Текст книги "Врата Европы. История Украины"

Глава 8
Казачество

В течение XV и XVI столетий в украинских степях происходят тектонические сдвиги с точки зрения политики, экономики и культуры. Впервые со времен Киевской Руси фронтир – линия размежевания между земледельцами и кочевниками – не отступает к болотам бассейна Припяти и Карпатским горам, а движется на юго-восток. Исследования лингвистов показывают, что в ту эпоху две главные группы диалектов украинского языка, полесская и карпато-волынская, двинулись в том же направлении, перемешались и образовали третью, что в наши дни простирается от Житомира и Киева через Донбасс вплоть до Краснодара и Ставрополя на территории России. Смешение диалектов отражает миграцию этнических групп.

Причины такого преображения таились в самих степях. Междоусобицы, охватившие Золотую Орду в середине XIV века, столетие спустя привели к ее распаду. Преемниками Орды стали Крымское, Казанское, Астраханское ханства и другие образования. Никому из них не было под силу восстановить былое могущество Улуса Джучи. Крым отделился от Орды в 1449 году, первым самостоятельным ханом стал Хаджи-Гирей, чингисид. Династия Гиреев продержится в Крыму до конца XVIII века, но вот независимость им сохранить не удастся. К 1478 году Крым станет вассалом Османской империи. Эта великая мусульманская держава во главе с турками-османами в XIV–XV веках заменила Византию в роли властелина Восточного Средиземноморья и Черного моря. В 1453 году османы захватили Константинополь и перенесли туда столицу, дав городу новое имя: Стамбул. Несколько позже они овладели южным берегом Крыма, где их цитаделью стала портовая Кафа (нынешняя Феодосия). Гиреи правили к северу от Крымского горного хребта. Подчинялись им и кочевники-ногайцы в степях на юге современной Украины.

Крым привлекал Турцию с разных сторон, в том числе коммерческой. Особый интерес представляла работорговля. Она всегда занимала видное место в экономике Восточной Европы, но теперь затмила все прочее. Законы Османской империи позволяли обращать в рабство только неверных и давали стимулы к освобождению рабов. Поэтому товар на невольничьих рынках всегда шел нарасхват. Ногайцы и крымские татары почуяли конъюнктуру. В погоне за живым товаром они принялись терзать расположенные у Дикого поля окраины Речи Посполитой и Московского царства, проникая и вглубь их территории. Работорговля значительно повышала доходы скотоводов-ногайцев и крымских татар, которые вдобавок возделывали землю. Неурожаи, как правило, оборачивались учащением набегов на вышеназванные государства и увеличением потока невольников на юг.

Все маршруты, по которым татары выступали в походы на север, пересекали территорию нынешней Украины. Черный шлях и его ответвления шли между Днестром и Днепром к западному Подолью, Волыни и Галичине. Муравский шлях, также с несколькими ответвлениями, – через будущую Слободскую Украину (в частности, Харьковскую область) к Южной России. Спрос на зерно привел к тому, что Украина уже в XVI веке вошла в орбиту балтийской торговли, в средиземноморском же мире она, как объект татарских набегов, превратилась в невольную поставщицу ясыря (рабов). Украинцы преобладали среди населения лесостепи и колонизированного в первые десятилетия Речи Посполитой степного пограничья – они же стали главной жертвой нехватки бесплатных рабочих рук в османской экономике. На втором месте, с небольшим отрывом, оказались этнические русские.

Автор середины XVI века, известный нам как Михалон Литвин, посетил Крым и описал размах работорговли словами, услышанными на Перекопе: “Один иудей там в Таврике, у тех единственных врат ее, стоящий во главе таможни, видя, что туда постоянно ввозится бесчисленное множество пленных людей наших, спрашивал у нас, все так же ли наши земли изобилуют людьми или нет и откуда здесь такое множество смертных”[19]19
  Перевод В. И. Матузовой.


[Закрыть]. Число украинцев и русских, угнанных в Крым за XVI и XVII столетия, оценивают по-разному: от полутора до трех миллионов. Выше всего ценили детей и подростков. Вообще, новых рабов ждала разная участь. Мужчин обычно посылали на галеры (по-гречески “каторги”) османского флота либо на поля, женщины становились домашней прислугой. Кое-кому, можно сказать, везло. Одаренные молодые люди время от времени делали карьеру – но чаще всего в качестве евнухов. Красавицы могли очутиться в гареме того или иного сановника и даже самого падишаха.

Украинская девушка, известная нам под именем Роксоланы, стала женой Сулеймана Великолепного – могущественнейшего султана, который правил с 1520 по 1566 годы. Ему наследовал сын от их брака – Селим II. Роксолана получила в гареме имя Хюррем-Султан и, как предписывает ислам, опекала сирых и голодных. Под ее покровительством были воздвигнуты изумительные образцы османской архитектуры, например названные ее турецким именем общественные бани возле Айя-Софии в Стамбуле. Над ними работал Мимар Синан, едва ли не самый талантливый из османских зодчих. С начала позапрошлого века Роксолана служит героиней многих книг и телефильмов – как на старой родине, так и на новой. Ее жизнь, конечно же, была редким исключением, никак не правилом.

Нападения татар и увод миллионов людей в рабство надолго травмировали украинскую историческую память. Участь пленных стала сюжетом многочисленных дум – эпических песен, чьи авторы оплакивали невольников, рассказывали о попытках бежать из Крыма, славили тех, кто отбивал ясырь по пути к Перекопу или в Крыму. Таких народных героев называли казаками. Они бились с татарами в степи, совершали морские набеги на турецкие берега и иногда действительно освобождали из рабства единоверцев.

Кем же были казаки? Ответ зависит от исторического периода, о котором идет речь. Без сомнения, появились они в среде тюрков-кочевников. Слово “казак” – тюркского происхождения и может означать дозорного, разбойника или просто свободного человека. Первые казаки были всем этим сразу. Они собирались в ватаги и рыскали по степи, за пределами постоянных или временных поселений тех народов, из которых происходили. Кормились они рыбной ловлей, охотой и разбоем. По степи проходило немало торговых путей, и купцы, что не заботились о достаточной охране для своих караванов, рисковали стать добычей казаков. Вылазка казаков в украинскую степь не с юга или востока, а с севера – с заселенной окраины Великого княжества Литовского – в источниках впервые упоминается именно в связи с налетом на торговцев.

В 1492 году – когда Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская велели изгнать евреев из своих королевств, а Христофор Колумб высадился на острове в Вест-Индии и дал тому имя Сан-Сальвадор – казаки заявили о себе на Украине. Согласно жалобе, высланной крымским ханом великому князю Александру, подданные Литвы из Киева и Черкасс захватили и ограбили татарский корабль в низовьях Днестра. Александр в ответном письме не доказывал, что те явились из какой-то другой страны, не придумывал им оправдания. Он уверил Менгли-Гирея, что велел “украинным” (пограничным) чинам расследовать это дело. При поимке разбойников следовало казнить, имущество же их – видимо, включая награбленное – передать представителю хана.

Если даже слуги великого князя выполнили его приказ, на становлении казачества это никак не отразилось. На следующий год Менгли-Гирей обвинил казаков из Черкасс в нападении на посла Ивана III. В 1499 году казаки “гуляли” у побережья Черного моря, в окрестностях Очакова. Хан подумывал о том, чтобы протянуть цепь от этого города через Днепровский лиман – чтобы закрыть казакам выход в море. У нас нет оснований думать, что его намерение, будь оно даже воплощено в жизнь, сколько-нибудь помешало казацким рейдам. Немного проку было и от жалоб из Крыма литовскому государю.

Воеводы и старосты южных пределов великого княжества одной рукой пытались удержать казаков от набегов на мусульман, другой – использовать их же для защиты границ. В 1553 году Сигизмунд Август велел князю Михаилу Вишневецкому, черкасскому и каневскому старосте, соорудить крепость за порогами Днепра, чтобы блокировать казацкие экспедиции во владения Османской империи. Тот исполнил приказ монарха с помощью собственных казаков. Неудивительно, что хан в таком предприятии увидел подготовку к нападению на Крым. Четыре года спустя высланное Девлет-Гиреем войско изгнало Вишневецкого из аванпоста на Хортице. Зато в народной традиции князь превратился в героя и первого казацкого гетмана (титул командующих армиями Речи Посполитой) и неукротимого борца с турками и татарами.

К середине XVI века земли южнее Киева изобиловали новыми поселениями. Михалон Литвин не скрывал восторга: “Счастливая и обильная Киевщина богата и людьми, ибо на Борисфене и на других впадающих в него реках есть немало многолюдных городов, много деревень”. Происхождение переселенцев он описывал так: “Одни скрываются от власти отца, или от рабства, или от службы, или от [наказания за] преступления, или от долгов, или от чего иного; других же привлекают к ней, особенно весной, более богатая нажива и более обильные места. И испытав радости в ее крепостях, они оттуда уже никогда не возвращаются”. Автор уверял, что казаки зарабатывают на пропитание не только рыболовством и охотой, но и грабежом. “Киевские хаты, изобилуя плодами и фруктами, медом, мясом и рыбой, но грязные, полнятся драгоценными шелками, каменьями, соболями и другими мехами, пряностями”. В этой земле он видел “шелк дешевле, чем в Вильне лен, а перец дешевле соли”. Купцы экспортировали пряности и предметы роскоши из Османской империи в Польшу, Литву и Россию.

Если первые украинские казаки были жителями городов у Днепра и его притоков, к концу XVI столетия их ряды пополнило множество земледельцев. Приток крестьян-русинов снял вопрос о политической, этнической и религиозной идентичности раннего казачества – татары ли это (ногайцы или кто-то еще), подданные короля и великого князя или продукт полиэтничного плавильного котла, где нашлось бы место кому угодно. Теперь это были преимущественно украинцы, что происходили главным образом из княжеских и прочих латифундий, а в казаки ушли, чтобы избежать “второго издания крепостного права”, как называют это явление историки. Выше, в 7-й главе, уже приведены мотивы, по которым магнаты и шляхта привлекали переселенцев на недавно освоенные земли вдоль фронтира. Беспрерывную угрозу татарских набегов должны были уравновесить длительные отсрочки на уплату податей. Когда время их истекало, многие крестьяне, не желая превращаться в крепостных, уходили дальше в степь. Довольно часто они вливались в казачество, заражая его социальным радикализмом.

Заселение Украины – степного пограничья, как показано на вышеупомянутой карте Томаша Маковского, – стало общим делом князей с “ближней” и казаков с “дальней” Волыни. В 1559 году Константина Острожского назначили киевским воеводой, так сказать, вице-королем огромных пространств на обоих берегах Днепра. Его власть распространялась на Канев и Черкассы – и на тамошних казаков, которые одновременно помогали и мешали освоению степи своими рейдами на татар и турок. Благодаря Острожскому, казаков впервые стали привлекать на военную службу, не столько ради пополнения войска, сколько для того, чтобы хоть немного обуздать их и не дать обосноваться на землях за днепровскими порогами. В ходе Ливонской войны значительные силы пришлось сосредоточить на литовско-российских рубежах, и это подстегнуло в 70-х годах XVI века формирование казацких подразделений. Одно из них, принимавшее участие в Ливонской войне, насчитывало пять сотен воинов.

Реорганизация казаков из стражи на службе приграничных воевод и старост в отряды, командовать которыми доверили уже офицерам, открывает новую эпоху в истории казачества. Впервые появляется термин “реестровый казак” – в реестр (список) вносили тех, кого зачислили на военную службу. Это освобождало их от уплаты налогов и выводило из-под юрисдикции местных чиновников; полагалось им и жалованье. Охотников оказаться в реестре, понятное дело, хватало с избытком, но Корона вербовала лишь немногих казаков, а на оклад и привилегии те могли рассчитывать только до увольнения от службы. Тем не менее казаки, которых не брали в реестровые или же исключали оттуда во время очередного затишья, желали сохранить казачий статус, что приводило к нескончаемым тяжбам с приграничными властями. Учреждение реестра позволило государству разрешить одну проблему, но вскоре породило другую.

В 1590 году сейм Речи Посполитой постановил набрать в реестр тысячу казаков для защиты украинских земель от татар, а татар – от казацкого своеволия. Король издал соответствующую ординацию (устав), но толку от нее было немного. В 1591 году казаки поднимают свое первое восстание. До этого времени они “шарпали” подданных султана – Крымское ханство, Молдавское княжество (вассала Османской империи), побережье Черного моря. Теперь же эта лава выплеснулась в другую сторону. Взбунтовались казаки не против государства, а против своих патронов – князей с Волыни, главным образом Януша Острожского и его отца Константина. Януш был старостой Белой Церкви, укрепленного города на Южной Киевщине, где жило немало казаков. Константин же, киевский воевода, присматривал за сыном. Старый князь и княжич правили этой землей словно собственной. Из местной знати никто не посмел бы им перечить, несмотря даже на алчность вельмож, которые вынудили многих шляхтичей уступить им свои владения.

Но тут нашла коса на камень. Один из пострадавших от самоуправства Острожских, Криштоф Косинский, был казацким атаманом. Когда Януш, презрев королевское пожалование, выгнал этого шляхтича из его усадьбы, Косинский не стал тратить время на жалобы монарху – это ничего бы не дало, – а собрал казаков и напал на Белую Церковь. Частные армии Острожских и Александра Вишневецкого, еще одного волынского князя, за два года разбили повстанцев. Аристократы управились с мятежом и без помощи Речи Посполитой. По иронии судьбы, крестные отцы казацкой вольницы усмирили непокорных молодцов с помощью других казаков – тех, что были у них на службе. Из атаманов, что были на жалованьи у Острожских, особую известность приобрел Северин Наливайко. Он командовал надворными казаками, но после разгрома Косинского в 1593 году собрал рассеянных по степям Подолья повстанцев и увел их как можно дальше от владений старика Острожского.

Острожские манипулировали непокорными казаками, но с переменным успехом. Казаки сами выбирали себе командиров и подчинялись им в бою – когда же возвращались к мирной жизни, ничто не мешало им не только сбросить атамана, но и казнить, если его действия шли вразрез с их нуждами. Сверх того, внутри казачества возникли серьезные противоречия, которые не сводились к одному противостоянию реестровых и нереестровых. В реестр набирали казаков-землевладельцев, что жили в городах и селах между Киевом и Чигирином. Им открывались пути к привилегиям, положенным воинам короля. Но возникла и другая группа – запорожцы, где много было бывших крестьян. Их “штаб-квартира”, Сечь, располагалась намного ниже по Днепру, на одном из островов за порогами. Запорожцы были недосягаемы для королевских чиновников, чаще других дрались с татарами, а во время восстаний Сечь служила опорой всем недовольным, что бежали в степи.

Наливайко, которому Острожские, очевидно, поручили держать в узде казацкую голытьбу – главным образом беглых крестьян, вскоре нашел общий язык с недавними врагами, заключив с Запорожьем союз. В начале 1596 года когда-то лояльный князьям атаман повел казаков на восстание еще большего размаха, чем предыдущее. В тот период Украина несколько лет страдала от неурожаев, и множество голодных крестьян ушло в казаки. В этот раз магнатам не хватило собственных войск для победы, поэтому вызвали армию Короны во главе со Станиславом Жолкевским, польным гетманом. В мае 1596 года поляки окружили лагерь казаков на Левобережье, под Лубнами. Старые, городовые, казаки обратились против новых и выдали полякам Северина в обмен на амнистию. Вождя повстанцев казнили в Варшаве. Надворный сотник стал бунтарем, а затем мучеником за казачество и православие – в глазах позднейших летописцев и романтиков. Среди последних оказался и русский поэт Кондратий Рылеев, который так же сложил свою голову за участие в восстании декабря 1825 года.

В конце XVI века фактор казачества стали принимать в расчет стратеги не только Речи Посполитой и Османской империи, но и других европейских держав. В 1594 году на Сечь приехал Эрих Ляссота фон Штеблау с предложением от императора Рудольфа II помочь Священной Римской империи в борьбе против турок. В то же время и с поручением подобного рода на Украине побывал папский посланец Александар Комулович (Алессандро Комулео). Из этих посольств ничего в общем не вышло, зато нам остались письма Комуловича и дневник Ляссоты, где описано демократическое устройство Запорожья, – весьма ценные источники по раннему казачеству. Слава о казаках, уже известных в Вене и Риме, скоро дойдет и до Парижа с Лондоном. Для Москвы же они будут представлять нешуточную угрозу.

Украинские казаки, что в середине XVI столетия кормились и за счет жалованья из казны Ивана Грозного, в начале XVII века явились в Москву гостями уже незваными. Россия переживала тогда Смутное время – династический, политический и экономический кризис. В первые годы нового века страну поразил долгий и жестокий голод, отчасти вызванный тем, что теперь именуют Малым ледниковым периодом, – глобальным похолоданием, которое то усиливалось, то ослабевало с середины XIV до середины XIX века. Как раз в то время похолодало очень резко. Кризис ударил по России не вовремя – несколько лет назад вымерла московская ветвь Рюриковичей, и ряд аристократических семейств оспаривал права Годуновых на престол. Династические распри в 1613 году окончились избранием первого царя из новой династии – Михаила Романова. Но в промежутке несколько претендентов, в том числе самозванцы, что выдавали себя за Дмитрия, сына Ивана Грозного, устроили междоусобную войну и открыли дорогу в Россию авантюристам из Речи Посполитой.

В течение Смутного времени украинские казаки поддерживали двух самозванцев: Лжедмитрия I и Лжедмитрия II. До 10 тысяч пристало к польному гетману Жолкевскому, когда в 1610 году тот повел на Москву королевскую армию. Избрание на трон Романова не остановило украинских казаков. В 1618 году уже 20 тысяч приняли участие в походе и осаде Москвы войском Речи Посполитой. С их помощью война завершилась в том же году на невыгодных для России условиях. Польша получила Черниговскую землю, утраченную Великим княжеством Литовским столетием ранее. Вскоре, к середине XVII века, Черниговщина станет немаловажной частью казацкого мира. Впрочем, сечевики по своему обычаю и помогали польскому королю, и мешали. Речь Посполитая так и не добилась никакой поддержки от Османской империи – не в последнюю очередь из-за морских рейдов запорожцев.

В 1606 году они спустились на чайках (ладьях) по Днепру, вышли в море и напали на Варну, одну из твердынь Османской империи на Балканском полуострове. В 1614 году казаки разграбили Трабзон на юго-восточном побережье Черного моря, а через год проникли в Золотой Рог и разорили пригороды Константинополя, словно подражая руси 860 года. Но если норманны с империей еще и торговали, запорожцы не слишком отличались от пиратов, терзавших берега не только Средиземного, но уже и Карибского моря. Казаки грабили турок, мстили за обиды, а согласно украинским думам, еще и спасали измученных рабов. В 1616 году казацкая экспедиция завершилась взятием главного невольничьего рынка на Черном море – Кафы – и освобождением всех пленников.

Беспрестанные налеты казаков на прибрежные районы Османской империи, что пребывала в зените могущества, приводили в негодование советников и в изумление послов иноземных государств. Теперь различные христианские монархи стали учитывать запорожцев как силу, которую не мешало бы привлечь к союзу против турок. Французский посол Филипп де Арлэ, граф де Сези, писал в августе 1620 года Людовику XIII: “Казаки бывают каждый раз поблизости отсюда на Черном море, где они захватывают невероятную добычу, несмотря на свои слабые силы, и имеют такую славу, что нужны палочные удары, чтобы заставить турецких солдат выступить на войну против них на нескольких галерах, которые великий сеньор (султан. – С. П.) посылает туда с большим трудом”[20]20
  Цит. по “Босфорской войне” В. Н. Королева.


[Закрыть].

В то время как де Сези сообщал своему королю о неспособности Блистательной Порты закрыть казакам выход в Черное море, советники шестнадцатилетнего Османа II соображали, как вести войну на два фронта: против польской армии на суше (куда входили и отряды казаков на службе у магнатов) и запорожцев на море. Летом 1620 года турецкая армия вдоль Прута приблизилась к юго-восточному рубежу владений польского короля Сигизмунда III. В Стамбуле ему грозили неминуемой карой за попустительство описанным выше казацким набегам. На самом же деле Османская порта преследовала различные цели, прежде всего – не допустить, чтобы ее вассалов затянуло в орбиту Речи Посполитой, чье влияние в Восточной Европе заметно росло. Десятитысячная польская армия и турецкая, что, по некоторым оценкам, превышала ее вдвое, сошлись в битве в сентябре 1620 года возле Цецоры (на современной румыно-молдавской границе). После трехнедельных боев поляки потерпели сокрушительное поражение.

Других регулярных войск у Речи Посполитой не было. Королевский двор и всю страну охватила паника – все ждали турецкого вторжения. Османская империя же собрала громадное войско, до 120 тысяч солдат, во главе с самим падишахом. Уже в следующем, 1621 году турки прошли через Молдову к Днестру. Навстречу им вышла сорокатысячная армия, половину которой составили украинские казаки. Командовал ими Петр Конашевич-Сагайдачный, предводитель рейда на Кафу пятилетней давности и похода на Москву в 1618 году.

Битва на берегах Днестра, у крепости Хотин, шла целый месяц и не принесла ни одной стороне явной победы. Впрочем, такой результат в Польше встретили ликованием. Гетманам Ходкевичу и Сагайдачному удалось остановить турецкую махину на границе и заключить мирный договор без каких-либо территориальных потерь. Никто не сомневался, что, не приди казаки на помощь Короне, дело обернулось бы намного хуже. Впервые, хотя и ненадолго, казаки стали героями Речи Посполитой. Книги, что вышли тогда в свет, превозносили Сагайдачного, называя его одним из величайших польских витязей. Оценили его вклад в борьбу с османами и украинские историки. Памятник ему стоит теперь в Киеве на Подоле.

Пролитую под Хотином кровь казаки сумели конвертировать в успех на внутриполитической шахматной доске королевства. Главным их требованием было шляхетство для старши́ны (офицерства), если не всего войска. В 1622 году, когда Сагайдачный умер в Киеве от ран, полученных на поле битвы, преподаватель Киевской братской школы Кассиан Сакович написал на смерть гетмана стихи, вскоре напечатанные в Киево-Печерской лавре. Там он расхваливал казаков, представляя их наследниками древних князей, что в первые столетия истории Руси осаждали Царьград. Согласно автору, казаки вполне заслуживали добываемую мечом “золотую вольность”. Этим словосочетанием обозначали права и свободы польско-литовской шляхты. Сакович наставлял:

 
Золотая вольность – так ее называют,
Получить ее все страстно желают.
Но отнюдь не каждому ее даруют –
Лишь тем, кто за отчизну и за пана воюет.
Мужеством ее рыцари в войнах добывают.
Не деньгами, но кровью ее покупают.
 

(Пер. с укр.)

Признание рыцарского статуса казачества почти гарантировало бы ему нобилитацию – обращение в шляхту.

Но здесь казаков подстерегала неудача. В 1632 году они хотели прорваться на сейм, где избирали нового короля, – право отправлять туда депутатов было только у шляхты. Однако их поставили на место. Этому унижению предшествовало несколько проигранных битв. Разгромом кончилось восстание 1625 года, не принесло успеха и новое, через пять лет. У Хотина казаков насчитывалось 20 тысяч, однако после первого из двух восстаний реестр ограничили шестью тысячами, в 1630 году расширили – но только до восьми. Очередное восстание бушевало в 1637–1638 годах, и точку в нем снова поставила коронная армия. Вопрос православия, о защите которого твердили своенравные подданные короля-католика, отчасти утратил первоначальную остроту, когда власть пошла навстречу требованиям преследуемой церкви. Если в 1630 году часть духовенства бунтовщиков поддержала, то уже в 1637–1638 православный клир остался к ним глух. Казаки заговорили о предательстве. Панегирики, что выходили в свет из типографии Лавры, уже не славили казацких гетманов. Теперь их героями стали православные вельможи, что усмиряли восстания.

Разгром последнего из них дал властям возможность установить долговременный мир. Фундамент под него подвели незамысловатый: воинам пожалуют определенный статус, в обмен те интегрируются в правовое и социальное пространство Речи Посполитой под началом новых командиров, назначенных монархом. Ординация 1638 года удовлетворила многие требования казацкой старшины. Казаки в ней признавались отдельным сословием, со своими правами, которые не утрачивали силу при увольнении с военной службы. Пожаловали им и право передавать такой статус по наследству, а с ним и земельные владения. Правительство намеревалось оградить новое сословие от притока людей из других слоев общества – главным образом мещан, которые жили бок о бок с казаками на степном фронтире.

Сверх того, реестр уменьшили до шести тысяч человек (норма 1625 года), а реестровых поставили под начало великого гетмана коронного, главнокомандующего польской армией. Должности казацкого комиссара и шести полковников заняли польские шляхтичи. Казаки в этом войске могли дослужиться самое большее до сотника. Полки должны были по очереди стоять гарнизоном на Сечи, в цитадели мятежных казаков у самой крымской границы. Чтобы положить конец морским рейдам запорожцев и поправить отношения с Турцией, отстроили заново Кодак – крепость у самого верхнего порога (возле нынешнего города Днепра). Впервые укрепления там возвели в 1635 году, но сечевики незамедлительно их сожгли. Руководить восстановлением Кодака назначили французского военного инженера по имени Гийом Левассёр де Боплан. Вскоре, в 1639 году, он составил первую (но не последнюю) карту Украины – степного пограничья Речи Посполитой, а именно Подольского, Брацлавского и Киевского воеводств. Благодаря кипучей деятельности Боплана, слово “Украина” уже во второй половине XVII столетия было знакомо всем европейским картографам.

После умиротворения казачества, когда недавних бунтарей, включая и запорожцев, как будто встроили в социальную иерархию Польши, а низовья Днепра надежно закрыли от их набегов, государство на десять лет погрузилось в “золотой покой”. Продолжалась колонизация фронтира, открывались возможности обогащения, прирастали земли магнатов и шляхты. На освоенные земли шел приток крестьян, там возникали новые латифундии и новые общины евреев, которые играли роль посредников. Довольно скоро выяснилось, что это затишье перед бурей. Назревало новое казацкое восстание невиданного прежде размаха.

За полтора века казачество заметно эволюционировало – от ватаг охотников и рыболовов, что искали пропитание в степях на юг от Киева, до колонизаторов степи; от стражников на службе у князей до бойцов самостоятельного войска, обративших на себя внимание Европы многочисленными подвигами; наконец, от беглецов и авантюристов до членов крепко спаянного ордена, который считал себя отдельным сословием и требовал от властей не только денег, но и признания высокого статуса. Речь Посполитая могла извлечь пользу как из отваги, так и хозяйственной активности казаков – но только в обмен на уступки. Последующие события показали, как трудно было им найти общий язык.