Текст книги "Искусственный офсайд. Босс всегда прав"

Козырем Харлачева были феноменальная скорость, природная техника. Однажды мы играли в Самаре, он вышел за «Крылья Советов» на 15 минут и «рвал» нас так, что опекавший его игрок моментально устал, как не уставал за предыдущие 75. И Женьку сразу забрали в «Локомотив». Но у нас на него обрушились какие – то нелепые травмы: то споткнется на ровном месте – и мениск, то упадет – мениск, то нескладно ударит по мячу – опять мениск, видно, природа заложила в его организм какой – то изъян. Другие – то играют всю жизнь – и хоть бы что.

Я всегда говорю, что плохих футболистов не бывает, просто некоторые ребята не сумели раскрыться у нас в коллективе в полной мере.

После распада СССР в нашем футболе не замечалось прежней россыпи талантов, отделились Украина, Белоруссия, Грузия, Армения, Азербайджан, мы варились где – то в собственном российском соку, и любой уникум привлекал к себе внимание. В 1993 году у нас появился Олег Гарин – фигура, человек не просто адекватный, не просто золотой, весьма образованный парень, но и очень сильный игрок. Он был старше многих из нас, прошел в «Океане» (Находка) вторую и первую лиги, и мы сразу прониклись к нему. Впервые довелось познакомиться с Гариным на поле, когда «Локомотив» матчем с «Океаном» открывал чемпионат 1992 года в ЛФК ЦСКА. Когда соперники вышли на разминку, мы даже немножко опешили, увидев напротив себя компанию дядек с приличными животиками. А потом опять же, к своему удивлению, за семь минут до конца проигрывали этим дородным мужичкам – 0:1 и в итоге еле – еле вырвали победу – 2:1. Так вот первое впечатление от Гарина – одни трусы по полю бегают. Но как хромой Гарринча обладал специфической техникой, так и Олег играл на своих природных качествах, и, что самое интересное, при чаплиновском росте нередко забивал головой. А когда он уже уходил из «Локомотива», то, прощаясь с Семиным, заявил: «Юрий Палыч, больше меня за сезон у вас никто не забьет». И имел право на такое фанфаронство. Каким надо быть умельцем, чтобы при нашей оборонительной тактике забить за сезон 20 мячей – для «Локомотива» в то время фантастическое достижение! Чем еще он был хорош – забивал не четвертый или пятый мячи, а первый или второй, чтобы команда успокоилась и повела свою игру. Причем забивал стопроцентно: если у него был момент, то непременно реализовывался. Не скажу, что Олег обладал какими – то необычайными физическими данными или мог на 50–метровой дистанции убежать от защитника, но максимально использовал то, чем был наделен природой. Уверен, что и в нынешнем «Локомотиве» он играл бы одну из первых скрипок, а забивал бы даже больше, ведь сейчас команда львиную долю игрового времени проводит в атаке. Надо было ему родиться на десять лет позже, при его исполнительском мастерстве, хладнокровии порой даже в окружении пяти защитников, он оставался бы на виду. Чем раньше ценились форварды? Обыграть одного – двух соперников для них не составляло труда. А для Гарина – и трех. Ушел он раньше времени из – за лишнего веса, а может быть, ему футбол надоел, устал он от нашей кочевой жизни. Махнул рукой, попыжился где – то еще пару лет и закончил. Но если бы Олег больше за собой следил, его спортивная карьера могла сложиться намного успешнее.

И другой нападающий, Игорь Петров, тоже подавал большие надежды, но имел проблемы с режимом. Все мы не без греха. Но я знал немало игроков, которые не пили, не курили, ложились спать точно в 11 вечера, а ничего путного из них так и не вышло. В то же время такие звезды советского футбола, как Стрельцов или Численко при всем своем пренебрежении к режиму играли блестяще. Однако термин «профессионализм» включает в себя и понимание, когда что – то можно, а когда категорически нельзя. Я, как и все нормальные футболисты и обычные люди, режим соблюдал условно.

Рашид Рахимов – защитник, появившийся у нас в том же 1993 году, по сравнению с Петровым выглядел аскетом. В «Локомотиве» он играл недолго, но у нас сохранились хорошие отношения. Это личность, хотя и запомнился он человеком эпатажным, в какой – то степени скандальным. Игроком он был прекрасно физически одаренным, но нигде особенно не прижился – эдакий волк – одиночка. Свою точку зрения всегда считал единственно верной. Не утверждаю, что это плохо, это склад натуры, такой путь он для себя выбрал. С Семиным они характерами не сошлись. С тренером тоже ведь можно ругаться, но в конце концов понять друг друга, на крайний случай есть слово «извините».

В 1994 году из московского «Динамо» к нам пришел Саркис Оганесян, известный футболист, успешно игравший еще в союзном чемпионате за «Арарат», хороший, умный, техничный, хладнокровный, в меру жесткий левый защитник, спокойный, порядочный человек. Играл в динамичный футбол на хорошей скорости, обладал потрясающей левой ногой. Но у него были серьезные проблемы с ахилловым сухожилием, долго мучился, года два играл через боль и закончил раньше времени. Если бы не эта хроническая травма, Саркис спокойно поиграл бы еще лет пять.

Воспитанник «Локомотива» Олег Пашинин долго пробивался в основной состав главной команды, по молодости ему не хватало какого – то внутреннего стержня, но со временем он достиг приличного уровня. Можно давать разные характеристики защитникам – жесткий, талантливый, техничный, хладнокровный, но самая лучшая – надежный. Это Пашинин. Он действовал просто, не допускал грубых ошибок, всегда оставался надежным и по человеческим качествам. Поэтому и играл в «Локомотиве» больше десяти лет.

Владимир Маминов с Олегом Пашининым были неразлучными друзьями с юношеских лет. Володя на редкость талантливый игрок, которому долго не позволяли раскрыться какие – то безумные травмы. Может быть, ему мешало и то, что он был воспитанником локомотивской школы, в те времена вечно одной из последних в чемпионате Москвы. Не хватало ему какой – то наглости, чтобы побороться за место в составе, хотя умения играть у него не отнимешь. Жалко, что столь одаренный футболист не смог достичь больших высот, поиграть в сборной России, например. Попади он в молодые годы в «Спартак», «Динамо» или ЦСКА, проводившие много международных матчей, наверняка получил бы дополнительный импульс. В 2001 году он впервые заявил о себе, много назабивал, это был его звездный час. Потом Маминов играл очень уверенно опорным полузащитником вместе с Лимой и вообще был полезен на любой позиции в полузащите, и даже в роли заднего центрального защитника, что успешно продемонстрировал в 2002 году, когда у нас «сломался» Игнашевич. Ниже своего уровня он никогда не опускался в любом амплуа. Был на редкость трезвым человеком, не гуленой, как и его друг Пашинин.

С нападающим Олегом Елышевым мы дружили много лет, и хотя до «Локомотива» он выделялся в других клубах, можно сказать, что это наш человек. Сильный, умный, квалифицированный футболист. Если бы к его технике, мышлению добавить лучшие физические кондиции, он приносил бы команде еще больше пользы. Когда команда была в порядке, он играл блестяще, много и успешно комбинировал с партнерами.

Игорь Чугайнов начинал в «Локомотиве» еще в союзные времена, но потом вернулся в «Торпедо». В 1995 году он снова пришел к нам. Вообще – то он полузащитник, но у нас играл последним защитником, классно читал игру. С его головой выступать на этой ответственной позиции не было проблем. После ухода Подпалого он в «Локомотиве» сразу занял место чистильщика. Его внезапный побег в 2001 году из «Локомотива» в «Уралан» вызвал немало кривотолков. И я до сих пор не знаю, что там произошло. Может быть, они с руководством клуба недопоняли друг друга, возможно, где – то его переклинило. Бывает же: все у игрока нормально в клубе, но вдруг он ни с того ни с сего взбрыкнет. Человек Чуг непростой, возможно, сам посчитал, что уже не подходит команде, и все, и уехал, и никому ни о чем не стал говорить. Думаю, что Игорь жалел потом, что так получилось, но поезд уже ушел.

Сергей Гуренко, быстрый, физически сильный, заявил о себе в «Локомотиве» с первого матча. По технико – тактическим критериям он всегда был одним из лучших в игре, убежать от него редко кому из соперников удавалось. Такой должен быть в команде. Если его перебрасывали на левый фланг, то оттуда воротам ничего не угрожало. С тем же успехом он играл и справа, обладал хорошим ударом. Я даже удивлялся, что при этом он мало забивает. Правда, в «Локомотиве» частые подключения в атаку защитников не особо приветствовались, одним разрешалось, другим – нет.

Кто – то идет к славе прямым путем. Вот и Андрюха Соломатин был настоящим бойцом. Играл честно, достойно, но, однажды немножко что – то сымитировав, вдруг понял, что можно так еще и еще. Ему понравилось играть на чувствах тренера, изображать себя воином, выходить на поле с перевязанной головой. И многим казалось, что в игре он расшибается насмерть. Но никому не надо, чтобы ты выходил на 20 минут с разбитой головой, а потом сменялся. Ребята ему на это намекали: если выходишь больной, то не должен никому об этом говорить, не должен получать на это никакой скидки. Лучше не выходи, честно признайся: болит, в полную силу сыграть не смогу. Новый игровой образ лимитировал его самого, он уже не прогрессировал, а игрок – то был одаренный, и мог бы достичь большего, хотя и вес его тоже тормозил. При своих потрясающих физических данных Андрей справлялся с ним, но если бы сбросил килограммов восемь, мог бы бегать в два раза быстрее и дольше. В «Локомотиве» он был в числе основных, а, перейдя в ЦСКА, играл мало.

Евгений Кузнецов выступал за «Локомотив» немного, но пользу принес существенную. Он приехал к нам из Швеции, будучи уже олимпийским чемпионом, поиграв в «Спартаке», выглядел носителем победных традиций. Он нас всегда объединял, организовывал поход куда – то, посиделки, убеждал, что играем мы не хуже других. Женя был уже в возрасте, быстро стал авторитетом для нас и даже выполнял в какой – то степени тренерскую роль – Юрий Павлович просил, чтобы он за нами присматривал, вселял в нас веру в успех. И он нам очень помог. Хотя был старше, но как пацан влился в нашу обычную компанию из 10–12 человек, а потом говорил: «Господи, да этот «Спартак» мне теперь не нужен. Вот оно – счастье! Живем, отдыхаем». Конечно, он не променял бы «Спартак» своих лучших футбольных лет на другой клуб, просто после долгого пребывания в Швеции опять окунулся в российскую компанейскую жизнь, хотя все у нас было в меру. Повторюсь: для меня самый лучший коллектив «Локомотива» был в 1995 году. Даже не по уровню игроков, а по качеству отношений между людьми. Мы все были друг за друга как один. И могли обыграть любого соперника. Та команда не проиграла бы нашим более поздним чемпионским составам. И благодаря мастерству игроков, и за счет великолепных отношений между ними мы последующую локомотивскую чемпионскую команду измором взяли бы, перебегали, перебили бы.

О Зазе Джанашия после его ухода из команды вспоминали еще долго. Мастер, но постоянно лишний вес, отсутствие большого желания тренироваться. Хотя при своем весе он, например, со «Штутгартом» резким финтом посадил на траву двух немцев, убежал и забил гол. Все знали: кинул Зазе мяч, и он его не потеряет, сохранит. Его потенциал, то, как он играл в свои лучшие сезоны, помнят до сих пор. И из сборной Грузии о нем приходили самые лучшие отзывы. С Гариным они были разноплановыми игроками, мало пересекались в одном составе, но если бы играли вместе в свои лучшие годы, это была бы невероятная сила: Заза топтал бы защитников, а Олег мяч из – под него вытаскивал. Но Заза не захотел играть в футбол и сам ушел. Его уговаривали остаться – Семин еще год ездил, искал его.

Альберт Саркисян – хороший игрок, замечательный, добродушный парень, мягче человека я не встречал. Но на поле он как будто зверел. Играл он у нас мало, стал бродить из клуба в клуб, но своего локомотивского уровня не достиг нигде.

Александр Бородюк в «Локомотиве» тоже провел немного матчей. Он пришел к нам после выступлений в немецкой бундеслиге уже в возрасте, но очень помог в становлении клуба, привнес в него победные традиции, психологическую устойчивость, ребята смотрели на него с уважением. И на поле был очень полезен, забивал нужные голы. Бородюк многому научил ребят в плане тактики, показывал пример в нападении, да куда бы Семин его ни ставил, везде он прекрасно справлялся со своими обязанностями. При этом оказался компанейским парнем, никакой дистанции между ним и остальными игроками не замечалось. Внешне он казался как бы весь в себе, но в компании раскрывался, был общителен, коммуникабелен наравне с остальными.

Дмитрий Лоськов, прекрасно зарекомендовавший себя в «Ростсельмаше», придя к нам, вскоре получил травму и в 1997 году играл мало. Еще в строю был Алексей Косолапов, «Лося» брали ему на смену, и после его выздоровления, «Косого» продали в Испанию. Хотя я считаю, что лучше иметь в команде двух плей – мейкеров. Когда Лоськов получал очередные травмы, нам приходилось очень туго. Малхаз Асатиани мог одну – две игры провести близко к уровню Лоськова, но чтобы полностью заменить нашего лидера, ему надо было осваиваться в этом амплуа минимум год. Тем более что Малхаз – игрок другого плана. В матче, например, с «Тереком» он полностью закрыл эту позицию, но не факт, что столь же удачно у него получилось бы в игре со «Спартаком». Больше к этой роли подходили Дмитрий Хохлов или Марат Измайлов, пришедшие к нам позже.

Португальское фаду

Когда я начинал в «Локомотиве», многие уже мечтали о загранице. Меня же, честно говоря, мысли об отъезде не посещали, да и приглашений из – за рубежа в начале карьеры не было. Никуда не собирался уезжать из «Локомотива».

Когда поступило предложение перейти в «Бенфику», подумал, что это только разговоры, сначала все выглядело несерьезно. «Бенфика», конечно, великий клуб, один из самых популярных в Европе, но, даже сознавая, что в ее рядах я заработаю кучу денег, в душе противился своей продаже в Португалию, молил Бога, чтобы остаться в Москве. Но с каждым месяцем разговоры на эту тему не только не ослабевали, а нарастали: «Тебе надо попробовать, к тому же деньги там хорошие платят». И я начал задумываться. Сознавал, что и «Локомотив» получит с моего трансфера неплохую добавку в бюджет. Хотя чувствовал, что его руководители больше мне добра желали, чем хотели заработать, считали, что после семи лет в отечественных чемпионатах новый клуб даст мне толчок в дальнейшем развитии. Прекрасно понимал, что «Локо» нужны деньги, а меня одолевает блажь, но поделать с собой ничего не мог.

– Овчинников для «Локомотива» – фигура особая. Его талант и профессионализм ощущались еще тогда, когда парню было 19 лет. Этот сезон у него, быть может, и не самый лучший. Но уже имея контракт с «Бенфикой», Овчинников ни разу себя не поберег, не боялся бросаться форвардам в ноги. На равноценную замену Овчинникова даже не надеемся – таких вратарей в России больше нет.

Юрий Семин, главный тренер «Локомотива». «Спорт – Экспресс». 1997 год.

Из «Локомотива» я вправе был уйти свободным агентом, но пошел навстречу клубу, заключил новый договор. И «Бенфика» была вынуждена за меня платить. Продали меня, кажется, за миллион двести тысяч долларов. Перед отъездом в Лиссабон моя зарплата в «Локомотиве» была, кажется, около двух с половиной тысяч долларов. В «Бенфике» мог подписать контракт гораздо выгоднее, чем в итоге получилось. Кстати, и до, и после Португалии были у меня и другие варианты – испанские «Сельта», «Расинг», «Бетис», греческий «Олимпиакос», голландский ПСВ, шотландский «Рейнджерс», лондонский «Арсенал». Всех и не упомнишь.

А с «Бенфикой» все как – то само сладилось. Тренер нашей сборной и большой друг Семина Борис Игнатьев был давно знаком с известным португальским футбольным агентом Паулу Барбозой. Вероятно, они втроем и решили: мол, парню пошел 28–й год, пора ехать за рубеж. Но предложение от хорошего клуба мне льстило гораздо больше, чем сам факт отъезда. И видимо Игнатьев неспроста выпустил меня на замену в матче сборной с Люксембургом, 10 ноября, в мой день рождения. После игры с Игнатьевым, Семиным и Барбозой посидели, поговорили. Португалец сообщил, что он предложил мою кандидатуру руководству «Бенфики», которой мы проиграли в октябре 1995 года на Кубок кубков. Обе игры, несмотря на поражения, мне удались, и у тренеров лиссабонской команды сложилось какое – то представление обо мне. В тот момент они хотели приобрести опытного второго вратаря к бельгийцу Мишелю Прюдомму, которому уже исполнилось 38 лет. После Нового года Барбоза мне позвонил с известием, что клубы между собой договорились: в мае надо подписать предварительный контракт и в июле ехать в Лиссабон. Контракт оказался намного выгоднее моего локомотивского. Хотя о материальной стороне я тогда как – то и не думал. Страшно переживал: приходится бросать «Локомотив», и еще неизвестно, получится у меня в «Бенфике» или нет.

Фаду, в переводе с португальского – судьба, особый стиль традиционной национальной музыки. Характеристика этого стиля выражается словом «саудади», в значении которого сочетаются понятия одиночества, ностальгии, грусти и любовного томления. Если отбросить последнее, то все остальное применимо к моему португальскому житью – бытью. Целых пять лет я выступал в Португалии, хотя, как уже отмечал, человек домашний, и ностальгия по родине в те годы меня не покидала. Я очень люблю свою страну, и при любой возможности хотя бы на день или два прилетал в Россию. Соответственно, и мыслей задержаться в Европе на всю жизнь у меня никогда не было. Четко определил для себя, что в любом случае вернусь домой.

Хотя в Португалии я чувствовал себя удивительно спокойно. Очень нравились веселые, какие – то радужные люди, окружавшие меня. Это вам не консервативные англичане или чопорные немцы.

И сама страна очень живописная. Однажды любование морскими пейзажами даже сыграло со мной злую шутку. Отправился на пляж на низком спортивном BMW и заехал на песок – красиво все – таки, море перед глазами. Погулял пару часов по пляжу, настала пора возвращаться. Сажусь за руль, а выехать не могу: песок к вечеру намок, и машина просела. Буксовал часов шесть! По телефону через своего агента вызвал аварийку. Первая их машина тоже застряла, и только вторая меня с грехом пополам вытащила. Уехал в половине двенадцатого ночи. Пляж дикий, ни одного человека, да и от трассы далеко – так что, если бы у меня не было с собой телефона, вообще не знаю, чем бы все это закончилось. Потом узнал, что такое случается там частенько.

Особенно трудно приходилось первое время. Когда пришел телефонный счет за первый месяц, я обалдел – наговорил на шесть тысяч долларов! Родителям, друзьям звонил каждый день, не успевал мобильный телефон заряжать. Но постепенно привыкал, становилось легче. В гостиницах на выездах предпочитал селиться с Сергеем Кандауровым – соотечественник все – таки.

Когда я приехал в Португалию, мне сразу сказали: «Если через две недели не заговоришь по – португальски, играть не будешь». Застал в «Бенфике» еще местного тренера, но вскоре его сменил Грэм Сунесс, и в команде начали общаться по – английски. А у меня за плечами была только школьная программа английского языка. Со временем подтянул ее, понимал, о чем речь, хотя сам изъяснялся не особо. И с португальским было плохо, из – за командного разговорного английского потерял два года из пяти, проведенных в стране: толком не выучил ни тот, ни другой.

После перехода в «Алверку», в которой уже играл Вася Кульков, мы даже между собой для языковой практики стали разговаривать по – португальски. «Алверка» – другой уровень по сравнению с «Бенфикой», молодая команда, примерно, если сравнивать с Россией, «Химки» на фоне «Локомотива». Но команда – дебютант высшей лиги, которая одно время считалась как бы дочерним клубом «Бенфики», оказалась очень дружной. Мы с Кульковым были там самыми возрастными. За счет сплоченности, высокой самоотдачи на поле мы обыгрывали и традиционных лидеров «Спортинг», «Бенфику», «Порту». По окончании сезона меня признали вторым среди лучших вратарей португальского чемпионата, хотя «Алверка» заняла в нем только 11–е место.

Обычно мы с Васей находились в компании 10–12 человек, разговаривать на русском нам было просто неприлично. И когда я переходил в «Порту», проблем языкового плана уже не имел, мог поддержать в разговоре любую тему. Конечно, говорил, по – португальски, наверное, как грузин по – русски: «Я пришла, ушла.» Но меня все понимали, а это самое главное. Кстати, оказавшись в «Порту», застал оригинальный обряд: новичка перед первой тренировкой окатывали в раздевалке водой из огромного чана – такое вот посвящение в члены команды. В «Локо» у нас никакого посвящения не было. Чтобы человек почувствовал себя своим в команде, мы приглашали его в ресторан, играли с ним в карты. В общем, старались уделять новобранцу побольше внимания. Хотя карты я не выношу, шахматы, по – моему, интереснее. Казино, тотализатор – тоже не для меня. В детстве с отцом покупали билеты «Спортпрогноза» – ни рубля не выиграли. И вообще не азартный я человек.

Возвращаясь к «своей» Португалии, замечу, что иностранные тренеры, по крайней мере, те, с которыми мне приходилось работать, отличаются от наших прежде всего более короткой дистанцией в общении с игроками. А в повседневной жизни ее и вовсе не ощущается. Для 90 процентов футболистов это прекрасно. Одно дело тренировочный процесс или игра – там дистанция необходима. Что же касается бытовых вопросов, ее практически нет. За границей тренер – тоже твой начальник, но только когда ты на работе. Даже сборы – это еще не работа. И в команде при этом как – то все гладко, нормальная атмосфера. За те два года, что я провел в «Бенфике», сменилось четыре одинаковых в этом плане тренера, да и в «Алверке» потом похожий был. А вот первым моим тренером в «Порту» стал португалец Фернанду Сантуш, которого все считали чрезвычайно жестким. В свое время он был звездой «Бенфики» и сборной Португалии, но тренером оказался действительно ну уж очень суровым, да еще и не коммуникабельным. Но без второй программы, прямой, честный, порядочный, словом, настоящий мужик, и это в нем подкупало. В целом же европейские тренеры отличаются от наших большей коммуникабельностью. Футболисты у них свободные люди, вольные делать любые вещи, лишь бы это не отражалось на игре. А у нас еще во многом продолжают жить стереотипы советской эпохи, и то, что происходит у игрока в семье, что у него на душе, обычно никого не волнует.

Семин – один из немногих, кто выделяется в этом отношении из общего ряда. И Газзаев, когда создает команду, своей заботой и порядочностью по отношению к футболистам обеспечивает в ней прекрасную атмосферу. В то же время есть и настоящие «церберы». И это не вина конкретного человека, просто такой у него характер. А я считаю, что тренер – прежде всего психолог, и должен быть другом футболистов, чтобы они за него шли в огонь и в воду. Или хотя бы создавать видимость их друга. А самое долгое теоретическое занятие пережил в «Порту». Накануне игры с барселонским «Эспаньолом» на кубок УЕФА–2000/01 тренер отчего – то завелся и дал теорию на три с половиной часа. К концу у всех игроков пар шел из ушей, а тренер был как огурчик. На следующий день, когда спокойно обыграли «Эспаньол», радовалась вся команда, кроме него, нашего теоретика, который все эмоции у макета оставил.

В «Локомотиве» я сидел перед игрой по два дня на сборах, в «Бенфике» приезжал на стадион за три часа – и разницы никакой не видел. Когда тебе платят большие деньги по контракту, было бы глупо нарушать режим. А многие наши сдают в игре, уехав за границу, именно потому, что российскому человеку сложно адаптироваться к чужому стилю жизни, где не принято особенно общаться, делиться своими проблемами. Тренировка – и все по домам. Думаю, что следующему поколению будет легче. Им на Западе не придется ломать себя – они уже наполовину такие, какими надо там быть. Они, мне кажется, более меркантильны, и с точки зрения карьеры это большой плюс.

В российском футболе самым важным считается тренировочный процесс. А в Португалии – игра. Там на предсезонке дня четыре погоняют игроков после отпуска, а затем они набирают форму через контрольные матчи, работу с мячом. Кроссами и трехразовыми тренировками никто не мучает. Я, будучи игроком, кроссы ненавидел. Футболистов в Европе берегут. Оттого и играют они лет до 35.

За границей в отличие от России никого не волнует, сколько ты весишь. Главное – как себя на поле покажешь. Я играл хорошо, когда у меня и больше 100 килограммов было. И скверно – когда весил 85. Не вижу зависимости. Но на всякий случай постарался вес сбросить, не зная еще местных реалий. В Португалии худеть легко. Пища некалорийная, много рыбы, мяса почти не ел. Плюс жара. За первую неделю похудел килограммов на семь. Одно время весил 85 – на пять меньше, чем в футбольной школе! Хотя сильно не загонял себя в рамки, само собой вышло. В Москве отношусь к себе строже, но худеть удается с трудом. Когда я прошел свой первый двухнедельный сбор в «Бенфике» и приехал в Петербург на матч со сборной мира, главный тренер нашей сборной Игнатьев и помогавший ему Семин удивились: «Как ты похудел, какой резкий стал!» Но я же, когда приехал на свой первый сбор с «Бенфикой» в Голландию, сразу предупредил тренера, что через две недели мне нужно выезжать в сборную, просил заниматься со мной дополнительно.

В «Бенфике» началось с того, что пришлось бороться за место в воротах с вратарем сборной Бельгии Мишелем Прюдоммом. На Западе каждый сезон все начинают с нуля, когда приступают к подготовке, основного состава еще нет. Случается, человек в предыдущем сезоне даже в восемнадцать для протокола матча не попадал, а в новом он царь и бог! Деку при мне в «Бенфике» не играл, и в «Алверке» – тоже. А в «Порту» заблистал, потом перешел в «Барселону» и поднялся до уровня одного из лучших игроков Европы.

Прежде конкурентную борьбу я никогда не проигрывал. Быть может, это плохо. Хотя что тут плохого? То, что я побеждал, – это не только моя заслуга, это заслуга тренеров. Тот же Семин всегда верил в меня безгранично, даже если сезон у меня складывался неудачно. А тут прошел целый год пока я смог выжить Прюдомма из ворот «Бенфики», догнать по уровню. Но бельгийцу к тому времени уже под 40 стукнуло. Было бы смешно, если бы я так и сидел под ним в запасе. Мишель – личность неординарная. Многому у него научился. Жаль, в молодости не было рядом человека, который мог на тренировках так же подсказывать.

В Португалию я приехал уже с больным правым коленом, которое постоянно напоминало о себе. Там не в связках, а в мениске проблема была. Сначала от него самого почти ничего не осталось, а потом и кости в отсутствие хрящевой ткани стираться начали. Колено было почти всегда опухшее, постоянная боль. Последствия той давней травмы, из – за которой я не попал на юниорский чемпионат мира: что – то неправильно срослось, пошли изменения в структуре костей. Под полтинник это вылезает так, что приходится делать и операцию, и вшивать искусственные суставы. А операция дорогостоящая, порядка тридцати тысяч долларов. Вопрос стоял ребром: если лягу «под нож» – год уйдет на восстановление. И мне сказали: играй, пока колено совсем не «улетит». Пятнадцать лет оно «улетало». Дай бог, чтоб еще пятнадцать протянуло. Последние лет десять или двенадцать я играл на уколах. Спасибо локомотивским врачам Савелию Мышалову и Александру Ярдошвили – подобрали мне нужный препарат из разряда так называемых протекторов, выполняющих роль смазки для коленного сустава, чтобы он не стирался. Двух курсов – шесть уколов в начале сезона и шесть на финише – вполне хватало. За всю карьеру, может быть, пять матчей из – за травм не сыграл. Из – за дисквалификаций и то больше пропустил. Когда появился в «Бенфике», португальцы руками всплеснули: с игроком, у которого такое колено, контракт не стоило подписывать. Но их разубедила статистика матчей в России, где пауз у меня почти не было.

Прюдомм говорил мне: «Сергей, ты не поверишь: я 22 сезона в профессиональном футболе, и ни одной серьезной травмы – все кости целы. А с теми микротравмами, которые случались, можно было играть». Но карьера Прюдомма – вообще целая наука. Он и меня учил, как восстанавливаться, где паузы брать после 30 лет, какой режим тренировок соблюдать. Причем я его никогда об этом не спрашивал. Просто сидели вместе в автобусе с ним и его тренером Люсьеном Хутом, разговаривали. Хут был тренером вратарей, причем не только главной команды, но и молодых, раз в неделю, как Пильгуй в «Динамо», собирал юных голкиперов.

До Португалии я корявенько играл. Но все можно исправить. Переучивать не надо – только немножко шлифануть, чтобы «острые углы» в глаза не бросались.

Но шлифовать должен мастер. Им и стал бельгиец Люсьен Хут, можно сказать, личный тренер Прюдомма, прошедший с ним за почти 20 лет многие клубы, а в «Бенфике» работавший со всеми вратарями. Энергичный, несмотря на свои 60 с лишним, он и мне уделял достаточное внимание и многое дал. Впервые я столкнулся со специфической работой на тренировках.

Хотя на второй мой сезон в «Бенфике» наши отношения с Прюдоммом разладились.

– Где бы ни было мое место – в воротах или на скамейке запасных, – в ближайшие полтора года я останусь вратарем. Буду усердно тренироваться, чтобы опять стать первым голкипером, но сделать это нелегко, потому что Сергей в последних играх стоит просто блестяще.

Мишель Прюдомм, вратарь «Бенфики» и сборной Бельгии. 1998 год.

Когда Мишель сел на лавку, у меня прекратились товарищеские отношения и с ним и с его тренером. Бельгиец переживал, что какая – то русская шпана выбивает из состава лучшего вратаря мира, вел себя странно. Мог сесть на трибуну, вместо того чтобы помочь мне размяться. И я решил: не хотят со мной общаться, ну и не надо. Иной раз доходило до смешного. Случалось, Прюдомм не садился на общую скамейку, к началу матча в свитере шел на трибуну, демонстративно показывая, что вот, мол, он не играет. Ему все прощалось, капризничал, как – никак 40–летний ветеран. Хотя я пытался ему объяснить, что от меня же ничего не зависит, все решают тренеры. Но он и в 40–летнем возрасте считал себя лучшим вратарем мира, по отношению к себе часто употреблял термин «респект» – «уважение», говорил: «Мне надо доиграть, а ты еще успеешь». Приходилось возражать, что мне тоже уже не 20, а 29 лет, и как – то сказал ему: «Ты решай свои проблемы, а я буду свои, выбирать из нас тренеру. В газетах мы можем друг друга поливать, но на личные отношения это не должно переходить». Признаюсь, я тогда на него обижался, но чем становлюсь старше, тем понятнее мне та его реакция.