Текст книги "Форсайт"

Глава третья

В начале я надел штаны. А только потом открыл.

И спросил:

– Вы знаете, сколько сейчас на часах?

Один из мужчин поднял руку, демонстративно посмотрел. Сказал:

– Один час тридцать восемь минут пополуночи.

Если честно, то со стучащейся в дверь полицией я бы вел себя куда вежливее. Полицейские – ребята простые, могут и обидеться.

А тут прям на лицах написано «спецслужба». Какая именно – уточнять нет смысла, их много. Но люди там вежливые и воспитанные – ровно до того момента, как им дают приказ перестать церемониться.

Я знаю, у меня батя был из таких.

– Давайте утром приду, – предложил я. – Куда скажете. А пока постараюсь поспать.

Мужчина покачал головой, вроде бы даже с сочувствием.

– Вас очень просят сейчас проехать с нами. Это недалеко.

– Я арестован?

– Нет, что вы! Но вас очень просят, это важно.

Упирался я больше из принципа. Видеть форсайты не преступление, и оповещать государство о них никто не обязан.

Но откуда они узнали?

Не просто про форсайт, а про то, что я его видел только что?

Мне было интересно.

Ехать и впрямь пришлось недалеко – десять минут до МКАДа, пятнадцать после. В темноте я не разобрал точно, когда мы свернули с Ленинградки, да и скучного вида многоэтажное офисное здание в глубине парка ничем особо не выделялось.

Разве что забор вокруг стоял внушительный и у охранников в будке оказались не пистолеты, а автоматы.

Нельзя сказать, что я напрягся. Но мне как-то расхотелось дерзить и веселиться.

– Хорошо держитесь, – неожиданно сказал сидевший рядом мужчина, пока машина медленно ехала по территории. – Некоторые истерят. Требуют ордера. А вы даже документы не проверили.

– Надо было? – спросил я.

Мужчина засмеялся и достал из внутреннего кармана плаща стопку «корочек». На одной мелькнули буквы «ФСБ», на другой было написано «МВД», на третьей «Госнаркоконтроль», дальше мелькнули «Роспотребнадзор» и что-то еще, чуть ли ни «Лесоохрана».

– И ордера есть?

Он пожал плечами, но не ответил.

– Через год мир навернется, – сказал я. – Над головой будут висеть кровавые тучи. Если посмотреть в зеркало, то из него может вылезти чудовище. Какая мне разница, кто вы такие?

– Убедительно, – согласился мужчина. Но продолжать разговор не стал.

Через проходную (снова охрана) мы прошли в здание. Мужчины проводили (употреблять слово «отконвоировали» не хотелось) меня к лифту, и мы поднялись на шестой этаж. Лифт был обычный, скучный, с рифленым металлом кабины, будто тут хватало хулиганов, царапающих надписи на стенах. Молчаливый мужчина остался у лифта, тот, что поразговорчивее, взглядом указал направление.

По тускло освещенному коридору мы прошли к кабинету с пустой табличкой на двери. За дверью обнаружилась приемная с милой девушкой-блондинкой моих лет. Она возилась со стоящей перед ней на столе орхидеей, не то подрезая стебель, не то ощипывая с него сухие почки.

– Ой, вы уже приехали, – отставляя цветок, прощебетала она. Вот никогда не думал, что «прощебетала» будет самым подходящим словом! – Артур Давидович велел сразу в кабинет…

– Тогда оставляю, – согласился мой сопровождающий.

– Мне его бояться? – спросила девушка.

Мужчина окинул меня задумчивым взглядом.

– Нет, не надо, Полиночка. Он адекватный, даже с чувством юмора.

– Как хорошо, – расцвела Полина.

Мой спутник вышел, секретарша сложила руки перед собой и с улыбкой уставилась на меня.

– Вы похожи на робота-андроида, – сказал я.

Девушка подумала секунду.

– Это комплимент?

– Ага. В кино они все очень милые и смертоносные.

Полина совсем развеселилась.

– Значит, комплимент! Никита, вы будете чай или кофе?

– Чай, – сказал я. – Для кофе поздновато.

– Зеленый?

– Черный.

– Сейчас принесу, – пообещала она. Прошла к двери в кабинет, заглянула, что-то тихо произнесла. Повернулась ко мне. – Проходите, Артур Давидович вас очень-очень ждет!

Я вошел. Кабинет был просторный, с высоким потолком, но какой-то неуютный: со старыми лампами дневного света, мебелью вроде как массивной и солидной, но на вид очень стандартной, казенной. Крупные начальники (а к мелким вряд ли кого-то привозят среди ночи сотрудники спецслужбы) все-таки стараются сделать свою обитель поуютнее. На столе доминировал компьютер с огромным монитором, я такой видел только у художников и гейм-дизайнеров. Стол был девственно чист: ни бумаг, ни пепельниц, ни каких-то мелочей, даже мобильника или зарядки не валялось.

Впрочем, кое-какие личные вещи я заметил – множество акварелей на стенах. В живописи я не сильно разбираюсь, но вряд ли это была великая живопись. Что-то довольно ученическое.

– Балуюсь на досуге, – подтвердил мою мысль хозяин кабинета. – Успокаивает.

Посмотрев на него, я воскликнул:

– Я вас знаю! Вы по телевизору сегодня выступали. Рассказывали, что форсайт – это коллективный психоз!

Человек, которого в передаче называли футурологом, поморщился.

– Верно. А что мне надо было говорить? Что мир скоро накроется…

Он замолчал, и я с готовностью подсказал:

– Медным тазом?

Артур Давидович снова поморщился, погладил короткую бороденку. Ответил:

– Облачный покров в Мире После и впрямь немного напоминает медный таз. Пускай будет так.

– Ага, – сказал я. – Значит, врем народу?

– А вы бы рассказали, Никита? – с любопытством спросил Артур Давидович. – Чтобы часть населения ушла в запой, часть принялась усердно молиться, часть кинулась в тайгу и горы, скупая по пути тушенку и патроны?

– Можно подумать, этого не случилось!

– В прогнозируемых пределах, – он пожал плечами. – Опыт пандемии и войны научил. Тех, кто видит форсайты, не обманешь, остальные готовы закрыть глаза. Вы сами-то, Никита, много рассказываете о своих форсайтах? Пугаете народ?

– Нет, – буркнул я.

– Ну? – с напором спросил он.

Я пожал плечами. Неохотно признал:

– Может, вы и правы.

Только после этого Артур Давидович протянул мне руку.

– Будем знакомы. Артур Давидович Григорян.

– Никита Валерьевич Петров, – сказал я. – Да вы сами знаете.

Артур Давидович кивнул.

– Садитесь, Никита. Кофе будете?

– Я чаю попросил, – усаживаясь за стол, сказал я.

– Тоже годно. – Артур Давидович разместился во главе стола. Я вдруг только сейчас заметил, что он одет как-то совсем не по-офисному: мягкая байковая рубашка, штаны на резинке и тапочки!

Он мой взгляд заметил и пояснил:

– Днюю и ночую тут… Никита, расскажите мне свои последние форсайты.

– С чего бы? – спросил я.

Григорян некоторое время молча смотрел на меня. Потом сказал, без всякого осуждения, просто сообщая факт:

– А вы очень самоуверенный молодой человек.

– Мир скоро накроется, – ответил я. – Медным тазом. Форсайты видит пять процентов населения…

– Четыре, – поправил Григорян. – Точнее, три целых и девять десятых.

– Говорили – пять… Ну пусть четыре. Я не хочу видеть форсайты. Там разрушенные города, нет солнца, люди какие-то пришибленные, чудовища попадаются. Нет такого закона, чтобы я все эти ужасы пересказывал! Тем более вы сами официально заявляете, что форсайты – всего лишь массовый психоз.

– Дерзкий, – снова произнес Григорян.

Почему-то мне показалось, что он сказал это с удовольствием.

– Вы меня что, оштрафуете? В тюрьму посадите? Расстреляете? – я усмехнулся. – За что?

Григорян покачал головой.

– У вас материала мало? – продолжал я. – Да миллионы людей выкладывают в сеть рассказы о своих форсайтах! Устанете анализировать.

– Почему вы так неприязненно настроены? – спросил Григорян спокойно.

– К вам это отношения не имеет, – сообщил я. – Просто не люблю все эти шпионские игры, спецслужбы, тайны.

– Из-за отца? – поинтересовался он.

Вошла Полина. Поставила между нами поднос: конфеты, печенье, чашка и прозрачный чайничек для меня, большая чашка кофе для Григоряна. Тихо вышла.

– Из-за отца, – подтвердил я.

– Принципиальный, – сказал вслух Григорян задумчиво. – Зря от кофе отказываетесь, у меня хороший. Не из капсул, кофемашина мелет зерна, по-моему, гораздо лучше выходит.

– Я думал, вам в турке принесут, – сказал я. – На песке приготовят.

– Потому что армянин? – Григорян усмехнулся. – Тогда уж в джезве, в Армении не говорят «в турке». И песок… это для туристов.

– Запомню, – кивнул я. – Извините, не хотел обидеть.

– Гибкий, – заметил Григорян.

– Вы на меня характеристику готовите? – оскорбился я.

– Неглупый.

– Или нас сейчас кто-то слушает? – я потянулся за чайником.

Григорян глотнул кофе и удовлетворенно заключил:

– Даже умный.

Очень хотелось чая, но я убрал от чайника руку. Сказал:

– Если я сейчас встану и уйду?

– Вас выпустят, – Григорян развел руками. – Я попрошу, чтобы довезли до дома, и извинюсь, что побеспокоили впустую.

Мы уставились друг на друга.

– Хитрый, – признал я и налил себе чай.

Григорян кивнул.

– Хорошо. Я вам отвечу на три вопроса, хотите? Но в качестве ответной любезности вы ответите на три моих.

Я подумал. Искушение было… ну, невыносимое искушение. Артур Давидович явно знал до фига и больше. Я глотнул чая. Не знаю, как там кофе, а чай был замечательный, крепкий и ароматный.

– Что такое форсайт на самом деле? Чем он вызван?

– Вопрос не засчитан, у меня нет точного ответа. – Григорян покачал головой. – Но не психоз, разумеется.

– Хорошо. Форсайт – это предвидение будущего?

– Вероятнее всего.

Я вздохнул. Все-таки хотелось услышать что-то другое.

– Версию с массовыми наведенными галлюцинациями мы прорабатывали, но отвергли, – добавил Григорян. – Вы должны понимать, по какой причине.

Мне это дополнение не понравилось.

– Известна точная дата, когда произойдет апокалипсис?

– Мы говорим «Событие», – уточнил Григорян. – Осталось от месяца до года. Возможно, потом я объясню, на чем базируются наши выводы.

Это уже было кое-что. У меня холодок прошел по коже, но я не стал уточнять.

Что бы спросить еще?

– Как вы поняли, что я вижу форсайты? И что этой ночью он был?

Григорян молча потянулся и развернул ко мне монитор.

Компьютер работал. На весь экран была открыта карта Москвы, обычная яндекс-карта, только с какими-то дополнительными значками. Я даже не удивился, узнав свой район.

– Поведение людей, испытавших форсайт, подчиняется определенным закономерностям. Поисковые запросы, посещаемые сайты, частота просыпаний, покупки… оценивается очень много факторов. Последний год все наши нейросети настроены на поиск людей, переживающих форсайты. Далее – обычная работа. Отслеживается реакция на зеркальные поверхности, взгляды на небо…

– Ясно, – мрачно сказал я. – Большой брат следит за тобой. Даже не сомневался. А почему точки цветные?

– Зеленые точки – это подтвержденные с высокой вероятностью случаи форсайтов, – сказал Григорян. – Желтые – вероятные на восемьдесят процентов.

– А красные? – заинтересовался я.

– Те, у кого форсайты были, но прекратились.

Я смотрел. Размышлял. Прикидывал количество.

– Вам назвать цифры? – спросил Григорян.

– Уже посчитал, – сказал я. – Вначале говорили о пяти процентах, вы сказали, что их три и девять… Двадцать два процента прекратили видеть форсайты, потому что погибли в будущем?

– Хороший математический ум, прекрасные способности к анализу, – произнес Григорян грустно. – Олимпиады в школе выигрывали… в МГУ блистали… фундаментальная математика, дискретная математика, топология… а занимаетесь всякой хренью!

– Деньги зарабатываю. Надо было в разведку идти? – спросил я резко.

Григорян молчал, буравил меня взглядом. Потом сказал:

– Не с вашим характером, Никита. Моя очередь задавать вопросы. Миша в будущем жив?

– Блин! – Я чуть не расплескал чай. – Он вам рассказал?

– Мы детей посреди ночи не тревожим. – Григорян едва заметно улыбнулся.

– А вы ведь мне не ответили, – вдруг сообразил я. – Как вы поняли про форсайт этой ночью…

Хозяин кабинета ждал.

– Отследили нашу встречу?

– Верно. Когда два незнакомых и совершенно разных человека, видевших ночью форсайты, неожиданно встречаются и одиннадцать минут ведут разговор…

– Логично предположить, что они встречались в форсайте. Вы подслушивали? – мрачно спросил я.

Григорян покачал головой.

– Нет. К сожалению, оператор подключился поздно, а прослушивание у нас до сих пор только по санкции человека.

– Что ж вы так… – я подумал. – Ну ладно. Собственно говоря… В форсайте на меня напал варг. Михаил его застрелил, но погиб сам.

– Такая встреча явно была напряженной, эмоциональной, и после нее крайне вероятен новый форсайт. Вас поместили на приоритетное отслеживание. Но если Михаил погиб, то каким образом у него снова случился форсайт… – задумчиво сказал Григорян. – Точно погиб?

Я размышлял.

– Нет, не точно. Он ожил.

– Способность? – понимающе кивнул Григорян.

– Да.

– А ваша какая?

– Никакой, – честно сказал я. – И, кстати, это был третий вопрос.

– Разве? – удивился Григорян.

– Первый – «погиб ли Миша». «Точно ли он погиб» сочтем уточнением и не засчитаем. Второй вопрос – «способность». Третий – какая способность у меня.

Артур Давидович развел руками.

– И впрямь! Ну… спасибо большое, Никита. Возможно, вы нам помогли.

Он отхлебнул кофе и поморщился.

– Остыл… Кофе должен быть горячим.

Я подождал немного. Спросил:

– И что?

– В смысле? – удивился Григорян. – А! Сейчас закажу машину, вас отвезут домой. Можем справку выписать, что вы были на каких-то сборах или кровь сдавали. Чтобы завтра на работу не ходить. Можем небольшую, но приятную премию оформить. Надо?

Он смотрел на меня и улыбался.

Я вздохнул.

– Ладно. Вы меня поймали. Мне интересно.

Григорян молча встал, подошел к столу и достал из ящика лист бумаги и ручку.

– Извините за формальность, но надо будет подписать. Стандартная форма. Допуск, нераспространение, ответственность… Думаю, вы понимаете. Тут уже все заполнено, нужна лишь подпись.

– Тут даже время проставлено, – мрачно сказал я. – Только на час ошиблись.

– Я думал, вы дольше будете ерничать, Никита, – признался Григорян.

К своему удивлению, я понял, что совсем на него не сержусь. Мне хотелось хоть с кем-то поговорить о форсайтах.

Уродливое здание оказалось лишь ширмой. «Центр по изучению форсайтов» раскинулся на изрядной территории, раньше принадлежащей не то санаторию, не то дому отдыха. Среди сосен и елей были разбросаны маленькие двухэтажные корпуса и отдельные коттеджи. Кругом очень чисто, асфальтовые дорожки выскоблены начисто, ни снега, ни наледи. Вдоль дорожек горели фонари.

– Таких структур много, – рассказывал Григорян, пока мы шли от здания. Он надел ботинки и набросил куртку, но домашние штаны переодевать не стал. – Наш Федеральный центр, институт форсайтов при Академии наук, номерной НИИ при Минобороны… Я знаю о десяти.

– И ваш самый главный? – уточнил я.

– Не угадали. Наш центр на поверхности, он более-менее открытый. Я занимался психологией в одной конторе… не стану вдаваться в подробности. Когда начались форсайты, то пошло финансирование, меня тоже привлекли. Часть штата перетащил с собой. Часть придали от государства.

Я хмыкнул, но уточнять не стал. Понятное дело, что тут полно секретности, спецслужб, интриг между ведомствами, что идет драка за толстый кусок государственного пирога… Апокалипсис апокалипсисом, но вдруг все как-то рассосется!

– У всех есть какие-то свои ключевые особенности и направления, – продолжал Григорян. – Мы сосредоточились на управляемости форсайта. Добились хороших подвижек.

– Да?

– Можем их вызывать хоть каждый день.

Я поежился.

– Думаете, это приятно?

– Нет, думаю, это полезно.

Мы остановились у одного из коттеджей.

– Если решите сотрудничать – это ваш, – сказал Григорян.

– А работа? – спросил я.

Артур Давидович смотрел на меня и улыбался.

– Я готовлюсь выживать, – сообщил я, хоть это и было не совсем правдой. – Стреляю, единоборства, несколько мест в глуши присмотрел…

– Зеркала все из дома вынес, – поддержал меня Григорян. – Сотрудников института перед Событием эвакуируют. Конечно, если мы не прошляпим день. Строятся центры для выживания. Идут тренировки. Кстати, тут есть спортзал, бассейн, инструктора. Есть тир.

– Столовая…

– И кафе. Даже алкоголь разрешен, в умеренных дозах. Медпункт, врачи из Центра катастроф проводят занятия.

– Соблазнительно, – согласился я и посмотрел на коттедж. Он был разделен на две половины, с отдельными входами. Я заметил, что стекла в окнах матовые, рифленые.

Кстати, и фонари все с матовыми колпаками…

– Внутри все есть, одежду купим или привезете свою.

– Выходить наружу можно?

– В город? Конечно. Просим лишь большую часть ночей проводить здесь. И…

Он запустил руку в карман, достал маленькую коробочку. Внутри перекатывалась не то таблетка, не то капсула.

– Будет замечательно, если вы начнете пить это перед сном.

– Что это? – спросил я, заложив руки за спину.

– Стимулятор форсайта. – Григорян упорно держал руку перед собой. – Кратко – «Форс». Формулу точно не назову… ацетил… индол… – Он поморщился. – Если очень надо, то скажу. Это служебная информация, но давно не тайна ни для кого. Корейцы первыми синтезировали.

Я посмотрел на часы.

Полпятого утра.

Надо же, всего три часа назад я спал дома.

– Подумаю, – сказал я, но таблетку не взял. – А кто во второй половине живет?

– Коллега, утром познакомитесь.

– Не Миша? – уточнил я подозрительно.

– Миша еще дома. Если удастся уговорить его семью, то он, как и все несовершеннолетние, будет жить во втором корпусе, с кем-то из родителей.

Почему-то у меня даже сомнений не возникло, что Григорян уговорит. Спросил:

– Много тут… наших?

– Меньше, чем хотелось бы, – ответил он. – С вами будет одиннадцать. С Мишей, надеюсь, двенадцать.

Помявшись, я сказал:

– Прежде чем принимать решение, я бы хотел узнать все про форсайт.

– Я тоже. – Григорян вздохнул, поежился. – Холодно. Вы остаетесь или вам машину вызвать?

Поскольку я молчал, он снова засунул руку в карман. Теперь у него на ладони лежали прозрачная коробочка с таблеткой и ключ с жестяной биркой.

– Блин, – сказал я, забирая и ключ, и таблетницу. – И вот я в заботливых, но холодных руках государства, крошечный винтик в механизме…

– Если случится Событие, то никакого государства не останется, будете до смерти наслаждаться анархией, – напомнил Григорян. – Спокойной ночи. Подъем у нас в десять, если встанете раньше – в комнате есть схема территории, указатель на столовую, телефон.

Он повернулся и побрел обратно к многоэтажке.

– Думаете, мне нравится быть в форсайте? – выкрикнул я вслед. В ночной зимней тишине голос прозвучал неприлично громко.

– Никому не нравится, – ответил он, не оборачиваясь.

Вздохнув, я подошел к домику. Над дверью светилась тусклая лампочка. Я отпер, вошел, нашарил выключатель.

Ну да, похоже на обычный подмосковный пансионат среднего уровня. Комната довольно большая, кровать широкая, двуспальная, рабочий стол с простеньким ноутбуком (я проверил: новенькая операционка, мессенджеры, пакет «офиса», интернет есть и весьма шустрый), пара кресел, телевизор (экран не блескучий, разумеется), шкаф с посудой, чайником, парой бутылок минералки. Холодильник – даже не мини-бар, а настоящий, хоть и маленький. Я сбросил обувь, заглянул в холодильник – тот оказался набит продуктами. Увидев свой любимый «йогурт коломенский», я шумно вздохнул.

Достал бутылку минералки (тоже тот сорт, что предпочитаю). Открыл коробочку.

Простая белая капсула.

Стимулятор форсайта, значит…

«Форс».

Я еще никогда не испытывал два форсайта за ночь. Даже не думал, что такое возможно.

Капсула отправилась в рот. Я запил ее водой. Заглянул в ванную (приличная сантехника, но не блестящая, а матовая), пластиковая душевая кабина с кучей форсунок, но со снятым зеркалом. Унитаз, разумеется. Запас туалетной бумаги, шампуни, душ-гель, мыло, зубная щетка и паста, одноразовые бритвы и пена для бритья… Ничего не забыли.

Вернувшись в комнату, я разделся, забрался в кровать. Выключил свет – все было под рукой, и розетки для зарядных устройств, и лампа, и центральный выключатель. Подушка удобная, одеяло легкое и в меру теплое.

Все для удобства подопытных мышек.

Но я вдруг понял, что мне действительно интересно происходящее.

Мир стоит на краю пропасти и скоро сделает шаг вперед.

Это от меня никак не зависит… но интересно же посмотреть заранее, что там, на дне пропасти!

Форсайт от обычного сновидения отличаешь сразу.

Сон – это сон. Какой бы он ни был подробный, но ты всегда чувствуешь его нереальность. Все вокруг словно бы плывет, становясь ясным лишь там, где концентрируешь внимание.

Вот и мне вначале снился сон, обычная белиберда, в которой я был школьником, потом как-то сразу оказался в институте и мучительно пытался решить задачу, но формулы растекались и плясали перед глазами, а потом мне потребовалось рассказать какому-то иностранцу, что надо посмотреть в Москве, причем он не понимал ни русского, ни английского, и я махал руками, будто персонаж комедии…

А потом я услышал шорох и проснулся.

Точнее – выскочил в форсайт.

Было темно и холодно. Какое время года в форсайте – я не знал, мне кажется, тут гораздо меньше сезонные перепады температур. Но ночью явно минусовая, не зря же сыпется мелкая снежная крупка.

Я по-прежнему лежал у стены, замотавшись в горы одежды и одеял. Подушка под головой даже слегка согрелась. Однако разглядеть я ничего не мог.

Пошарив рукой (движение явно осталось от того меня, который обитает в Мире После), я достал из-под подушки фонарик. Там же лежал и нож.

Но свет я включать не стал, потому что шорох повторился. Он шел с улицы, из-за окна. Нехороший шорох, будто что-то огромное, длинное, чешуйчатое терлось о стену дома, слепо шарило, принюхивалось…

Звук прекратился.

Почему у меня нет нормального оружия? Почему в этом кошмаре увалень Миша ходит с громадным пулеметом, а я только с ножом?

Из-за стены вновь послышалось шуршание. Зашелестела рвущаяся пленка, которой было затянуто окно. Звякнула решетка.

Я лежал, обмирая, затаив дыхание.

И почему-то твердо знал – свет включать нельзя. Свет мне не поможет.

Решетка загремела, будто ее дергали со всей силы.

Я сжал рукоять ножа, но доставать его из ножен не стал.

Снова загремело. Подуло холодным, ледяным.

И мягкий, тонкий голос – то ли девушка, то ли ребенок – произнес:

– Кто здесь? Кто здесь? Мне страшно…

Вот же новость, а мне, можно подумать, весело!

Чертова таблетка, чертов Григорян, чертов Центр изучения форсайта!