Текст книги "Тайны живой природы. Загадочные животные и растения"

В октябре 1991 года и в сентябре 1992 года итальянец Джузеппе Костале дважды наблюдал серую «бронированную» рептилию, двигавшуюся зигзагами.

Скептики утверждают, что россказни об альпийском драконе не выдерживают критики, поскольку ядовитых ящериц не бывает. Подобные заявления, в общем, справедливы, однако у этого правила есть два зубастых исключения – аризонский ядозуб (Heloderma suspectum) и мексиканский ядозуб (Heloderma horridum), обитающие в американских штатах Техас и Аризона.

Эти огромные ящерицы, достигающие 75 см в длину, вполне оправдывают данное им название – ядозубы: их нижняя челюсть сплошь усеяна ядовитыми зубами. Когда они кусают жертву, их зубы, загнутые, точно крючки, впиваются настолько глубоко, что у нее нет никакой возможности вырваться. Для человека укус ядозуба не смертелен, но очень болезнен.

Эти особенности действительно указывают на возможное родство татцельвурма с ядозубами, австрийский натуралист Якоб Николасси даже предложил дать криптиду латинское имя Heloderma europaeum. Тем не менее Эйвельманс указывает, что сообщения о ядовитости существа встречаются только в рассказах жителей Альп. Эйвельманс цитирует мнение Роберта Кирша, утверждавшего, что это создание может быть своего рода большой веретеницей. Выглядящие как змеи, веретеницы на самом деле – ящерицы, однако безногие. Возможно, хорошим «кандидатом» для разъяснения этой загадки является желтопузик (Ophisaurus apodus) – вид веретениц, длина тела которого 120 см, что делает его крупнейшей ящерицей Европы.

Желтопузика можно встретить на Балканском полуострове и в Крыму. Возможно, некоторые отдельные его особи могли добраться до Альп. Тенденция к атрофии ног характерна и для нескольких других семейств ящериц, например только две передние ноги имеет мексиканская ящерица хирот (Bipes canaliculatus).

В 1950-х годах Бернард Эйвельманс писал: «Не существует никаких сомнений в том, что татцельвурм существует, хотя и не установлено, является ли он огромным сцинком, саламандрой или каким-либо неизвестным животным. Даже в стране, известной основательно, от начала до конца, не все животные могут быть исследованы наукой. Много времени пройдет, прежде чем мы будем знать досконально весь мир. Можно ожидать еще много сюрпризов для зоопарков».

Некоторые описания предполагаемого татцельвурма напоминают описания земноводного животного, похожего на озерного сирена (Siren lacertina). Это животное обитает на юге Соединенных Штатов и похоже на больших рептилий, имея при этом только переднюю пару ног. Крупные особи могут вырастать до 90 см в длину. Сирен ведет скрытный образ жизни, оставаясь обычно укрытым в грязи. Появляется на поверхности после дождя для охоты на насекомых, червей, мелких рыб и улиток. Возможно, подобный вид также населял Европу до недавнего времени.

Ульрих Мэгин предположил, что татцельвурм – это неизвестный науке европейский вид саламандр, родственник китайской исполинской саламандры (Andrias davidianus), которая может вырастать до 1,8 м в длину.

Профессор зоологии Карл Вильгельм фон Далла Торре в своей книге (1887) писал, что татцельвурм может быть мифическим существом, созданным путем объединения нескольких черт обычных животных (как в случае сказочного дракона, сочетающего в себе черты ящерицы и летучей мыши).

Таким образом, как и легендарная Несси, татцельвурм до сих пор числится у ученых в ранге мифических созданий. Остается надеяться, что это загадочное существо еще не вымерло, а спокойно странствует в альпийских пещерах, вглядываясь в темноту огромными глазами.

Печальная участь квагги

Современники писали: «То утро выдалось в Амстердаме туманным, и густая белая пелена плотно закрыла все вольеры и дорожки между ними. Старый служитель пришел, как всегда, на полчаса раньше. Нарезал веток, достал из погреба фрукты и мясо, мелко нарубил его и пошел кормить животных. За туманом не было видно даже решеток. Старик торопился, до открытия зоопарка оставался час, ему не хотелось кормить зверей при посторонних. В вольерах с копытными было тихо. Старик отпер калитку и тут же споткнулся. На кирпичном полу лежала квагга. Последняя из всех, существовавших когда-либо в природе».

Это было 12 августа 1883 года. А за столетие до этого…

За столетие до печального события в Амстердамском зоопарке, потрясшего натуралистов, на необозримых просторах южноафриканских саванн паслись бесчисленные стада копытных. Загадочная Африка еще только-только приоткрывала перед любопытствующей Европой завесу над своими тайнами. Еще существовали в природе голубая антилопа, бурчеллова зебра и странствующий голубь. Но уже не было на Земле стеллеровой коровы, дронта и тура.

Большинство европейцев знакомились с африканской природой по книгам, в которых так и не был дан ответ на вопрос, что такое камелопардус, удивительный метис верблюда и леопарда, или единорог, у которого, правда, иногда встречается два или даже три рога, или водяная лошадь… Эра жирафы, носорога и гиппопотама придет позже, в конце XVIII – начале XIX века, когда в дебри Южной Африки проникнут первые смельчаки путешественники и привезут домой удивительные, невероятные рассказы о миллионных стадах антилоп, громадных слонах, львах и гориллах. И о кваггах.

В 1777 году, заручившись поддержкой Парижского зоологического общества, в Южную Африку отправился Франсуа Левайян, смелый и образованный молодой человек. Три года колесил он по Капской провинции, пересекал реки, терялся в саваннах и джунглях. Левайяна манили сюда рассказы двух сподвижников знаменитого капитана Джеймса Кука – англичанина Андерсона и шведа Спармана, потрясенных природой этих мест.

Левайян написал пять томов захватывающих рассказов о своих приключениях. Кто знает, может быть, именно они вдохновили Майн Рида на южноафриканскую трилогию?

Так или иначе, Левайян был первым, кто привез в Европу реалистичные рисунки львов, гепардов, гиен. Он первым описал схватку птицы-секретарь с ядовитой змеей, поведал о виверрах и земляном волке. Первым доставил европейским ученым шкуру и кости жирафы, таинственного камелопардуса. Их выставили в естественно-научном музее в Париже, их изучал сам Жан Батист Ламарк.

Левайян рассказал и о квагге. Тогда еще громадные стада этих замечательных животных жили в междуречье Оранжевой и Вааля.

«Есть три вида диких ослов в Южной Африке – зебра, квагга и собственно дикий осел без полос. На Капе квагга известна под названием дикая лошадь…» Простим Левайяну неточности в определении родственных связей между южноафриканскими непарнокопытными. В его времена стройной научной системы их классификации еще не было создано. «Несомненно, зебра и квагга – два разных вида, и они никогда не пасутся вместе, а смешиваются в стадах с антилопами». Далее Левайян совершенно справедливо отмечает: «Считали, что квагга – результат смешения зебры с дикой лошадью. Но это говорили люди, которые не были в Африке. Здесь нет собственно диких лошадей». Путешественник был прав, утверждая, что квагга – самостоятельный вид. Да и кто до него в Европе мог свободно рассуждать о квагге, ни разу не наблюдая ее в природе? «Квагга намного мельче зебры. Это красивое грациозное животное», – писал Левайян.

Буры, потомки голландских переселенцев, пришедшие в эти края задолго до поездки Левайяна, все, как один, думали иначе. Именно им мир «обязан» безвозвратной потерей квагги и других видов животных. Вся беда квагги состояла в том, что ее кожа годилась для изготовления бурдюков, в которых хозяйственные буры хранили зерно. От ее мяса они тоже не отказывались. Квагг отстреливали тысячами. Иногда животных гнали к пропасти, и сотни полосатых лошадей разбивались о камни.

В 1810–1815 годах по следам Левайяна прошел известный английский натуралист Бурчелл. Он снова привез в Европу сведения о южноафриканских животных. Среди них и о квагге. Но сведения эти были уже тревожными. «Утром наши охотники убили кваггу и съели ее».

А вот так описывает Бурчелл охоту на кваггу местных жителей Намакваленда. Африканцы брали у природы ровно столько, сколько им было нужно для пропитания племени, – ни больше ни меньше. И это нисколько не влияло на поголовье животных. «Было вырыто множество ям, – пишет Бурчелл, – пространство между ними защищено линией толстых бревен, поставленных весьма часто, чтобы ни антилопы, ни дикие лошади не могли разрушить этой преграды. Линия тянулась на милю или две. В некоторых местах столбов не было, и тут находились глубокие ямы, мастерски прикрытые ветвями и травой. Когда животное попадало в такую яму, – заключает наблюдатель, – оно не могло пошевелить ни головой, ни ногами: ямы сужались книзу».

Местные жители называли квагг «игваха», «идабе», «гоаха» и не путали их с зебрами. Не следует думать, что среди европейцев, пришедших в Южную Африку в XVII веке, не было людей благоразумных и дальновидных: в 1656 году под охраной оказалась капская горная зебра, ее численность внушала опасения тогдашнему губернатору Капской провинции Ван Рибеку. И это за сто с лишним лет до того, как по шкуре и костям, привезенным путешественниками, ее описал Карл Линней! Но кваггу, увы, никто не охранял… Вот запись, дошедшая до нас с 40-х годов XIX века: «Скоро мы увидели стада квагг и полосатых гну, и бег их можно было сравнить разве что с мощной кавалерийской атакой или ураганом. Я приблизительно оценил их число в 15 тысяч. Над этим огромным стадом, напуганным нашей стрельбой, вились клубы пыли». Это строки из книги Уильяма Гарриса «Охота в Южной Африке». Сегодня пыль лежит на девятнадцати шкурах и одном-единственном полном скелете квагги, уцелевших в крупнейших естественно-научных музеях мира.

А между тем Альфред Брем писал о ней в своей знаменитой книге «Жизнь животных», не догадываясь, что дни квагги сочтены. Сведения о внешнем виде квагги, сохранившиеся в труде Брема, дают самое полное представление об облике этого животного: «Тело ее сложено очень хорошо, голова красивая, средней величины, ноги сильные. По всей шее проходит короткая прямая грива, метелка на хвосте длиннее, чем у прочих тигровых лошадей. Основной цвет шкуры коричневый. Через голову, шею и плечи проходят серовато-белые полосы с красным отливом. Между глазами и ртом полосы образуют треугольник. Взрослые самцы бывают до двух метров длины, вышина в загривке доходит до 1,3 метра…»

Через несколько десятков лет после открытия квагга стала достоянием зоологических и палеонтологических музеев, и в этом плане ей «повезло» больше, чем, скажем, стеллеровой корове: для истребления этого морского млекопитающего хватило и двух десятков лет. Правда, за несколько лет до полного исчезновения в Капской провинции и незадолго до окончательного истребления в Оранжевой республике в 1878 году квагг вывозили в Европу – в зоопарки. Несколько лет единичные особи протянули в неволе – до 1883 года.

Бурчеллова зебра пережила свою родственницу ненадолго – последняя погибла в Гамбургском зоопарке в 1911 году, за год до того ее не стало в природе.

Как часто бывает в подобных случаях, люди начали прикидывать, какую пользу могло принести им то или иное животное, останься оно в живых. Было так и с кваггами. Вспомнили, что еще Кювье в 1821 году предлагал одомашнить зебр и, в частности, квагг. Тогда ни он, ни любой другой исследователь не могли знать всех преимуществ одомашнивания диких полосатых лошадей. Одомашнить их следовало не для того, чтобы по улицам резво разъезжали повозки, запряженные зебрами, как это было в Кейптауне в конце XVIII века. И совсем даже не затем, чтобы между Трансваалем и Солсбери существовала почтовая служба на зебрах. Это были единичные и не нашедшие последователей попытки использовать этих животных.

Причина была в другом. Квагга была невосприимчива к болезням, которые тысячами косили скот, ввозимый переселенцами из Европы. Переносчик этих заболеваний – муха цеце – стал синонимом зла для целых африканских областей, хуже колорадского жука, проникшего на картофельные поля Европы из Нового Света.

В 1917 году некий майор Мэннинг, вернувшись из пустынных районов Каоковельда в Намибии, рассказывал, что видел целое стадо квагг. Ему, естественно, не поверили. Прошло несколько лет, и из Каоковельда вновь появились сообщения о кваггах. Обман зрения? Еще позднее французский журналист, возвратившийся из Намибии, утверждал, что местные жители племени топнар уверяли его, будто квагга выжила в их краях.

Были ли такие случаи в истории естествознания, когда исчезнувшие, казалось бы, навсегда животные возрождались? Были. Видели сумчатого волка, поймали бермудского буревестника, попала в сети кистеперая целакантовая рыба латимерия, нашли загадочную нелетающую птицу такахе в Новой Зеландии, наконец. Огромные пространства Южной и Юго-Западной Африки еще не исследованы. В знойные полупустыни не заходят даже местные племена. Может быть, квагга жива?

Буньип – обитатель австралийских болот

Австралийского буньипа вполне можно назвать чудовищем со многими «лицами» (или мордами, если вам так угодно), ведь его описания до того отличаются друг от друга, что практически невозможно нарисовать более-менее достоверный портрет этого монстра. Впрочем, это не особо огорчает многих ученых, которые считают буньипа всего лишь мифическим существом из фольклора австралийских аборигенов.

Если верить австралийским аборигенам, буньип предпочитает жить в болоте и пожирает любое живое создание, которое забредет в его владения. Этот монстр любит прочистить свои легкие и издает по ночам настолько ужасные крики, что, услышав их, самые смелые охотники тут же обращаются в бегство.

В мощи легких буньипа, похоже, сумел убедиться французский ученый Шарль Бейн, участник экспедиции Николя Бодена. В 1801 году он решил с несколькими спутниками совершить небольшую вылазку вглубь еще неизведанного австралийского материка. Возможно, первопроходцев ожидали важные открытия, но им не суждено было их совершить. Через несколько километров пути они услышали ужасный рев, раздававшийся из тростниковых зарослей Лебединой реки. Им показалось, что это вопит сам дьявол.

Путешественники решили, что такой рев может издавать только огромное чудовище, все в панике бросились бежать обратно к берегу, поход был сорван. Позже австралийские аборигены рассказали европейцам, что им довелось услышать рев буньипа. Они также сообщили путешественникам об их невероятном везении: по словам аборигенов, буньип просто сожрал бы белых людей, если бы те подошли к нему слишком близко. Если верить аборигенам, люди сходили с ума и даже умирали от одного вопля этого монстра.

Коренные обитатели континента настолько боялись буньипа, что говорили о монстре очень неохотно, причем шепотом, испуганно озираясь по сторонам. Они словно опасались, что чудовище сможет их услышать и тут же накажет за нелестные слова о нем. Буньип являлся для них своеобразным демоном, на которого можно было свалить все беды – внезапные смерти, болезни, исчезновение припасов или имущества.

Европейцы вновь вспомнили о буньипе, когда англичанин Гамильтон Хьюм рассказал об увиденном им в озере Батхерста необычном водяном монстре. Любопытно, что это озеро находилось в другом конце Австралии и увиденное Хьюмом животное явно не могло быть тем буньипом (или его потомком), который так напугал Шарля Бейна и его спутников. Если верить очевидцу, существо напоминало огромный гибрид ламантина и гиппопотама. Австралийское философское общество тут же пообещало Хьюму награду, если он добудет тушу, однако убить зверя или хотя бы увидеть его еще раз англичанину так и не удалось.

В середине ХIХ века о буньипе заговорила вся Австралия. Поводом стало настоящее нашествие монстров, которых наблюдали в самых различных районах страны. В озере Георга очевидцы увидели гигантского тюленя, лейтенант В. Бретон писал: «Говорят, что в озере Георга живет разновидность тюленя, обладающего сверхъестественной силой». А вот в реке Эмералии в 1848 году дало о себе знать загадочное существо темного цвета с длинной шеей и головой, напоминающей голову кенгуру. Чем-то оно напоминало доисторического ящера, правда, на голове у монстра была густая поросль, зато огромная пасть внушала невольный трепет. Местные жители говорили, что в реке живет буньип и его жертвами якобы уже стали несколько человек.

В 1872 году на озере Буррумбит какое-то неизвестное животное с круглой головой, лишенной ушей, бочкообразным телом и чудовищной пастью вызвало самую настоящую панику среди пассажиров прогулочного судна. Когда оно приблизилось к судну, все люди в страхе кинулись к другому борту, в результате судно чуть не перевернулось. В 1875 году в Квинсленде недалеко от Далби очевидцы наблюдали высунувшееся из воды странное существо, напоминающее тюленя. У животного был сдвоенный, но не симметричный хвостовой плавник.

Любопытный случай произошел при строительстве Грит-Лейнского гидроузла. Очевидно, монстру не понравилась столь шумная деятельность людей в его владениях, и он громогласно выразил свой протест: чудовище высунулось из воды, открыло огромную пасть и так взревело, что все рабочие перепугались до смерти.

Конечно, буньип очень заинтересовал ученых, и они попытались получить у аборигенов его более-менее конкретное описание, чтобы иметь возможность хотя бы заочно прикинуть, к какому виду животных он относится. Однако попытка «нарисовать» портрет монстра оказалась обречена на неудачу. Описания буньипа настолько противоречили друг другу, что речь могла идти либо о нескольких разных животных, либо о полностью вымышленном мифическом существе.

Одни аборигены говорили о рогах монстра, другие – о его плавниках и вытянутом туловище, покрытом мехом, третьи – об огромных клыках, как у моржа, и почти лошадином хвосте. Самые отчаянные фантазеры утверждали, что у чудовища лапы вывернуты пятками вперед, оно имеет туловище как у страуса, а на голове у него пучок водорослей. Когда же ученые услышали, что буньип полупрозрачен, у них голова вообще пошла кругом…

Рассказывали, что чудовище встречается в болотах и реках континента, а некоторые даже утверждали о возможности встретить монстра в любой яме с водой. Что объединяло все рассказы аборигенов о буньипе – это то, что монстр является жутким созданием, с которым лучше не встречаться.

В 1846 году на какое-то время показалось, что загадка буньипа будет вот-вот разгадана. У одного из притоков реки Мюррей, который отделяет Викторию от Южной Новой Галлии, был найден фрагмент черепа, который посчитали принадлежащим буньипу. Находку отослали натуралисту В. С. Маклею, тот определил, что это череп жеребенка. Изучение продолжил в Лондоне профессор сравнительной анатомии Ричард Оуэн, он, в свою очередь, решил, что фрагмент является обломком черепа коровы. Жеребенок и корова, конечно, разные животные, кто-то из экспертов явно ошибся, а может, ошиблись оба? Увы, установить истину не удалось: загадочным образом череп исчез.

В конечном счете у исследователей относительно буньипа осталось всего две версии: либо это чисто мифическое существо, либо аборигены принимали за буньипа дипротодона, крупного сумчатого, которого палеонтологи считали вымершим. Это животное, по мнению ученых, обитало в реках, озерах и болотах Австралии, внешне оно чем-то напоминало кролика, но… было размером с носорога.

Любопытно, что первые золотоискатели, которые рыскали в поисках желтого металла по неизведанным землям континента, сообщали о каких-то крупных животных, похожих на кроликов. Известный австралийский натуралист Амброз Пратт первым предположил, что эти трехметровые «кролики» могут быть дипротодонами, которых все считали вымершими. Возможно, дипротодоны и не дожили до наших дней, но аборигены, без сомнения, могли встречать их еще 300–400 лет назад. Что же касается жутких воплей буньипа, то, по мнению ученых, их могла издавать обыкновенная выпь.

В ХХ веке известный криптозоолог Бернар Эйвельманс принимал участие в нескольких экспедициях, организованных для поисков буньипа. Хотя таинственного монстра найти не удалось, ученый, пообщавшись с аборигенами, пришел к выводу, что в Австралии еще обитают неизвестные науке животные. Правда, найти их нелегко: на континенте немало труднодоступных мест, где могут существовать даже крупные звери.

Чемосит – пожиратель мозгов

На территории Восточной Африки, в лесах Уганды и Кении, по слухам, обитает похожий на медведя криптид. Свое основное название «нанди» существо получило от местности, в которой живет племя нанди и где, как говорят, чаще всего видели этого медведя. Прибрежные жители, говорящие на суахили, узнали о медведях от арабов и поэтому называют это животное арабским словом «дубу» – «медведь». В горах May (южнее Нандиленда) животное именуют на языке лумбва – «гетейт», что еще может звучать как «герейт», «керейт» и «керит» и переводится как «пожиратель мозгов». Жители в районе горы Элгон предпочитают употреблять слово «сальруку». Сабаи называют животное «самбруку». Сами нанди называют его «чимисет» или «чемосит».

В Кении местные охотники, даже самые опытные и смелые, начинали трястись от страха, услышав имя «чемосит». А когда они случайно набредали на его свежие огромные следы, сразу же ретировались. Говорили, что любой, кто услышит рычание этого зверя, не забудет его никогда.

«Медведь в Африке?» – недоверчиво переспросит искушенный читатель. Но на Африканском континенте не известно ни одного представителя семейства медвежьих. Единственное исключение может составить территория Марокко, где в горах близ Тетуана в древние времена водились бурые медведи, пришедшие с Иберийского полуострова, когда Гибралтар являлся еще сухопутным мостом между Европой и Африкой.

Геродот говорил о медведях в Ливии (под «Ливией» у древних подразумевалась вся Северная Африка) наряду с питонами, львами, слонами, «ослами с рогом» (носорогами или, может быть, либитериями, вымершими родственниками жирафа окапи). Плиний же оспаривал наличие медведей в Африке.

В 1668 году голландский географ, историк и путешественник О. Даппер в своих заметках писал, что в королевстве Конго водятся дикие кошки, «пресмыкающиеся и гадюки», а также медведи намного крупнее европейских.

На протяжении следующих веков ничто не колебало натуралистов во мнении, что на Африканском континенте никаких медведей нет. Но в 1905 году впервые было получено известие о том, что на плато Уазин-Гишу видели нечто, называющееся сегодня медведем нанди.