Текст книги "«Воскресение». Книга о Музыке, Дружбе, Времени и Судьбе"

Глава 18. «Не зарекайся, браток…»

Приезжаю в Дубну к старому другу Сергею Попову, лидеру группы «Алиби», поставившей на уши всю страну в конце 1987 года. У него в клубе – юбилейный концерт, а мы сидим за кулисами, и я сообщаю ему, что приступил к книжке о группе «Воскресенье».

– Интересно! А ты знаешь, что в 1983-м году я чуть было вместе с Романовым и Арутюновым в тюрьму не загремел?

– Нет! А за что?

– Длинная история. Если коротко, то «за скупку краденого». Тогда мы назывались «Жар-Птица», я тебе пришлю свою повесть прочитать…

Алексей Романов, 1983 год. Вот такого общественно опасного элемента мадам Травина посадила в тюрьму

В августе 1983 года Алексей Романов репетировал в Саду «Эрмитаж» ту самую программу для телевидения. Следователь Травина вызвала его повесткой на допрос по адресу Огарева, дом шесть, в качестве свидетеля по делу еще 1981 года. Лёшка даже пожалел, что это происходит не на Петровке, ибо тогда можно было бы просто улицу перейти.

Он сделал перерыв в репетиции, отправился в тогдашнее Следственное управление, вошел в здание и… прямо на этом допросе был взят под стражу.

Через некоторое время на допрос был вызван и Саша Арутюнов. Он вернулся в Москву из командировки и был арестован точно таким же образом.

Нужно сказать, что вся история с их арестом была, в общем-то, высосана из пальца, и даже не самой Травиной, чьи навыки в этом серьезном деле не хотелось бы рекламировать, а всеми так называемыми «официальными органами».

Вслед за Союзом композиторов, весьма встревоженным потерей доходов от авторских отчислений, эти органы сильно зачесались, и вот по какой причине: нарушалась монополия советского государства на львиную долю доходов. В лице концертных организаций оно тогда было эдаким продюсером-кровопийцей, за сам факт концерта отжимавшим себе… до 80 % сборов.

То есть в советское время нормальной была схема, по которой все поступившие деньги централизованно перечислялись в концертную организацию, а та практически всё перераспределяла по собственному усмотрению, по минимуму расплачиваясь с концертной площадкой, с распространителями билетов и производителями рекламы. И уж совсем смешной процент от концертного сбора доставался самому артисту, за которого, собственно, зритель свои деньги и платил.

Эта ситуация не устраивала ни одну из заинтересованных сторон: ни зрителей, которым не хотелось тратить время на «концерт в нагрузку», ни хозяев площадок, ни самих артистов, практически не видевших эквивалента своему таланту. Только представьте себе, что бездарный, но идеологически выдержанный заслуженный маразматик, поставленный «в нагрузку», за пятиминутный выход в официальном концерте получал значительно больше, чем отработавшие целое отделение музыканты группы, на которую, собственно, зритель и купил билет!

И «уравниловка» всем надоела.

Ушлые организаторы, или устроители, «левых» концертов в СССР были всегда, начиная с нэпманских времен, но в начале 80-х, в связи с возникновением целого направления альтернативной эстрады, представленного роком и бардовской песней, баланс «левых» и «правых» концертов был весьма ощутимо нарушен.

Это явление стало естественным следствием того же технического прогресса в виде магнитофонной культуры и революции в радиотехнике, позволившей разным умельцам производить и звукозаписывающую, и концертную аппаратуру самостоятельно, что называется, «на коленке».

А, кроме того, нашу безмерно родную Партию, ее совершенно очаровательный Центральный комитет и донельзя милое Правительство чрезвычайно беспокоил тот факт, что из-под их рук уплывал такой сладкий идеологический контроль! Я уж не говорю о резком падении международной цены на нефть, которое столь сильно потрепало закрома Родины, что кое-где в них даже стало проглядывать дно…

В общем, терпеть это жуткое безобразие стало абсолютно невозможно, и на уровне Политбюро ЦК КПСС было принято Постановление «Об усилении контроля за деятельностью концертных организаций».

Помню анекдот, который мне рассказал летом 1983 года видный мыслитель современности, музыкальный критик Юрий Лоза:

– Приехал проверяющий в филармонию: – Как боретесь с вокально-инструментальными ансамблями? – Активно, товарищ Иванов! Сольные программы запретили, ввели квоту в 20 % на исполнение своих и зарубежных произведений, прижали использование световых эффектов на концертах, перетарификацию проводим раз полгода, длинные волосы стрижем, в крупные города не пускаем… – М-да… Ну, недурно, весьма недурно… А дустом пробовали?

Всех мести подчистую было, конечно же, не рационально, достаточно было сделать несколько «знаковых» арестов, и под этим знаком в 1983-м году оказались московские «Воскресенье» и «Браво», ленинградский «Трубный Зов», свердловский «Рок-Полигон» Александра Новикова. Буквально чудом на свободе удержалась дубненская «Жар-Птица».

А предвестником всей этой травли была опубликованная 11 апреля 1982 года в «Комсомольской правде» статья под названием «Рагу из синей птицы», написанная неким красноярским патриотом по фамилии Кривомазов. Рассказать об этом персонаже совершенно нечего, кроме того, что перед своей, сколь безвременной, столь и бесславной, кончиной он занимал пост главного редактора… внимание! – журнала «Русская водка».

Ну да, земля ему пухом.

Важно было то, что, совершенно не вникнув в суть дела, он приписал Андрею Макаревичу строки Лёши Романова из песни «Кто Виноват?», от которых давно немытые органы тогда очень сильно воспалились.

А самое мерзкое было в том, что доносчики были и среди своих. Для того, чтобы иметь возможность выступать тогда, когда всем другим власть наступала на горло, они были готовы писать статьи «со здоровой критикой в адрес дурновкусия», а то, что такие «сигналы общественности» могли оставить человека без средств к существованию, а то и вообще привести за решетку, они не думали.

Они, сволочи, строили свою собственную карьеру, как, например, лидер группы «Прощай, Молодость!» Андрей Якушин, написавший в «Советской культуре» откровенный идеологический донос на группу «Автограф». Слава Богу, у Сита все тогда обошлось, но так везло далеко не всем.

Но, если вы думаете, что это «ноу-хау» относится лишь к 80-м, то я вас удивлю, и напомню, как таким же образом в 40-е размазали Ахматову и Прокофьева, и даже несколько доносов критика Давида Заславского в предыдущие десятилетия. Именно такие перлы, как «Сумбур вместо музыки», опубликованный в «Правде» 28 января 1936 года и раздавивший Дмитрия Шостаковича, позволили этому мерзавцу «проканать за своего» и выжить во время обеих волн государственного террора.

Но давайте возвращаться к «Воскресенью».

Вообще-то, «Дело о незаконном предпринимательстве музыкантов, так называемой группы "Воскресенье"» тянулось еще с 1981 года, когда в подмосковном городе Железнодорожный «Воскресенье» «свинтили» прямо на концерте.

Собственно, первое знакомство с правоохранительной системой состоялось на сейшене в Дедовске, куда опера по наводке прибыли «винтить» «Машину Времени» и крайне растерялись, что на сцене оказалась не она. А потом, уже в Железнодорожный, приехали целенаправленно и совершенно конкретно.

Дело несколько раз то поднимали, то закрывали, в него вмешивались различные высокопоставленные друзья и родители. Лёшу Романова все это сильно беспокоило, ибо он тогда официально считался тунеядцем, держа трудовую книжку в собственном столе, но с долгожданным переходом на филармоническую работу все вроде бы успокоилось.

Оказалось, что нет.

Главная проблема была в том, что после ухода Сереги Кавагое Романов негласно унаследовал от него функции руководителя, осуществлявшего внешние контакты, договаривавшегося о сумме гонорара и получавшего деньги на руки. То же иногда касалось и технического руководителя, «Артема» Арутюнова. Многочисленные устроители концертов за 81–82 годы, тщательно вычесанные следствием, указывали на то, что именно на этих двух замыкались все финансовые операции.

Ошибочно считается, что под стражу Лёшка попал из-за того, что признался в получении денег на руки, но это не так. Его признание не имело никакого юридического значения при таком количестве свидетелей, указавших на него.

– Кстати, меня ж тогда сразу в одиночку посадили! Ты представляешь, какой психологический эффект должен быть, если мажора в одиночку сунуть?

Пребывание за решеткой штука всегда неприятная, но Лёше, если можно так выразиться, повезло. Хотя в первый же момент после перевода в общую «хату» в Бутырке у него чуть было не случился конфликт с юным джигитом, резко потребовавшим, чтобы тот отдал ему свои сигареты, но все быстро разрешилось. Далее слушаем Сашу Кутикова:

– Старшим на той «хате» случился мой сосед по Малой Бронной. Звали его Вова Тарелка. Тарелка потому, что морда была большая и круглая. Я в свое время Вовку ввел в наш мир, он любил хорошую музыку и неоднократно бывал на концертах и «Машины» и «Воскресенья». Так вот, он там заботился о Лёшке и не давал в обиду блатным и шибко борзым. За это мы его, конечно, потом отблагодарили и, когда он вышел, даже взяли на работу техника в «Машину Времени». Ненадолго, правда, пока он не осмотрелся и не включился в свои обычные дела.

Впрочем, по словам Романова, в общей камере бандитов-то почти не было. Так – мелкие жулики, хулиганы, бухгалтера, алиментщики… Но в данном контексте «почти» – категория тоже не слишком приятная.

Сашу «Артема» Арутюнова «приняли» на несколько дней позже.

Когда он возвращался в Москву, прервав телевизионную командировку в Симферополь, он уже догадывался, что его ждет. Да и никогда не был он оптимистом, полагая что «дружба» между музыкантами и оперативниками, возникшая пару лет назад при поисках украденной аппаратуры, была лишь прикрытием их активной разработки. Сам по себе поиск и быстрое возвращение аппаратуры были «втиранием в доверие», в результате которого опера знали, кого и о чем нужно спрашивать.

А когда их «закрыли», то, понимая, что дело с незаконным предпринимательством вполне может развалиться, товарищ Травина стала их «крутить» на совершенно другие темы. Лешке пытались «пришить» наркоту, а Артему – кражу техники с Центрального телевидения.

Он, вообще-то, всегда был умельцем. По истечении срока эксплуатации и по приходу в негодность в Останкино обычно списывалось немалое количество аппаратуры, так вот, Артем подбирал списанные микрофоны, разбирал до деталей и приводил в рабочее состояние.

Одним из самых серьезных эпизодов его дела была «спекуляция краденым». Гражданка Травина, найдя у него дома почтовые квитанции о переводе денег из Дубны, докопалась до того факта, что он собрал и продал руководителю группы «Жар-Птица» микшерный пульт для звукозаписи, причем использовав для него «ворованные» детали. А на следствии Артем был прижат фактами и вынужден был признаться в этом, что чуть было не кончилось тюрьмой и для Попова.

Лёше и Артему тогда пытались помочь все по мере возможности. Даже я рассказал всю историю одному из маминых учеников, ушлому норвежскому журналисту Хансу Стейнфельду, следствием чего в его газете появилась статья о притеснении свободного творчества в СССР.

Родители и друзья нажимали все возможные рычаги. Мира Львовна Коробкова, педагог по вокалу, даже задействовала своего звездного ученика, композитора Мигулю, а тот вывел ее на начальника Следственного Управления МВД генерал-майора Лентищева.

Генерал оказался мужиком на удивление приличным, вызвал к себе Травину и законно поинтересовался:

– Товарищ Травина, а почему, собственно, люди безо всяких доказательств сидят в тюрьме до суда?

– Так они уже во всем признались, товарищ генерал!

– Да у вас в Бутырке любой в чем угодно сознается! Отпустить до суда!

Судья Ботин тоже поначалу проявил себя мужиком приличным и хотел дело закрыть, но поехал на консультацию в Московскую областную прокуратуру, и там ему это сделать просто… не разрешили. Сказали, «дело на контроле наверху!»

Суд состоялся в Железнодорожном через несколько дней после этого разговора. Сидевший в зале лидер «Жар-Птицы» Сергей Попов, вызванный пока в качестве свидетеля, рассказал об этом заседании в своей повести:

«Небольшой зал был полон. В основном это были, как я понял, родственники и друзья подсудимых. За деревянным барьером, у правой стены, под охраной милиционера сидели Саша Арутюнов и Лёша Романов. Их состояние я охарактеризовал бы как равнодушие и отрешенность. Иногда они улыбались или кивали кому-то в зале, но это были ответные, реактивные эмоции. В проходе появился и тут же исчез знаменитый менеджер группы Романова, Ованес Мелик-Пашаев. Помню спину ТКНН перед собой, который рассказывал суду, что он "почти ничего не помнит" – какие такие "левые" концерты, когда, где?

Я не назвал бы атмосферу в зале гнетущей, как часто бывает в подобных ситуациях. Скорее, она была наполнена молчаливым сочувствием к несчастным музыкантам-арестантам, которые были виноваты лишь в том, что сочиняли песни и хотели, чтобы их услышали».

Есть воспоминания и еще одного свидетеля – Саши Чиненкова, мультиинструменталиста и вокалиста, работавшего вместе с воскресниками над альбомом «Радуюсь»:

«Безумно неприятно было слушать, как Сапунов, Шевяков и ТКНН пожимают плечами и на все говорят "не помню", кроме того, что никаких денег они в руки не получали. Это они очень хорошо помнили!»

Ни у кого ни сегодня, ни в те годы не повернется язык осуждать коллег Романова и Арутюнова, ведь если бы они возьми да и признайся в том, что все делали вместе, они не только сами схлопотали бы срок, но и товарищам только все бы ухудшили, углубив их вину за «групповой сговор и организацию преступного сообщества».

Да и Саша Арутюнов на следствии признался в продаже пульта группе «Жар-Птица», что должно было обернуться для Попова очень серьезными последствиями, но пронесло.

Но и гордиться здесь тоже нечем, правда? Всем нам, конечно, очень хотелось бы, чтоб наши герои и тут вели себя по-героически, а с неба тут же спустилась бы «Рать Святая» и наглядно покарала их обидчиков, но…

Давайте еще раз обратимся к эпиграфу и признаемся себе, что нерыцарскими поступками со всех сторон отличается любая правдивая история от выдуманной. Такова се ля ви.

В общем, приговор суда – 3,5 года в колонии общего режима с конфискацией и штраф в пользу государства за причиненный ущерб. Весело, да?

А чего у Лёшки конфисковать-то? Орудие преступления – гитару, тот самый «фендер-буллит», на который он копил несколько лет! А еще – не работающий магнитофон «Комета», проигрыватель «Корвет», журнальный столик и два кресла… Старых, засиженных… Но это – особая история, которую мне поведала уже Лариса Романова.

Как мы помним, «преступление» было совершено в 1981-м.

Дело заново открыто в 1982-м.

«Закрыли» Лёшу в 1983-м.

Выпустили в 1984-м.

А выносить мебель судебные приставы пришли… в 1986-м, когда вовсю гремели Гласность, Перестройка и Ускорение!

Ларисе было безумно жалко девочку-практикантку, которую заставили руководить всем этим черным балаганом, она не знала, куда спрятать глаза… В общем, в квартире остался диван, кухонный стол и две табуретки.

Но и это еще не всё! Через два года, уже в 1988-м, на адрес Алексея Романова пришла квитанция о том, что он должен… выплатить штраф за «намеренную порчу государственного имущества». Поняли? Я тоже сначала не понял, но… магнитофон «Комета» ведь на момент конфискации не работал! Теперь дошло?

Тот самый «фендер-буллит»… Интересно, кто на нем сегодня играет?

А тогда адвокат Феликс Давыдович Ицков, ветеран войны, весь в медалях, чуть не плакал, осознав все это надругательство над самим словом «правосудие».

Нарушений было вообще зашкаливающее количество, вплоть до того, что на суде… не было обвинителя. Как вам это нравится, а? Мол, зачем, когда и так все понятно!

Но… что-то в воздухе суда было такое, что после вынесения приговора как-то сразу всем стало ясно, что этот кошмар скоро закончится.

Дело в том, что длинные чекистские ласты товарища Андропова к моменту суда уже были прочно склеены, а товарищ Черненко, принявший у него геронтологическую эстафету, оказался человеком… скажем так: более мягким. Да и интересовало его, по большому счету, лишь одно дело: еще хоть немножко пожить в должности Советского Царя.

К тому моменту андроповцы в угаре служения пересажали немало «своих», и для расхлебывания всех последствий тому же Политбюро того же Центрального комитета все той же Коммунистической партии Советского Союза пришлось снова принимать свое очередное высокое Постановление. И суть его была в том, что «не следует лишать свободы граждан, впервые нарушивших закон, по статьям, не связанным с тяжкими преступлениями против личности».

Ну, и как по взмаху волшебной палочки, до прокурорского надзора наконец-то дошли все жалобы о «нарушении принципов социалистической законности» и вся прочая наша писанина.

Просто так никого выпускать было, конечно, нельзя. Нужен был официальный пересмотр дела, и в ожидании оного Романова и Арутюнова перевели из одиозной Бутырки в Серпуховскую пересылку, где режим был намного легче. Они даже устроились на работу по родным специальностям: Лёша был художником, а Артём ремонтировал и модернизировал радиосеть и лагерную телефонную станцию.

Кроме того, Лёшины родители залезли в долги и смогли заплатить несколько тысяч рублей незаконно присужденного штрафа, да и юный, пока еще честный, районный депутат, к которому на прием они пришли, решил по наивности заработать себе хорошую карму и сделал депутатский запрос.

Ну, и через несколько недель приговор был правильно пересмотрен. То есть произошла переделка плохой статьи на «незаконный промысел», то есть, Лёша с Артемом как бы в несезон нерпу гарпуном били…

В общем, через два месяца ребята вышли на долгожданную волю.

Из Серпухова в Москву они ехали на электричке, и по дороге вдруг выяснилось, что за вагонными окнами идет уже июнь 1984 года, того самого, что дал название знаменитой антиутопии Джорджа Оруэлла.

В этом году США и Ватикан установили полноценные дипломатические отношения, был произведен запуск советского космического аппарата «Союз Т-11» с Ракешем Шарма, первым индийским космонавтом на борту, поступил в продажу компьютер Apple Macintosh, а советский программист Алексей Пажитнов представил миру свою игру «Тетрис«. В Японском море столкнулись советская атомная подводная лодка «К-314» и американский авианосец «Китти Хок», в финале чемпионата Европы по футболу 1984 Франция победила Испанию со счетом 2–0, в ходе крупной операции в Панджшерском ущелье попал в засаду и понес тяжелейшие потери 1-й батальон 682-го мотострелкового полка ограниченного контингента советских войск в Афганистане, в Германии стала набирать популярность группа Modern Talking, а ЦК Коммунистической партии Китая одобрил программу экономических реформ. В Лос-Анджелесе состоялись XXIII Летние Олимпийские игры, которые СССР бойкотировал, террористическая организация Хезболла взорвала автомобиль со взрывчаткой возле посольства США в Бейруте, в Индии премьер-министр Индира Ганди была убита своими охранниками-сикхами, а в наш эфир вышел последний выпуск телепередачи «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады«.

Это был високосный год, начавшийся в воскресенье. Только самой группы «Воскресенье» уже не существовало.

Глава 19. Без названия

– Сереж, а почему глава без названия? Тебе что, трудно придумать? Если что, так и я могу помочь!

– Ох… да не глава «Без Названия», а группа тогда была без названия!

Доехав электричкой до «Текстильщиков», Лёшка взял такси и поехал домой. А дома за накрытым столом уже ждали друзья: Вадик, Паша…

Выпили, поговорили, попели, а на следующий день – в студию! Надо было профессионально реабилитироваться, восстанавливать навыки и новый материал ваять.

Пока Романов сидел в следственном изоляторе, на его месте трудились «местоблюстители»: сначала Алексей Антонов, которого все знали как Старуху Изергиль, а потом Олег Курятников, приятель Петруччо Подгородецкого по армии.

Почему Старуху сменили, не помнит никто. А названия у команды не было даже не по причине запрета, а потому что все понимали – нет смысла называть «Воскресеньем» собрание людей, среди которых ни одного из основателей группы нет.

Там ведь была вообще балаганная история, привожу прямой речью рассказ Славы Горского, потрясающего клавишника, многолетнего руководителя группы «Квадро»:

– Мы тогда только начинали и поехали с Мелик-Пашаевым в какой-то город. В программе значилось: «Квадро» – первое отделение, «Воскресенье» – второе. Ну, отработали мы, а потом… Свист, крики, огрызки на сцену летят, «Пошли вон!» кричат… В общем, в дальнейшем туре Ваник нас попросил вторым отделением работать, а то – позор совсем… Ну, как можно называть «Воскресеньем» ансамбль, где нет ни одного человека из основателей, а за клавишами вообще Лёва Оганезов сидит!

Да-а… Информация про Левона Оганезова меня добила…

Вообще-то в те дни стихийно возникло название «Салют», но и оно продержалось буквально две-три поездки. Откуда вдруг «Салют»? Да оттуда же, откуда парой лет назад и арутюновская аппаратура «Сигнал»! Фагот – Сашка Бутузов – обклеивал кофры этикетками, которые сдирал с дешевого шипучего пойла, имитировавшего шампанское, но стоившего 2 рубля 50 копеек. Называлось оно «Салют»!

ВНАЧАЛЕ И ПОТОМ:

А когда Романов вернулся и сразу включился в работу, команде подвернулась росконцертовская халтура по Тульской области. Он играл на бас-гитаре, аккомпанировали они Аркадию Хоралову и Геннадию Белову.

Несмотря на дремучесть и зашкаливающую «совковость» репертуара, по словам Лёши, работая с ними, он впервые понял, что такое профессионалы.

А еще он там впервые узнал, что такое «вертушка».

А вы еще не знаете? О-о, это великое изобретение наших эстрадных жуков!

Рассказываю. У каждого концерта, как мы помним, существовало одно афишное имя. «Паровоз», «обезьяна», «пупок» – этими ласковыми терминами на эстрадном жаргоне обозначали тех, кого в те годы язык не поворачивался назвать «звездой». Так вот, билеты покупали именно на них, а кто концерт открывает и продолжает, то есть работает «на разогреве публики», всем было, в общем-то, по барабану, но заполнять время и создавать массовость приходилось по условиям игры. А вот накладные расходы – командировочные, квартирные, транспортные, – уходили, по большей части, именно на этот планктон. Наши ребята, немного понюхавшие радость бытия «паровозом», привыкнуть к хорошему не успели, так что это понижение в статусе воспринимали вполне философски.

«Группа Ованеса Мелик-Пашаева»: Голутвин, Мелик-Пашаев, Подгородецкий, Кленов, Антонов, Воронин, Чиненков

Так вот, представьте себе, что в один город приезжают якобы две концертные бригады. На афише дворца спорта, скажем, – Иосиф Кобзон, а в драматическом театре – Муслим Магомаев. А кроме них – всяческая «мелочь», к которой теперь относились и наши герои. А между очагами культуры курсируют два автобуса, которые возят их, иногда в сопровождении ГАИ, так, чтобы один и тот же артист или коллектив успел отработать в обеих программах!

Иногда точек было даже три. Причем по два концерта за вечер: скажем, в одном месте начало в 18:30 и в 20:30, а в другом – в 19:00 и 21:00, в третьем 19:30 и 21:30. На таких «вертушках», бывало, случались безумно смешные накладки, но общей практике это не мешало. Могу рассказать про один из приколов, устроенных великим Уленшпигелем советской эпохи, Никитой Богословским.

Никита Владимирович довольно часто ездил на «чёс» по городам и весям со своим уважаемым коллегой Сигизмундом Кацем. Вертушка была скромной: два дома культуры в соседних населенных пунктах. Один композитор работал первое отделение, другой – второе. Между ними антракт, чтобы население откушало бутербродов с вонючей рыбой, а советские композиторы успели на машинах переехать из одного зала в другой.

Ну, за много лет дружбы Богословский детально усвоил репертуар Каца, все песни, шутки, байки… И даже самое начало выступления выучил дословно: «Здравствуйте, дорогие друзья! Меня зовут Сигизмунд Кац, я родился в бедной еврейской семье далеко от нашей славной Родины…», а дальше исполнялась «Шумел сурово брянский лес…» и прочие заслуженные шлягеры.

И вот однажды Никита Владимирович решил пошалить, и на своем первом отделении, пользуясь тем, что композиторов в лицо никто толком не знает – чай не артисты! – вышел и начал: «Здравствуйте, дорогие друзья! Меня зовут Сигизмунд Кац, я родился…», ну и весь репертуар – до нотки, до буковки. А потом спокойно уехал в другой клуб, где исполнил уже свой традиционный набор.

А в первый зал к тому времени прибыл уже сам Кац, и – все то же самое: «Здравствуйте, дорогие друзья! Меня зовут Сигизмунд Кац…»

Когда раздался громкий свист публики, возмущенной наглым самозванцем, бедный Кац ничего, конечно, не понял, в расстройстве ушел со сцены, но… друзья поссорились ненадолго, и через некоторое время, конечно же, помирились.

У Романова, впрочем, обошлось без таких эксцессов, но вот платить заработанные деньги ему в Росконцерте… не торопились. Пришлось задействовать канцелярский навык, обретенный в Бутырке, и писать жалобу в прокуратуру.

Сработало. Грамотному сутяге деньги выплатили в полном объеме.

Гастрольные приключения мы все вспоминаем с удовольствием, но и со смехом. У групп, вышедших на официальный режим в 80-е годы, все было почти одинаково: мерзкие рестораны, грубые официанты, склочные дежурные по этажам…

Свое проживание в гостинице «Обь» в Новосибирске Лёша Романов описал мне слово в слово как то, что я сам пережил в безымянном «отеле» города Ровеньки, Луганской области.

Представьте себе мороз на улице в 30 градусов и… щели в окнах, шириной в палец. Окна заклеивали газетами на кефире, чтобы удержать тепло, но если включали в ванной горячую воду, то через пару минут в комнате висел пар, как в турецкой бане… А жаловаться бессмысленно: удобный и теплый номер – только у «паровоза», причем обычно уже не в этой гостинице, а в особой. Нередко даже в «Гостевом доме Обкома КПСС».

К этому же времени относится начало короткой, но очень доброй дружбы Романова с Игорем Тальковым. Они нередко заполняли время в одной программе.

А состав тогдашнего коллектива был уже почти как в будущем «СВ»!

Петька Подгородецкий тогда сбежал к Иосифу Кобзону, вместо него на клавиши давил Серёжа Нефёдов, Романов играл на басу вместо Кленова, на гитаре остался Вадим Голутвин, перкуссия и труба – Чиня, то есть Саша Чиненков, барабаны – Воронин, ну и пела его жена Таня.

Впрочем, из этой веселой компании Лёшка довольно быстро ушел. Ему хотелось петь свои песни, а самое главное для бывшего зэка – официально трудоустроиться! И такую возможность вновь дал ему Ованес Мелик-Пашаев в Марийской филармонии.

Вадим Голутвин, Сергей Нефёдов, Татьяна Воронина, 1984 год

В январе 1985 года Романов надел костюм, галстук, придал аккуратную форму рыжей бороде и… стал ездить с акустической гитарой, как автор-исполнитель. Пел, конечно, «Я Привык Бродить Один», «Слепили Бабу», «Городок»… А вот «Кто Виноват» петь не рекомендовалось, но… очень хотелось. Для положительного решения завлитши Росконцерта Любови Михайловны Барулиной, Лешка написал аж ОДИННАДЦАТЬ вариантов текста, десять из них она так и не утвердила, как упаднические, а на одиннадцатом сломалась: «Да пой ты, что хочешь, только отстань!»

Ведь принимали-то хорошо!

Тем не менее, хоть не из «Воскресенья», а из группы, возникшей на его месте, но Романов… опять ушел.

Бард, едрёныть!

Но… о роке он не забывал. Во-первых, с Голутвиным и компанией на студии у Володи Ширкина они записали потрясный альбом «Московское Время», подробно о котором будет чуть позже, а во-вторых… с 1987 года Леша с удовольствием играл на танцах в парке Сокольники, ведь в Москве уже открылись кооперативы, типа, «Досуг»!

С ним вместе выступал Алёша «Старуха Изергиль», его жена Аня, басист Юра Иванов, и даже великий Андрей Шатуновский отметился, поиграв пару раз на барабанах.

А эпоха совка стремительно неслась к своему бесславному концу!

Алексей Романов в 1985 году

Тем не менее, Миша Шевяков покинул профессиональную музыку. Тот-Кого-Нельзя-Называть позвал его с собой в Калужскую филармонию, но так можно было уже дойти, что называется, «до мышей», и Миша ушел в крупный международный бизнес, продолжая для драйва поигрывать в любительских составах.

Сам же ТКНН два года, как и Романов, сольно пел под гитару, а потом в составе группы «Галактика» познакомился с Виталием Бондарчуком и собрал свой новый коллектив под названием «Зеркало Мира». Параллельно он поигрывал и в «Старой Гвардии» со старым другом Сикорским и другими динозаврами от рока.

Женя Маргулис и Сергей Кавагое собрали обновленный «Наутилус», но в Свердловске возникла одноименная команда, стала резко подниматься в популярности и здорово перебивать им фишку, так что пришлось думать о смене названия.

Лёша Макаревич продолжал уверенно и трудолюбиво заниматься дизайном и изготовлением вывесок, и еще недавно к творческим его успехам можно было отнести лишь рождение младшей дочери Варвары. Впрочем, и старшей, Насте, он уже подарил магнитофон и познакомил ее с песнями битлов, а потом и первую гитару, и уже на этой материально-идеологической базе ежевечерне мучил девочку всеми возможными песнями группы «Воскресенье», исполняемыми собственноручно и собственногласно. Но в этом году произошло неожиданное: Саша Ситковецкий пригласил его оформить сцену для выступления группы «Автограф» в Лужниках. И на горизонте вновь замаячило что-то интересное!

А вот Андрей Сапунов завершил двухлетнюю эпопею с «Самоцветами» и вместе с Сашей Слизуновым и Мишей Капником собрал на удивление яркую группу «Лотос», в которой отметился уже и Алексей Коробков. Андрей тогда переживал новый подъем популярности, но… в знаковом телевизионном клипе «Замыкая Круг» принять участие почему-то отказался. Вместе с другими братьями-рокерами – Макаром, Градским, Давидяном и Кутиковым – состав «Воскресенья» в нем представляли Смеян, Маргулис, Тот-Кого-Нельзя-Называть и даже каким-то боком Мелик-Пашаев, а вот Лёшу Романова уважаемый Крис Кельми почему-то к участию не пригласил.

Финальный кадр песни «Замыкая Круг» Криса Кельми и Маргариты Пушкиной

Подходил к концу 1987 год, объявленный ООН Международным Годом обеспечения жильем бездомных. Чжао Цзыян сменил Ху Яобана на посту генерального секретаря Коммунистической партии Китая, а секретариат Союза писателей СССР отменил решение об исключении Бориса Пастернака из своих рядов. Картина Ван Гога «Подсолнухи» была продана на аукционе по рекордной цене 39,7 млн долларов, на Январском Пленуме ЦК КПСС приняли решение о необходимости альтернативных выборов в Советы, а песни группы Тhe Beatles были впервые выпущены на компакт-диске. 93-летний Рудольф Гесс был найден задушенным во дворе тюрьмы Шпандау, а советское правительство объявило об освобождении из заключения 140 диссидентов и прекратило глушение Русской службы «Би-би-си». Ватикан официально выступил против искусственного оплодотворения, в Ростове были собраны первые комбайны Дон-1500 «Ротор», а в Лионе предстал перед судом за преступления во время Второй мировой войны Клаус Барбье. На Филиппины обрушился тайфун 5-й категории «Нина», гражданину США Иосифу Бродскому Нобелевский Комитет присудил премию по литературе, в Куйбышеве открыли метрополитен, а Тунис и Ливия восстановили дипломатические отношения. В Казани был расстрелян за каннибализм некто Алексей Суклетин по прозвищу «Аллигатор», 19-летний Матиас Руст, пилот-любитель из ФРГ, посадил свой самолет на Красной площади в Москве, Роберт Мугабе стал президентом Зимбабве, а в Москве в результате активного «наступления на пьянство и алкоголизм» впервые после войны были введены талоны на сахар.