Текст книги "Живая сила. Дневник ликвидатора"

Ладно.

Мда, так далеко в наших интимных отношениях с ПУСО мы еще не заходили…

…Тут надо отметить, что пока нас на ПУСО мыли, я не только курил и грусти предавался, но и между прочим по всей его территории прогулялся, просто так, из чистой любознательности…

Испускаю горький вздох.

– Ну давай, – говорю, – работник такой хороший, пиши нам тогда на могильник…

– Мыться надо регулярно… – назидательно говорит «коллега».

И выводит нам в путевках: «Уровень радиации после 3-й обработки… (ВО ВСЕХ ПУТЕВКАХ! – ни одна из наших машин до 1,5 миллирентгена в час – максимально допустимого уровня, с которым это ПУСО выпускает, так и не отмылась…) поставлена на площадку отстоя техники. Начальник доз. поста ПУСО «Рудня Вересня» л-т подпись-фамилия…»

Пиши-пиши…

А рядом, за горизонтальной жердиной-шлагбаумом, перегораживающей выезд, несутся по шоссе машины! Эх! – из зоны…

А нам теперь спешить некуда. Момент торжественный и скорбный – «на могильник»… Изображаю на лице подобающую случаю печаль и «склонение перед неодолимыми силами природы» (как то: ПУСО…) – и из рук «начальника доз. поста ПУСО «Рудня Вересня» – пачка наших путевок…

…переходит в мои руки.

И ничего не происходит.

Просто путевки теперь – в моих руках.

Не торопясь, иду вдоль нашей бронированной колонны – «зараженной радиацией выше допустимого уровня»! – и раздаю водителям путевки. Негромко бросаю пару коротких фраз каждому.

Водилы и командиры экипажей кивают в ответ. В их глазах, уже было потухших от этой тягомотины на ПУСО, загорается интерес. К жизни и к тому, чем все это может закончиться: вообще – и для меня, командира колонны, в частности…

Я возвращаюсь, залезаю в головной броник:

– ПА-А-А МАШИНА-А-АМ!

Колонна БРДМов трогается и, дисциплинированно отвернув от шлагбаума, на бодрой скорости плотным строем движется к могильнику – «площадке отстоя техники», отгороженной колючей проволокой, с прохаживающимся внутри часовым: карабин на ремне, над плечом торчит вверх примкнутый штык, все как положено…

…и проезжает мимо этих гостеприимно распахнутых колючих ворот! Мимо забора из колючей проволоки! За ним стоят всякие грузовики, автобусы рядком – и ни одного БРДМа! И наших там не будет!.. Мимо! В зазор между колючим забором могильника и лесопосадкой! МИМО! Бронеколонна через щель организованно ускользает из ПУСО…

Часовой на нас уставился.

Наверняка у него карабин с боевыми патронами…

Ничего: по Уставу «часовой имеет право стрелять только при нападении на пост (на то, что он охраняет) или на него самого»! А мы ж ни на кого не нападаем! «Мы – мирные люди»! Мы, наоборот, мимо!..

Колеи в этой щели между «площадкой отстоя» и лесопосадкой уже наезжены – не мы тут первые…

Колючий забор могильника позади!

Дальше к столбам ЛЭП – и под высоковольтной линией, по вырубке – ну и колдоёбины! – а эта машина на буксире пройдет? – проходит! – через пни агромадные – узловатые корневища по земле разбросаны… – проходим! – по пням-колодам! – земля болотистая, кочковатая, под колесами пружинит – не увязнуть бы!.. Проходим! Становится посуше, поровней… Твердая ровная земля, наконец. Прошли.

Я на головной машине выехал на трассу, проехал чуть вперед, остановился.

С брони смотрю, как с вырубки подтягиваются БРДМы – один за одним выезжают на трассу, пристраиваются сзади… Все тут.

Так, одно ПУСО объехали.

Теперь следующее ПУСО – «Дитятки»…

Ехать по трассе – на их пункт дозконтроля? А если им этот лейтенант-«коллега» позвонит от большого служебного рвения или просто от досады?

Объехать ПУСО «Дитятки» лесами?.. С этим 248-м на буксире?.. Да еще водители эти невсамделишные…

Что ДЕЛАТЬ?

Колонна бронемашин стоит за мной на обочине трассы Чернобыль – Киев. Экипажи повылезали на броню перекурить, оживленно делятся впечатлениями от только что пережитого увлекательного приключения. В любой момент может ехать начальство из Чернобыля – конец рабочего дня! – и застать колонну разведки в этом интересном положении…

Что делать?

Надо подумать…

Коля достал пачку сигарет и, мельком взглянув, выщелкнул одну и мне. Я, подумав, взял, прикурил от его спички…

…Когда в тот день наша колонна благополучно добралась в лагерь в полном составе, я на радостях с Колей и приятелями-разведчиками выкурил еще пару сигарет.

А потом еще.

И еще.

И на следующий день купил себе пачку сигарет в Чернобыле.

И потом покупал по пачке в день.

Не считая тех, что покупал про запас, на всякий случай, и которые расходились как-то незаметно…

А опыта по части самой «площадки отстоя ПУСО» за всю свою чернобыльскую службу я так и не приобрел.

По очень простой причине: при мне из моей колонны на «площадку отстоя ПУСО» ни одна машина не попала. Ни разу.

…Но если б у меня спросили, что больше всего сил, крови и здоровья у меня в чернобыле забрало, я б ответил не колеблясь:

Война с ПУСО.

Удача, она же Везение

У стойких людей больше шансов выжить сравнительно невредимыми. Но полностью гарантировать безопасность не могут никакие личные качества.

Те, кто уцелел в трагических событиях, главной причиной этого всегда считают везение, удачу…

Герман Ю. Л. Травма и выздоровление.

Нью-Йорк: Бейсик Букс, 1997. С. 59–60.

(Herman J. L. Trauma and Recovery. New York, Basic Books, 1997. Р. 59–60.)

От Совета Министров СССР

28 июля 1986 года в расположении одного из крупных воинских соединений, участвующих в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, произошел сильный взрыв. В результате погибли, получили ранения и ожоги разной степени тяжести военнослужащие, призванные из запаса на специальные воинские сборы по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Точное число пострадавших устанавливается.

Предпринимаются меры по идентификации погибших. Пострадавшим оказывается помощь средствами медслужб воинских частей, дислоцированных в районах, прилегающих к 30-километровой зоне, центральных районных больниц близлежащих районов Киевской области и медицинскими учреждениями города Киева. Создана комиссия по расследованию причин чрезвычайного происшествия.

В паре метров от меня из отверстия в грязно-зеленой броне – горловины топливного бака БРДМа – торчит заправочный «пистолет»-штуцер. Рядом с БРДМом стоит бензовоз с пятью тоннами бензина: толстый гофрированный шланг, соединяющий две машины, пульсирует, прокачивая прозрачную, заряженную энергией, желтую жидкость.

Прозрачный воздух вокруг светло-серого алюминиевого штуцера слоится от тугих струй паров бензина, хлещущих вверх. К этим взрывоопасным ручьям медленно подлетает…

…ГОРЯЩАЯ СПИЧКА.

…Мой рабочий день закончился.

Маршруты разведки, начальство в штабе, ПУСО – всё позади. Уровни мы померяли, данные я сдал, дозу подписал, броники из зоны вывел, ВАИ[21]21
  Военная автоинспекция.


[Закрыть] на трассе нас не стопорнуло (а могло б – за те почти сто километров в час, что мы бронеколонной в лагерь шпарили)… ВСЁ.

Все сделано.

Все обошлось.

Мы приехали.

Мы дома, в лагере.

Коля заглушил мотор, я выложил через люк свою полевую сумку, ватник, котелок и, подтянувшись за края люка, вылез наверх БРДМа.

Мы стоим на краю разъезженной грунтовой дороги, в бесконечном ряду, где к таким же бензоцистернам других батальонов стоят очереди из БРДМов, грузовиков, пожарных машин, автобусов, – единая, почти сплошная масса. Пульсируют толстые гофрированные шланги… За колючей проволокой технических парков машин почти нет – все заправляются… Сегодня мы рано приехали.

По другую сторону от нас, за полем, – лагерь: ряды палаток до самого леса. У самой опушки – большой шатер бани… Помоюсь наконец сегодня… Повезло.

Трудовой день окончен. Трудовая ночь еще не началась. За моей спиной теплое оранжево-желтое солнце клонится к закату…

Сначала пойду в душ… Потом – свежее исподнее, новые мягкие портянки… Ужин… И чистая постель… ХОРОШО!

Я глубоко, удовлетворенно вдохнул. Достал сигареты-спички, закурил. И отбросил спичку.

Жить – хорошо!

…оранжевый огонек спички пролетает у открытого бензобака и обыденно сваливается вниз, куда-то между БРДМом и цистерной бензовоза…

…и я докуриваю свою сигарету…

Что мне сказали водитель Коля, державший в это время штуцер в горловине, и Славик-заправщик снизу, я передавать не буду. И что я им промямлил в ответ – тоже…

Мне, моему экипажу, Славику, его команде, вообще всем, кто заправлял и заправлялся в 25-й бригаде в этот спокойный летний вечер, – всем нам невероятно ПОВЕЗЛО.

…и поэтому еще одно сообщение «от Совета Министров Союза Советских Социалистических Республик» НЕ появилось в советских газетах в 1986 году и НЕ было перепечатано всей мировой прессой, напряженно следившей тогда за всем, что происходит в Чернобыле…

Потому что ничего не случилось.

По счастью.

По очень простой причине, присутствующей в мире постоянно и незримо.

По «причине», делающей этот мир местом, намного более пригодным для жизни.

Возможно, просто – МЕСТОМ ЖИЗНИ.

Лагерный фон

25.07.

Ночь. Ярко освещенная внутри палатка – Ленкомната («Ленинская комната»).

За длинным столом (он завален списками и бумажками-донесениями на дозы) пишут офицеры роты.

Миша заклеивает в конверты благодарности.

Бумаги совсем задавили замполита.

Я: Все-таки главная наша работа – на АЭС, а не в лагере.

Замполит: Ошибаешься! Я тоже так думал поначалу…

Из рабочего блокнота командира взвода радиационной разведки

0,3 мР/ч. Лагерный фон

В лагере уровень был 0,3 миллирентгена в час.

Как-то – солнышко призакатное – сошлись после работы я, Володя – командир 3-го взвода, еще кто-то.

Стоим, треплемся расслабленно.

Ну, и курим.

Подходит Андрей – замполит[22]22
  Заместитель командира по политико-воспитательной работе.


[Закрыть] роты, тоже становится в кружок.

Вытягивает пачку, чтоб закурить, и сигарета выскальзывает вниз – наземь.

Белая – то есть с фильтром – сигарета. Импортная.

Дефицит. (Курево всегда дефицит в местах вроде Чернобыля.)

Белая заманчивая сигарета с фильтром валяется у наших сапог.

А мы на нее смотрим – офицеры радиационной разведки…

Замполит наклоняется, поднимает ее, обдувает и закуривает.

Все остальные – каждый про себя – вздыхают с облегчением: а то добро пропадает… Уровень-то в сравнении с нашими рабочими – игрушечный; обдуть от пыли – ничего не будет, тут всего лишь пара десятков нормальных уровней…

…«Быстро поднятая сигарета не считается упущенной»…

0,3 миллирентгена в час. Лагерный фон.

Шапиро

Появился в моей роте рядовой Шапиро.

Среднего роста, темноволосый, кругловатое лицо, карие большие, чуть навыкате глаза. Рядовой как рядовой. Ничего особенного.

Но это – для меня.

Это для меня – ничего особенного.

Потому что через недельку подходит ко мне особист – представитель в батальоне Особого отдела (по борьбе со шпионажем и политической неблагонадежностью вообще) – и интересуется: а как Шапиро?

Да… никак, в общем-то. Обыкновенно. А в чем дело?

Да ни в чем, в общем-то… А как он работает? О чем разговоры ведет? Не стремится ли особенно в разведку попасть? Все вокруг да около, все «Шапиро» да «Шапиро», как будто намекает на что-то, о чем я знаю…

Ну, отвечаю, работает обыкновенно, разговоры… ну, обыкновенные – нормальный парень, короче; пока на АЭС работает…

Ну и ладненько, и пусть на АЭС работает, а в разведку его не берите.

Ладно, не возьмем, отвечаю ему, озадаченный…

Чего это особист к новичку Шапиро прицепился?

– Так Шапиро ж – еврей! – с ходу разрешил эту шараду замполит. – Потому что – Шапиро!

И действительно – Шапиро… Уродись с такой фамилией…

Чуть что – Шапиро! А что – Шапиро? Призвали Шапиро – Шапиро и пришел. А теперь начинается – не такой… Домой тогда отпускайте.

…А вот если б, не дай боже, Шапиро пришел сюда ДОБРОВОЛЬЦЕМ – ой-ой-ой, вот тогда б я ему очень круто не позавидовал!

Тогда б он очень долго особисту объяснял, с чего это он любовью к родине воспылал – и к какой именно родине…

Шпиономания

Представьте:

Вы сидите в опере.

В партере.

Музыка – божественная.

На громадной сцене – богатое действо.

Дирижер во фраке.

Люстра под сводом зала.

Строгие костюмы мужчин. Роскошные туалеты дам.

Поблескивают, переливаясь, драгоценности. Обнаженные плечи.

И – благоухание! – тончайшие, нежнейшие арома…

…и тут вы ощущаете, что кто-то – pardon, и еще раз, и еще раз pardon – ПОДЛО НАБЗДЕЛ («Лучше громко перднуть, чем подло набздеть», – говаривала пацанва у нас во дворе), и вредоносный агент невидимо распространяется по рядам партера – обнаженные плечи, блеск драгоценностей, строгие сюртуки мужчин…

Какая там музыка, какая, на фиг, драма!

Но не шевельнется выдержанная публика, и взоры все так же устремлены (но несколько более напряженно) на сцену… Да кто ж это сделал? Уж не этот ли сосед слева, ишь как потеет, мерзавец… На дам и думать страшно… Машет палкой дирижер… Или этот спереди – шея краской заливается… Ч-черт! это ж и на меня могут подумать! Кидает в жар – и сам неудержимо начинаешь краснеть как помидор…

Именно такой эффект произвели несколько простых слов:

– В ЦРУ знают радиационную обстановку в Чернобыле.

Простые слова сказал простой невыразительный человечек – особист. Представитель «Особого отдела» – контрразведки, армейского КГБ[23]23
  КГБ – Комитет государственной безопасности СССР – организация, боровшаяся в СССР с политической неблагонадежностью, шпионажем и особо крупными и организованными уголовными преступлениями, могущими нанести ущерб стране и ее имиджу. Само звучание этих трех букв – КГБ – заставляло поежиться каждого подданного страны, десятки миллионов граждан которой были уничтожены по обвинениям в мнимой политической неблагонадежности или такой же мнимой «подрывной деятельности» и измене Родине. Очень не любил КГБ наш народ.


[Закрыть] – в батальоне.

А перед ним сидим мы, офицеры батальона радиационной разведки, два десятка человек, которые как раз эту самую обстановку и «делают»; сидим рядами на грубо сколоченных лавках, кепи держим на коленях или в руках…

– В ЦРУ знают радиационную обстановку в Чернобыле.

И тонкий душок предательства пополз по комнате… А как иначе могло быть, когда в помещении с ограниченным числом людей говорят: «Среди вас есть предатель»?

Зависла тишина. Густая, заряженная, насыщенная тишина.

Среди нас должен быть предатель.

Шпион…

Происходит эта «опера» в 35 километрах от Чернобыльской имени Ленина АЭС, в ленинской же комнате батальона разведки – длинной палатке-бараке.

Лето 1986-е от Рождества Христова.

Еще не построен саркофаг, пролом реактора зияет на весь мир черной дырой, и в жаркую погоду поднимаются уровни радиации по ветру от 4-го развороченного блока… А перед нами стоит особист, который видел АЭС только в телевизоре (если видел), и намекает нам… да что там намекает – прямо утверждает! – «Среди вас есть предатель»…

– В ЦРУ знают радиационную обстановку в Чернобыле…

И в наступившей тишине каждый думал одно и то же: «Ч-черт! Это ж и на меня могут подумать…»

Не скажу, сколько она тянулась, эта пауза —

– В ЦРУ знают радиационную обстановку в Чернобыле… —

и какой вихрь – тщательно маскируемый невозмутимостью наружной – пронесся у каждого из нас в голове —

– В ЦРУ знают радиационную обстановку в Чернобыле… —

пока особист своим взглядом почти-рентгеновским «сканировал» публику…

И тут меня словно коснулся ветерок облегчения: я не крайний! Я НЕ КРАЙНИЙ!!!

Я НЕ ДОБРОВОЛЕЦ!

Я не сам сюда пришел! Я не рвался сюда, а мне повестку сунули – распишись! «На основании Закона «О всеобщей…[24]24
  …воинской повинности».


[Закрыть]» – заставили! А я не хотел, на фиг мне этот Чернобыль с его обстановкой радиационной…

Это, конечно, не алиби (для советской власти алиби не бывает, для ее «особых органов» замечательных) – но все же…

И все мы тут такие, самого этого особиста бдительного включая…

Все за шкирку в чернобыль притянутые.

Все.

…Кроме одного.

Сережи, моего тезки, командира расчетно-аналитической станции.

Вот он пришел сюда ДОБРОВОЛЬНО.

Единственный на весь батальон радиационной разведки…

Чего он сюда пришел? Что он тут забыл? Или ищет? Чего ему тут надо? Зачем?

ЗА ЧЕМ?

Долго он теперь будет объяснять – зачем…

Да даже если и не будет… Вот так сидеть и знать, что все вокруг думают на тебя… Или ты сам на себя – по этому эффекту дурацкому всеобщей подозрительности…

Доброволец…

Сам в жизни никуда добровольцем не пойду и сыну своему закажу:

«Никогда, сынок, не ходи никуда добровольцем! Позовут – тут уж такое дело, смотри по обстоятельствам: что за дело, что за компания… А добровольцем – с толпой – никогда никуда не ходи».

Вечно с добровольцами этими всякие темные истории… У Эренбурга в «Люди, годы, жизнь», например: пошли русские, кого Первая мировая война в 1914 году во Франции застала, добровольно воевать во французскую армию против Германии… Отдельную часть создали – «Ура»! А кончилось все тем, что их свои же – французы – расстреляли по приговору военно-полевого суда: не нравилось русским добровольцам, как война ведется, стали на что-то обижаться, чего-то требовать – дельно воевать захотели… Неудобное они войско, эти добровольцы. А время было нервное – война…

Подозрительный он человек, доброволец. Своей волей идет туда, откуда все, кто с головой на плечах, правдами и неправдами отмазываются…

…не хотел бы я быть в этот момент на месте Сережи…

Особист, добившись требуемой степени «осознания», перешел от «СЛУШАЛИ» к «ПОСТАНОВИЛИ», к раздаче Ценных Указаний:

– Запрещается вести всякие разговоры о радиационной обстановке…

А дружеские беседы? Он что, не понимает, что расслабленный по виду треп отдыхающей вечером (или когда придется) разведки – это треп именно и в первую очередь как раз о том, что-где-как и, естественно, СКОЛЬКО – на самом деле – важная часть нашей работы?! Потому что завтра тебя закинет в то же место – и ты будешь тыкаться вслепую, влетать в те же проблемы и хватать те же дозы, что уже влетели и схватили твои друзья-приятели… Если вчера – или когда-то раньше – не потрепался в лагере или другом безопасном месте на эту тему со своими приятелями… Хорошо, что у мужиков есть такой плохой обычай – говорить о своей работе…

А особист свое талдычит:

– Если видите, что кто-то в зоне делает замеры уровней радиации – сообщать немедленно!

Ну чудак! Да кто ж этих замеров в зоне не делает! У каждой работающей бригады – свой дозиметрист, а этих бригад, групп, группок и одиночных работающих в зоне – неисчислимо…

– А если увидите, что кто-то берет пробы грунта или воды в зоне…

Ты как это себе представляешь, дружок? Что кто-то, извиваясь ужом, проползает между наших сапог и, тихонько подвывая, саперной лопаткой наскребает себе горсточку песка в карман? Да тут сейчас начали брать пробы все кому не лень – чем дальше, тем больше. Раньше всех только уровни интересовали, а теперь что ни день – то пробы, пробы, пробы – все больше и больше: в белых робах – «наука» – и Академия наук СССР, и АН Украины, и всякая разная прочая; в хаки – военные; в рабочих спецовках – ведомства всякие; ну а возят их чаще всего военные, и мы в том числе… Недавно по периметру 30-километровой зоны ездили – возили и помогали цилиндры земли сантиметров 30 диаметром и глубиной 60 выкапывать… Жаль, я не смог тогда с этим экипажем поехать…

Съездил бы ты хоть раз в зону, дружочек, а потом уже других учил! Шпионов тут по тылам ловишь…

– Выходить в эфир открытым текстом – категорически запрещается!

Ну тут уж – можешь быть аб-со-лют-но спокоен! – не подведем: рации мы включаем, только когда из зоны сматываемся – ПУСО объезжаем! И тут уж так стараемся, чтоб «враг» – твои же кореша из Особого отдела – лишнего не услышал… Тут все железно. Можешь на нас полностью положиться. Не подведем.

…А здорово они поумнели – после того как в мае (мне приятели рассказывали) открытым текстом гнали радиационную обстановку из Припяти по рации…

– Американцы из космоса контролируют всю территорию вокруг Чернобыльской АЭС…

Вот с ними и разбирайтесь! А то пристебался…

Жутко боялась Власть «утечки информации» – как же, имеет «огромное военно-стратегическое значение»… И уровни радиации на местности, и то, как последствия аварии АЭС ликвидируются – чтоб, наверное, если мы ихнюю АЭС раздолбаем, враг как совладать с последствиями не знал… Чтоб мир не знал, какие мы на самом деле позорники и как мы эту аварию на самом деле «ликвидируем»…

Жутко боялись они «утечки информации».

Иностранцев в зону – ни-ни-ни! (Разве что Ханса Бликса, нанятого босса МАГАТЭ, на вертолете прокатили… А с воздуха что? Людишки внизу копошатся, работа кипит – а что, зачем и где-сколько, вам наши эксперты расскажут… С воздуха вообще все выглядят красивше – и ненужные детали картину не портят…)

Характерный эпизод:

В одну из первых разведок попал я на место, где несколько гражданских инженеров и техников собирали Mannesmann. Что, как потом оказалось, было а-а-агромным высоченным ажурным краном на большущих гусеницах; несколько этих Mannesmann’ов Саркофаг монтировали, их много потом показывали. Так вот, первый из этих кранов собирали в километре от взорвавшегося энергоблока на запад, на обочине куска дороги от АЭС, перед ее слиянием с трассой на Полесское – по нему никто не ездил… Уровень там был 100 миллирентген в час. Тогда сборку только начинали – гусеницы (в рост человека!) уже собраны, на них кабина, первая длинная ажурная секция крана еще концом на землю опирается… И наши инженеры этот кран собирали – как школьники! – заглядывая в инструкцию фирмы-изготовителя: толстенный том – прозрачная пластиковая обложка, добротная белая бумага – лежал развернутый прямо на этой самой гусенице… А иностранцев, они объяснили, в зону «наши» не пустили – хоть обычно монтаж делает фирма-изготовитель, и в этом случае они тоже свои услуги предлагали… Коварство чужестранцев беспредельно…

…Но самое смешное! – в это же самое время, когда нас особист в лагере пытал-прорабатывал, – в разведотделе главного военного штаба в Чернобыле, где самые полные данные о радиационной обстановке собраны на картах, в таблицах, схемах самых важных участков… в общем, в разведотдел Оперативной группы Министерства обороны СССР заходил и брал данные кто хотел:

«Привет! Я такой-то оттуда-то. Мы там-то будем производить работы. Какие там уровни радиации?» Садился и переписывал на бумажку или в блокнот то, что его интересовало. Или копию на прозрачную бумагу-кальку с карты перерисовывал, если не ленивый… И это, кстати, и было нормально. (Пока до официальных писем-отношений с указанием – что-кому-куда-зачем – не додумались через какое-то время.)

По разведотделу такие толпы народу шлялись…

Или зачем мне, рядовому офицеру радиационной разведки, знать все? А солдатам – командирам наших экипажей? Зачем нам туда вообще заходить? Если б я за это отвечал – я б им живо обеспечил секретность! С простотой необыкновенной: в двери окошко, в нем приемщик данных – и все…

Но для этого нужно, чтоб был порядок.

А когда он есть – АЭС не взрываются…

…Человеку, который в чернобыле не был, – просто представить себе невозможно, какая там шпиономания была! Мы ж были простые люди, из народа, без всяких там допусков секретных, а «слишком много знали»…

…Из палатки-барака ленинской комнаты офицеры батальона радиационной разведки выходили, пожимая плечами, делясь сигаретами и склоняясь по очереди над огоньком в чаше ладоней друг друга…

Воздух снаружи был свеж.