Текст книги "Игемон. Размышления о региональной власти в России"

Немудрено, что такое положение дел быстро перестало устраивать и крестьян, и мелкопоместных дворян и явилось лучшим условием для государственной катастрофы – Смуты начала XVII века.

Субъективными же факторами Смуты явились неурожаи в течение трех лет подряд (1601–1603). А также обособленность династии Годуновых в «террариуме» более знатных боярских родов, Рюриковичей и Гедиминовичей. Они полагали, что имеют более прав на царский престол, чем худородные потомки Чет-мурзы, Годуновы. Прекращение династии Рюриковичей, через 730 лет после прихода Рюрика на Новгородскую землю, – одна из главных причин того, что династия Годуновых не сумела закрепиться на престоле. Не только в глазах бояр, но и всего народа Иван Грозный и его дети были «Божьими помазанниками». Поэтому Ивану Васильевичу прощалась и опричнина, и его безумная надменность, и казни бояр, и сарказм вперемежку с юродством. Его сыну Феодору Иоанновичу прощалось слабоволие. Но представителю «земской», а не «небесной» династии с рук не сошли гораздо меньшие грехи.

Смута

Итак, прямых потомков Ивана III после смерти сыновей Ивана Грозного не оказалось. Новая династия в сложно разветвленной национальной элите Московского царства могла утвердиться разве что самыми жесткими действиями. Легитимностью же для подобных действий не обладал ни один княжеский и боярский род. Значит, воцарение новой династии могло произойти двумя путями – через всеобщий договор элиты (то есть данная династия устроила бы всех) либо путем глобальных социальных и военных потрясений. В этом случае выявился бы действительно самый сильный и авторитетный лидер. История показала, что первый путь тогда был невозможен. Была принята лишь видимость общего договора, под прикрытием которого продолжалась подспудная борьба между знатными родами.

Годуновы, по сути, не смогли подавить широкий заговор нескольких других боярских родов против собственного. Но повторяем: это было субъективным обстоятельством Смуты. Если бы управленческий аппарат и институт наместничества оказался адекватен государственным задачам, национальной катастрофы можно было бы избежать. Дело ограничилось бы локальным дворцовым переворотом, так сказать, «беспорядками в столице», подобно ситуациям «Петр III – Екатерина II» или «Павел I – Александр I», которые на общее состояние государства не слишком влияли. А здесь противоречия в верхушке только подлили масла в огонь общенациональной трагедии.

Так в чем же была очередная ошибка государственной власти? Нельзя было усиливать давление на крестьян и городской люд? Нельзя «возить воду» на мелкопоместных дворянах и гарнизонных стрельцах? (Справка: те и другие, примкнув к маленькому польско-украинскому отряду самозванца – всего-то 5 тысяч искателей приключений (!), – сделали его серьезной силой.)

Но как же не усилить гнет? Где брать ресурсы, чтобы стать великим царством? Не было ведь на Руси тогда ни нефти, ни газа, ни алмазов, ни мирного атома, ни наукоемких оборонных технологий.

Увы, власть не всегда знает, не чувствует той грани, до которой можно пробовать народ «на излом». Социальный взрыв случается внезапно. И внезапно не только для власти, но и для самого народа. Поэтому избежать его можно одним способом – всерьез заботиться об «электорате», всегда учитывать интересы управляемых, а не только управляющих.

Смутное время начала XVII века в России можно рассматривать и как конфликт центра с окраинами. Действительно, в 1604–1605 годах, когда Лжедмитрий I (или Григорий Отрепьев, будем придерживаться официальной исторической версии) воевал с войсками Годунова, это нельзя еще назвать польским вторжением. Король Сигизмунд III не поддержал авантюру первого самозванца. Не выделил ему ни войск, ни денег, а всего лишь (за обещание перевести Русь в католицизм, которое самозванец, кстати, и не подумал выполнять) разрешил сбор частных пожертвований и набор добровольцев на украинских землях. Таким образом, войско самозванца в момент перехода русской границы составляло всего несколько тысяч «солдат удачи».

Но за несколько месяцев, уже на московской земле, армия выросла втрое, достигнув 15 000 сабель. Перед ним без боя отворились крепости Монастырев острог, Чернигов, Курск, Путивль, Кромы, Глухов, Севск, Рыльск, а их гарнизоны перешли на сторону самозванца. Гуртом записывались в войско «прирожденного царевича» и крестьяне из окрестных волостей. Особенно усердствовала в том Комарицкая волость, располагавшаяся на территории сопредельных районов современных Брянской, Курской и Орловской областей.

Причем после первых же трудностей, как только Лжедмитрий перестал платить жалованье, большая часть польских наемников бросила царевича и ушла домой. Эта потеря была с лихвой возмещена: к армии Отрепьева присоединилось 12-тысячное войско донских казаков.

Что же в это время делали московские наместники? Стоит признать, что они честно пытались организовать оборону. Но судьба их не отличалась разнообразием. В Монастыревом остроге, первой крепости на пути самозванца, воевода Богдан Лодыгин лично принялся рвать «прелестное письмо», переданное гарнизону посланцем царевича. Но письмо у Лодыгина отняли, увлеченно прочли обо всех преференциях, которые обещал царевич своим верным подданным, после чего Лодыгина связали и бросили на дорогу перед самозванцем, отворив ему ворота. Первое, что услышал Отрепьев, вступив в Монастырев острог, была челобитная на воеводу. В ней говорилось и о том, что Лодыгин «переместил в свой овин весь хлеб из казенной житницы», и что использует труд стрельцов и мелкопоместных дворян на своих угодьях, и что детям боярским и служилым казакам приходится самим «раздирать перелог» под пашню, то есть корчевать деревья и обрабатывать пустующие земли. Гарнизонные стрельцы, казаки и дворяне настойчиво требовали у царевича повесить Лодыгина. Но Отрепьев наместника простил.

Сын стрелецкого сотника, мелкопоместного дворянина, Григорий Отрепьев, пока «дослужился» до царевича, прошел чуть ли не все слои русского общества: сначала доверенный слуга опальных бояр Романовых, затем – монах поневоле, запорожский казак, повар князей Вишневецких, студент арианской академии в Гоще. Этот человек прекрасно знал все чаяния своего народа. Знал, что посулить дворянину, что – боярину, что – казаку, что – крестьянину, что – стрельцу. И он не скупился на посулы – обещал каждому сословию именно то, что оно хотело получить.

Участь воеводы черниговского Ивана Татева несколько отличалась от судьбы Лодыгина. Оставив мятежный город самозванцу, Татев с горсткой верных стрельцов заперся во внутреннем старом кремле. Примкнув к отряду самозванца, гарнизон и посадский люд Чернигова начал этот кремль штурмовать. Но едва первая лестница была приставлена к стене кремля, его защитники выставили связанного Татева в бойнице. Он, впрочем, тоже был самозванцем прощен, только снят с должности.

Примечательно, что Путивль вообще никто не штурмовал. Восставший гарнизон сам прислал своего наместника – окольничего Салтыкова к царевичу. Причем Салтыков всю дорогу бежал за казачьим конем на веревке, привязанный за бороду. Надо заметить, это было для царевича большим успехом, так как сдавшийся Путивль был единственной каменной крепостью в регионе. Несмотря на настоятельные просьбы путивлян о казни Салтыкова, он был тоже прощен.

Лжедмитрий I. Гравюра XVII в.

Но были и исключения. Наместник Новгорода-Северского Петр Басманов выдержал все штурмы и осаду войска самозванца. Он был прислан туда Борисом Годуновым буквально накануне штурма, но успел привести в надлежащий порядок свой оборонительный рубеж. Во-первых, Басманов захватил с собой из Москвы ларец с серебром и сразу наделил гарнизон жалованьем и наградами. Во-вторых, освободил стрельцов и дворян от всех физических работ, а мобилизовав посадское население, заставил его выкорчевывать заросший крепостной ров, затем рыть дополнительные рвы и насыпать валы. Потом Басманов запер всех посадских в крепости, а посад сжег дотла, чтобы не предоставлять самозванцу дополнительных укреплений на подступах к крепости.

Новгород-Северский за все время боевых действий царевичу так и не удалось взять. Вот вам и «роль личности» в истории!..(Впрочем, надо отметить, что в следующем году, после смерти Бориса Годунова, Петр Басманов перешел на сторону самозванца, что немало способствовало победе Лжедмитрия I.)

Надо сказать, и у самозванца были свои героические наместники. Так, дворянин Акинфиев, назначенный им управлять Кромами, после того как самозванец отступил, выдержал длительную осаду против огромного царского войска. Кромы были разбиты и выжжены мортирами князя Мстиславского до основания. Тем не менее стрельцы, казаки и жители города под руководством Акинфиева и донского атамана Андрея Корелы вырыли целую систему оборонительных укреплений и катакомбных жилищ, связанных подземными ходами и траншеями, и не думали сдаваться. Защитники Кром выдержали все штурмы и даже делали вылазки.

Именно там, под стенами Кром, в огромном правительственном войске и произошел раскол. После смерти Бориса Годунова большая часть дворян и бояр, уставшая от бессмысленной (как им казалось) войны, решила признать самозванца истинным сыном Ивана Грозного.

Итак, несмотря на то, что в январе войско самозванца было обращено в бегство московскими полками (битва при Севске), после смерти Годунова вся русская рать перешла на сторону Лжедмитрия. Присяга царю Федору Борисовичу, к которой успели привести полки, была забыта.

Мы видим, что действия Григория Отрепьева (Лжедмитрия I) не идентифицировались большинством московитян как чужеземное вторжение. Они уверовали в сказку, что он – сын Ивана IV, то есть является легитимным правителем Московского царства. Почему? Да потому, что всем сердцем хотели уверовать в это. Усиление тягот, поборов и фактическое закрепощение крестьянства народ отождествил в своем сознании с тем фактом, что на московский престол пришли незаконные властители. Только «природный царевич» любит свой народ, жалеет и хочет ему всеми силами помочь.

Лжедмитрий, в свою очередь, воспользовался тем неоспоримым фактом, что управленческий аппарат Годунова был, что называется, неадекватен задачам освоения новых земель и управления ими. Тягловое население с этой территории бежало. Землю были вынуждены обрабатывать сами мелкопоместные дворяне и гарнизонные стрельцы из пограничных крепостей. В них, разумеется, копилось недовольство.

Тем не менее в ходе гражданской войны Смутного времени, на которую затем наложилась польско-литовская интервенция, выявилась наиболее сильная династия, способная возглавить Московское государство. Ею стала династия Романовых.

Любопытно, что национальные лидеры внутренних конфликтов Смуты оказались не в силах стать национальными лидерами и в противостоянии внешнему врагу. Между интересами этих лидеров только за семь-восемь лет был найден компромисс.

Так, Лжедмитрий I (Григорий Отрепьев), признанный национальным лидером практически всеми слоями общества к лету 1605 года, сохранял власть всего-то около года. Боярской верхушке, осведомленной гораздо лучше народа о самозванстве нового царя, не представляло труда сплести заговор с целью ликвидации Григория Отрепьева (он был убит в результате изощренного дворцового переворота в мае 1606 года). Заметим, чтобы уничтожить молодой клан Годуновых, знатным родам потребовалось гораздо больше времени – около шести лет. При этом ситуация во многом идентична, с той лишь разницей, что при уничтожении Годуновых боярская верхушка опиралась на народное недовольство, вылившееся в настоящую гражданскую войну, а при уничтожении самозванца дело обошлось дворцовым переворотом. Более того, боярам, чтобы уничтожить названного Дмитрия, которого обожал народ, пришлось пойти на прямой обман: на рассвете по всем московским улицам были пущены вестовые, вопящие: «Поляки убивают царя!» (имелись в виду поляки, приехавшие с Мариной Мнишек на свадьбу). Разумеется, народ бросился спасать государя и побивать поляков всюду, где встречал. Таким образом, реальная помощь, которая могла прийти к Лжедмитрию, была блокирована. Бояре спокойно с ним расправились, а затем поведали народу (одновременно с предъявлением его трупа) легенду о том, что Дмитрий перед смертью повинился в самозванстве.

В ответ войско, собранное Дмитрием под Ельцом для похода на турок, двинулось на Москву. Вновь возмутилось донское казачество и южные волости, и как из мешка на Русь посыпались новые самозванцы. Каждому из них якобы удалось спастись от бояр и бежать из Москвы – кому на Дон, кому на Волгу, кому в Литву. Отметим, что Область войска Донского была тогда практически независимой территорией, русский царь заключал с головным атаманом донских казаков договоры как с суверенным правителем.

Таким образом, мы видим, что в этот исторический период «управленческий аппарат» Московского царства, казнивший самозванца без суда и следствия, не справлялся с задачами, стоящими перед страной. Напротив, именно самозванец, человек из народа, действовал в верном направлении. Его рейтинг в народе за год царствования только повысился. Многочисленные преференции, дарованные им «проблемным регионам», назначения народных лидеров своими наместниками в волостях и в московских приказах, быстро принесли свои плоды. По многочисленным свидетельствам, за год его правления расцвели все промыслы, ремесла и торговля. При этом Лжедмитрий был явным приверженцем традиций «западной колониальной политики» – не прочь был пополнять казну, обкладывая ясаком черемисов, татар и сибирских остяков.

В законодательном порядке запрещено было мздоимство. Чтобы уменьшить злоупотребления при сборе податей, Дмитрий предложил самим «землям» (регионам) отправлять соответствующие суммы в столицу с выборными лицами.

Лжедмитрий не только не подумал выполнять свои обещания, данные полякам о переводе Московии в католицизм, а даже ввел в Боярскую думу (переименованную им в Сенат) представителей православного духовенства. Единственной ахиллесовой пятой этого государя, по всей видимости, была его излишняя доверчивость – он практически не осознавал опасности, которую представляли для него знатные бояре.

Уже на первом году своего царствования он начинает организовывать военный поход против османов и крымских татар (под Ельцом собиралась большая рать, на реке Вороне строились военные суда). На волне всенародного воодушевления этот поход наверняка был бы успешен. Россия вернула бы в том или ином виде выход к Азовскому и Черному морям, обезопасила бы от набегов крымских татар свои южные регионы.

Смерть князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского на пиру у князя Воротынского. Гравюра XIX в.

Вместо этого всенародная энергия была снова перенаправлена внутрь государства – против бояр, расправившихся с народным лидером. Бывший крепостной Иван Болотников, как наместник спасенного «чудесным образом» Дмитрия, развернул первую крестьянскую войну в России, захватил ряд городов и подошел к самой Москве. Несколько городов занял Лжедмитрий II, которого признали «спасенным государем» часть бывших сподвижников Лжедмитрия I и даже сама Марина Мнишек. Чтобы выстоять в этой борьбе, боярам пришлось обратиться за помощью к шведам, а потом расплачиваться с ними новыми уступками на Балтике.

Таким образом, мы видим, что управленческий аппарат Московского царства (Боярская дума и новый царь Василий Шуйский) уже на первом этапе Смутного времени был не только неадекватен задачам, стоящим перед страной, а практически повел войну с собственным народом.

Худо-бедно справляясь с государственными задачами при Иване III и Иване IV Грозном, чье властвование было освящено традицией, в новых условиях бояре-управленцы терпят полное фиаско. (Недаром даже «Божий помазанник» Иван Грозный был вынужден вести диалог со своими боярами языком конфискаций и казней. Лжедмитрий I этого не сделал и вскоре за это поплатился.)

Василий Шуйский, инициатор боярского заговора против Лжедмитрия, хоть и был избран царем всея Руси легитимно, прямым открытым голосованием боярской верхушки, хоть и был по крови Рюриковичем (вел родословную от младшего брата Александра Невского), совершенно не осознавал стоящих перед государством задач. У Василия Шуйского явно преобладала личная заинтересованность над государственной. В период его царствования (1606–1610) год от года только усиливались центробежные тенденции, раскачивающие государство. Восстание Болотникова, война с «тушинским вором» (Лжедмитрием II) и, наконец, уже настоящая польская интервенция, в результате которой к Польше снова отошли Смоленск, Чернигов, Новгород-Северский и многие другие города. А шведы снова вытеснили русских из опорных городков на Балтике.

Правящая элита видела наследником царя Михаила Скопина-Шуйского, популярного в народе полководца, и для России воцарение этого кандидата было бы возможностью покончить со Смутой, объединить страну и отразить нападения врагов. Однако младший брат царя Дмитрий видел себя будущим правителем России и сильно завидовал славе молодого родственника. На одном из застолий, как свидетельствуют некоторые источники, жена Дмитрия подала Михаилу Скопину-Шуйскому кубок с вином, выпив который он начал себя плохо чувствовать и через несколько часов скончался. Все считали, что полководца отравили, хотя не могли этого доказать.

После такого преступления от Шуйских отвернулись почти все московские бояре. Одни бежали к Лжедмитрию II, другие перешли на сторону польского королевича Владислава – еще одного претендента на русский престол. В Московский Кремль вошли польско-литовские войска. Правление Московией начало осуществляться непосредственно эмиссарами Речи Посполитой из Московского Кремля. Василий Шуйский был смещен, увезен в Польшу и умер в заточении. Царем Московии боярами был официально признан принц Владислав, сын польского короля Сигизмунда Вазы. Этот факт стал апофеозом предательства «национальной элиты».

РАЗМЫШЛЕНИЕ

На мой взгляд, аналогии этих событий четырехсотлетней давности с новой русской историей очевидны. Когда я думаю о русской Смуте XVII века, мне часто вспоминается один эпизод конца 1980-х годов. Тогда Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев ради демократии проводил встречи с представителями разных слоев населения – с артистами, писателями… Потом решил все-таки встретиться с оборонщиками.

Встречались в Большом Кремлевском дворце. Каждое министерство делегировало своих людей, наше Министерство судостроительной промышленности – тоже. Сначала с нами министр встретился. Я был еще молодой руководитель, больше помалкивал, а среди старых директоров хватало горячих голов: я Горбачеву то скажу, а я ему это скажу… Однако министр Игорь Владимирович Коксанов, умница (в свое время он предрек в частном разговоре со мной, что «украинцы соскочат с нашей орбиты»), их остудил: «Не надейтесь особо-то…»

В кремлевском зале я, правда, сел не со своими, а с авиастроителями: дело в том, что я жил в одном подъезде с тремя директорами авиазаводов и с ними дружил, вот они и пригласили меня в свой второй ряд. В результате до трибуны с Горбачевым было рукой подать, все отлично видно.

Помню, я сам сидел с красными ушами: непривычно было слышать, как руководителю огромного государства говорят начистоту, без стеснения, такие вещи, которые и приятелю-то не всегда легко в глаза говорить. Выступили уникальные, высокопатриотичные люди, всю жизнь посвятившие службе Родине и повышению ее обороноспособности. У многих на груди были Звезды Героев, знаки лауреатов Государственных премий. Это были директора крупных оборонных заводов, главные конструкторы КБ и институтов, руководители организаций. Они прямо говорили и требовали: уходи, ты ведешь страну в тупик. Капитан какого-то большого судна заявил: «Уйди, не держись за руль, если наш корабль тонет, то тонет только по твоей вине, мы на рифы наскочили лишь потому, что ты неправильно курс проложил». А он сидел, улыбаясь. Правда, улыбка такая натянутая, неестественная…

Больше всего меня поразила именно его апатия.

Я в то время дружил с Ниной Александровной Курочкиной, заведующей неврологическим отделением областной больницы. Когда я ей описал эту картину, она даже назвала лекарства, транквилизаторы, которые Горбачев, видимо, принимал. Эти препараты тормозят реакцию. Возможно, его апатия была достигнута искусственным путем.

Вернувшись из Кремля, я ночь не спал. Генеральный секретарь, руководитель огромного государства, ему такое говорят, а он за таблеточку спрятался – и улыбается!

А эти «критики» тоже хороши. Думают, сбросят этого слабака – и все автоматически наладится. Сейчас я понимаю, что наши оборонщики на этой встрече были практически так же наивны, как московские дворяне периода Смуты. Те тоже стремились сначала «спихнуть» главного виновника бед (Годунова), но не рассматривали ситуацию системно. Потом бояре и дворяне сплели заговор против Дмитрия-самозванца, который, в свою очередь, многим не угодил. Потом, казалось бы, поставили одного из самых знатных по крови – Рюриковича, князя Василия Шуйского. Но после этого страна вообще почти распалась и перешла под внешнее управление.

Так, и в начале 90-х замена Горбачева на Ельцина не принесла счастья и едва не развалила государство окончательно. Вспоминается крыловская басня «Квартет»:

 
А вы, друзья, как ни садитесь,
Все в музыканты не годитесь!
 

Значит, дело не столько в кадровых перестановках, сколько в выработке механизма управления, который соответствовал бы задачам великой державы.