Текст книги "Молчаливый голос"

– Нормальная она девушка. Я не верю в эти сплетни от аптекаря. Я про другое, ты же напугаешь Лисбет, если вот так в ночи припрёшься. Она и так натерпелась от местных неблагодарных.

– Подумаю.

Волэн не собирался думать. Не хотел он тревожить знахарку ночью, да и устал совсем. Ноги подсказывали голове, что утро вечера мудренее.

Сквозняк с хлопком закрыл дверь трактира за Надсон-Нарбутом. В наступившей следом тишине, ветеран услышал ровное дыхание позади себя. Ладонь автоматически оказалась на рукояти Пьющего души, Волэн достал из ножен клинок, резко обернулся, заставив меч пропеть четвертную ноту.

Незнакомец, побудивший своим дыханием ветерана к действию, поднял руки. Кожа его была невероятно смуглой, и её краски тонули в ночном мраке, лишь белёсые татуировки выныривали из черноты за светом звёзд. В глазах парня отражались отблески граната в эфесе Пьющего души.

– Ты кто ещё такой?

– Друг.

– У меня нет друзей. И ими никогда не станут те, кто крадётся за мной в ночи. Скажи спасибо, что я не разрубил тебя пополам.

– Спасибо.

– Мне нравится твоё многословие. Имя есть?

– Юханнес, – парень широко улыбнулся, и Волэну почему-то показалось, что это уместно.

– Так ты за мной крался?

– Я только подошёл, не успел окликнуть. Я слышал твои разговоры в корчме, с Йоэлом и Филипом. Я снимаю в «Горячем быке» комнату. Хотел вот, поделиться своими соображениями.

– И что же не присоединился к разговору внутри, если есть что добавить?

– Ждал на лестнице, пока ты выйдешь. Не хотел говорить при посторонних.

– Мы одни, выкладывай.

Юханнес простужено посмеялся:

– Что же ты собираешься делать, Волэн?

– Если ты хочешь диалога, вопросы буду задавать я.

– Тебя этот диалог интересует больше меня, – Юханнес подловил Надсон-Нарбута. Естественно ветеран был заинтересован в том, чтобы получить как можно больше информации об убийце отца.

– Пойду потолковать с Лисбет.

– Логично, но я не об этом. Я о более далёких планах. Думаешь найти убийцу своего отца и отомстить, так?

– Логично, как ты говоришь, Юханнес.

– Что, если убийца уже далеко-далеко отсюда?

– Знаешь где?

– Мне показалось, что ты отдал мне прерогативу задавать вопросы.

– Лучше бы тебе располагать нужной мне информацией. Мне не нравятся подобные игры, Юханнес. Я настигну убийцу отца, где бы он ни был.

– И оставишь Кроссвинд на растерзание стервятникам?

– Это ты о ком?

– Почти обо всех тех, кто не покинул посёлок.

– Говори яснее. А ещё расскажи мне, будь добр, кто ты всё-таки такой, и главное: что должно остановить меня от того, чтобы не отделить твою голову от тела. Я устал от загадок, недоговорок и прочей чепухи. Если есть что сказать, выкладывай, если нет – проваливай, или я свою угрозу воплощу в жизнь.

Юханнес вновь поднял руки вверх, наверняка думал, что подобная демонстрация внушит Волэну терпения и милосердия.

– Я простой путешественник, картограф. Прибыл в Кроссвинд потому что здесь всегда был важный торговый центр, расположение подходит для удобного изучения большого количества локаций и нанесения на карты важных географических ориентиров. Я поражён посёлком, приятно, а вот его жителями, отнюдь наоборот. Один только Андерс Хольм чего стоит, да и Йоэл далеко не ушёл. Я знаю, что ярл Одд Хедлунд планирует возродить это место, слыхал от бэрбеллских каменщиков. Посёлок опустел, но, скорее всего, это ненадолго. Пришлют сюда рано или поздно кого-то. Будут ярлы думать, кого сделать местным управленцем. Наверняка и Андерс, и Йоэл метят на это место, а может и не одни они. И на многое пойдут ради достижения цели, уже на многое пошли. Возьми хотя бы Лисбет, девушку вынудили покинуть Кроссвинд, потому что она не глупышка совсем, под ногами крутилась со своей мудростью и умом.

– Даже если и так. Мне-то что? Мои родные оставили этот мир. Политика меня не интересует.

– Уверен в этом? Вернёшься в Кроссвинд навестить курган жены и дочери, а тут… – Юханнес присвистнул. – И дерево висельников ерундой покажется. И если даже ты хочешь отомстить за отца, убийца его никуда не денется, раз уж он такой великий воин.

– Все люди смертны, и этот ублюдок тоже. Поэтому я не хочу, чтобы эту гнусную падаль размазал о землю и обоссал кто-то кроме меня.

– Отчасти прав ты, Волэн. Но пока у тебя нет никакой информации об убийце, и мне нечего тебе больше рассказать сегодня. Подумай лучше о том, чтобы навести порядок в родном посёлке. Глядишь, и всплывёт что-то об убийце, оттуда, откуда и сам не ждёшь.

Юханнес развернулся и, не прощаясь формально, отправился в таверну. Надсон-Нарбут не стал его останавливать. Картограф, возможно, был прав. Слишком много всего случилось сегодня. Чересчур для первого дня для ветерана, вернувшегося с войны.

Вести о смерти матери, похороны отца и дюжины других людей, павших от руки иноземца, воспоминания о покойных жене и дочери, новые знакомства, приятные и не очень, загадки, попытки манипуляций, неприятные разговоры, странные видения… «Johannes Sjöberg sitit, – эти слова, – Johannes… Юханнес! Не может быть, это шутка?» – Волэн ворвался в корчму, подбежал к Йоэлу:

– В какой комнате остановился картограф?

– Не знаю таких.

Надсон-Нарбут схватил трактирщика за грудки:

– Смуглый парень с белыми татуировками, Юханнес!

– Кроме Филипа и каменщиков постояльцев у меня сейчас нет, – Йоэл смотрел недоумевающе. Он сглотнул слюну, на лбу выступила испарина.

– Только что вошёл сюда.

– Волэн, – менестрель коснулся локтя ветерана. – Никто сюда не входил.

Надсон-Нарбут плюнул в сторону, развернулся и, молча, быстрым шагом покинул «Горячего быка».

Неужели снова видения, галлюцинации? Если Юханнес – плод воображения, почему он знает то, чего не знает Волэн? А может, знает? Он знал о Ханне и Бритт. Вопросы. Вопросы сто раз помноженные на другие вопросы. Родная земля цепкими объятиями загадок хочет пленить блудного сына. Стоит ли ей поддаваться? Лучше подумать завтра. Утро вечера мудренее.

4

Очаг, должно быть, угас от дуновения ледяного ветра, ворвавшегося через неплотно закрытую форточку. Хускарл[5]5
  Хускарл – звание близкое к дружиннику. Хускарлы обеспечивают безопасность и комфорт правящей династии Скайсдора, они отличаются от других воинских образований и домашней стражи абсолютной лояльностью к конунгской линии. Человек, к которому представлен хускарл – его бонд.


[Закрыть] Ивара – сына конунга Уве Хедлунда, явно, не удосужился проверить окна с вечера, когда растапливал камин. Пламя уснуло, а Ивар пробудился под одеялом из шкур. Он быстро вернул раскрытую ногу под пушистое покрывало и приподнялся, чтобы засвидетельствовать свои предположения. Всё так и было. Воздух сделался совсем холодным, колючим и недружелюбным. Сын конунга зевнул, взглянув на оленью голову над кроватью, ему представилось, что она должна была уже покрыться инеем.

– Ян! – на зов своего бонда явился жилистый темноволосый юноша, на вид заспанный, но не выспавшийся.

Этот парень вызывал у Ивара искреннее сочувствие, вынуждающее прощать оплошности. Ян родился в Коллуне, что южнее Валенвуда, в двенадцать лет он был вынужден покинуть отчий дом, бежать прочь из консервативного Заспиана. Парень слышал, что «северные варвары» Скайсдора не принижают человеческих достоинств из-за топорной ксенофобии. Свободный люд холодных равнин верен зову сердца и уважает сильную волю.

Совсем юный Ян добрался до самого Айскреста своим умом и находчивостью, а уже удача помогла ему приблизиться ко двору конунга.

Уве с сыном проверял эффективность работы столичных рынков, объезжая их с дружиной. Ян служил подмастерьем кузнеца. Когда конунг с Иваром осматривали товар оружейника, уроженец Заспиана эффектно демонстрировал ассортимент мастера, между словом нахваливая собственные способности. Сына Уве заинтересовала необычная для северян внешность Яна, так Ивар узнал короткую предысторию парня и выпросил у отца позволение взять его в оплот конунгов.

И вот теперь, этот молодец, служащий сыну Уве Хедлунда хускарлом почти десять лет, стоял перед постелью своего бонда и лениво потирал зелёные глаза с лицом провинившегося ручного щенка.

– Пользуешься тем, что я не прикажу тебя высечь за погасший очаг? Всё может измениться в один момент.

Ян вместо ответа потянул вниз один уголок рта, Ивар удовлетворённо вздохнул.

– Хочу согреться и помыться. Займись этим, найди себе кого-нибудь в помощь.

Ян поклонился и приступил к исполнению поручения. Ивар плотнее укутался в меха, ожидая свою горячую купель. Пока хускарл с двумя сыновьями конюха и дочерью поварихи, которых он призвал помочь, растапливал камин и носил воду, сын конунга размышлял о том, насколько может быть доволен своей жизнью Ян ныне, здесь на севере.

Наверняка привыкать к климату было не так уж и просто. На юге в цветущем Заспиане солнце поднимается высоко, греет не сдерживаясь, а ветры не обжигают ледяными прикосновениями. Сам Ивар Хедлунд любил Скайсдор, Айскрест, со всеми их плюсами и минусами, но не мог знать, что на душе у южанина. Хотя, очевидно, погода не главное. Ян бежал из тёплого климата и от холодного общественного порядка своей страны. Ивар беспокоился за душевное состояние своего хускарла, когда началась война. Слова Яна, сказанные в один из вечеров за непринуждённой беседой, уняли это беспокойство:

– Заспианцы обзывают скайсдорцев варварами. Дремучие ублюдки юга понятия не имеют о прогрессе и просвещении, если ставят материальное выше духовного.

Безусловно, Ян был верен такому манифесту. Ивар сомневался в отсутствии меркантильности у себя самого. Души и нравы важны, но что с ними делать, если нет тёплого дома, сытного обеда и мягкой постели? Не было в его величественной и любящей уют натуре тяги к приключениям и высоким стремлениям.

– Ванна готова, – сказал Ян.

«Ванна готова, парень называет её привычно для своей покинутой родины», – Ивар улыбнулся. Помощники хускарла удалились восвояси, сын конунга снял бельё и погрузился в наполненную купель. Вода объяла расслабляющей лаской. Это было несказанно приятно. Ивар нежился несколько минут, потом подозвал Яна, чтобы тот потёр ему спину. Еловый аромат мыла с примесью берёзовых и пихтовых нот тонизировал и в купе с ярым трением мочалки возвращал из неги к повседневной действительности.

Сын конунга успел одеться в свой болотный кашемировый кунтуш поверх льняной белуги, прежде чем ему сообщили о том, что отец и дядя зовут его на завтрак в длинный зал.

– Значит, Ледяная Ладонь вернулся.

– Война завершилась, было бы странно, если б ярл Одд Хедлунд остался на заставе Врорк, – в словах Яна на первый взгляд не было абсолютно ничего настораживающего, но это лишь на первый взгляд.

Дядя Ивара вернулся в Айскрест, он уже здесь, в оплоте конунгов. Уве Хедлунд не возглавил объединённые силы Скайсдора, вместо него выступил родной брат, отец Ивара укрылся в столице.

Ветер не мог шептать и переносить сплетни и разговоры, но в этом не было необходимости. О том, что отец не оправдал ожидания народа, Ивар и сам догадывался. Вот у него самого был законный повод остаться в безопасности. Он единственный сын Уве, не бороться же в случае его смерти за северный трон сёстрам?

– Да, Ян, твои земляки и мои, наконец, вложили в ножны мечи и топоры, а павшие на поле боя пируют в чертогах Вотана. И это хорошо, – Ивар не сдержался, чтобы не вздохнуть как-то судорожно, чересчур беспокойно, что не осталось незамеченным Яном.

– Вы беспокоитесь о том, что теперь предпримет Ваш дядя?

Мысль и логика у этого бывшего подмастерья оружейника могли похвастать своим полётом. Ледяная Ладонь был в своё время назначен хранителем Джайиндова удела. Одда такая должность не прельщала. Ивар давно подозревал, что дядя дышит совсем неровно в сторону престола конунга. В его словах и поведении постоянно проскальзывало едва уловимое пренебрежение к Уве, смешанное, скорее всего, с завистью.

Теперь, когда скальды во всю глотку могут трубить о подвигах предводителя скайсдорских берсеркеров, а простой народ шептаться о трусости их законного владыки, Одд мог замахнуться на желанный северный трон.

– Я и в самом деле думаю обо всём этом дерьме, – подтвердил Ивар. – А ведь меня ждёт лишь завтрак с отцом и дядей. Не стоит заставлять их ждать.

Длинный зал встречал сына Уве Хедлунда ароматами лука, запечённой форели, свежего хлеба и острого перца. В его центре на накрытом столе исходила дымком огромная рыбина с золотистой корочкой. Янтарная – любимая порода Одда. Ледяная Ладонь сверкал глазами и расплывался в улыбке. Ивар и на миг не мог подумать, что причиной этому послужила форель. Дядя просто лишился сил, способных сдерживать рвущееся наружу коварство. В контраст этому угрюмое лицо отца-конунга с замершими в задумчивости мускулами не реагировало даже на похлопывания по плечу брата, неумело изображающего дружелюбие.

– Мой дорогой племянник! – Одд даже встал, чтобы поприветствовать Ивара.

– Дядя, – сухим рукопожатием дело не обошлось, Ледяная Ладонь крепко обнял племянника. – Отец, – Ивар поклонился.

Троица заняла места за столом. Слуги внесли свежевыпеченный хлеб и бочонок эля. Сын конунга в угоду традициям не отказывал себе в хмельных напитках за завтраком. Отломив приличный ломоть от буханки и положив себе щедрый кусок форели, Одд озаботился о том, чтобы наполнить кружки брата и племянника:

– За твои будущие подвиги, – Ледяная Ладонь хлопнул по плечу Ивара, тот посмотрел на отца и, вежливо улыбнувшись, пригубил эль. Во взгляде Уве Хедлунда сын увидел лишь снежную стену.

«Подвиги из далёкого и маловероятного будущего», – хотел бы ответить на это Ивар, но дядя дал понять, что произнёс этот тост не ради красного словца:

– Война завершилась. Мы отбросили напыщенных южан далеко от своих границ. Не без добычи вернулись славные дружины домой, да и для всего Скайсдора мы заставили заспианцев пожертвовать дань. Отныне наши Ниглертоновская застава и земли с запада и востока от неё: южные склоны Шипов ярлов и Мидлкроуна, а также пастбища, прилегающие к ним. Так что вероломство не осталось безнаказанным. Но, несмотря на мир, добытый доблестью наших берсеркеров и тактиков, страна изменила свой облик, – Одд осушил до дна кружку и громко поставил на стол. – Внутренние земли пострадали сильнее, чем границы. Мерзкие мародёры, разбойники и дезертиры нанесли ущерб своей родине. Сильно пострадал Кроссвинд.

О посёлке на перекрёстке Железного тракта и широкого пути от Клейта до Фолпура Ивар знал не больше, чем любой в Айскресте: торговый пост, гостеприимный приют для купцов и не только.

– Как же так вышло?

– Хотели бы мы знать, сын, – Ивар уже думал, что отец не очнётся от своего уныния.

– Посёлок значительно опустел из-за слухов о поражениях в первых боях на заставе Голдвэйн. Но потом там случилась резня, которая уменьшила население ещё сильнее.

– Резня?

Уве Хедлунд нахмурился:

– Я не очень-то представляю, как на родине славных военных героев, многие из которых отправились пировать в славные чертоги богов, могло произойти что-то подобное. Ясно лишь одно: Кроссвинду нужно помочь вернуть репутацию надёжного пристанища для путников и торговцев.

– Да, брат. Бродячие скальды поют скорбные элегии по канувшему в прошлое благополучию посёлка на перекрёстке. Нужно, чтобы толковый человек расследовал происшествия Кроссвинда и разобрался во всём. Я подумал, что также нужно назначить нового тамошнего управленца, желательно кого-то из местных, – Ивара покорёжили слова «я подумал». Думать и решать здесь вправе только отец-конунг, но Уве смолчал.

– Не безопасней ли будет назначить ярлом столь важного поселения кого-то из Айскреста, надёжного и грамотного человека?

Одд рассмеялся, на первый взгляд добродушно, но Ивар чётко слышал ноты коварства:

– Племянник, ты мудр и дальновиден. И мы с твоим отцом как раз выяснили, что так и следует поступить, – Ледяная Ладонь вновь наполнил кружки элем. – Мы решили, что нет более достойной кандидатуры, чем твоя. Это станет хорошим опытом в управлении, ведь когда-то тебе предстоит править Скайсдором. Нужно начинать с чего-то. Кроме того, ты заслужишь уважение у северян, восстановив важный торговый пост, столь неожиданно пострадавший во время войны.

– Отец? – Ивар не верил в происходящее.

– Мы так решили. Сегодня длинный зал примет дружину Одда, будет грандиозный пир, мы должным образом отметим окончание войны, нашу победу и твоё назначение.

Ледяная Ладонь скалился, сверкая взглядом бледно-голубых глаз из-под густых пшеничных бровей. Ивар залпом осушил ещё одну кружку пряного эля, но напиток не смог избавить его от кома, ставшего в горле.

После семейной трапезы сын конунга вернулся в покои. Ян поддерживал пламя в камине, Ивар попросил хускарла оставить его одного. Назначенный ярл Кроссвинда присел на низкий табурет, накрытый шкурой морозного волка, и подкинул полено в очаг. Пламя жадно приняло жертву, треск превращался в прожорливое чавканье огня. Дерево безжалостно поглощалось пылающим цветком, греющим, поддерживающим жизнь, но опасным при неумелом обращении.

Ивару подумалось, что его точно также желает пожертвовать дядя, отдать стихии, но сын Уве не полено. Он холоден и погасит пламя, если соприкоснётся с ним. Хотя, может, и нет корысти в решении, нашёптанном Ледяной Ладонью отцу? Куда там! Одд, наверняка, задумал хотя бы отослать племянника подальше от оплота конунгов, чтобы распространять здесь и дальше своё влияние. Стоит намекнуть отцу, что и в Джайиндовом уделе порядки навести стоит.

Ивар всматривался в очаг, пока не скормил огню все заготовленные поленья. Ян принёс новых, оторвав своего бонда от занятия, способного длиться вечность.

Хедлунд переместился на кровать, погрузившись в новый виток размышлений. Белёный потолок цеплял взгляд узорами от мазков маляра. Закорючки и полосы рисовали в воображении картины столь разнообразные, сколь позволяла фантазия на них смотрящего. Не один час Ивар заставлял побелку собираться в абстракции, сцены битв, в лики богов, пирующих за гранью жизни.

Сегодня и он будет пировать в длинном зале, не в чертоге Вотана. Стоит насладиться теплом родного дома и яствами придворных поваров, прежде чем отправляться в опустевший Кроссвинд.

Поварёнок сообщил Яну о готовности банкета, а тот передал своему бонду. Поправив слегка помявшийся кунтуш, Ивар крепко зажмурил глаза, отпуская все злые думы, и выдохнул, извергая из себя все возможные фантомы предрассудков.

Длинный зал заполнился членами дружины Ледяной Ладони, их приближёнными и лакеями, хускарлы тоже были приглашены. За главным столом, где придержали место для Ивара, уже сидели: отец, дядя и сёстры.

Первой брата увидела Фрея. Она высунула язык и показала неприличный жест руками. Старшая сестра всегда отличалась мальчишеским характером. Искусная в стрельбе из лука и фехтовании Фрея с детства дразнила Ивара: «У отца был сын», – она указывала на себя, – «и две дочери», – обводя руками брата и Ирис. На это Ивар отвечал ей, глядя сестре ниже пояса: «Жаль сыну член не дали боги».

Ирис в противовес Фрее мило улыбнулась и приветственно подняла ладонь.

Ивар, садясь за стол, ударил ногой по стулу старшей сестры.

– Член мешает быть ловким?

– Может быть, но благодаря нему конунгом суждено стать мне, а не тебе.

– Маме, вечных ей пиров под баллады Бояна, его отсутствие не помешало править.

Альвейг «Молния Запада» Хедлунд, жена Уве и мать Фреи, Ивара и Ирис, по мнению многих, действительно правила Скайсдором, диктуя свою волю через уста супруга-конунга. Альвейг была не только сильной воительницей, но и мудрым дальновидным политиком. Вполне возможно, что именно её смерть от стремительного недуга выбила из отца Ивара остатки доблести и героизма. Молния Запада когда-то яростно сражалась со всеми, кто открыто обвинял Уве в малокровии, и поставила на место ярлов Бэрбелла и дола Высоких курганов, получив своё грозное прозвище.

– Ваша мать была самой сильной и достойной женщиной из всех, что я встречал, – дядя услышал слова племянницы и поднял свой рог за Альвейг. Ивар и сёстры поддержали Одда. Они пили мёд, напиток истинных повелителей севера, обжигающий и заставляющий содрогаться.

Ледяная Ладонь отозвался о матери Ивара искренне. Молния Запада была ещё одной причиной полагать, что Одд давно завидует Уве. Из двух братьев Альвейг выбрала старшего. Возможно, Ледяная Ладонь строил надежды, что это был лишь расчёт, и после свадьбы с братом его супруга будет спать с ним, но нет. Родители Ивара любили друг друга.

Слуги принесли закуски: рульку, салат из хрена и репы, заправленный горчицей, и чесночный хлеб. Рога, кубки и кружки на столах наполнились мёдом, элем и билком. За столом дружины застучали кулаками. Бородатый воин встал, конунг кашлянул, и все замолчали, слушая тост:

– Война закончена! Весь север объединился, чтобы показать южным гордецам, что суровые земли Скайсдора никогда не топтать надушенным дуралеям в шёлковых халатах. Пусть будет здоров наш конунг Уве Хедлунд!

– Да! – нескладно выкрикнули ему в ответ хускарлы и члены дружин.

– И пусть будет также доблестен наш воевода Ледяная Ладонь! – на восхваление дяди собравшиеся в зале отреагировали куда бодрее и сплочённее.

Ивар вместе со всеми поддержал тост, осушив свой рог, он содрогнулся, но не от мёда, от похвалы Одда.

– Тебя вгоняет в краску алкоголь или внутренний гнев? – шепнула Фрея.

– А я уж испугался, что буду весь вечер обсуждать с родной сестрой собственный член, – также тихо ответил Ивар.

– Находи различия между сестринскими подколками и настоящим негодованием. Меня не меньше твоего волнует то, как дядю превозносит народная молва и поддержка дружины. Он заслужил комплименты, но мы ведь оба знаем, что ему мало простого одобрения. Отцовская задница на скайсдорском троне ему не мила. Чтобы там кто ни говорил и ни думал, Уве наш родитель.

– Рад слышать. Значит, в оплоте конунгов останется хотя бы один человек поддерживающий отца. Меня дядя решил отправить подальше.

– Куда и зачем?

Ивар подождал, пока слуги не уберут блюда, заменяя их луковой похлёбкой с копчёной олениной и картофелем, прежде чем ответить:

– Кроссвинд.

– Не так уж и далеко.

– Зато надолго. Быть мне там ярлом, пока отец коней не двинет. Хотя, вполне возможно, дядя всё подстроит так, что я первым отъеду на тот свет.

– Он не сделает мне такого подарка, – Фрея на взгляд Ивара приняла это за попытку пошутить.

– А ты, сестрица, думаешь, что станешь конунгом в случае моей смерти? Никогда Скайсдором не правили женщины. Ярлы были, но не более. Если даже наша мать избрала путь жены и матери с её-то силой и отвагой, то тебе и подавно стоит усмирить гордыню и честолюбие.

Фрея поджала губы, едва уловимо. Держалась, молодец. «Она и в самом деле хороша, – поймал себя Ивар. – И данный момент для осознания этого самый подходящий».

За похлёбкой свои кубки поднимала ещё дюжина дружинников, отец и дядя. Они не только хвалились, отдавали почести, но и делились своим мнением о минувшей войне, наиболее значимых сражениях и победах. Не все решались намекать на перевес вклада, сделанного Ледяной Ладонью над прочими. Большинство воителей ставило на первое место сплочённость и патриотизм. Ивар, правда, для себя делал неутешительный вывод о том, что заслугу за боевой дух всё же приписывают Одду.

Дядя поднялся из-за стола:

– Справить нужду, – краем уха услышал племянник. Вместе с Ледяной Ладонью вышел член его дружины. Ивар до этого не обращал на него внимания, но теперь не мог понять, отчего не заприметил среди воителей дяди иноземца.

Впрочем, появился подходящий момент, чтобы поднять собственный рог:

– За нашего великого конунга! Его мольбами боги посылают народу удачу, воинам силу, а матерям и земле плодородие. Под его эгидой рождаются полководцы и вожди, способные объединять мужчин для противостояния врагу. За моего отца, великого Уве Хедлунда!

То ли из-за отсутствия в длинном зале Одда, то ли от разгулявшегося в жилах алкоголя, и дружинники дяди, и хускарлы громогласно одобрили сказанное. Только Фрея шепнула:

– Не убедишь ты их словами. В Скайсдоре ценят силу поступков, а не дуновения ветра. На твоём месте я бы радовалась отправлению в Кроссвинд. Наведёшь там порядок и заслужишь славу и почёт.

Может быть, сестра и была права, может, только вот Ивара прошибало морозом от предстоящего приключения:

– Каждому своё дело мило.

– Да, только вот, если ты и в самом деле хочешь занять когда-нибудь отцовский трон, тебе должны стать милыми походы и опасности. Ты не в Заспиане, чтобы бросать людей в пекло и при этом не покидать своего дворца. Жаль, что отец этого не понимает.

По возвращении Одда и члена его дружины в длинный зал произошла очередная смена блюд. Принесли горячее: жаркое из лесных вепрей.

Ивар постарался как можно внимательней рассмотреть иноземного воителя, он толкнул Фрею и Ирис, обращая жестом и их внимание на дядиного побратима.

Лицо бритоголового покрывали витиеватые татуировки. Он пришёл на пир в кольчуге под кожаным камзолом, это насторожило больше всего.

– Как вам дядин дружинник?

– Не местный, – начала Фрея. Ивар призвал сестру быть тише, дядя занял своё место за столом. Его разделял с племянниками лишь Уве. – Не знаю, где он его откопал. Покидал Айскрест Ледяная Ладонь исключительно с земляками. Скорее всего, воин из провинций, показал себя на поле брани и заслужил расположение Одда.

– На его ножнах символика: червивое яблоко, – подметила Ирис.

– Она тебе знакома?

– Читала о чём-то подобном. В Кугруге века назад существовал орден Вамматары – богини смерти и разложения.

– Кугруг вымер сотни лет назад, его земли до сих пор непригодны для жизни. Ты ничего не путаешь?

– Я не Знич, всезнающий бог, конечно, я могу ошибаться.

Мёртвое королевство. Ивар вспомнил, что и сам когда-то читал о Кугруге, который вымер в результате ужасных эпидемий. И почва, и воды его обратились в ядовитые рассадники смерти и гнили.

– Дядя, – племянник решил закончить шушуканье с сёстрами. Проще было спросить у Одда напрямую. – Откуда в твоей дружине столь экзотичный воитель?

Ледяная Ладонь ухмыльнулся:

– Наверное, оттуда же, откуда у тебя твой темноволосый хускарл Ян.

– Этот парень умён, силён и покорен. У него были поводы покинуть свою родину. Я могу ему доверять.

– А я могу доверять своему человеку, – Одд уклончиво подвёл этот разговор к финалу. Уве молча пил, не то что, не вступив беседу, но даже бровью не поведя.

Ивар встал из-за стола, сославшись на природу, как и Ледяная Ладонь до этого, и вышел во двор.

Уже стемнело. Лунный свет отражался от срывающихся снежинок, тающих при падении. Земля ещё не остыла. Помочившись у облысевшей ольхи, Ивар услышал шаги. Это был отец:

– Ты недоволен, я полагаю.

– Отец, я лишь волнуюсь…

– В твои обязанности это не входит.

– Я только хотел…

– А они у тебя есть. Обязанности. Твоя жизнь не может состоять из праздных пиров, горячих купелей, чтений книг и походов по девкам. Ты – мой наследник. Ты видишь на моём примере, сколь важны любовь и уважение скайсдорцев.

– Поэтому ты идёшь на поводу у дяди и отправляешь меня в глухомань?

– Кроссвинд – одно из самых важных мест на всём севере. Поселение в упадке. Ты не лишён мудрости, полон идей, умён и отважен, хоть и отрицаешь последнее, наведи порядок на перекрёстке Железного тракта и дороги из Фолпура в Клейт. Это может перевесить даже победу над Заспианом.

– Брось, отец. Ледяная Ладонь жаждет власти.

– Одд сказал, что отправится в Джайиндов удел завтра. Тебе не стоит забивать голову ерундой.

Эта новость должна была утешить сына конунга, но только в том случае, если оказалась бы правдой. Подозрения и дурные предчувствия не давали Ивару возможности принимать слова дяди за чистую монету.

– А сейчас, возвращайся на пир.

Сын послушал отца. К его появлению в длинном зале подали рыбу, запечённую с лимонами, помидорами и перцами. Одд жадно уплетал любимое блюдо и притопывал ногами под звуки лютней, бодранов и свирелей.

Сёстры, похоже, уже наелись. Ирис лишь медленно потягивала мёд, а Фрея что-то нацарапывала своим кинжалом на деревянной столешнице. Когда со двора вернулся конунг, менестрели запели оду Альвейг Молнии Запада.

 
Как блестят под луной
Купола древних гор,
Так зовёт за собой
Окунуться в фольклор
Эта песня о той,
Что зажгла в нас костёр,
Увела за мечтой
Каждый меч и топор.
 
 
Альвейг Молния Запада – ночь,
Что на крыльях летит за тобой.
Альвейг Молния Запада – дочь,
О которой мечтает любой.
Героиня, затмившая с лёгкостью день,
Да и солнце отвагой своей.
Героиня, что стёрла сомнения тень,
У любого, кто смел плохо думать о ней.
 
 
Как бежит ручеёк
Среди снега и льда,
Как летит мотылёк
На ветру без труда,
Так один паренёк
Или воинов орда
Станут сразу сильней,
Если рядом она.
 
 
Альвейг Молния Запада – ночь,
Что на крыльях летит за тобой.
Альвейг Молния Запада – дочь,
О которой мечтает любой.
Героиня, затмившая с лёгкостью день,
Да и солнце отвагой своей.
Героиня, что стёрла сомнения тень,
У любого, кто смел плохо думать о ней.
 

Ивар заметил, как Фрея вытерла подступившую слезу. Она смутилась, поймав взгляд брата. Реакция Ирис была прозаичной, отец и дядя оба загрустили.

Пироги с айвой, бузиной и морошкой немного отвлекли от ностальгии.

– Мы расширили свои границы: Заспиан отдал часть своих земель в знак извинений за вероломство, – Фрея обращалась к отцу и дяде. – Кто будет управлять новыми территориями, и что с укреплением границ? Ниглертоновская застава – слабый форт.

– Фрея, – в голосе Уве прозвучала долгожданная уверенность. Однако дальнейшие слова вновь напрягли Ивара. – Одд уже назначил тех, кто будет руководить постройкой новых фортов и застав.

– Разве это должен был сделать не ты? – на вопрос сына конунг не ответил, но ударил по столу кулаком.

Ледяная Ладонь неодобрительно помотал головой:

– В своё время будешь решать такие вопросы, если, – дядя многозначительно улыбнулся, – удосужишься.

– А что их король? – Ирис вторглась в растущее за столом напряжение и заставила его дать трещину и постепенно осыпаться мелкими льдинками. – Что он сказал, подписывая мир? Что побудило их вторгнуться на северные земли?

– Глупость, – Уве и Одд произнесли это синхронно и убедительно, вот только и дураку было ясно, что это не ответ. Хотя Ледяная Ладонь и добавил: – Сказали, что не по своей воле топтались по нашей родине, но лихие дни миновали. На самом же деле они усрались. В самом деле гадили кровавой дриснёй, когда мы гнали их, разрушая мобильные форты и лагеря. В итоге они были готовы на жертвы в угоду нового мира, и это главное.

Слуги подали тёплое вино с пряностями.

– Гадость, – пробурчала Фрея. – Я буду и дальше пить мёд.

И она пила. А вот Ивар, осушив чашу сладкого напитка, радовался, что пир подходит к концу. Ему предстояло выспаться перед завтрашним отправлением в Кроссвинд.

Час крысы промчался в застенках вместе с короткими снами, час быка глубоко дышал, расслабляя уставший мозг, час тигра стал часом пробуждения.

В комнате было жарко. Ивар раскрылся и приподнялся в постели. Камин умеренно потрескивал, форточка была плотно закрыта. Ян, должно быть, хотел исправиться, но переусердствовал. Сын конунга подошёл к окну и впустил в комнату свежий прохладный воздух.