Текст книги "Крестовский, Елагин, Петровский. Острова Невской дельты"

В годы блокады Елагин остров оказался недоступен постороннему, на всех подступах дежурили патрули, проверявшие пропуска. Фактически остров превратился в военный объект: на мостах стояли зенитные батареи, а в районе Масляного луга начиная с августа 1941 г., осуществлялось формирование отрядов народного ополчения. Остров стал для этого идеальным местом, в целях маскировки палаточный лагерь ополченцев расположили под сенью деревьев парка, а на Масляном лугу происходило обучение бойцов. В западной части, вблизи Стрелки, производились стрельбы, там же хранились боеприпасы. Всё тщательно маскировалось, в том числе защитными сетками.

Остров того времени вспоминает в рассказе «Блокадное детство» Нина Мохова-Лосева: «Мама оставалась на „елагинской“ службе и зимой. На трёх мостах стояли зенитки, понадобился дворник, чтобы расчищать мосты от снега. Маму и взяли дворником. Она только радовалась: и от дома близко, и денежка. Главное, опять спаслась от иждивенческой карточки… В мирное советское время на Елагином, в Парке культуры и отдыха, – столпотворение, семечки, газировка, карусели. А тогда – только птицы, белки, изредка красноармейцы. В зданиях возле Масляного луга работали, там было гораздо многолюднее, а остальная территория – тихий красивый старый парк, заросший без ухода. Мне посчастливилось: мало кто из моих современников видел Елагин во всей красе. На многочисленных прудах весной 1943-го поселились было дикие гуси, но красноармейцы их перестреляли».

Елагин дворец после блокады

Если даже центр Ленинграда превратился в огород, то о Елагине и говорить нечего. Выращивали свёклу, капусту, картофель, морковь, кабачки… причём не только на Масляном лугу, но и на береговых откосах, да и на всех пригодных для этого лужайках и аллеях. «Повезло тогда с погодой, – вспоминает Н. Мохова-Лосева, – лето было длинным, тёплым. В конце сезона был собран вполне приличный урожай. Помимо государственного огорода, мама растила с краю и наши собственные две грядки. Осенью 1943-го мы с ней гордо перли на Крестовский тачку с кочанами капусты и кабачками…»

Хотя работники парка, в частности садовод-дендролог С.Ф. Пахомов, оставались работать на острове, занимались они в основном размещением красноармейцев да ещё как-то стремились сохранить парк, позволяя спиливать лишь старые или больные деревья. Деревья шли на создание укреплённых пунктов по берегам рек, а также долговременных огневых точек возле Елагина дворца. Маскировка всех объектов на острове была безупречной, за исключением Елагина дворца, который разбомбили в 1941 г. Как уже отмечалось, холодной осенью 1941 г. военные отапливали дворец, обогреваясь в нем. Дымящиеся трубы, в частности от буржуек, выглядывавшие в окна, и стали объектом поражения. Они же стали причиной гигантского пожара после попадания бомбы. Поскольку деревья в парке трогать запрещалось, красноармейцы после гибели дворца стали использовать в качестве дров ценную дворцовую мебель и паркет. Так что утеря произведений искусства из дворца произошла не только из-за попадания вражеской бомбы.

Работавшим во время блокады на Елагином острове во многом повезло, они в какой-то степени избежали лишений остальных ленинградцев. Во-первых, все получали рабочую карточку, а во-вторых, имели кое-что для себя из выращенных овощей. Да и летом, несмотря на периодические бомбежки, всё-таки было относительно спокойно. Умудрялись даже мыться и купаться в Неве и тем самым избежать инфекционных заболеваний. Купаться, правда, потом запретили из-за большого количества неразорвавшихся бомб вдоль берегов.

В 1943 г., хотя блокаду ещё не прорвали, ситуация на фронтах улучшилась и остров потерял своё военно-стратегическое значение. Да и в ополченцах уже не было нужды. С этого года парк открыли для посетителей. Разумеется, люди не столько гуляли, сколько собирали грибы, желуди и травы, пригодные для употребления в пищу.

В 1945 г. сразу после окончания войны начались восстановительные работы. Засыпали траншеи и блиндажи, укрепляли берега, основательно запущенные за годы блокады, однако основные восстановительные работы, в частности ремонт дренажной системы, начались в 1946–1947 гг.

После Великой Отечественной войны в полуголодном Ленинграде в неимоверном количестве появилась шпана – безотцовщина, беспризорники, подростки, не учившиеся в школе и нигде не работавшие. Чем-то это время напоминало послереволюционное, с той только разницей, что после войны власти быстро справились с этим негативным явлением. Однако в конце 1940-х гг. шпана сумела потрепать нервы милиции. Кроме воровства, за ней значились массовые драки улица на улицу, район на район, разнимать которые приходилось с помощью воинских частей. Особой жестокостью славилась крестовская шпана, руки до которой у милиции из-за несколько обособленного положения острова, дошли не сразу.

Драки, даже скорее битвы, у шпаны случались с курсантами ленинградских военных и морских училищ. Тут срабатывал своего рода антагонизм – анархия против порядка, устроенные в жизни (курсанты) против неустроенных (шпана), причём и сами курсанты были не сахар, учитывая сложное и во многом жестокое послевоенное время. Об одной из таких битв курсантов Ленинградского военно-морского подготовительного училища с крестовской шпаной рассказал на страницах книги «Человек из морского пейзажа», посвященной писателю Виктору Конецкому, его однокашник Владимир Кузнецов. И Виктор Конецкий, и Владимир Кузнецов неоднократно участвовали в подобных разборках, причём, бывало, по сигналу «наших бьют» всё училище, преодолев преграды, невзирая на всевозможные дисциплинарные санкции, оказывалось на городских улицах с ремнями в руках. Например, в 1946 г. курсанты училища, перемахнув заборы, через несколько минут оказались возле первого в послевоенном Ленинграде рынке (его называли тогда ярмаркой) на проспекте Москвиной (ныне – Троицком) и крупно подрались с обидчиками. Самое удивительное, что военное начальство, не поощряя подобные «разборки», всё-таки входило в положение курсантов, защищавших честь мундира, и не слишком сильно наказывало за самоволки.

Масленица. 1950-е гг.

С крестовской шпаной сразились в 1948 г. «У группы ребят с нашего тогда уже третьего курса, – вспоминает В. Кузнецов, – случился в ЦПКиО конфликт – „толковище“ с группой шпаны с Крестовского острова. Договорилась, как тогда водилось, в следующее воскресенье привести на Масляный луг парка „своих, кто сколько сможет“ для „разборки“. Наших приехало в парк человек шестьсот. Крестовские не явились. Наши, конечно, обвинили своих участников „толковища“ в низкой квалификации переговоров… „Разборка“ все-таки состоялась – стихийно, в день ВМФ. Нас, гулявших в парке, было вместе с нахимовцами человек 80–100. Победа была за нами без потерь с нашей стороны. Событие закончилось уже ночью после приезда к парку нескольких сот поднятых по тревоге курсантов двух армейских училищ, генерала „Бороды“ – коменданта города с патрулями и многочисленной милиции. Милиция иногда стреляла в воздух из табельного оружия, вытесняя участников „толковища“ через 1-й Елагин мост на материк. Правда, одного нахимовца всё-таки подстрелили – ранили в плечо. Странно, но ни одного из наших ребят в комендатуру тогда не забрали. Возможно, учли суть конфликта, приведшего к жестокой драке на аллеях парка».

Подобные драки не редкость в 1940-е гг., но «разборки» на Елагином, случались и в другое смутное время – в 1990-е гг. Расцветший на заре нового русского капитализма пышным цветом бандитизм искал свои «тихие уголки». Одно время облюбовали западную Стрелку. Была даже в ходу такая фраза: «Назначить „стрелку“ на Стрелке». По ночам тут иногда слышались выстрелы, а в целом для западной оконечности острова придумали характерное название: «Кричи не кричи».

В 1980-е гг. Елагинский парк постепенно приобретал ухоженный вид, избавляясь от старых деревянных конструкций 1930-х гг. На это выделялись немалые деньги, особенно в 1979–1980 гг., перед московской Олимпиадой. Масляный луг уже просто так топтать не разрешали, парковым ландшафтам старались вернуть россиевские черты. На острове появились ежи, ондатры, обитали даже летучие мыши. Зачастили иностранные делегации, находившие Елагинский парк «классическим европейским пейзажным парком» и отмечавшие его хорошее состояние.

В выходные по-прежнему наблюдалось столпотворение – с мороженым, пивом и семечками, но убирали парк тщательнее. В пруды выпустили большое количество молоди леща и другой озерной рыбы, чему немало радовались рыбаки. Главное, почти не практиковались массовые организованные гуляния, в прежние годы являвшиеся сущим бедствием для природы острова.

Аттракционов стало меньше, а самым популярным из них являлось, пожалуй, «Чёртово колесо», благодаря своему удачному местоположению в восточной части острова. Город в районе Старой Деревни и оконечности Васильевского острова в то время только начинал активно застраиваться, и всё это было видно с верхней точки колеса. Лахта имела почти первобытный захолустный вид, а Крестовский остров, на котором не велось никакого строительства, выглядел с высоты птичьего полета сплошным зелёным оазисом. В ветреную погоду, а она в дельте Невы почти всегда была таковой, кабинки колеса сильно раскачивались и поскрипывали, щекоча нервы.

Протока между северными и южными прудами

Большой популярностью пользовалась и лодочная станция. В прудах летом тогда активно купались, с лодки это было делать гораздо приятнее, поскольку имелась возможность найти уединённый островок и расположиться на травке. Кроме того, молодёжь любила на лодке уединиться, учитывая то обстоятельство, что лодочная станция работала до ночи, а по-моему, даже и до последней лодки. Во всяком случае, мы с приятелями иногда сдавали лодку, когда темнела даже белая ночь. Приезжали с работы, заходили где-нибудь по пути в магазин купить хорошего грузинского или армянского вина. У автомата с газированной водой разживались гранёными стаканами – и веселый вечер обеспечен, а если сильно голодны, то заходили в чебуречную у Горбатого мостика (сейчас там кафе «Остров»), но редко, так как и чебуреки были ужасными, и вино продавали только в розлив. Эту чебуречную возвели в конце 1960-х гг., но настоящих вкусных чебуреков, которые иногда встречались в ленинградских кафе, там, по-моему, не было никогда.

Прокат лодки стоил 20 коп. в час, в залог можно было оставить либо часы, либо комсомольский билет – всё равно умыкнуть лодку из замкнутого водного пространства не представлялась возможным. Вспоминаю, как поздними летними вечерами над водной гладью разносилась музыка. Советская промышленность наконец-то наладила выпуск переносных магнитофонов на батарейках, и считалось весьма стильным гулять с ними по улице или в парке, развлекая себя и окружающих. Весили эти переносные магнитофоны иногда по 4–5 килограммов – больше, чем сейчас весят стационарные, но приходилось терпеть.

Сложнее оказалось терпеть итальянскую музыку, в начале 1980-х гг. неожиданно вошедшую в моду. То ли этому способствовали фестивали в Сан-Ремо, которые неизменно транслировало советское телевидение, то ли фильмы с участием Челентано, а может быть, действительно появилась плеяда интересных певцов, но факт остается фактом – от Пупо, Тото Кутуньо и «Рикки и Повери» не было никакого спасения даже в ЦПКиО. Почти из каждой лодки доносилась музыка на итальянском языке, как будто в каждой лодке сидело по итальянцу. Лишь мы с приятелями наперекор всем врубали либо тяжёлый рок, либо «Аквариум», нарушая общую гармонию.

Ещё веселее на прудах Елагина острова стало в 1990-х гг. На протяжении нескольких лет на один из островов летом высаживали обезьян из зоопарка – макак, а потом и павианов, исследуя их поведение на свободе. Как пошутила Татьяна Ромашенкова, автор одной из заметок про «обезьяний остров», за три летних месяца приматы полностью теряли обезьяний облик и начинали чем-то напоминать человека, а именно: пить, курить, воровать и драться с отдыхающими парка. Молодые люди на лодках, несмотря на предупреждение об опасности, высаживались на острове, оставляя спиртное и сигареты, ну а воровство обезьяны освоили сами, спрыгивая с нависающих веток в лодки и вырывая у отдыхающих сумки с документами и рюкзачки с едой. А уж сколькими мобильниками обзавелась стая обезьян, и сосчитать трудно.

Говорят, заводилой выступал девятилетний лапундер (представитель вида макак) по имени Тарас. Имея скверный характер и пристрастившись к спиртному, которое оставляли отдыхающие, он возглавил обезьян, нападавших на людей. Вседозволенность и возможность обзавестись едой в случае удачного нападения приводили к сплочению обезьяньей шайки. Трудно сказать, это ли повлияло на решение не завозить обезьян на Елагин остров или нет, но в последние годы эксперимент с приматами уже не проводится.

Новые черты

Современный Елагин остров, на первый взгляд, эволюционирует очень медленно. В этом заключается принципиальная позиция дирекции ЦПКиО, которую поддерживает и руководство города – никаких революционных преобразований. Хотя в начале XXI в. существовала идея на части островной территории построить отель и даже открыть казино. Теперь основная идея – это сохранить парк в качестве зоны тихого отдыха и обрести своего специфического, «елагинского посетителя», которому приятно посидеть на скамеечке, погулять и полюбоваться природой, но которого не слишком привлекают шумные мероприятия и концерты с фейерверками и световыми эффектами. Всё это разительно отличает парк от дореволюционного и советского периодов со столпотворениями на Стрелке и массовыми праздниками физкультурников или передовиков производства. Теперь им на смену пришли весенний Фестиваль тюльпанов, январская Рождественская ярмарка, «Елагинские вечера» во дворце…

К концертам работники парка относятся очень избирательно. После нескольких шумных праздников с участием тысяч футбольных фанатов выработали свой, «елагинский» подход к концертной программе, воплотившийся в новом проекте под названием «Елагинские вечера». В Овальном зале Елагиноостровского дворца, где разделение на сцену и зрительный зал почти условность, можно послушать музыкантов самых разных направлений – от классики до фольклора, от средневековья до авангарда, а также известных и не очень поэтов, философов, актеров… Например, здесь прошли такие разные концерты, как вечер танго оркестра «Primavera», вечер современного джаза с участием ансамбля «Nelux», трио «Без слов» познакомило зрителей с музыкой народов мира, а ансамбль «Granny Smith» представил программу «Современный джаз и классика Шекспира». Синтез жанров и творческий поиск – наверное, единственное, что объединяет эти программы. Да ещё то, что концерты рассчитаны на вдумчивого, а не на массового посетителя.

Скульптура «Танец»

«Елагинские вечера» проводятся по средам, зритель имеет возможность пообщаться с артистами, может сам попробовать помузицировать. Столь же демократично проходят и художественные выставки. В 2014 г. организовали выставку детских рисунков «Растим добро», выставку «Герой нашего времени», посвященную 200-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова, в 2015 г. в Елагинском дворце представили фотопроект Е.А. Густова «Очарование дворцов» и очень симпатичную выставку Р.Б. Яника «Это было недавно…», посвященную прошлому Островов. Некоторые работы вызывают ожесточенную полемику, но согласимся – для искусства это нормально. Так, осенью 2011 г. выставлялись две скульптурные работы Александра Таратынова: «Танец» (по картине Анри Матисса) и «Поцелуй» (по картине Густава Климта). Несмотря на диаметрально противоположные мнения о данных работах, равнодушными они не оставили никого.

Приносит ли всё это плоды, формируется ли тот самый «елагинский посетитель», о котором мечтает дирекция парка? Вероятно, да! В парке стало заметно чище. Ныне здесь почти не встретишь людей, ведущих себя неадекватно, неслучайно белки здесь почти ручные. Уж кого-кого, а животных не обманешь. При этом не скажешь, что Елагин посещает исключительно «камерная» публика. Нет, посетителей в выходные дни тысячи, за год набирается несколько миллионов.

Конечно, остаются вопросы, которых мы частично касались в предыдущих главах. Например, как быть с Центральной аллеей, которая превратилась в полузаросшую тропу и отнюдь не украшает парк, – люди ведь помнят великолепную аллею советского периода. Или как сохранить при недостаточном финансировании старые деревья, как сделать независимым от капризной петербургской погоды каток… Несомненно, время подскажет пути их разрешения, важно лишь сохранять тенденцию развития островной территории, выбранную в начале XXI в.

Часть III. Крестовский остров

«О Крестовском можно порассказать многое…»

Крестовский остров – самый крупный в группе так называемых Кировских островов (Каменный, Елагин, Крестовский), его длина составляет около 4 км, ширина – 1 км, общая площадь 4,2 кв. км. Омывается реками Малой Невкой и Средней Невкой, а также Крестовкой, западной частью вдаваясь в Финский залив.

Указывая на особую роль острова в жизни города, Евгений Гребёнка писал в 1844 г., что «о Крестовском можно порассказать многое, была бы охота слушать», и это верно. По насыщенности общественной жизни остров едва ли уступает другим подобным территориям Петербурга, а соседний Каменный даже превосходит. Начиная с 1800-х гг. и вплоть до середины XX в. на острове возводились или усовершенствовались фактически одни лишь развлекательные заведения (в XX в. – ещё и спортивные объекты), жилья строилось мало, и почти совсем отсутствовали промышленные предприятия.

Трактиры, парки, а потом и стадионы привлекали массы людей, и постепенно слово «Крестовский» в сознании петербуржца-ленинградца стало синонимом слова «отдых». Все отмечали демократичность острова, ведь каждый мог найти здесь развлечения по толщине кошелька, каждый мог обрести «своё веселье», и никто не уходил разочарованный. Вот как описывает Б.А. Садовский в своей повести гуляния на Крестовском острове в начале XIX в.: «От „гуляков“ в трактире вторую неделю отбою нет. Только завечереет, все на Крестовский валом валят: и гвардейцы, и важные господа, и всякая столичная мелочь… Кому не охота послушать лихих цыганских песен, полюбоваться на красавицу Татьяну… Говор понемногу крепнет, пробки захлопали, и шампанское закипело».

Берег Крестовского острова. XIX в.

Вслед за трактирами в 1860-е гг. на остров пришел спорт – гребные и яхт-клубы. В один день здесь можно было с пользой для здоровья пройтись под парусами или до мозолей на ладонях поработать веслами, а вечером, уже с пользой для души, посидеть в трактире.

Советское время чуть сместило акценты, но в целом не изменило статус «острова отдыха». Лишь в современную эпоху он меняет статус, превращаясь из острова-парка и острова-стадиона в элитный жилой район Петербурга.

Мы называем его Крестовским, а в XVIII в. остров стал известен петербуржцам как Крестовый. Ходили, правда, ещё названия – остров Святой Натальи, Христофоровский остров – по именам владельцев, но названия эти не прижились. Унаследованный от финского названия (Ristisaari – остров Крест) топоним указывает на крест, но какой именно крест имеется в виду? Некоторые исследователи предполагают, что название произошло из-за озера в форме креста, которое и доныне существует на территории Приморского парка Победы. Возможно, и так, однако возникает вопрос, почему этого не знал историк А.И. Богданов, составляя в 1750 г. «Описание столичного города Санкт-Петербурга». Он пишет, что неизвестно откуда остров «имя свое восприял», хотя все предания в эпоху Богданова были ещё свежи. Против «озерной» версии говорит и то, что Крестовое озеро было затеряно в лесной чаще в глубине острова и особо заметной роли в восприятии ландшафта не играло.

Другая версия утверждает, что в допетровские времена на острове стояла часовня, крест которой видели далеко в заливе. Но и она не выдерживает серьёзной критики: если стояла часовня, значит, жили и люди, а ясных указаний на это не имеется. Земли в дельте Невы и так хватало, зачем селиться в местности, постоянно заливаемой разрушительными наводнениями и едва возвышающейся над уровнем моря? Не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что верующие из уважения к святыне никогда не ставили часовни в местах, где тем грозит разрушение или затопление. По имеющимся данным, на острове в допетровское время стояли лишь какие-то сараи да крестьяне заготовляли сено.

Вполне возможен иной вариант происхождения названия: на острове мог находиться навигационный знак в форме креста или похожий на крест. Поросшие лесом острова в допетровскую эпоху едва выступали из воды, напоминая близнецов-братьев, и, чтобы отличить один от другого, лоцманы, занимавшиеся сопровождением судов к невским крепостям, ставили характерные навигационные знаки. Свой знак имел Столбовой (Петровский) остров, свой – Крестовый.

Как бы то ни было, название Крестовый – Крестовский оказалось живучим. Соседний Елагин несколько раз менял имя, Каменный остров в советское время стал островом Трудящихся, а против названия «Крестовский» даже советская власть ничего не имела.