Текст книги "Дуэли. Самые яркие, самые трагические и самые нелепые"

Дуэль министра-президента и ее последствия

25 сентября 1897 года дрался на дуэли с оскорбившим его депутатом Карлом Вольфом Казимир Феликс фон Бадени, австро-венгерский государственный деятель, министр-президент Цислейтании – части Австро-Венгерской монархии, включавшей в себя Австрию, Чехию, Моравию, Силезию, Галицию, Истрию, Буковину, Далмацию и ряд других областей.

Карл Вольф, похороненный сейчас на Центральном кладбище Вены, на пике своей политической карьеры был лидером-основателем Немецкой радикальной партии, то есть это был активный борец за права «немецкого народа» Австрии.

Это был человек находчивый и остроумный, подвижный, несмотря на хромоту, и очень уверенный в себе. Он любил украшать свои выступления цитатами из классических авторов, прекрасно чувствуя себя как перед студенческой, так и перед рабочей аудиторией.

Жизнь Вольфа протекала по большей части в регионах со смешанным населением или немецкими «языковыми островками». Он родился в 1862 году в Северной Богемии, в семье директора гимназии, изучал философию в Праге. В те годы национальные конфликты вспыхивали в основном в студенческой среде, и старинный Пражский университет был совершенно расколот. В 1884 году в полицию поступило заявление на Вольфа об оскорблении Его Величества, и он, спасаясь от суда, бросил учебу и сбежал в Лейпциг. Там он стал журналистом, призывая немцев «защищаться от наглости чехов», обороняться «против словенцев и фанатичных невежд», вести энергичную национальную самозащиту и т. п.

В 1889 году он приехал в Вену и стал работать редактором новой газеты «Ostdeutsche Rundschau» (Восточнонемецкое обозрение). Газета эта была чистой провокацией, ибо само ее название превращало Австрию в «Восточную марку», а вместо двуглавого орла в шапке газеты красовался одноглавый орел, и его следовало понимать как орла германского. В Вене Вольф быстро приобрел известность как публицист, но прежде всего как прирожденный оратор.

Политический кризис 1897 года, разразившийся вследствие политики кабинета графа Казимира Феликса фон Бадени, сделал Вольфа героем немецких националистов. А началось все с законопроекта об официальных языках, предложенного Бадени: согласно ему, все чиновники в Богемии через четыре года были обязаны представить документ о своей двуязычности – даже в чисто немецких областях. В Северной Богемии это означало бы увольнение большинства немецких чиновников: из них лишь единицы говорили по-чешски, а двуязычными были как раз чехи.

Волнения в Цислейтании продолжались несколько месяцев. Настрой протестовавших становился все более радикальным, причем даже у обычно умеренных христианских социалистов и социал-демократов. Правительство не справлялось с беспорядками, которые вспыхнули в Северной Богемии, а затем, перекинувшись на Прагу и Вену, переросли в настоящую революцию немецких националистов против многонационального государства Габсбургов. Короче говоря, в Богемии пришлось ввести чрезвычайное положение.

Бадени был государственным деятелем польского происхождения, и Вольф на всех углах кричал о диктатуре «польского» правительства. Его главный лозунг звучал так: «Немецким областям – немецких чиновников». И вскоре ситуация стала угрожающей, когда Вольф с его немногочисленной, но очень скандальной фракцией парализовал работу парламента. Он не скрывал своей цели – свержение правительства Бадени.

В ответ от графа Бадени прозвучала заносчивая фраза, что он не ответственен перед палатой депутатов и не обязан давать отчет о своей деятельности никому, кроме императора. Естественно, такие слова министра-президента вызвали в парламенте негодование, и не только среди оппозиции, но и среди поддерживавших правительство партий.

Вольф метил лично в графа Бадени. По свидетельству очевидца, «он вышагивал, прихрамывая, вдоль скамьи, где сидели министры, и таращился на него наглейшим образом, шипел в его сторону оскорбления и издевательски смеялся ему в лицо».

Министр-президент сначала старался быть хладнокровным, отворачиваясь в противоположную от Вольфа сторону, но потом он вышел из зала. Возвратился обратно он бледный от внутреннего волнения, которое обнаруживалось в его неспокойных движениях.

Граф Бадени попался в ловушку и вызвал депутата Вольфа на дуэль. Это известие поразило всех, а Вольф немедленно принял вызов, поставив тем самым министра-президента в дурацкое положение, чего, собственно, он и добивался.

Дуэль, с точки зрения закона, была преступлением, хотя ее и предписывал кодекс чести. Явившись на дуэль, министр-президент подписал бы себе смертный приговор в политике. Понимая это, граф Бадени подал императору прошение об отставке, однако Франц-Иосиф отказался ее принять и оставил его на посту.

В результате между министром-президентом и главным радикалом парламента состоялась дуэль на пистолетах. С каждой стороны – по три выстрела. Победителем вышел, как и ожидалось, известный дуэлянт Карл Вольф, ранивший графа Бадени в правое плечо и заставивший его поневоле учиться управлению левой рукой.

Поединок этот стал международной сенсацией, сильно навредив репутации монархии. А Вольф мгновенно сделался знаменитостью. При этом развязка дуэли привлекла личные симпатии многих на сторону графа Бадени. Однако после этого беспорядки и протесты против закона о языках продолжились. Карла Вольфа, как самого радикального, арестовали за насильственные действия и препроводили в тюрьму окружного суда, что стало причиной новых митингов. На улицах студенты братались с рабочими во имя общей борьбы с «польским» министром-президентом.

Вольфу и его сторонникам только того и нужно было, и они, не давая спокойно жить министерству графа Бадени, употребляли без разбора все доступные им средства, чтобы добиться падения кабинета, ненавистного австрийским немцам.

И кончилось все тем, что правительство Бадени сдалось и ушло в отставку. Престарелый и утомленный император Франц-Иосиф оказался не бойцом, и постановление о языках, вызвавшее такую волну возмущения, отменили. Но спокойствие так и не наступило. Теперь вместо немцев в оппозицию ушли обозленные чехи. И их конфликт с немцами в Богемии стал неразрешимым.

В Праге было введено чрезвычайное положение. На протяжении 1897–1900 годов сменилось шесть глав правительства. Деятельность парламента оказалась заблокирована. Попытки достижения компромисса с чехами продолжались и в дальнейшем, однако конфликт так и не был преодолен вплоть до распада Австро-Венгрии в 1918 году. Но Казимир Феликс фон Бадени до этого не дожил: он умер 9 июля 1909 года в Галиции, в возрасте шестидесяти двух лет.

Дуэль председателя государственной думы Гучкова и депутата графа Уварова

В середине ноября 1909 года имела место нашумевшая в столице «политическая дуэль». На поединок вышли два «думца» – председатель Государственной думы А.И. Гучков и депутат граф А.А. Уваров. Стрелялись они исключительно из-за политики.

Александр Иванович Гучков был личностью весьма примечательной. В 1905 году, после возвращения в Россию, он, придерживаясь либерально-консервативных взглядов, активно участвовал в земских и городских съездах. Он призывал к созыву земского собора с тем, чтобы император выступил на нем с программой реформ. Он поддержал Манифест 17 октября 1905 года и заявил:

– Мы, конституционалисты, не видим в установлении у нас конституционной монархии какого-либо умаления царской власти. Наоборот, в обновленных государственных формах мы видим приобщение этой власти к новому блеску, раскрытие для нее славного будущего.

В октябре 1905 года С.Ю. Витте предложил Гучкову пост министра торговли и промышленности, но тот, как и ряд других общественных деятелей, отказался от вхождения в правительство, министерство внутренних дел в котором возглавил убежденный консерватор П.Н. Дурново.

Осенью 1905 года Гучков стал одним из основателей либерально-консервативной партии «Союз 17 октября» (он ее возглавил в качестве председателя ЦК 29 октября 1906 года).

Он был сторонником правительства П.А. Столыпина, которого считал сильным государственным лидером, способным проводить реформы и обеспечивать порядок. Он активно выступал за решительную борьбу с революцией, в том числе с помощью военно-полевых судов. Вскоре он стал членом Третьей Государственной думы от города Москвы.

Его думская деятельность вызывала его на постоянные конфликты с другими депутатами. Он неоднократно дрался на дуэлях и заслужил репутацию бретера.

В частности, еще в 1899 году он вызвал на дуэль инженера, работавшего на строительстве КВЖД. После отказа последнего принять вызов он ударил его по лицу.

А в 1908 году он вызвал на дуэль лидера кадетской партии П.Н. Милюкова, заявившего в Думе, что Гучков по одному из обсуждавшихся вопросов «говорил неправду». Милюков вызов принял, но тогда пятидневные переговоры секундантов закончились примирением сторон.

И вот теперь он оскорбил графа Уварова, после чего тот вызвал его на дуэль.

Граф Алексей Алексеевич Уваров был членом Третьей Государственной думы от Саратовской губернии. Он был сыном графа Алексея Сергеевича Уварова и княжны Прасковьи Сергеевны Щербатовой. В 1883 году он окончил юридический факультет Московского университета, потом служил чиновником по особым поручениям при Варшавском генерал-губернаторе. В 1890 году он вышел в отставку и поселился в своем имении в Саратовской губернии, где посвятил себя ведению хозяйства и общественной деятельности. В 1900 году он был награжден орденом Почетного Легиона. В Госдуме он входил во фракцию октябристов.

Граф Уваров считался недругом и политическим соперником Гучкова. И вот 17 ноября 1909 года между ними состоялась дуэль. Причиной дуэли стала публикация в газете «Россия», где граф Уваров достаточно вольно пересказал свою беседу с премьер-министром П.А. Столыпиным. 23 октября в присутствии свидетелей Гучков заявил Уварову, ссылаясь на поручение Столыпина, а также от себя лично, что публикация Уварова в газете «Россия» – «грубая и тенденциозная ложь», которая порочит честь премьера. Затем, спустя два

дня, Гучков повторил сказанное письменно – в письме Уварову. Причем Гучков обвинил Уварова не просто в искажении слов Столыпина, а в преднамеренной лжи.

«Уже не раз за то время, как я имею возможность наблюдать за вашей деятельностью в Государственной думе, – утверждал Гучков, – я бывал свидетелем вашего беззастенчивого обращения с истиной: фабриковать и пускать в обращение лживые известия, рассчитанные на сенсацию, на то, чтобы посеять взаимное недоверие, раздор, тревогу и вместе с тем поднять шум вокруг своего имени, сделалось почти вашей специальностью».

На это письмо ответа не последовало, и тогда Гучков отправил графу Уварову второе письмо, прямо намекая ему о «долге». Дело явно клонилось к дуэли. 8 ноября начались переговоры сторон, однако Гучков категорически отказался писать опровержение. Теперь поединок был уже делом решенным. Именно на таком исходе настаивал Гучков, известный «флибустьерскими» чертами характера и приверженностью к дуэлям.

Поскольку оскорбленной стороной посчитали Уварова, то ему предоставили право предъявлять свои условия. И он выдвинул такие: стреляться с двадцати пяти шагов, дуэль прекращается после обмена выстрелами – по одному с каждой стороны.

Дуэль назначили на 17 ноября. Подготовку к дуэли не удалось сохранить в тайне, и секунданту Гучкова, отставному гвардейскому полковнику П.Н. Крупенскому, с трудом удалось уйти от преследований журналистов. Как говорили потом, слухи о дуэли пошли по Думе будто бы от Уварова, проговорившегося где-то не только относительно даты, но и о конкретном часе поединка.

Оторвавшись от преследователей, П.Н. Крупенский в условленном месте на Шпалерной улице посадил в свой автомобиль Гучкова, и они отправились к месту поединка. Второй секундант Гучкова, барон А.Ф. Мейендорф, к месту дуэли ехал на трамвае, а потом добирался пешком. Граф Уваров также принял меры предосторожности. Сутра он отправился на своем «моторе» на выставку в Академию художеств, а потом незаметно покинул ее и на поджидавшем такси поехал на дуэль.

Местом поединка стала большая равнина на берегу Финского залива за Старой Деревней, по дороге в Лахту. По уговору дуэлянты остались в сюртуках, вытащили из карманов все твердые вещи – кошельки, бумажники и даже записные книжки. Первым, на счет «раз», должен был стрелять Уваров, вторым, на счет «два», – Гучков. Однако Уваров почему-то не выстрелил на счет «раз». А на счет «два» грянул выстрел Гучкова, и только после этого стрелял Уваров, причем в воздух, так что его пуля пролетела высоко над головой его противника.

Гучков, искусный стрелок, не промахнулся: Уваров был ранен в правое плечо. К счастью, не очень опасно: пуля прошла навылет. Доктор хотел тут же сделать перевязку, но Уваров отказался, заявив, что пока не нуждается в медицинской помощи. Вскоре дуэлянты отправились в город. Секунданты отметили, что после обмена выстрелами противники не только не пожали друг другу руки, но даже не обменялись поклонами.

На следующий день о дуэли между Гучковым и Уваровым судачил весь светский Петербург. Вскоре промелькнула информация, что судебные власти решили привлечь к ответственности всех участников дуэли. Полиция искала ее место, но из-за сильного снегопада, скрывшего все следы, обнаружить ничего не удалось. Тем не менее, расследование отдали в руки не городской, а уездной полиции.

После этого граф Уваров вышел из состава фракции октябристов. Гучков же был приговорен к заключению в Петропавловскую крепость на четыре недели. В начале июня 1910 года газеты сообщали об отказе Гучкова от должности председателя Госдумы и сложении с него полномочий.

Он демонстративно подчеркивал, что не считает для себя возможным уходить от ответственности, поскольку закон должен быть одинаков для всех, а он, как бывший председатель Думы, всегда проводил идею о верховенстве закона. Естественно, что в тюрьме к Гучкову применялся самый мягкий режим, да и четыре недели ему отсидеть не довелось: по Высочайшему повелению срок заключения сократили до одной недели…

Но и после этого Александр Иванович не изменился. Уже в 1912 году он дрался на дуэли с подполковником С.Н. Мясоедовым, которого он обвинил в участии в создании в армии системы политического сыска. Мясоедов стрелял первым и промахнулся; Гучков сразу же после этого выстрелил в воздух. После дуэли Мясоедов был вынужден покинуть армию. В 1915 году он был признан виновным в шпионаже. Мясоедов пытался осколками пенсне перерезать себе вены: его спасли и повесили (согласно мнению большинства современных историков, «Дело подполковника Мясоедова» было сфабриковано, и был казнен невиновный).

Дуэль накануне президентских выборов

В 1952 году в Чили состоялась дуэль, в которой участвовали будущий президент страны Сальвадор Альенде и его коллега Рауль Реттиг, который позднее стал главой комиссии по расследованию нарушений прав человека в годы военной хунты генерала Пиночета.

Конфликт между ними произошел не на каком-нибудь светском рауте или вечеринке, а в сенате, во время острой политической дискуссии. Реттиг выступал от правящей радикальной партии, Альенде – от оппозиционной социалистической. Оба входили в число лучших ораторов страны и умели весьма убедительно отстаивать интересы своих единомышленников. Но до того момента политические разногласия не сказывались на их дружеских отношениях. Что же произошло в августе 1952 года? Все началось с того, что Альенде сделал ряд язвительных замечаний по ходу выступления Реттига. Последний не менее резко ответил своему оппоненту. Выдержка изменила обоим, они явно поддались эмоциям. Последовала словесная перепалка, и она завершилась взаимным вызовом на дуэль на глазах изумленных сенаторов и журналистов. После этого оба политика стремительно покинули зал заседаний, а многие из присутствовавших даже толком не поняли, что произошло.

Председатель сената Фернандо Алессандри попытался остудить пыл будущих дуэлянтов и примирить их, но у него ничего не получилось. Тогда президент Чили Габриэль Гонсалес Видела отдал распоряжение во что бы то ни стало предотвратить поединок. Стражи порядка установили усиленное дежурство у домов Альенде и Реттига, а также у домов их друзей. Но оба сенатора перехитрили полицейских и скрылись. Альенде пригласил в секунданты двух друзей-депутатов, Реттиг – двух близких ему сенаторов. Их имена держались в строжайшей тайне, равно как и место проведения поединка – небольшое имение Макуль Альто в предместье Сантьяго.

К тому времени дуэли в Чили были давно запрещены, однако иногда они все же случались среди представителей высших кругов общества. Существовал даже «Кодекс чести», подробно регламентировавший правила поединков.

Соперники договорились сделать по одному выстрелу. По первому хлопку в ладоши, сделанному секундантами, они стали расходиться, по второму – остановились и повернулись лицом друг к другу, по третьему – вскинули пистолеты, по четвертому – выстрелили. Пули пролетели мимо, и никто не пострадал. То ли оба промахнулись, будучи неопытными стрелками, то ли в последний момент каждый одумался – это так и осталось загадкой. Но потом, когда Реттига спросили, неужели они думали тогда стреляться насмерть, он ответил так: «Мы оба были настроены решительно».

Через полтора месяца Альенде и Реттиг были приглашены в дом общих друзей. Обоих заранее предупредили, кто будет присутствовать на вечеринке, но оба пришли, при встрече тепло поздоровались, как будто бы их отношения не были ничем омрачены. Прежняя дружба восстановилась.

Следует добавить, что в 1952 году Сальвадор Альенде баллотировался на пост президента Чили. Тогда левые силы (социалисты и коммунисты) впервые выдвинули его кандидатуру. В рядах коммунистов дуэль вызвала настоящую панику, ведь поддержанный ими кандидат в президенты рисковал своей жизнью за месяц до выборов. А если бы жертвой дуэли стал Реттиг? За этим неминуемо последовал бы арест Альенде. Кстати, выборы 1952 года Альенде проиграл, а победу он одержал в 1970 году. Когда Альенде стал президентом, он назначил Реттига послом в Бразилии.

А 11 сентября 1973 года чилийская армия совершила один из самых жестоких в Латинской Америке военных переворотов. Во время штурма президентского дворца Альенде погиб. По одной версии, он был расстрелян нападавшими. По другой версии, он покончил жизнь самоубийством, застрелившись из автомата Калашникова. В знак протеста Рауль Реттиг отказался от посольской должности, осудив хунту генерала Пиночета. Он пережил своего друга на 27 лет и умер в мае 2000 года, в возрасте 90 лет.

Глава третья
Генеральские дуэли

Дуэль на берегу Нила

Когда Наполеон Бонапарт бросил остатки своей армии в Египте, он забрал с собой всех своих самых близких сподвижников, но Андош Жюно остался в Суэце, и дело тут заключалось лишь в том, что искренне преданный ему генерал в этот момент лечился от раны, полученной в ходе дуэли с Франсуа Ланюссом – генералом, позволившим себе дурно отозваться о его кумире.

Жюно, прозванный в армии «Бурей», и Ланюсс давно ненавидели друг друга. Всем было известно, что генерал Клебер не любил генерала Бонапарта и выносил его превосходство с некоторым нетерпением. Ланюсс же был приверженцем генерала Клебера, считал Бонапарта выскочкой и вообще был плохого мнения о корсиканцах.

Лора д’Абрантес, жена генерала Жюно, в своих «Мемуарах» свидетельствует:

«Жюно пересказали однажды такие ужасные и даже страшные для благосостояния армии слова Ланюсса, что с этой минуты благоприятное предубеждение, которое внушал ему Ланюсс своей храбростью, исчезло в нем совершенно. «Я стал ненавидеть его», – говорил мне Жюно, рассказывая об их распрях».

Между ними еще сохранилась видимость дружбы, но сердца их были далеки одно от другого. Мюрат хотел помирить генералов и пригласил их к себе на обед вместе с Ланном, Бессьером и Лавалеттом – адъютантом главнокомандующего. Обед прошел тихо и мирно, затем сели играть в карты.

Разговор шел о положении в армии. Ланюсс начал в насмешливой форме высказываться на эту тему, не чураясь и совсем неприличных выражений. Игра шла своим чередом, и Ланюсс вдруг попросил у Жюно взаймы десять луидоров. Жюно сухо отказал, сказав, что у него нет денег. При этом перед ним лежала груда золотых монет.

– Как должен я понимать ответ твой, Жюно? – удивился Ланюсс.

– Как тебе угодно.

– Я спрашиваю, дашь ли ты мне взаймы десять луидоров из тех денег, которые лежат перед тобой?

– А я отвечаю, что деньги лежат передо мной, но не для такого изменника, как ты.

– И ты можешь повторить это?!

Разгорелась ссора. Дуэли, несмотря на строжайший запрет Наполеона, избежать было уже невозможно.

– Послушай, Ланюсс, – сказал Жюно тихим голосом, который странно противоречил его гневу. – Мы должны драться, и один из нас останется на месте. Я ненавижу тебя, потому что ты ненавидишь человека, которого я люблю, которым восхищаюсь. Нам надобно драться и сейчас же. И я клянусь, что не лягу сегодня вечером, покуда не покончу с этим делом.

Было уже десять часов вечера, насупала темная ночь. У Мюрата был большой сад, простиравшийся до самого Нила. Чтобы драться сейчас же, необходимы были факелы.

Секундантами стали Мюрат, Ланн и Бессьер – будущие маршалы империи. Сначала Ланюсс, как оскорбленный, выбрал пистолеты. Все страшно удивились такому выбору, ибо Жюно считался одним из лучших стрелков из пистолета не только во Франции, но и в Европе.

По свидетельствам его жены, «в двадцати пяти шагах он попадал в туз, и всегда пополам разрезал пулю, целясь в острие шпаги».

Но Жюно оборвал Ланюсса на полуслове:

– Я не стану стреляться с тобой на пистолетах… Ты не умеешь стрелять. Тебе не попасть и в открытые ворота… Бой должен быть равен. У нас есть сабли: пойдем!

Бессьер пытался отговорить Жюно, ведь все знали, что Ланюсс силен в фехтовании, но Жюно оставался непреклонным. Он сбросил с себя мундир и обнажил саблю. Ланюсс сделал то же самое.

Дуэль состоялась на самом берегу Нила. Жюно хорошо владел шпагой, сабля тоже отнюдь не выпадала из его рук. Сначала, улучив момент, Жюно нанес удачный удар, и Ланюсса спас от смерти лишь пышный плюмаж шляпы. Затем уже Ланюсс, воспользовавшись движением Жюно, которое открыло его, нанес удар противнику в живот.

Рана была так велика, что простиралась более чем на восемь дюймов в длину. Она была очень серьезной, особенно в таком жарком климате, где более всего следовало опасаться воспаления внутренних органов.

Когда Наполеон узнал о дуэли, он пришел в бешенство:

– Им что, не хватило арабов, мамелюков и чумы?

Он даже хотел арестовать Жюно, но когда ему доложили о причинах дуэли, растрогался:

– Мой бедный Жюно, сражался за меня! Но, глупец, почему он не дрался на пистолетах?

Покидая Египет, Наполеон написал Жюно, находившемуся в Суэце, очень теплое письмо, в котором объяснял, почему он не может взять его с собой.

Вот ЭТО ПИСЬМО:

«Оставляю Египет, мой милый Жюно. Ты далеко от того места, где я сажусь на корабль, и потому не могу взять тебя с собой. Но я отдаю Клеберу приказ отправить тебя в течение октября. Где бы ни был я, в каком бы положении ни находился, будь уверен, что я никогда не перестану положительно доказывать тебе мою нежную дружбу. Приветствие и дружба».

Это доброе письмо было написано рукой секретаря Бурьенна, и только последние слова «приветствие и дружба» – рукой самого Наполеона.

Уезжая, командующим армией Наполеон оставил генерала Жана-Батиста Клебера, которого в войсках не особенно жаловали. Офицеры и солдаты были подавлены случившимся. Настроение Жюно было не из лучших. Все мысли и так вертелись, особенно после уничтожения французского флота при Абукире, вокруг одного: как вернуться на родину, и удастся ли вернуться вообще? Теперь после отъезда Бонапарта Жюно совсем пал духом. В войсках крепло мнение, что покорение Египта – безумное предприятие, от которого надо как можно скорее отказаться.

Но Египет – страна здоровая, и раны там исцеляются очень скоро. В результате в начале января 1800 года более или менее оправившийся от раны Жюно вместе со своим адъютантом капитаном Лаллеманом отправился во Францию. По дороге он попал в плен к англичанам, господствовавшим в Средиземном море, и не смог принять участия ни в государственном перевороте, устроенном Наполеоном, ни в знаменитом сражении при Маренго. Впрочем, сражений в его короткой жизни будет еще очень много: он станет генерал-полковником гусар и герцогом д’Абрантес. А вот Ланюссу суждено было погибнуть там же, в Египте, 21 марта 1801 года.