правда, приза победителю, как всегда, не полагалось: наоборот, в результате соревнования Лева отдал Гоше два учебника взамен вымокших.

– Все равно я их уже наизусть знаю, – сказал он.

В первом туре против Гоши выступает невысокий светловолосый мальчик. Гоша легко парирует несколько первых ударов и переходит в контрнаступление. В прыжке пяткой толкает соперника в грудь, приземлившись, проводит подсечку. Противник падает, но тут же вскакивает, едва коснувшись лопатками набивного мата. Гоша отбивает еще несколько ударов, уклоняется в сторону и, схватив соперника за отворот белой хлопковой формы, бросает через бедро.

Гоша слышит крики зрителей. Судья останавливает поединок и поднимает вверх его руку. Вот и хорошо: значит, во второй тур он уже прошел.

В раздевалке Гоша наливает из бесплатного автомата стакан шипучей газировки. Пузырьки щекочут ноздри. Гоша задерживает дыхание и считает про себя до двадцати.

На самом деле он не слишком волнуется – это не серьезный турнир, так, районное соревнование. Когда папа спросил его утром, надо ли прийти поболеть за него, Гоша только головой помотал: пусть работает. Если бы мама была в городе, она бы, наверное, все равно пришла – но мама сейчас в экспедиции, вернется только на той неделе. Так что сегодня у Гоши даже нет собственных болельщиков – если, конечно, не считать других ребят из его секции.

Судья объявляет состав пар второго тура. Гоша хмурится: ему досталась какая-то Леля Остапенко.

Девчонка.

Соревноваться с девчонками у Гоши всегда выходило плохо.

Два года назад они поспорили с Мариной, кто быстрее съедет по перилам с пятого этажа. Результатом стало самое скандальное состязание, в котором Гоша когда-либо принимал участие.

Схему соревнований разработал Лева: стартовать по единому сигналу – школьному звонку, по двое наблюдателей на площадках пятого этажа, еще двое – караулят на первом. Наблюдатели кричат, как только ноги участника коснутся пола на первом этаже. Пятая группа наблюдателей располагалась в центре раздевалки – они-то и должны определить победителя, зафиксировав, с какой стороны раздастся первый крик.

Лева также предложил провести заезд во время урока, когда на трассе – то есть на лестнице – не будет посторонних. Две недели ждали подходящего случая, потом заболела математичка Зиночка, и в расписании образовалось «окно». Через пятнадцать минут после начала урока Лева закоротил провода, зазвенел звонок. Соперники заскользили вниз, и на площадке третьего этажа Гоша влетел ногами прямо в грудь Дмитрия Даниловича, низкорослого и злобного географа, вышедшего из класса, чтобы узнать, что случилось со звонками. Дмитрий Данилович – или ДэДэ, как звали его ребята, – был мужчина легкий, а Гоша уже успел разогнаться… в общем, удар сбил географа с ног, словно Гоша провел прием об-гру.

Разумеется, через пять минут Рыба кричала, что исключит Гошу из школы, но еще через пять минут в учительскую влетела Марина. Она сказала, что именно ей принадлежит идея соревнований, да заодно – и вся их организация. Марину почему-то все еще считали пай-девочкой, к тому же «дочкой таких родителей!» – скандал как-то сам по себе утих, а гонки на перилах стали одной из школьных легенд.

Впрочем, продолжение истории известно далеко не всем: через неделю Лева, Гоша и Марина поздно вечером проникли в школу и довели соревнования до конца. На этот раз обошлись без наблюдателей на старте, а финиш был перенесен в центр раздевалки, где сидел Лева.

Победительницей принято считать Марину, хотя Гоша утверждает, что выиграла она только на финальном этапе – в спринтерском забеге по коридору первого этажа.

Так или иначе, в результате Марина заполучила одного верного друга и двух недоброжелателей – Рыбу и географа, а Гоша теперь хмурился каждый раз, когда его соперницей оказывалась девчонка.

На этот раз – пятнадцатилетняя Леля Остапенко.

Черноволосая, коротко стриженная. Выше Гоши на полголовы. Двигается легко, словно танцует. Да, в самом деле – серьезный противник.

Едва касаясь ногами мата, Гоша приплясывает вокруг Лели. Девочка выжидает, словно приглашая атаковать.

Гоша кричит хэ! и наносит удар. Выпад, еще выпад! Раз за разом Леля отбивает Гошины атаки. Мальчик не успевает опомниться, как она переходит в контрнаступление. Гоша пытается закрыться и уже через полминуты уходит в глухую оборону.

Девочка отскакивает назад, словно хочет перевести дыхание. Гоша атакует – хэ! – и тут же пропускает удар левой ногой с разворота. Падает на одно колено, едва успевает парировать следующий выпад, но следующий Лелин удар сбивает его с ног.

Свисток судьи. Поединок окончен.

Да, не везет Гоше с девчонками!

Через два часа Гоша с другими участниками штурмом берет гардероб. Получив куртку, замечает Лелю: девочка вылетела в четвертьфинале, а сейчас сидит на соседней банкетке, шнурует высокие ботинки. На ней – черная куртка с серебряными молниями и расколотыми сердцами. «Ух ты! – думает Гоша. – Она, значит, смертница».

Смертники появились несколько лет назад. Они носят черную одежду, украшенную контрастными серебряными рисунками, многие прокалывают себе уши и даже носы. Говорят, что смертники хотят быть мертвыми: одеваться как мертвые, слушать мертвую музыку, смотреть мертвое кино и вообще – жить как мертвые. В газетах пишут: все это – результат мертвой пропаганды, следствие спецопераций мертвых спецслужб. Рыба называет смертников предателями, но Гоша думает, что если бы смертники были предателями, их бы давно арестовали.

Хотя, с другой стороны, странное желание – быть мертвым.

Впрочем, мертвое кино Гоше нравилось, чего уж там.

До сегодняшнего дня Гоша ни разу не видел смертников – вот он и смотрит на Лелю во все глаза. Девочка поднимает голову и встречается с ним взглядом.

– Привет, – говорит Гоша, – здорово ты меня!

Леля фыркает, перекидывает через плечо черную сумку с об-грушной формой и направляется к выходу. Старушка-вахтерша смотрит на нее осуждающе.

Девочка проходит совсем близко, и Гоша видит: в правом ухе у нее вдето пять серебряных сережек, одна над другой, маленькие колечки, увеличивающиеся вниз, к мочке уха.

«Ух ты, – думает он. – В нашей школе недолго бы она с такой красотой проходила!»

4

Доска покрыта треугольниками и кругами. Зиночка тянется на цыпочках, ищет свободное место, не находит, берет влажную губку и быстрыми движениями стирает несколько чертежей.

– Теперь докажем вот эту лемму, – говорит она.

Зиночка – самая молодая учительница в школе, всего три года после института. Поэтому изо всех сил старается выглядеть взрослой и солидной – а получается не очень. Туфельки на каблучках, полосатая кофточка, худые ручки – одно слово, Зиночка, какая уж тут Зинаида Сергеевна!

Сквозь выпуклые стекла очков Лева смотрит на белые линии на черной доске. Круги, треугольники, формулы. Косой луч осеннего солнца чертит на парте свои прямые и углы. Лева грызет кончик шариковой ручки. Значит, докажем вот эту лемму…

Когда Зиночка предложила остаться после уроков – подготовиться к математической олимпиаде, вызвались только Лева с Никой. Гоша спешил на тренировку по об-гру, да и вообще не слишком любил математику. Марина, конечно, могла составить Леве компанию, но сегодня у нее какие-то свои дела.

И вот они в классе втроем: Лева, Ника и Зиночка. Перед началом занятий Зиночка подошла к Нике, что-то сказала шепотом. Лева только расслышал: «…понимаю, как тебе трудно…» и «…всегда можешь поговорить со мной…». Про что это Зиночка, про Олю, что ли?

Ника сидит на своем обычном месте, а Лева пересел на первую парту. Ему кажется, он затылком чувствует внимательный взгляд девочки, хотя на самом деле Ника тоже смотрит на доску.

Белые круги, треугольники, формулы.

Плоский мир планиметрии – очень понятный мир. Аксиомы порождают теоремы. С помощью простой логики из нескольких очевидных предположений можно получить бесконечное множество истинных утверждений, узнать правду о треугольниках, квадратах и кругах. Здесь можно найти ответ на любые вопросы – если быть внимательным и терпеливым.

В жизни – все не так. Никакая формула не поможет Леве узнать, кто из пятнашек обидел Шурку. Никакие логические цепочки причин и следствий не подскажут, как он может отомстить за сестру. Линии и точки, буквы и цифры – тут они бессильны.

Приоткрывается дверь, на секунду появляется взлохмаченная голова с большими залысинами. Это ДэДэ, коротышка-географ.

– А, Зиночка, вы заняты… – говорит он.

– Нет-нет, – отвечает Зиночка, – я сейчас. Подумайте пока над этой задачей, – и, кивнув Нике и Леве, быстро выходит из класса.

Лева поворачивается к девочке.

– Знаешь, как решать?

– Мне кажется, если провести медианы, то станет понятней, – отвечает Ника.

– Почему это? – и Лева, взяв тетрадку, пересаживается на Маринино место у окна.

Обычно Лева видит только согнутую Никину спину – теперь смотрит на нее сбоку. Она совсем некрасивая: крупный нос, алые пятна на щеках, две тонкие косички торчат в разные стороны.

– Вот посмотри. Очевидно: эти два треугольника подобны… – говорит Ника и тычет в листок пальцем с обкусанными ногтями.

Лева вспомнил, как несколько дней назад на перемене Оля и ее подруги стали напротив Ники и, передразнивая, начали делать вид, будто грызут ногти. Они мерзко хихикали и, куда бы Ника ни шла, догоняли и преграждали ей дорогу. В конце концов Ника убежала, разрыдавшись. Какая все-таки гадина эта Оля, и как все-таки стыдно, что он никак не может защитить Нику.

А что он может сделать? Мальчишки никогда не лезут в девчоночьи дела. Вот Марина могла бы вступиться за Нику – но она не обращает на новенькую никакого внимания. Наверное, злится, что их посадили вместе.

Следы на песке повторяют очертание тела полоза, да и сухая коряга похожа на змею. Лева прижимается лбом к теплому стеклу террариума:

– Всегда хотел, чтобы у меня была змея, – говорит он.

– Ну, черепаха тоже пресмыкающееся, – отвечает Ника.

После занятий у Зиночки они вышли из школы вместе. Нике надо было зайти в зоомагазин – купить мотыля для рыбок. Лева тут же вспомнил: он давно собирался купить Мине новый корм. И вот уже полчаса они переходят от клетки к клетке.

Неподвижно лежит старый кот, то приоткроет один глаз, то вдруг вытянет лапу, выпустит когти. Что он, такой старый, делает в зоомагазине?

– По-моему, похож на Павла Сергеевича, – говорит Лева, – тоже заслуженный, боевой и старый.

– А Павел Сергеевич воевал? – спрашивает Ника.

– Конечно, – отвечает Лева, – в октябре, на День Победы, он всегда рассказывает. Про зомби, про то, как Границу проходили. Ну, сама услышишь. Он клево рассказывает.

– У меня тетя воевала, – говорит Ника, – про войну я наслушалась. Серебряные пули, стрелять прямо в голову, ну и так далее.

– Ага, – кивает Лева, – как в фильме «Веревка для колокола».

Светло-серый сурикат стоит над песчаной норкой, неподвижно, как столбик. Только глазки бегают и подрагивают лапки.

– Похож на географа, – говорит Лева.

– По-моему, географ противней, – отвечает Ника

– Не то слово, – кивает Лева, – на уроках – это еще полбеды! А в походах, говорят, он совсем зверствует.

– Это как?

– Ну, гоняет самыми сложными маршрутами, самыми бессмысленными. Там даже нет ничего интересного – ни красот, ни исторических памятников. Просто, чтобы поиздеваться.

– Может, он ищет что-то? – спрашивает Ника.

– Что ищет? – смотрит на девочку Лева. – Мертвые клады?

– Мертвые клады там, где привидения, – уверенно говорит Ника, – в старых домах, на заброшенных шахтах. Он лазает по заброшенным шахтам?

– Вроде бы нет, – отвечает Лева, – и по старым домам тоже. Да и нет сейчас никаких привидений!

– У меня рядом со старой школой заколоченный дом есть, – говорит Ника, – всем известно, что там привидения.

– Врешь!

– Не вру! Девчонки туда лазили и видели – говорят, прям как в кино! Такое белесое облачко…

– Как в кино, ага, – говорит Лева, – скажешь тоже!

– Не хочешь – не верь, – обижается Ника.

– Ладно тебе, – говорит Лева. Он уже жалеет, что не согласился с Никой сразу, но теперь уже поздно переигрывать. Поэтому он говорит: – Слушай, а может, ДэДэ шпион? У него есть места, где он должен передать секретную информацию… Ну, про оружие или еще про что-нибудь. Там его ждут мертвые резиденты – а он идет туда походом, чтобы не привлекать внимание!

– А зачем ему при этом столько школьников? Почему бы ему просто не пойти в поход одному?

– А может, дети нужны, чтобы открывать какие-то двери… типа как ключи. Мы же ничего не знаем о том, как проходить через Границу, даже Маринкин папа не знает. Это строго секретная информация.

– Ты думаешь, он расставляет детей каким-то специальным образом и от этого открывается проход через Границу?

– Не знаю, – задумчиво говорит Лева, – но представь, он в самом деле шпион, а мы его разоблачим? Вот будет клево! Как в «Стеклянном кортике»!

В осенних сумерках ярко сияют белые линии на асфальте. Черный ботинок Ники перекрывает меловую прямую, задевает ножку цифры «четыре». Лева ставит ногу на «семерку». После Зиночкиных занятий расчерченные на мостовой «классики» кажутся продолжением математических задач.

– Слушай, – говорит Лева, – ты не обращай на Олю внимания. Не парься. Она всех цепляет, да и вообще – страшная гадина.

Ника молчит. Идет рядом, в правой руке – портфель и мешок со сменкой. «Наверное, не надо было говорить про Олю, – думает Лева. – Может, Нике неприятно вспоминать. И так они достают ее каждую перемену».

– Я хотел, чтобы Марина была старостой, – говорит Лева, – но она отказалась. Сказала: ломает.

– А что, Марина лучше, что ли? – спрашивает Ника.

– Конечно, – говорит Лева, – Марина клевая… ну, умная и вообще…

Несколько лет назад Лева думал, будто влюблен в Марину. Общались они так же, как и раньше: иногда втроем с Гошей шли из школы, иногда Лева звонил Марине узнать уроки, пару раз бывал у нее в гостях – вот, собственно, и все. Одно время думал нарисовать у себя на сумке сердце и написать «Марина», но как-то забыл об этом. А потом влюбился в девочку из соседнего подъезда – а с Мариной просто дружил.

– Мы с Гошей с ней дружим, – говорит Лева.

– А ты дружишь с Гошей? – с интересом спрашивает Ника.

Ей нравится Гоша, догадывается Лева, вот оно в чем дело! Ну да, он сильный, девочкам такие нравятся. Недаром папа все говорит, что надо заниматься спортом. Ника, наверное, поэтому со мной и пошла, про Гошу расспросить.

Настроение сразу портится. Почему-то Лева вспоминает Мину – старую, мудрую черепаху. Некрасивую и никому не нужную.

– Ну да, дружу, – говорит он.

Они как раз дошли до подъезда Никиного дома. Девочка открывает дверь, Лева уже собирается сказать «ну, пока», и тут Ника спрашивает:

– Зайдешь?

– Когда-то они были разноцветные, но потом все стали вот такие, одинаковые. Ну, понимаешь, внутривидовое скрещивание.

Лева кивает. Они стоят в комнате Ники у небольшого, литров на тридцать, аквариума. Серые, неотличимые друг от друга рыбки плавают туда-сюда в мутноватой воде.

– Они мне нравятся, – говорит Ника, – они молчаливые. И взаимозаменяемые. Если одна умрет, а другая на ее место родится – даже незаметно будет. А еще – их не жалко.

Почему-то Лева чувствует неловкость. Хочет спросить, зачем заводить домашних животных, если не любишь их? Вот Мина – если она умрет, он будет переживать. И мама с папой будут, не говоря уже о бабушке. А как Шурка будет плакать – страшно представить. К счастью, черепахи живут долго.

– А ты раньше в «пятнашке» училась? – спрашивает он, чтобы сменить тему.

– Да, меня тетя туда отдала, – говорит Ника, – сказала, мне надо заниматься спортом. Правда, спортсменка из меня не получилась, это точно.

– Ты потому оттуда и ушла?

– Ну, не только. – Ника по-прежнему смотрит на рыбок. – Ты вот говорил, чтобы я на девчонок наплевала, не парилась, – так я привычная. Знаешь, как в «пятнашке» меня травили? То в мешок со сменкой напихают грязи, то портфель в туалете в бачок засунут.

– У меня две недели назад сестру младшую побили, – говорит Лева, – ну, когда она мимо «пятнашки» проходила.

– Это Вадик, наверное, – говорит Ника, – он всегда заводила в таких делах: подстеречь кого-нибудь и ребят натравить. Однажды он мне клея на стул налил, чтобы я приклеилась.

– И что?

– Ну, юбку пришлось выбросить. Тетя страшно ругалась.

– А родители твои в школу не пошли после такого?

Ника постукивает пальцами по стеклу аквариума. Серые рыбки одна за другой проплывают сквозь ее отражение.

– Не пошли, – говорит она, – их нет. Погибли в аварии позапрошлым летом.

Лева замирает. Как же так? Никины родители – мертвые? Нет, конечно, он всегда понимал: мертвые – это бывшие живые, чьи-то друзья, бабушки или дедушки… но вот недавно ты знал этих людей, твоих маму и папу, любил их, они любили тебя, а теперь – они мертвые, по ту сторону Границы и вместе с другими мертвецами угрожают живым – нет, невозможно.

– Ты только не говори об этом никому, хорошо? – просит Ника. – А то знаешь, думают, что если у меня родители – мертвые, то я какая-нибудь смертница или даже хуже.

Мертвые родители… Он попытался представить мертвых – таких, какими их показывают в кино, но только с лицами мамы и папы… нет, невозможно, нет, нет.

– Дай мне слово, самое-самое страшное слово, – говорит Ника и поворачивается к Леве. – Жизнью родителей поклянись, что никому не скажешь.

– Клянусь, – говорит Лева, – жизнью родителей, да.

Слава богу, они еще живые, думает он, слава богу.