Текст книги "Остановите земной шар! Я хочу сойти!"

– Кто бы Вы ни были, Богдан Голубь, но если Вы сможете доказать правильность своего метода, я брошу на его воплощение все свои средства. А, практически, это средства всей планеты.

– Это именно то, что требуется. Хотя для планеты это уже не будет иметь значения. Надо только начать. – Он сделал небольшую паузу и продолжал. – Итак! Всю жизнь я занимался теософией. Я изучил все существующие сейчас и мёртвые уже религии, все философские теории и доктрины, все оккультные науки, магии и народные поверья. Об этом долго и не нужно рассказывать. Главное результат. Мне необходимо было понять суть пребывания человечества на Земле. Его назначение и цель. – Он торжествующе посмотрел на собеседника, притихшего в своём кресле, подавленного мощью и страстностью слов этого человека, от которого исходила такая энергетическая волна, что, казалось, он сам сейчас засветится. – И я понял! – Торжественно произнес он так, как будто сказал: «Я победил!» – Буду краток. Вся Вселенная, включая и нашу планету, представляет собой единый живой организм. Этот организм существует по определённым раз и навсегда кем-то, скажем так, установленным законам. Но главным, основоположным законом мироздания, является Любовь! Всеобъемлющая, чистая, святая Любовь. Гармония, счастье, благополучие в любой части Космоса основаны именно на соблюдении этого простого, но краеугольного закона. Я не могу сейчас объяснять путь к постижению истины, на который мне понадобилось двадцать лет. Покажу лишь выводы.

Неужели Вы никогда не чувствовали, не замечали, что всей нашей цивилизацией в каждую из эпох, всей нашей жизнью, судьбой, поступками и даже мыслями, порой, управляет какая-то высокая посторонняя воля? Более примитивные натуры, только ставшие на путь совершенствования, или безоговорочно подчиняются ей, или упрямо противоречат. Натуры посложнее, или соответствуют своему, как бы, внутреннему голосу, или, обладая свободной волей, упрямо идут наперекор, ломая свою судьбу, а часто и судьбы близких и далёких людей. Так, любой орган нашего тела может в любой момент закапризничать, отключиться, рассыпаться в прах, убивая тем самым и себя и весь организм. Но, как правило, не делает этого, подчиняясь основному закону и приказаниям центральной нервной системы. Сохраняя, в результате, свою гармонию и благополучие.

Наша прекрасная голубая планета представляет собой, вместе с человечеством на ней расположенным, немаловажную часть такого организма. Для упрощения схемы попробуем представить Землю как сложнейший компьютер в электронно-вычислительном центре. И вот в упорядоченную и слаженную программу работы компьютера – Земли прокралась, случайно или нет – неизвестно, ошибка. А, может быть, просто что-то забарахлило. Программа вывернулась наизнанку и начала исполняться по противоположным законам: законам деградации, ненависти, насилия и жестокости.

Может быть это просто детская болезнь, которой необходимо переболеть, чтобы выработать иммунитет. Как бы то ни было, её надо лечить. С каждым витком организм расстраивается всё больше. Он уже пошёл вразнос и сейчас стоит на грани самоуничтожения. – Говорящий грустно посмотрел на потрясенного мистера Ронсона. – Зря Вы так уверены, что сможете погасить Вами же зажжённое пламя на «Северной красавице»! Ещё немного и оно перекинется через железный занавес. Это неизбежно! Империи не бывать! Ситуация, создавшаяся на планете – результат греха и несоблюдения главного закона Вселенной, причиной которого является смерть. А ведь ничто живое не должно умирать. Любой организм, будь то человек, животное или растение, наделённый живой душой, в результате совершенствования, должен постепенно и плавно переходить из одного состояния в другое, восходя по лестнице Якова. Эти метаморфозы могут сопровождаться лишь временным затемнением сознания.

И только наша горестная планета являет собой ужасное исключение. Каждое существо обречёно умирать здесь раз за разом и рождаться вновь, пока не нащупает в сплошной тьме дорогу к свету. И, хотя, путь этот огненными буквами вписан в историю человечества, немногие видят его. Есть только одна возможность спасти цивилизацию и избавить её от окончательной гибели – настроить её на нужную программу. И настроить её на необходимую ноту Любви можно как раз, спасая Вашего внука.

У Вас нет выбора. Или Вы доверитесь мне полностью, или погибнете. Хотя и всем Миром. Итак, выбирайте! – Владыка Мира, стоящего на грани гибели, подскочил в кресле и подбежал к окну:

– Как? Как? Что я должен сделать? Говори скорее! Я готов на всё! Я верю тебе!

– Я очень рад. Вы умный человек. Но всё это очень непросто. После веков зла и ненависти люди разучились любить. А сделать надо вот что. Необходимо людей всей планеты, все десять миллиардов, заставить в одно и то же время полюбить Вашего мальчика! Пожелать ему добра и здоровья. Все люди, как один, должны искренне сделать это одновременно в течение всего трёх минут. Импульс любви сделает своё дело. Ваш мальчик будет спасен, я гарантирую это. Одновременно эта акция и будет являться необходимой настройкой. Вот и всё. Предупреждаю, Вы лишитесь власти над планетой, но зато приобретёте внука, благодарность человечества и вечную жизнь.

Выбирайте! Только мы вдвоем в состоянии сделать это. И сделаем, если хоть капля здравого смысла осталась в нас. Я всё сказал. Это правда – Вы спасете человечество, оно – автоматически Вас. – Старик, в которого за эти месяцы превратился мистер Ронсон, оторопело смотрел перед собой. Он во всё уже верил. Да и выбора не было.

– Но это потребует очень много времени. Понадобится провести колоссальную подготовительную рекламную кампанию, огромные вложения. Впрочем, не это важно. Но ведь у нас нет и трёх месяцев. А скорее не успею даже я. Надо полностью теле и радиофицировать всего-навсего целую планету. Хьюго не выдержит. Он уже умирает! – отчаянно простонал дед.

– Выдержит! Это время я ему гарантирую. – Гость с Востока уверенно взглянул в окно на восходящее солнце. – Нам помогут! – Радостно повторил он, – Вселенная с нами. И вот последнее, что я должен сказать Вам. Когда придёт нужное время, решающую роль в энергетическом потоке Любви и добра, посылаемом сюда людьми планеты, как ни странно, будет играть разрушенная и уничтоженная Вами империя на востоке – «Спящая красавица». Она просыпается. Эти оборванные, умирающие от голода и холода, захлёбывающиеся в собственной крови и нечистотах, миллионы людей, в душах своих всё так же чисты и девственны. Они, единственный в мире заповедник добра, духовности и чистой любви, которого почти ещё не коснулась Ваша, разрушающая душу работа. Они всё ещё, несмотря ни на что, добры и сострадательны, просты и наивны. Их, в большинстве, не поразил дух наживы, потребительства и алчности. Когда они жалеют, то готовы отдать сердце. А, если любят, то искренне и бескорыстно. Если Вам удастся тронуть души этих полуживых ангелов, а это не трудно, считайте, что мы победили. И памятник, рядом с которым «Свобода» – пигмей, обеспечен Вам на самом достойном месте!

Прошло лишь несколько дней после этого разговора, но мир как будто бы перевернулся. Началась невиданная в истории человечества рекламная кампания, цели которой пока не понимал никто. Продавцы и производители аппаратуры связи как сошли с ума. Теле и радиоприёмники выпускали уже настроенными только на одну волну. Но самое странное – они не продавались. Они устанавливались везде, где была для этого хотя бы минимальная возможность.

Телевизоры, работающие круглосуточно, маячили в жёлтом мареве бескрайних пустынь, в мерцающей ледяной дымке голубых просторов Севера, на Юге и в Тундре. Не осталось на планете лесов, где на каждые сто деревьев не висел бы хоть один радиоприёмник. О населённых пунктах нечего и говорить. Информацией и рекламой были пропитаны воздух и время. На всех языках, для всех социальных уровней в доступной форме велись программы. Качество передач возросло неизмеримо.

Но красной нитью любого репортажа, любого концерта или фильма было одно имя. Имя человека, затмившего своей несчастной судьбой имена и похождения звёзд, королей и суперменов. Передачи о его бывшем уме и красоте, о его нынешнем горе и страданиях подавались в таком гипертрофированном виде, что не оставляли равнодушными даже умалишенных в клиниках для неисправимых злодеев. Над созданием необходимого общественного настроения работали психологи, социологи-профессионалы самого высокого класса и получали за это баснословные гонорары. Потоки слёз лились из самых мужественных и дерзких глаз. Сочувствие и жалость разрывали самые зачерствевшие души. Горы писем с предложениями самой разнообразной помощи, вплоть до предложения своих живых сердец, завалили все почтамты Нью-Йорка.

Почти три месяца продолжалась эта неимоверная, неслыханная в истории кампания. А здоровье юноши тем временем неуклонно ухудшалось. Надежды не было никакой. Совершенно поседевший и похудевший мистер Ронсон, укоризненно смотрел на человека, ответственного за всю эту, казалось, уже бессмысленную беготню. Он уже ни во что не верил, но остановить запущенную машину был не в силах. И, к своему удивлению, не видел в горящих глазах пришельца ни тени смущения или неуверенности.

Он был сосредоточен и занят. В его руки сходились нити информационной агрессии на психику человечества. Космический эксперимент продолжался. Этот неукротимый маньяк поставил перед собой цель достойную Провидения и неуклонно шёл к её осуществлению, бросая в топку реализации этого бреда баснословные средства. И был велик уже поэтому!

И вот настал роковой день! Население планеты потрясла чёрная весть: «Юноша умирает!» Врачи высчитали с точностью до минуты время его кончины. Изображение несчастного, даже звук его прерывистого дыхания, потряс обезумевшее от горя человечество.

Миллионы людей ежедневно умирали и погибали по самым разным причинам. Но свет, казалось, клином сошёлся на этом несчастном парнишке. Мир привык и полюбил его. Хотя это был уже не человек. Чёрный, обуглившийся, иссушенный болезнью кусочек корчащейся в агонии плоти. Судорожно и слабо сжимающиеся пальцы, подрагивающие в последнем усилии мышцы. Лимфа и остатки крови, вытекающие из многочисленных язв, не давали без содрогания и боли смотреть на это ужасное зрелище человеческого бессилия и немощи. До рокового мгновения остались считанные минуты. Неестественно огромные глаза смотрели со всех экранов и даже слёз уже не было в этом угасающем комочке жизни.

И, вдруг, в призрачной дымке изображения, как страшное видение, возник человек. Он был во всем чёрном. Волосы, борода и горящие безумные глаза его были черны, как ночь, тысячелетия окружающая планету. Он протянул правую руку с растопыренными пальцами ладонью вперед, к смотрящим на него в недоумении, людям и воскликнул громовым голосом:

– Люди Земли! Спасите этого несчастного! Спасите его! Вы можете это. – Он, не оборачиваясь, указал на юношу. – Только захотите! Только пожелайте! Я заклинаю Вас! Спасите его! – Ещё раз вскричал призрак и его чёрные бездонные глаза медленно растаяли в темноте над кроватью умирающего. И в этот миг начало происходить что-то необъяснимое. Невиданная ещё в истории волна психической энергии обрушилась на город, на клинику, на умирающего человека. Энергоприёмники на станциях, аккумуляторы, трансформаторы взрывались, как артиллерийские снаряды. Но всё было предусмотрено. Передача продолжалась. Миллиарды людей со слезами на глазах всматривались в затихающий полутруп с верой, надеждой и любовью.

И неожиданно, на глазах у всего потрясенного человечества начало происходить чудо. Глаза больного закрылись в последнюю секунду, но сразу открылись вновь и в них появилась боль. И мысль. Кожа потеряла чёрный оттенок и быстро начала бледнеть, а потом розоветь. Метаморфозы происходили с мультипликационной скоростью. Язвы и струпья заживали, как облитые живой водой. Мышцы наливались силой, дыхание стало ритмичным, росли волосы, даже постельное бельё, казалось, посвежело.

Прошло всего три минуты. Мумия превращалась в человека. Впервые за три месяца, этот человек повернулся на бок, слегка застонал, скорее не от боли, а по привычке, и сел на кровати, не зная ещё, что является центром внимания всех людей в самый ответственный момент их истории. Да они и сами не знали этого.

Не веря себе, прекрасный юноша встал, легко и упруго подошёл к окну и улыбнулся. Восходящее солнце искрой блеснуло в его ясных глазах.

Неимоверной силы звуковой удар от крика радости и удивления, вырвавшийся из десяти миллиардов глоток, обрушился на планету. Это был первый сигнал, живой голос, очнувшегося от миллионолетней тяжёлой болезни здорового организма.

Двадцать седьмого сентября две тысячи первого года на планете Земля не умер ни один человек!

Золотой век начался!

1995

ЗАПАДНЯ

Машина мчалась по трассе на огромной скорости. Эдуард сидел за рулем и негромко подпевал в такт, звучащей в салоне, музыке. Он обожал быструю езду. Никуда, конкретно, не спешил и ехал просто так. За окном сменялись пейзажи, мелькали деревушки, станции. Прямо впереди, где-то на острие прямой, как стрела, трассы висел багровый шар заходящего солнца. Это было необыкновенное зрелище. Да и занятие увлекательное – гонки за уходящим днём. Скорость перевалила за двести километров в час, но замечательная машина преодолела этот рубеж играючи. Ехал бы так вечно!

И, вдруг, в мозгу как будто включилось что-то. Вроде второго сознания. Как со стороны себя увидел. Он резко бросил машину вправо, не включая поворота, и начал тормозить. Едва-едва не столкнулся с кем-то, в последний момент услышав рев сигнала. «Ерунда!» – Подумал он. На этой дороге сто долларов решают любые проблемы». А сто долларов у него были. И не только сто…

Остановившись у обочины, напряжённо попытался понять, что же с ним произошло. Смотрел на огненный шар, на пылающие блики света в небе и на земле и чувствовал, как его переполняет, просто-таки вырывается наружу радость, счастье, веселье. Хотелось выскочить из машины, побежать по полю и кричать, петь, прыгать, махать руками. Давно с ним такого не было. Усилием воли обуздал свои эмоции и перевёл их в область интеллекта. «Что происходит? Откуда эта эйфория?»

И тут всё понял. Наконец-то прорвало. Хорошо, что наедине с собой. А ведь давно зрело. Всё сдерживал. В самый канун сорокалетия пришло. И ничего странного. Нормальная, заслуженная радость. Естественное чувство гордости и удовлетворения собой. Можно сказать, подводя итоги пройденного пути, увидал, что прошёл этот путь совсем неплохо. Весьма, весьма неплохо! Ну чего, ну чего ещё может желать нормальный, здоровый мужчина, прожив половину жизни?!

Даже странно как-то. Так и в сказках-то не бывает. Сказки ведь начинаются всегда плохо. А тут, как на облачке пронес кто-то через всю жизнь. Эдик мечтательно закрыл глаза и начал вспоминать.

Единственный ребенок в семье высокопоставленного военного, он никогда и ни в чем не знал отказа. Мать обожала сына, но была достаточно умной женщиной, чтобы не изуродовать его, сделав эгоистом и неженкой. Десять классов пролетело, как с горки на лыжах спустился. Золотую медаль не получил только потому, что не хотел сильно перед товарищами выпендриваться. Но, всё же, недолюбливал и не понимал тупарей часами потеющих над задачей, ответ на которую он знал ещё до того, как до конца услышал условие.

К концу школы сам выучил три иностранных языка. Имел дипломы всех олимпиад и конкурсов. И литературных, и научных, и спортивных, и музыкальных. Играл чуть ли не на всех инструментах, занимался всеми видами спорта, печатал стихи и рассказы в районной газете. И, при всем этом, был центром любой компании, душой всех девочек. Ну а после и женщин.

Не успел закончиться выпускной вечер, ещё музыка в ушах звучала, как новая победа – поступление в университет на ин-яз. И это без репетиторов, без протеже. На одном дыхании сдал все экзамены, почти не готовясь. И все на пять. Небывалый случай. Все шесть лет обучения в ВУЗе его имя не сходило с уст. Он был самым видным и замечательным студентом за всё время существования факультета. Правда, на втором курсе он перевелся на журналистику, но это не помешало ему выучить ещё два европейских языка.

Ни одна студентка не могла подступиться к нему во время занятий, так как все молодые преподавательницы были влюблены в него. Даже самый старый и строгий преподаватель был от него без ума. Его глаза, по необходимости, могли выражать и нежность, и ласку, и внимание, и напряжённую работу ума. И всё это была не поза! Вот что интересно!

Он действительно был такой. За товарища мог пожертвовать собой. Лазил в горы и прыгал в воду с самого высокого утеса. Последнюю копейку отдавал на выпивку или в долг, если надо. А, когда не возвращали – не жалел и не канючил. Прощал. Короче говоря, это было явление!

Он шёл по жизни победителем и, по пути милостиво, но и скромно принимал награды, любовь и почести. И вот, наконец, красный диплом и, как результат, назначение в одну из центральных газет.

Казалось бы, хватит. Фортуна – переменчивая женщина. Куда там! Фортуна была влюблена в него, как и все остальные. Этот смуглокожий красавец-атлет опроверг мудрую еврейскую пословицу: «Всегда так не будет!» У него всегда всё было только на Ять – и не иначе.

Пять лет работы в газете, и вот желанное назначение. Пост международного обозревателя и место личного корреспондента. Вот где пригодился и врождённый шарм и обаяние, спортивная осанка, а самое главное – пять иностранных языков. За границей бывал по десять месяцев в году. Забывал, как родная валюта выглядит. Но, между всем тем, успел жениться. И жену себе взял… Ну, такую!.. В общем, как и всё остальное. Да и ту чуть не из петли вытянул – так сохла по нему. Лет пять её мучил. Всё оттягивал счастливый миг. Или лучше искал…

Новые родственники тоже оказались не из последнего десятка. Оба дипломаты-международники. Тут же предоставили молодой семье четырехкомнатную квартиру в самом престижном районе, экипированную так, как, наверное, не снилось и Рокфеллеру. И вдогонку последний «Мерседес» и круиз по Средиземноморью и Атлантике.

Ну сколько можно валить на одного человека! Ну хоть бы ложечку дегтю в эту огромную сладкую бочку. Нет! Как будто на всей планете исчерпался лимит катастроф, измен и несправедливостей. Ко всему прочему, красавица жена на второй же год родила ему дочку-конфетку. Весь цвет города был на крестинах. Гордый отец не успевал принимать драгоценные подарки, а счастливая мать не сводила с него влюблённых глаз. Как, впрочем, и многие другие.

И вот с этого радостного дня прошло почти пятнадцать лет. Чего только не было за эти годы! Поездки, встречи, новые творческие успехи, новые победы, авторитет, всеобщее признание. И никогда, ни в чем, ни одного поражения или промаха. Ни одной болезни или потери. Только любовь, уважение и бесконечная, стремительная дорога наверх.

* * *

Эдик, Эдуард Андреевич, самый блестящий мужчина своего времени, сидел в кабине своего нового, уже третьего с тех давних пор, «Мерседеса», прикрыв глаза, и блаженно улыбался. Ему было очень хорошо. Ему всегда было хорошо.

– Чёрт побери! Ну чего бы мне ещё пожелать самому себе к своему дню рождения? Ничего не могу придумать! Вот ещё проблема на мою голову, – кокетливо мазохизничал он и, не переставая улыбаться, опять начал перебирать в памяти давние, и не очень, события своей блестящей жизни.

И вдруг, сначала, как будто лёгкая тень, потом тучка набежала на улыбку и стерла её. Лицо постепенно стало мрачным и напряжённым. Вот оно! Опять вспомнил. Это проклятое воспоминание. Единственное тусклое пятно на ясной и праздничной картине жизни. И зачем сегодня его принесло? Вроде бы и не горе и, даже, не неприятность. Так, неудовлетворенная прихоть. Но это для обычного, нормального человека. А, когда эта неудовлетворенная прихоть – единственная в жизни, она становится занозой, мукой, пыткой, проклятием.

Сколько лет прошло с тех пор? Лет двадцать, наверное. А то и больше. А как колет. Это было на третьем курсе университета. Где-то на танцах познакомился с девчонкой. Простая миленькая девчушка. Он бы и рядом прошёл – не заметил. Но как она на него смотрела… Чуть не съела глазами. Короче, пару раз потанцевали. Познакомились. Зовут Валей. Живет на восточной окраине Львова и поздно ходить боится. Значит надо провожать. Пошли. Сколько счастья у неё! Какое сияющее лицо! Он милостиво подарил ей этот праздник. Вот и маленький перекошенный четырехквартирный домик с садиком. Честно довёл до двери. Поцеловал_ – молчит, ещё раз – молчит. Ну что ж, тогда, гуд-бай! Домой добрался только к трем ночи. Ну и всё, хватит.

На следующий раз пытался даже не смотреть в её сторону. Но, что ты поделаешь! Как магнитами тянет. Оглянулся – смотрит. И опять пошёл провожать. Та же история. Довел, поцеловал и, не солоно хлебавши, дома в три ночи. Ну, всё, думает, дураков нет! Нагулялся под звёздами. И забыл, вроде. Даже в другой клуб ходить начал.

Нашла! Сама подходит. Пригласила потанцевать. Потанцевали, поговорили. И тут она, наконец, как бы невзначай, говорит, что у неё мама к родственникам в Одессу уехала. А дома так страшно одной… И так далее, и тому подобное. И в глаза не смотрит при этом…

Присмотрелся к ней Эдик. Глазки у неё карие, темные-темные. Волосы пышные-пышные и каштановые – ух, ротик маленький, носик курносенький. И, вообще, вся она такая аппетитная, что аж зубы у него свело. «Ну, думает, я ж сегодня тебе покажу за свои бессонные ночки и прогулки при луне, наедине с собою. Ладно, идем, рыбка моя золотая!»

Идти до её дома было далеко. Транспорт на эту окраину тогда вечером не ходил. Одни трактора, наверное. Улица так и называлась, ул. Трактористов. Такое гордое название. Дошли, наконец. Она головку опустила:

«Заходи, пожалуйста» – говорит. А сама дрожит вся. Квартирка бедная, маленькая. Пока пили чай, не спускал с неё глаз и распалялся всё больше. А она что-то всё говорила, говорила. От страха, наверное. Включили радио, нашли музыку, выключили свет. Танцевали. Потом сели на диван. Он целовал её губы, глаза, шею и был на седьмом небе. Всё тело горело от страсти и желания.

Но вдруг всё кончилось. Его пальцы едва дотронулись до груди девушки. И её как будто подбросило. Только что такая горячая, такая нежная, вся трепещущая, она вскинулась, как от удара током. Резко отбросила его руку. И напряжённо затихла.

«Ух ты, кокетка! Знаем таких!» – Злорадно подумал он и положил руку ей на колено. Она вся сжалась. Рука медленно продвигалась вверх по бедру. Одновременно целовал бархатную шею. Губы опускались всё ниже, искали грудь. И вдруг из этой груди вырвался глухой сдавленный стон, как крик. Девушка вырвалась из его пылающих рук и вскочила.

– Нет, Эдик! Нет! Не надо! Пожалуйста, не надо! – Эдик удивлённо смотрел на неё, действительно не понимая.

– Да что случилось? Я так противен тебе? – Самодовольно спросил он.

– Ну, нет же! Нет! Ну, что ты! Но не надо этого. Пожалуйста. – Она чуть не плакала. Видно было, как борется в ней целомудрие со страстью. Эдик опять взял её за руки и притянул к себе.

– Ну что случилось? Я же вижу, что нравлюсь тебе! – Он решил не сдаваться.

– Нравишься?! – Она помолчала. – Да я уже скоро год люблю тебя. Я дышать без тебя не могу! Три раза в неделю хожу на танцы, ни с кем не танцую и только смотрю на тебя. Я знаю, где ты живешь. Знаю твоих друзей, подружек. Я помню, когда и кого ты провожал, с кем оставался на ночь. Всё это время я ждала. Я знаю – ты создан для меня! Ты – мой! И вот ты, наконец, заметил меня. Это был самый счастливый день в моей жизни!

Никогда у меня не было мужчины. Я ещё девушка! – Её голос звенел. Она прижала свою голову к его груди и легонько всхлипывала. – Я очень хочу быть твоей, но поклялась, что буду с тобой только после свадьбы. Иначе ничего не получится. Прости меня, милый! – Она умоляюще заглянула ему в глаза и отшатнулась – там были только сталь, лед и злость.

– Ну, не сердись! Если ты так хочешь, то хоть пообещай мне, что женишься. Я знаю, ты сдержишь слово. – Умоляла она и была уже готова на всё, лишь бы задержать его и не рада, что наговорила всё это. Она чуть не плакала и это злило ещё больше. Схватила его руку и прижала к своей груди. Уже сама целовала и пыталась положить на постель. Ей не нужны были теперь даже обещания. Только бы удержать, только бы не дать подняться с этой постели. А там она сумеет привязать его к себе. Её любовь не отпустит, свяжет, заколдует. Но всё было напрасно.

Как будто кусок льда бросили ему за пазуху. Он и хотел её и не мог ничего с собой поделать. Он знал, что это будет первый и последний раз и не мог заставить себя ничего обещать. Хотел хотя бы обнять её на прощанье и даже этого не смог – руки не поднялись. В другой раз наобещал бы золотые горы, женитьбу, всю жизнь носить на руках и провёл бы прекрасную ночь. А тут не мог. Так чисты были эти глаза… Не мог и всё!

Еле-еле отодрал от себя её руки и, чуть не ударив, скрипя зубами, пошёл вон из квартиры. В голове билось: «Дурак! Дурак! Зачем? Куда? Остановись!» Она только вскрикнула: «Эдик!» – И этот крик до сих пор звенит в ушах. Проклятая гордость. Как пришёл домой, не помнил. На следующий день напился. Потом снова и снова. А потом отпустило, вроде. Забыл даже на время. Девчонку завел, другую, третью.

Так прошло полгода. Ни разу не встретил. На танцах голова сама, невольно, крутилась во все стороны. Не хотел, а искал. Когда понимал, кого ищет, уходил с танцев и опять напивался.

Однажды, дома собирался куда-то и, вдруг, так защемило сердце, хоть умирай. В чем был, встал и пошёл к ней. Только паспорт прихватил. Был уверен – ждет. Пришёл – уже стемнело. Вот и знакомая дверь. От волнения тошнило. Постоял немного, перевёл дух. Позвонил.

Дверь открыл невысокий растрёпанный парень в спортивных штанах и майке.

– Вам кого? – Внимательно и вежливо спросил он. Эдик, на миг, потерял дар речи и уже почти всё понял, но ещё надеялся на что-то – может брат!

– Валю позовите, пожалуйста, – пробормотал он.

– Она в ванной. Что ей сказать? – Спросил парень. Отчаяние сжало горло. В этот момент он был готов на всё, чтобы только здесь не было этого невысокого некрасивого парня. Со всей своей силой, со всем умом и красотой он ничего не мог поделать. Время не вернешь!..

– Передайте, что пришёл Эдик! – В этот момент, из глубины квартиры, видимо из ванной, раздался знакомый голос:

– Серёжа, кто там?

– К тебе Эдик пришёл! – сказал парень, не спуская с него настороженных и грустных глаз. Молчание глыбой повисло над тремя молодыми людьми, каждый из которых всё понимал и всё знал. Эта минута могла решить и изменить их судьбу.

Так длилось минуту, а может быть вечность. Наконец, донесся приглушенный, изменившийся голос:

– Передай ему: песенка спета! Назад возврата нет! – Тисками сжало сердце. Задеревенело всё тело. Он ещё смог развернуться и выйти из коридора. Сзади тихо закрылась дверь. Внизу прижался лицом к стене и так простоял целый час. Без слёз, без стонов. Чуть не умер. Но, наконец, сумел сцепить зубы и снова полетел по жизни, улыбаясь. Только, с тех пор, раз в году, осенью, в то же время, снится ему сон: держит он кого-то в объятиях, целует, ласкает. Вдруг приглядывается – а это страшная беззубая уродливая старуха.

И тут она, как студень выплывает у него из рук и с мерзкой улыбочкой, похлопывая по щеке, говорит: «Ну что, вырвался, дурачок?! Погуляй! Погуляй! Куда ты денешься?! Вернешься!» – и тут превращается в паука и слюнявыми синими губами целует его взасос.

Каждый раз он просыпался с криком и слезами и, поняв, что это только сон, всхлипывая, засыпал, успокоенный.

И вот прошло уже больше двадцати лет, а он всё так же хочет её. Всё так же мечтает. И, чёрт побери, если бы представилась такая фантастическая возможность, всё бы бросил и вернулся бы в ту маленькую бедную комнатку, к тем ищущим страстным маленьким рукам. Услышать бы ещё раз тот горестный возглас: «Эдик!» И на этот раз вернуться!

* * *

«Вот я и придумал себе подарок». – Подумал он грустно. Солнце зашло. Резко потемнело. Кассета закончилась. Эйфория прошла. Защемило сердце. «Да, много всякой ерунды мне завтра надарят. А вот этого не сможет никто. Прошлого не вернешь!» – Он положил голову на руки и закрыл глаза. В машине было почти темно. Из открытого окна повеяло холодом и тревогой.

– Ну, почему же не вернешь? Глупости! Этот подарок мы тебе сделаем! Пальчики оближешь! – Эдуард вздрогнул и окаменел. Голос раздавался в кабине и исходил с заднего сиденья, хотя он точно знал, что в машине, кроме него, никого нет. Леденея от страха, он медленно повернул голову и увидел сзади мрачного человека в чёрном. Одежда была несколько старомодная и эту старомодность подчёркивал чёрный цилиндр, лежащий на руках незнакомца, сидящего в непринуждённой позе, с лёгкой нагловатой усмешкой. Пока Эдик рассматривал его, ужас постепенно отступал перед любопытством.

– Кто вы такой?! – Прошептал он, глупо тараща глаза.

– Эдуард Андреевич! – Человек в чёрном театрально всплеснул руками. Ну вы же образованный человек! Небось и «Фауста» Гете читали. Да вот и «Мастер и Маргарита» у вас в бардачке лежит. Да! Да! Я как раз тот, о ком вы изволили подумать только что. Не переживайте, ваш испуг меня не обидел. Привык! – Он горестно покачал головой. – Зачем нам друг друга бояться? Всё в мире уравновешенно. Добро-зло, красота-уродство, радость-грусть! Куда нам деться друг без друга? Вот так, милый Эдуард Андреевич! – Развёл руками гость. – Ну, что ж. А теперь приступим к исполнению желаний! Сегодня, правда, не Новый Год, а я – не Санта-Клаус, ну да ничего! Рассмеялся он. – Хорошему клиенту, как говорится, всегда рады. Итак…

– Я не понимаю! В чем дело, гражданин? – растерянно тянул время Эдик, пытаясь сосредоточиться, и оглянулся по сторонам, как бы ища совет.

– Послушай ты, козявка! – Зашептали зло из темноты. – Прекрати дёргаться. Ты в своей жизни столько наворотил, столько нагадил, что и без всего этого наш. Да и осталось тебе недолго. Уж, поверь мне! Ровно через год всё равно встретимся. Ох и ждут тебя у нас! Накрутился ты здесь. Теперь у нас покрутишься. – Голос был тихий, но такой жесткий и властный, что сомневаться в возможностях его обладателя не приходилось. – Дам напоследок тебе ещё один шанс порезвиться. Такое желание грех не исполнить. Самому интересно. Ну что, подписываешь? – Он остановился и резко выдернул из рукава лист бумаги, на котором красным огнём горели буквы дьявольского договора. Внизу стояла точная дата и даже время, – посмотрел на часы – точно. Там же была и его собственная пылающая подпись.