Текст книги "Молчаливый голос"

Вернувшись в постель и забравшись под шкуры, Ивар попытался уснуть. Час тигра с рыком забрал его сон, как добычу. Молодой Хедлунд уснул лишь, когда на мягких лапах в оплот конунгов примчался час зайца. И та недолгая нега ускользнула в длинных тенях часа дракона. Пора было вставать.

Ян, разбудив своего бонда, посмотрел с некой вопросительностью, ждал благодарности за исполнение обязанностей? Ивара это только разнервировало. Парень выглядел отдохнувшим, очевидно, не пил много на вчерашнем пиру, знал, что перед дорогой не стоит. Ивар же не смог отказать в таком удовольствии, он хотел унести с собой хоть какие-то крохи домашнего уюта.

Времени на купание не было, сын конунга ограничился умыванием тёплой водой. В дорогу Ивар надел кожаные бриджи поверх утеплённой шерстяной белуги, лёгкую кольчугу под меховой дублет, высокие сапоги и стёганые перчатки. В поклажу он упаковал расписной каштановый кунтуш и камзол из светло-голубого кашемира. Ивар не собирался расхаживать по отведённому ему в управление посёлку в лохмотьях.

Ян экипировался аналогично. Хускарл вооружился коротким мечом и лёгким арбалетом, подготовив для своего бонда полуторный меч и короткий лук.

«Тяжёлая железяка, – Ивар оценил вес клинка, который давно не брал в руки. – Фрею бы мои мысли обрадовали».

Во дворе оплота уже суетились люди. Конюхи, повара, все поднялись ещё раньше обычного. Тормозки в дорогу готовили не только Яну, Ивару и их провожатым, в числе четырёх воинов, но и всей дружине Одда. Сам Ледяная Ладонь уже общался со своим братом, родственники говорили громко, но неразборчиво.

Ирис выкрикнула имя брата. Ивар поспешил к младшей сестре для прощания. Она ни свет, ни заря была причёсана и разодета, утончённо, как и всегда.

– Я уезжаю не навсегда, – Ивар обнял сестру.

– Знаем и сожалеем, – ироничный голос, вышедшей во двор Фреи слегка хрипел с утра на холоде.

– Иди сюда, «брат», – Ивар обнял старшую сестру, расчувствовался. – Береги отца, Ирис и оплот конунгов.

– Береги член, «сестричка», – Фрея легонько пнула брата ниже пояса.

Дядя Одд прошёл мимо, криво ухмыльнувшись, и направился к своим людям. Отец, провожал сына последним.

– Ты справишься, – Уве был немногословен в напутствиях. За его спиной стояло четверо воителей. – Это Элиас, Хуго, Теодор и Густав. Они будут твоей дружиной в Кроссвинде. Запомнил имена? – вопрос отец задал шёпотом, обняв сына.

– Я знаю, как их зовут, главное, чтобы они не забыли моё имя.

Четвёрка воинов поклонилась.

– Ну что ж, Густав, Элиас, Теодор и Хуго, седлайте коней. Важный-преважный посёлок с красивым названием Кроссвинд ждёт своего нового ярла, мудрого и смелого, способного вернуть ему процветание и славу.

Первым за ворота внутреннего двора оплота конунгов выехал Одд с дружиной, и только за ним следовал Ивар с Яном по правую руку и своими воителями, двумя по бокам и двумя сзади.

«Дорогу!» – голосил запевала из людей Ледяной Ладони, и народ расступался, кивал головами и провожал взглядами процессию Хедлундов и их приближённых. Над улицами Айскреста начинал кружить первый снег, столь символично провожающий в зиму детей севера. В Скайсдоре раннее начало холодов всегда считалось хорошей приметой, символизировало обновление. Только вот народная молва умалчивала, что обновление не всегда приводит к добру, рискуя променять привычный порядок на неопробованный хаос.

Беспорядочное цоканье десятков копыт прокатилось по центральной аллее Айскреста, кони со своими всадниками покинули столицу Скайсдора, а массивные деревянные ворота затворились за спинами Густава и Теодора.

С возвышенности, занятой столицей самого северного из ныне существующих королевств, открывался вид на бурый простор. У подножия к югу от Железного тракта начинались медно-серебристые предлески Чарвуда. А по левую руку, к северу, циановой сетью журчали ручейки, сливаясь впадающие за обозримой границей в Зелёную реку.

Ивар со своей дружиной проводит Ледяную Ладонь до соколиного холма в пяти верстах от пригорода Айскреста, где дядя развернёт своих людей на север к броду, уводя их в Джайиндов удел через перевал Зелёного Солнца.

Племянник Одда мечтал, чтобы прощанье с дядей произошло как можно раньше. Может тогда он выкинет из головы свои тёмные мысли, навязчивые подозрения и погрузится в размышления о своей собственной миссии.

Лёгкий снежок, припорошивший тракт и обочину, от каждого дуновения ветра вздымался призрачными парусами, колющими глаза. Ивар неоднократно зажмуривался, и когда открыл глаза после очередной защитной реакции век, вздрогнул. Он увидел, что Одд Хедлунд намеренно отстал от головы и выровнялся с племянником и его хускарлом.

– Ян, верно?

Парень кивнул.

– И вы ребятки, вчетвером, давайте-ка не отставайте от моей дружины. А мы с ярлом Иваром немного притормозим.

«Что он хочет? Поговорить по душам? С чего бы?» – сын конунга подозрительно прищурился, его дядя заметил:

– Снежинки колют глаза, – оправдался Ивар.

Ледяная Ладонь причмокнул и отвернул голову на пару секунд, он точно сбросил настрой от неудачной прелюдии и начал разговор заново. В этот раз без вступлений, и хорошо, сэкономил время и нервы:

– Не буду утверждать, что вижу тебя насквозь, Ивар. И не рискну оценивать по внешним проявлениям твои мысли. Но я вижу, что ты недоволен своим назначением в Кроссвинд.

– Мне не по душе менять родные стены на захолустье. Я даже не знаю, где буду жить. У посёлка на перекрёстке никогда не было ярла.

– Всё так. Им управляли старейшины, избранные из ремесленников. Знахари, кузнецы, каменщики, конюшие, домовладельцы и хозяева гостиниц. Как оказалось, совет – плохая идея. Северянам нужна крепкая хватка.

«Ледяная?» – Ивар мог теперь даже в этом отыскать подтекст.

– Постараюсь схватить там всех за яйца и всё наладить. Хочу скорее вернуться. Волнуюсь за отца и за Айскрест, – племянник бросил на Одда свой самый суровый взгляд, но не пронял его. Дядя только улыбнулся, словно до сих пор не воспринимал Ивара всерьёз.

– Молодец, хороший настрой.

Даже похвала с нужной интонацией может принизить, заставить усомниться в себе и разувериться в правильности поступков. Одд постарался, Ивар замолк и мысленно ткал вокруг себя кокон, который защитит от острых снежинок, колющих глаза и лицо, и от слов, вызывающих зуд где-то там, в голове, ближе к затылку.

Ледяная Ладонь с довольной физиономией нагнал дружину, вновь заняв место в голове. Ивар импульсивно скомандовал Яну, Элиасу, Густаву, Хуго и Теодору следовать за ним галопом. Их шестёрка обогнала людей дяди как раз на изломе тракта. Остановившись, Ивар провожал взглядом Одда и его дружину, сворачивающую на север.

Новая тревога закралась и начала копошиться в груди сына конунга. Он не увидел среди людей Ледяной Ладони иноземца с татуировками с символом Вамматары.

Песнь вторая

«Кипел котёл, варились кошки,

Тёк яд рекой, и ветер выл.

Костлявой кистью стук в окошко

Лесную ведьму разбудил…»

1

Невыносимая сухость во рту с горьким привкусом открыла день Волэна. Вернувшись вчера из корчмы «Горячего быка», Надсон-Нарбут выпил отцовский самогон из запылившейся бутылки на кухонном столе. Голова гудела.

Поднявшись на ноги и на автомате проследовав на кухню, с каждым шагом ветеран вспоминал себя. Я – Волэн, вдовец, убитый горем отец, сирота. Я – воин, ветеран, безжалостный убийца. На восьмой шаг пришлось – и у меня похмелье.

На кухонном столе стояла чарка с колодезной водой, почёрпнутой вчера вечером.

«Как в сухую землю», – Волэн жадно осушил посудину, пролив не меньше четверти на грудь.

План навестить Лисбет отлагательствам не подлежал. Надсон-Нарбут заглянул в корчму Йоэла, где в одиночестве позавтракал луковой похлёбкой с гречкой и сухарями. Уходя, он встретился взглядом с Филипом, менестрелем, плотно поселившимся на втором этаже «Горячего быка». После вчерашнего происшествия, когда Волэн вбежал с требованиями сообщить ему о Юханессе, можно было догадываться, что теперь о нём думают. Пусть. Чем безумней человек, тем больше страха нагоняет на окружающих.

Лёгкий снежок начинал кружить над кроссвиндскими домами и улицами. Земля за ночь промёрзла, сухая почва покрылась студёной коркой, местами виднелся иней. Зима всерьёз готовилась прийти в посёлок на перекрёстке.

Горячая еда помогала телу с лёгкостью принять приход мороза и сосредоточиться на важном деле, а не на погоде.

Улицы, как и вчера, пустовали. Проходя мимо аптеки, краем глаза Волэн заметил, что Андерс Хольм уже мельтешил в окнах. Следуя дальше, увидел, как из дымохода кузницы Скьялля Оберга начинали рождаться бледно-серые облачка. Ноги сами развернули ветерана к мастерской оружейника. Скьялль открыл весьма быстро:

– Меч и могучая длань!

– Хотелось бы верить, что именно я держу в руках оружие, а не наоборот, – кузнец Оберг нахмурился, Надсон-Нарбут пока не собирался рассказывать о своём диалоге с Юханессом.

Скьялль жестом пригласил внутрь, и Волэн окунулся в пышущий жаром дом стали и калённого железа. Новенькие кузнечные меха мягко нагнетали воздух в пламя горна. Огонь притягивал взгляд и завораживал.

– Мне пришлось научиться отвлекать своё внимание от алых языков. Иначе, я бы с утра до вечера кружился в мысленной пляске с пламенем, вместо того, чтобы ковать оружие и броню.

– Это не просто, – Волэн оторвался от гипнотического хоровода искр. – Но я, разумеется, зашёл не на огонь глазеть.

– Решил разузнать у меня больше про фамильный клинок?

– Верно. Скьялль, я бы хотел узнать всё о нём. Только вот, он мне сейчас может понадобиться, направляюсь в кроссвудскую чащу.

Кузнец многозначительно улыбнулся:

– Я рад, что ты заглянул просто поздороваться.

– Да нет, я не… – Оберг сбил Волэна с мысли. – Может, ты сможешь пока что-нибудь о символах на лезвии выяснить?

– Я смогу их перерисовать, но ведь я говорил, что это не моя специализация. Разве что, могу отправить почтового ворона в Дирпик своему учителю, – Скьялль подбоченился и, прищурившись, цокнул языком. – Что-то случилось ночью. Приснилось что?

– Ты о чём? – реакция кузнеца вызвала у ветерана странное чувство, Оберг быстро располагал к себе.

– Ещё вчера ты не верил в чертовщину и колдовство, тайные смыслы рун, мистические металлы.

– Я хочу, чтобы ты вновь помог мне во всём этом разувериться, – Надсон-Нарбут достал из ножен Пьющего души. – Если хочешь, расскажу тебе страшилку, но не сейчас. Как-нибудь ночью.

– Ловлю на слове, – Скьялль потянулся к клинку и через мгновение одёрнул руку. – Блин, горячо!

Волэн мог бы списать это на то, что в кузнице очень жарко, и металл здорово греется, но когда коснулся чёрного лезвия, холодного как зимняя ночь, слова с разъяснениями застряли в горле. Тяжко сглотнув слюну, Надсон-Нарбут сказал лишь:

– С ним такое бывает.

Оберг сходил в горницу за холстом и пером с чернилами. Стараясь не приближать ладони близко к Пьющему души, Скьялль вырисовывал аккуратные витиеватые символы, усеявшие лезвие фамильного клинка Надсон-Нарбутов. Волэн перевернул меч, когда кузнец закончил с одной стороной. Ловкими движениями могучих рук оружейник точно скопировал ещё два ряда древних рун:

– Теперь будем надеяться, что мастер располагает нужными знаниями о королях зимы.

– И о том, что ворон не попадёт в метель.

Поблагодарив Скьялля, Волэн вернулся на Железный тракт и по нему покинул Кроссвинд через восточные ворота. Ветер усиливался, а снежные хлопья становились крупнее, слова о метели едва не приобретали статус пророческих.

Прилегающее к посёлку предлесье высокими столбами сосен медленно уводило в чащу. Когда Надсон-Нарбут свернул с тракта на юг, вспоминая тропы, неоднократно исхоженные с отцом, шуршащие кусты приветствовали его маханием веток. Кто-то юркнул в сухую траву, промчавшись под ногами. Можно было подумать на зайца, если бы не близость к дороге. Скорее это был уж. Ушастые зверьки прячутся в дебрях Кроссвуда, хозяйства посёлка на перекрёстке обеднели. А раньше зайцы ещё могли поживиться неснятой капустой нерасторопных фермеров.

Хлопанье крыльев хищных птиц в вышине застывших крон отражалось ледяным эхом в венах ветерана. Стараясь не петлять в сгущающейся паутине покрытых инеем ветвей, Волэн нашёл охотничий домик. В нём в былое время находили приют и Надсон-Нарбуты. Тогда Кроссвуд не казался таким угрюмым и диким.

У покосившейся голубой изгороди за широкой колодой девушка в вороной меховой накидке что-то раскладывала, доставая из мешочка. Она напевала гармоничную едва различимую мелодию. Это была Лисбет. Волэн узнал травницу по длинным каштановым волосам, раскачивающимся в такт движениям хозяйки. Сделав несколько шагов, Надсон-Нарбут замер, поднял согнутые в локтях руки вверх. Лисбет оставила своё занятие, охнула, услышав хруст ветки под сапогом ветерана.

– Я с добрыми намерениями прибыл.

Лесная дева вытянула тонкие бледные губы, сощурилась и покачала головой:

– Очень на это надеюсь. Мне не тягаться с вооружённым воином, прошедшим заспианскую войну.

– Значит, ты помнишь меня?

– Не жалуюсь на память, Волэн. А ты думал, если я старше, то уже в маразм могла уйти? – травница подбоченилась. – Отвечать не нужно. Прости, я совсем лишилась манер в этой глуши. Поддержание беседы – не мой конёк. Я общаюсь только со зверьками лесными, шумными ручьями, травами, да кустами с целебными плодами.

– К зиме собеседников и того меньше становится, – Волэн сам несколько сконфузился, потерявшись в словах. Со смерти Ханны у Надсон-Нарбута не было женщины, а от Лисбет веяло невероятными флюидами очаровательной загадочности. Волосы травницы даже в тусклом свете, застревающем в сплетениях ветвей ольх, осин и дубов, благородно переливались тёмным золотом, притягивая взгляд. Восприятие красоты, вторящей магии поздней осени, усиливалось с каждым движением вьющихся прядей. – Заготавливаешь травы?

– Плохой бы я была знахаркой, если б сейчас этим занялась, – Лисбет улыбнулась и прикрыла рот изящной кистью, когда убрала её – на губах не осталось следа легкомысленной смешинки. – Собрала грибы. Целебные. Здесь у меня и трутовик, и опята, и несколько белых даже.

– Я знаю о пещерах в этой местности. Мы с отцом много времени провели на охоте в Кроссвуде.

– А причём здесь пещеры?

– Уже здорово похолодало, должно быть, грибы остались только в пещерах.

Лисбет в этот раз не сдерживала смех:

– Это огромное заблуждение: полагать, что грибы могут расти в пещерах. Это не так, почему люди так думают?

– Наверное, им проще представить ведьм собирающих волшебные светящиеся мухоморы размером с кабана где-то под землёй.

– Ох, Волэн, я, когда тебя увидела, не обрадовалась гостю, но разве могла я полагать, что ты сможешь меня так рассмешить? Светящиеся грибы бывают, растут в этих лесах, их, правда, я не собираю, не знакома со свойствами. Большими тоже бывают, но что б всё сразу, да ещё и в пещере… Такое и в самом деле только ведьмам под стать. В сказке, – Лисбет звонко смеялась, но совсем недолго. Даже некая угрюмость посетила линию её бровей цвета охры, а в тёмно-зелёных глазах сверкнула гневная молния. – В сказке для необразованных кметов.

Надсон-Нарбуту не нужно было разжёвывать факты. Услышанное от Филипа в «Горячем быке» было подтверждено.

– Жители Кроссвинда в самом деле думают, что ты занимаешься колдовством?

Травница тревожно вздохнула:

– Занималась бы, прочла б их мысли. Поэтому лишь догадываюсь. Да какая разница, что они думают! Хоть, что с оборотнями и лешими утехам предаюсь. Если бы их думы и фантазии оставались там, где им место – в сортирах, да пропахших потом и мёдом кабаках, я бы не переживала. Булочница, Милва, сказала, что последний раз продаёт мне муку. Старуха, а такая глупая… Да, Волэн, распустили про меня слухи. Активно постарались выжить.

– Андерс боится конкуренции?

– Была бы она, конкуренция. Посёлок совсем зачах с войной.

– Слышал я от бэрбеллских каменщиков, что это ненадолго.

– Ваши слова, да богам бы в уши… А мне сейчас бы зиму пережить. И я не о еде и крове волнуюсь. Охотиться могу, кое-какие запасы приготовила: солонина, орехи, сало и мёд. Муки взяла впрок у этой немощной Милвы. Переживаю о кроссвиндцах, как бы чего ещё не учудили.

– Тебя не только булочница обидела.

– Не бежала б я сюда от старухи. И от Андерса не спасалась бы так. Все от мала до велика в Кроссвинде на меня пальцем показывают, шепчутся, а кто и камнем кинуть может. А с той злополучной ночи, – Лисбет внимательно посмотрела на Волэна, ему показалось даже, что она заглянула под покров его дымчатых глаз. – Когда твой отец и банда менестрелей пали от руки чужака, и подавно обозлились все.

– Ты была там, – Надсон-Нарбут кроме травницы и кузнеца ни от кого не почувствовал такой прямолинейности и открытости.

– Была. И, узнав тебя, сразу поняла, зачем ты пришёл. Не знала только, как коснуться этой болезненной темы.

– Ты ведь знаешь, что на мою долю выпали и большие горести.

– Знаю, – Лисбет сказала это резко, в её глазах вновь сверкнула молния.

Волэн чувствовал, что не о Ханне подумала травница в этот момент, но всё же произнёс:

– Моя жена…

– Рана, оставленная случившимся с Бритт, кровоточит куда сильнее, ведь так? Что произошло тогда? Никто толком не знает. Только ты.

Слова лесной девы сорвали корку с незаживающего рубца. Кровь душевной боли вновь готовилась выйти одинокой мужской слезой. «Нет!» – ветеран запретил себе.

– Огненный шар, – прошептал Надсон-Нарбут.

Лисбет растеряно подняла руку, вслушиваясь и вопрошая взглядом и приоткрытыми губами.

– Бритт отправилась на охоту с моим отцом. Всё произошло без меня, расскажу, как отец говаривал: «Прошёл грибной дождь, внучка поспешила на опушку, наверняка хотела полюбоваться радугой. Я вышел за ней. На широкой площадке у акации, стояла наша малышка. Бритт замерла, перед ней играючи колебалась шаровая молния. Я не успел ничего выкрикнуть, как внучка протянула руку этому ужасному огненному шару. Вспышка меня ослепила, когда я смог протереть глаза и сфокусировать зрение, я подбежал туда, где моя малышка стояла ещё пару секунд назад… Но её больше не было, как и шаровой молнии. Только горстка пепла на том месте дымилась». Эти слова я запомнил наизусть. Поначалу хотел забыть скорее, но потом понял, что не выброшу из головы последнее воспоминание о Бритт, хоть и не моё оно.

Волэн не проронил ни слезы за рассказом. Он почувствовал лишь пустоту и некое облегчение. Он вообразил, как рана вновь затянулась неуверенным струпом.

– Прости моё любопытство, – травница собрала платочки с грибами, сложила рассортированную добычу в мешочек и подошла к ветерану. – Я не прощу себе, если не угощу тебя чаем.

От того, чтобы согреться чашкой вкусного напитка, в Скайсдоре отказываться никогда принято не было. Волэн проследовал за Лисбет в охотничий домик. Травница обжилась. Стоял аптечный запах лекарственных вытяжек, настоев и, конечно же, чая.

Предложенный напиток содержал сушёный чабрец, бергамот и лимонник.

– Вкусно, – ветеран войны попробовал обжигающий напиток, – спасибо.

Лисбет достала из комода и открыла небольшую баночку:

– Варенье из пихтовых почек – лучшая профилактика простуды. Чудодейственная сила леса, – травница подмигнула. – И моих знаний.

«Откуда подобные чудеса?» – Надсон-Нарбут вспомнил слова Скьялля. И никакой магии нет. В очередной раз: знания и сила природы.

– Вернёмся в злополучный вечер, – Волэн перешёл к делу. – Как ты помнишь произошедшее?

– Не доверяешь тому, что рассказали у Йоэла?

– Мне в «Горячем быке» что только не говорили, Андерс Хольм свою версию изложил. Но, признаюсь, да. Не верю я им. Йоэл вообще мутный тип.

Лисбет села напротив, облизнула ложку с вареньем и причмокнула чаем.

– Про Йоэла с орехового холма народ тоже болтает. Говаривают, что новый трактирщик – вампир.

– Ты милая девушка, честно скажу, но хватит о чертовщине. Не по душе мне суеверия.

– Не получится без них. Но воду постараюсь не лить. В треклятый вечер я направилась в Кроссвинд на ярмарку. Знала, что гусей будут продавать. Присмотрела пару жирненьких гузок, купила на засол. Махнула рукой и рискнула зайти в корчму, чтобы пропустить стаканчик эля. Села в уголочке, тихо, как подобает нежеланной деревенской знахарке. Наблюдала за народом. Пожилые пили, заезжий менестрель Филип бегал за официанткой, ругался с Йоэлом. В посёлок заехала труппа Солёной Инги, редкостные проходимцы. Они вели себя развязно, сквернословили. Когда в корчму завалился незнакомец и затеял ссору, я даже ненароком подумала: «Как здорово, что кто-то их зацепил». Пожалела о шальной мысли. Особенно когда твой отец последовал за менестрелями. Я так и не поняла, с чего это он!

– Он и в самом деле храбростью не отличался, – кивнул Волэн. – Только других мог поучать, рассказывая о берсеркерах.

– Собираешься мстить?

– Если пойму, как искать убийцу. Филип говорил, что ты внимательно рассматривала мясника.

Лисбет кивнула:

– Не знаю, как это тебе поможет. Рассмотрела вытатуированные символы, знаки на ножнах и сапогах. Червивое яблоко – символ Вамматары.

– Так-так, и кто это, или что?

– Забытая богиня смерти и разложения. Ей приписывают эпидемии, упадок и неурожай. Она покровительствует отравителям и разносчикам чумы. Только вот её культ существовал в Кугруге – мёртвом королевстве. Некоторые старухи шепчут, что от рук кошмарной богини и погибла страна.

– Как можно поклоняться такому божеству? Где эти сеятели заразы жить собираются, если весь мир отравят?

– Полагаю, богиня дарует им самим иммунитет к хворям и ядам. – Лисбет сделала паузу. – И вот опять я должна извиниться.

– За что же?

– Не помогла тебе в поиске убийцы.

– Любые сведения важны. А когда речь заходит о ядах и хворях, то мои ноги начинают вести меня в аптеку.

Знахарка прищурилась, смекнула:

– И в самом деле. При всей моей нелюбви к Андерсу Хольму, он может быть куда более осведомлённым, чем я.