Текст книги "Философия возраста (возраст и время)"

Продолжительность молодости, если оценивать ее в годах, в последние полтора столетия значительно возросла, что сказалось, среди прочего, на усложнении ее внутренней структуры. Наиболее заметной возрастной новацией стало появление подросткового возраста. Место, занимаемое тинэйджерами в возрастной периодизации, остается предметом обсуждения. Одни авторы считают подростковость последней фазой детства, другие выделяют подростков в особую возрастную формацию наряду с детьми и взрослыми, третьи не видят смысла в использовании данного термина и пользуются терминами «отрочество», «юность», «молодость». Что касается нас, то мы рассматриваем этот возраст как первую фазу молодости (от 13–14 до 16–19 лет).

Трудное начало. Переход к взрослости – наиболее сложный и напряженный этап возрастного метаморфоза. На перевале, ведущем к взрослости, время являет себя как самостоятельная сила, направляющая сознание и волю во вполне определенное русло. Подростковый период жизни ясно свидетельствует о том, что достижение физической зрелости само по себе не делает человека взрослым в полном смысле слова, хотя оно и приводит к его изгнанию из «страны детства». Взрослые качества тела понуждают подростков к социальному и экзистенциальному взрослению. Физиологически и по способу временения их, скорее, надо отнести к категории взрослых, а не детей, но социально, психологически и, по большей части, экзистенциально – они переходят к взрослости, но этот переход не завершился.

Сложность подросткового периода связана с тем, что в разных аспектах существования человека взрослость достигается в разное время, причем биологическая взрослость (способность к воспроизводству себе подобных) достигается значительно раньше, чем взрослость социальная и экзистенциальная. Если первая достигается в ходе биохронопоэзиса, то социальная, экзистенциальная, интеллектуальная взрослость (достижение совершеннолетия) зависит от социальных условий жизни и от его желания быть самостоятельным. В посттрадиционных обществах разрыв между разными аспектами взрослости (по срокам их достижения) неуклонно возрастал и достигает сегодня исторического максимума. Никогда в прошлом переход к взрослости не был таким долгим. Понять, кто перед нами: ребенок или уже взрослый, а если взрослый, то в какой мере и в каком отношении, становится все сложнее. При многослойности и разновременности перехода к совершеннолетию важно определиться с тем, какой аспект взросления рассматривается как определяющий возрастной статус и каков критерий перехода к взрослости.

Подростковость маргинальна по своему возрастному статусу. Подросток не вполне взрослый, но и не вполне ребенок. И, тем не менее, мы полагаем, что нет достаточных оснований для рассмотрения подросткового возраста как особой возрастной формации наряду с детством и взрослостью. Появление у подростков надситуативного временения («я – не ребенок») позволяет рассматривать их как – в принципе – взрослых. Да, это маргинальная, часто не признаваемая окружающими, но все же уже взрослость. Из детской одежды подросток вырос, но средств на полное обновление гардероба у него нет.

Настоящие взрослые живут самостоятельно, они отвечают, как минимум, за себя и, как правило, за других. Они что-то собой представляют, их за кого-то принимают. Подростки в полной мере не овладели жизнью, они не успели проявить себя в какой-то предметной области (профессия, работа), не могут самоопределяться по важным для взрослого вопросам: заключение брака, выбор занятия, места жительства и т. д. Им пока что нечего терять, кроме своего «я» и будущего. Покинув страну детства, они не нашли места во взрослом мире. Подростки бродят «над пропастью во ржи», у самых ее краев и иногда в эту пропасть срываются.

Бытие подростков – это взрослость (при-себе-бытие) в фазе содержательной неопределенности. Подростковость – это не вполне признанная обществом взрослость. Надситуативное временение, оборот подростков на себя, на свое тело, озабоченность отношением окружающих к своей персоне (за которой стоит гормональная перестройка их организма) позволяют характеризовать подростков как молодых взрослых. При этом социально, психологически, экзистенциально они еще больше дети, чем взрослые. Свою самостоятельность они обнаруживают преимущественно в рамках досуга, то есть в том времени, которое не регламентировано родителями и учителями. Большую часть времени они живут на положении детей, занятых тем, что выбрали за них родители, учителя, государство.

Взрослый против взрослого (об истоках подростковой конфликтности). Если этос отрока в основе своей остается адаптивным, то подростковый этос конфликтен. Готовность к конфликту обусловлена сопротивлением окружающего мира, который не готов признать подростка «автономной единицей». Биохронопоэзис подвел подростка к утверждению себя в статусе при-себе-бытия, а старшее поколение кладет заявку на взрослость «под сукно». В ответ подросток пытается дистанцироваться от семьи и школы.

Ощущая себя взрослым, подросток ожидает от старшего поколения признания его взрослости. Когда взрослые ему на что-то указывают, ему недостаточно того, что это говорят взрослые. Он ожидает обоснования суждений, оценок и требований: «Почему, собственно, я не должен этого делать? Вы считаете, что это плохо, но почему?». При этом подросток оставляет за собой право не согласиться с доводами родителей, родственников, учителей, исходя из предположения, что они могут ошибаться. Утверждение людей старших поколений перестало быть «истиной в последней инстанции», его можно оспорить, проверить, опровергнуть. Доверие перестало быть безусловным и априорным. Подросток замечает противоречия в высказываниях старших, видит противоречия в том, что они говорят и делают, и т. д. Необоснованные предписания он отбрасывает.

Недовольство родителей или учителей больше их не останавливает. Подростки идут на конфликт, обретая через него чувство собственной автономии, субъектности, отдельности: «Я не согласен!». Конфликт – один из способов предъявить свою субъектность; что касается ее утверждения в конструктивном ключе, подростки к этому не готовы.

Настаивая на независимости, подросток постигает то, что неведомо ребенку: мир вокруг него не вращается, в нем нет для него места. Вслед за В. Цоем подросток вновь и вновь повторяет: «Я чувствую, закрывая глаза, – весь мир идет на меня войной». Решимость действовать самостоятельно, сопровождаемая переживанием одиночества, неприкаянности, неуверенности в себе и своих силах, делает его хрупким и агрессивным.

Возросший уровень рефлексии, критическое отношение к себе и другим приводит к тому, что тинейджер обнаруживает расхождение между словами и делами. Идеалист и романтик «по возрасту», подросток вступает в конфликт с ближними и дальними, «которые все время врут». Равнодушному, серому, сытому и лицемерному миру он заявляет: «Закрой за мной дверь. Я ухожу» (В. Цой). И хотя видимым образом он никуда не уходит (по-прежнему живет в родительском доме, посещает школу, делает уроки), но внутренне уходит, открывая для себе подпольную, скрытую от старшего поколения жизнь.

Истоки конфликта с окружением (там, где родители не помогут). Воля к самостоятельности фундирована биохронопоэзисом. Тело подростка пережило (переживает) радикальный метаморфоз. Обретение способности к репродукции понуждает к большей, чем детская, самостоятельности в принятии решений. С родителями теперь общаются люди, которые способны стать родителями, которые физиологически подготовлены к тому, чтобы быть самостоятельными. Стремление к автономии питают влечения и интересы, которые появляются у подростка, но родители удовлетворить их не могут, решить их можно только самостоятельно.

Подростковый бунт – не каприз, не детская истерика. В его основе – логика биохронопоэзиса. Отношения с противоположным полом предполагают экзистенциальный риск, они не обеспечены «со стороны», зато обеспечены внутренним запросом. Если родители любят ребенка априори (как своего ребенка), то чувство парня к девушке или девушки к парню легко наталкивается на равнодушие предмета любви или, что драматичнее, предпочтение тебе другого (другой), выливается в противостояние сопернику (сопернице). Способность иметь потомство предполагает, что он (она) готов(а) бороться, побеждать, проигрывать и отвечать за свои поступки и ошибки. Биохронопоэзис многое дает, но многого и требует от человека.

Изменения в темпоральной фактичности Dasein требуют от вчерашнего ребенка изменить этос и образ жизни, переформатировать способ, которым он присутствует. Новая фактичность требует автономии и предполагает личную ответственность. Однако утвердить самостоятельность, находясь в пространстве школы и под опекой родителей, не просто. Столкновений с ближними сложно избежать даже в том случае, если обе стороны к этому стремятся. Конфликт может иметь скрытую или сглаженную форму, но он есть.

Проблематичность подросткового положения связана с тем, что биологической взрослости для того, чтобы стать взрослым, мало; для этого требуется самостоятельность социальная, психологическая и экзистенциальная. Социальные и экзистенциальные реалии существования подростка таковы, что жить самостоятельно он не может и не готов.

Воля к автономии наталкивается на невозможность ухода из-под опеки родителей. Отсюда конфликтность подросткового этоса. Конфликт с окружающими обусловлен тем, что родители воспринимают подростка как «отбившегося от рук» ребенка. Старшее поколение исходит из того, что подростковый запрос на автономию опережает его способность принимать взвешенные решения, и опасается, что самостоятельность может привести к чему-то плохому, а то и к тому, что нельзя будет исправить. То есть дело не только в привычке родителей и учителей «приглядывать за детьми», водить их «на помочах», а в их неуверенности в том, что подростки достаточно рассудительны для того, чтобы «не перечеркнуть будущее».

Конечно, дети тоже бывают «неслухами». Но потребность в родительской любви, в защищенности, страх остаться один на один с миром обеспечивают фоновое согласие детей с правом «больших» на то, чтобы определять их поведение, определять правила. Для ребенка власть старших неоспорима, они имеют право устанавливать правила и взыскивать за их нарушение. Конфликты родители и детей не редкость, но они не имеют принципиального характера, они ситуативны и связаны с темпераментом и психологическими особенностями детей и родителей. Родительская власть в них не оспаривается, дети лишь ищут, как получить желаемое в случае, если родители отказывают в его удовлетворении. С какого-то возраста они начинают хитрить, манипулировать родительскими чувствами, хранить секреты, прибегать к обману и т. д.

Подростки, в отличие от детей, нарушают запреты иначе. Они оспаривают само право старших на контроль над их поведением, на установление обязательных для исполнения правил. Оно для них перестает быть безоговорочным. Что за этим стоит? То, что подросток считает себя взрослым, а значит, отказывается быть при них. Перерастание при-другом-бытия лишает родительский авторитет априорности.

Предписания, оценки, суждения родителей и учителей перестают восприниматься как истина в последней инстанции, это то, что можно и нужно проверять. Теперь нужны аргументы, чтобы убедить подростка. В чем-то он признает правоту старших, в чем-то – нет. Авторитет взрослых в детские годы связан не только с наивностью, неопытностью детей, но и с их полной неспособностью к самостоятельной жизни и отсутствием потребности в отделении от родителей, в при-себе-бытии. Воля к автономии и большие, чем у ребенка, знания и опыт внушают подростку уверенность (часто ложную), что он «сам знает, что ему делать», и больше не нуждается в советах и указаниях со стороны.

В восприятии родителей и учителей подросток ведет себя вызывающе, бросает им вызов, противопоставляет их воле свою, демонстрирует свое «я» как ее границу. В отличие от ребенка, подросток не просто делает то, что запрещают родители: он, нарушая запрет, не чувствует себя виноватым, раз запрет или предписание не обоснованы, несправедливы. Такое поведение старшее поколение называет «вызывающим». И оно действительно таково.

Утверждение через отрицание. Тинэйджеры – это люди, которые «напрашиваются на неприятности», «ищут приключений…». Одинокие, неуверенные в себе, жаждущие признания и не находящие его, они ощущают себя в этом мире чужими. Переживание своей ненужности, неловкости, неприкаянности сочетаются с «немотивированной» (с точки зрения старшего поколения) агрессивностью. Не жалеют подростки и себя, доходя порой до физического и психического автотравматизма.

Подростковый этос утверждает автономию посредством отталкивания от других. Когда подросток остается наедине с собой, он готов признать, что родители часто говорят правильные вещи, но публично он в этом не признается. «Вы считаете так, а я считаю иначе». Оспаривая то, что очевидно, он утверждается как при-себе-бытие: не согласен, следовательно, существую. Такова экзистенциальная формула подросткового бунта, которая прямо связана с неспособностью к утверждению автономии через ту или иную форму конструктивной деятельности[144]144
  Если у подростка есть область приложения собственных, личных интересов, в которой ему удается добиться успеха (будут ли это гонки на мотоциклах, шахматы или видеоблог), это снимает многие проблемы подросткового возраста и позволяет пройти через кризис с меньшими травмами.


[Закрыть].

В результате мир, в котором меня не принимают как своего и как равного, воспринимается как чуждый, враждебный, несправедливый. «В этом мире того, что хотелось бы нам – нет! Мы верим, что можем его изменить – да!» (В. Цой).

Общество создает каналы, которые собирают подростковую агрессию, переводят ее в безопасную для общества форму. Для социума важно создать такие условия, чтобы подростки и «мирные граждане» не подвергались чрезмерному риску[145]145
  Об особенностях подросткового мира см.: Пигров К. С., Секац-кийА. К. Бытие и возраст. Монография в диалогах. – СПб.: Алетейя, 2017. С. 93–116. Проявление ненаправленной агрессии в юности, поздней молодости и зрелости закономерно связывают с подростковым этосом. Впрочем, молодые и даже зрелые люди могут – на время – откатываться к формам подросткового поведения.


[Закрыть]. Одна из функций средних школ, училищ, спортивных секций, военно-патриотических объединений и т. д. как раз в этом и состоит.

Отметим, что подростков использовали и используют в качестве взрывчатого «вещества» и в политической борьбе, в частности, для разрушения традиционных форм жизни и устранения социального влияния носителей этих форм. Так, опираясь на волю подростков к отрицанию, упрощенность их социального-политического мышления, государство (или те, кто борется против определенной власти) расчищает социальное пространство от наиболее консервативных и авторитетных («возрастных») представителей старого порядка, натравливая на них комсомольцев, хунвейбинов, футбольных фанатов и т. д.

Социальная генеалогия. Появление «подросткового возраста» обусловлено растущим рассогласованием скорости био– и социо-хронопоэзисов. Того, кто «с точки зрения природы» достиг взрослости, с точки зрения общества взрослым признавать еще рано. В современном и постсовременном обществах процесс взросления замедляется возросшим уровнем жизни, малодетностью современной семьи, интересами общества и государства. Мы имеем дело с определенной политикой взросления. Государство через систему среднего и высшего образования, через законодательство, регулирующее трудовую деятельность, обязывающее к обучению в школе, проводящее определенную молодежную политику, оказывает воздействие на темпы социального взросления, на время начала трудовой жизни и образования семьи (важнейшие маркеры социальной взрослости). Молодые люди обязаны учиться, и им, что логично, если учеба обязательна, запрещено заниматься полноценной трудовой деятельностью. Можно лишь пробовать себя в работе, за которую платят деньги, на каникулах.

Отсутствие самостоятельного заработка – это барьер, не позволяющий подростку вести взрослую, самостоятельную жизнь, иметь семью и детей, иметь заработок. Ситуация, в которой находится учащийся школы, исключает вступление в брак до окончания учебы даже в том случае, когда законодательство разрешает вступать в брак с 16–18 лет. Образовательная политика – одна из важнейших причин затягивания процесса взросления, позднего начала трудовой активности, вступления в брак и, соответственно, изменения демографической ситуации в развитых странах мира (от демографического взрыва XIX – первой половины XX века до тенденции к депопуляции коренного населения этих стран).

До официального совершеннолетия – причем во многих странах мы имеем дело с тенденцией к его сдвигу на все более поздние сроки – человек-ученик находится в инфантильной позиции. Чему учиться, сколько учиться, как учиться – определяет не он, а те, кто его учит: министерство, учителя, родители. Понятно, что мы имеем дело с ситуацией, в которой физиологически взрослый человек не имеет права распоряжаться собой и должен основное время своего бодрствования занимать тем, что посчитают нужным опекуны. Того, кто не работает, а учится, нельзя считать совершеннолетним даже в том случае, если у него есть паспорт. Подростки как возрастная категория появляются вместе с введением обязательного среднего образования и принудительного удержания молодых людей в школе. До тех пор, пока молодые взрослые находятся в «детском месте» (в школе), они остаются не вполне взрослыми: уже не дети, еще не вполне взрослые.

Сознавая свою вынужденную подопечность, тинэйджеры в большинстве случаев ее принимают и на полную автономию не претендуют (большинство современных подростков не горят желанием трудиться и жить самостоятельно, принимая как что-то само собой разумеющееся, что их жизнеобеспечение – это не их забота[146]146
  Не стоит забывать, что прежде (до момента, когда обязательное образование было продлено до 13–14 и более лет) зависнуть в маргинальной зоне между детством и взрослостью для подавляющего большинства людей было попросту невозможно, поскольку у родителей, имевших несколько детей и живших в относительной бедности, не было возможности содержать их «на всем готовом» до 18 и более лет. Молодому взрослому – хочешь не хочешь – приходилось работать, и до заключения брака его именовали, в зависимости от пола, парнем или девушкой (девицей). Категория «подросток» отсутствовала.


[Закрыть]). Сознавая зависимость от старшего поколения, большую часть установленных для них «правил» они безусловно принимают. Но некоторые из требований старших, когда они кажутся необоснованными, несправедливыми, отвергают.

Обычно подросток ограничивается тем, что огораживает места, в которые вход родителям и учителям воспрещен. Оставаясь в социально неполноправной ситуации, оставаясь несамостоятельным, он создает альтернативный, собственный мир, границы которого он охраняет от посторонних. Ему есть что скрывать, в его жизни появляются непроницаемые для родителей зоны. «Я взрослый. У меня есть своя жизнь. И вы о ней ничего не знаете. Я вам о ней не расскажу». Это пространство и время «для меня и моих друзей». Потребность подростков в компенсации своей недо-взрослости стала одним из стимулов формирования подростковой контр-культуры, альтернативной пространству, признаваемому старшим поколением и детьми, пока они не ощутили себя взрослыми.

Ограниченная автономия (приватизация свободного времени). Желая быть взрослыми, но не имея возможности выйти из детской, подростки отстаивают право проводить свободное (от школы, от обязанностей по дому) время по своему «хочу»: с кем дружить, какую музыку слушать, что носить, в какое время ложиться спать и т. д. На площадке досуга подростки чувствуют себя самостоятельными, и здесь они упорно сопротивляются попыткам старших навязать им свою волю. Не имея возможности изменить свое положение подростки радикально утверждают свою автономию там, где могут.

Они нацелены на обособление в стенах родительского дома («не входите ко мне без стука!»), утверждая свою независимость в условиях, когда зависимость сохраняется. Только в свободное от учебы и домашних обязанностей время у подростка есть шанс пожить по своей (пусть и «глупой») воле.

Конституируя надситуативное будущее как ему принадлежащее, он утверждает и право на настоящее («я взрослый и поступаю, как считаю нужным») и прошлое («я не ребенок»). Надситуативное прошлое (время детства) и настоящее (в части досуга) возникают одновременно с приватизацией будущего. Заступание во взрослую, самостоятельную жизнь дистанцирует от детского прошлого и несамостоятельного настоящего (школа, дом).

Заявляя свои права на свою жизнь, будущее, подростки находятся в той фазе молодости, когда конкретизация и реализация будущего еще не вызывает интереса. Беспокойство вызывает то, что мир, старшее поколение не хочет принять, что они взрослые. Их этос нацелен на утверждение взрослости в настоящем, которое наступает, но не вполне наступило. Они исходят из будущего, из своей будущей взрослости, утверждая ее в настоящем. Представления о будущем у тинэйджеров остаются абстрактными и сводятся к тому или иному образу взрослой, самостоятельной жизни. Взрослое будущее сгущается в образах молодежных кумиров (образы настоящих парней и девчонок, которым все нипочем). Образцы для подражания чаще всего черпаются из молодежной субкультуры; впрочем, какая-то часть подростков может ориентироваться на образы из культурной традиции. При выборе образа-образца решающее значение имеет его отличие от повседневности, от того, что предлагают в качестве образцов для подражания учителя и родители. Часто образы для подражания выбираются от противного. Чем дальше от того, что считают хорошим семья и школа, тем лучше.

Понятно, что не-дети, усиленно, но часто неубедительно демонстрирующие свою взрослость, мало кому могут понравиться. Они и сами себе не нравятся. Они не в восторге от своей внешности, от способностей и характера, от того, что говорят и делают, от неловкости, от болезненной неуверенности и нарочитой дерзости. В этом одна из причин их острой реакции на критику, на попытки взрослых помочь, посоветовать, передать опыт. Подростки желают, чтобы их суждения, оценки и вкусы, не совпадающие с представлениями родителей и учителей, уважались, чтобы с ними считались и тем самым… признали взрослыми, равными себе. Образы, которые занимают детей-подростков, воспринимаются старшим поколением как безвкусные, примитивные или опасные для их физического и нравственного здоровья. Для подростков же контр-культурность их идолов – это достоинство. «У нас все не так, как у вас» Одежда, стрижка, любимые исполнители, актеры, фильмы, герои из книг и «из Интернета» и т. д. – все это выражает их самоощущение как тех, кто чужд этому миру. Весь реквизит подростковости соответствует их возрастной расположенности: мы здесь чужие, нас здесь не принимают. Этот же набор подростковых аксессуаров выполняет функцию пароля, открывает доступ в компанию своих, «таких же, как я», где молодые взрослые выстраивают собственный микросоциум, в котором разрешено то, что запрещено в пространстве, контролируемом старшим поколением.

Неуверенность в себе и страстная жажда признания знакомы людям разных возрастов, но подростки переживают непризнанность с особой остротой. В их жизненном мире слишком мало граней, чтобы непризнанность в одной области можно было компенсировать признанием в другой. Прошлого, на которое можно было бы опереться, у них нет. В подростковой компании вчерашние дети проходят через ряд испытаний, порой – суровых, получая взамен признание и поддержку со стороны сверстников. Признание тебя равным, взрослым в подростковой компании – награда за смелость. Именно там подростки учатся принимать решения, отвечать за свои слова, дружить, одерживать победы, ухаживать/кокетничать, противостоять давлению большинства и т. д. Важно то, что и слова, и действия здесь «имеют последствия», что здесь «все по-взрослому».

Право принятия решений – неотъемлемое право взрослых. Совершеннолетние принимают решения и всегда рискуют. Рискует, преодолевая страх, и подросток. Принимая решения, он учится нести ответственность за свои действия, учится подчинять душу и тело волевому решению. («Вы считаете, что я рискую своим будущим? Пусть так. Но это мое, а не ваше будущее, знайте, что теперь я сам буду решать, что для меня хорошо, а что – плохо!»).

Подросток – это инфантильный взрослый. Его этос маргинален: многое в нем – из детства, но детское у подростка приобретает иной характер, поскольку накладывается на темпоральную матрицу взрослости. Взрослое в его этосе деформировано: негативная взрослость преобладает над позитивной и конструктивной. Детское – не на своем месте, но и взрослое только пробует голос, который «ломается», как и положено в переходное время. Подростки – маргиналы взрослости.