Текст книги "Ужин с волками"

“Хрен” моржовый, или когда размер имеет значение

Арктика, Чукотское море. Обычное утро на борту теплохода «Джурма» Дальневосточного морского пароходства. Судно вот уже второю неделю стоит на рейде портопункта Уэлькаль. Экипаж, разделенный на две смены, по 12 часов каждая, занимается выгрузкой угля при помощи самоходных барж.

08.00 ночная смена, состоящая из десяти человек, с посеревшими от ночной тяжелой работы лицами, тяжело протопала от пришвартованной с правого борта баржи в сторону надстройки. Только два человека, заговорщицки перемигиваясь, двинулись в сторону судового камбуза, неся в руках тяжелый сверток.

Утренняя смена моряков, отдохнувшая, с шутками и прибаутками приступила к своей работе. На камбузе молоденькая пухленькая пекарь, закончив замешивать тесто, начала неспешные приготовления к обеду. В ближайшие 12 часов она полностью отвечает за питание экипажа, а вечером ее сменит повар – такой порядок установлен на время выгрузки. Сегодня на обед котлеты из свинины, поэтому на разделочный стол водружается увесистая свиная ляжка для окончательной разморозки и разделки. В рулевой рубке мирно беседуют капитан и молодой старпом. Капитан, отстоявший 12-часовую ночную вахту, рассматривает в бинокль берег.

– Смотри, старпом, чукчи опять собираются на моржей.

Старпом берет второй бинокль, в который отчетливо видно, как на берегу 2 бригады чукчей снаряжают два вельбота, подносят карабины, буи, гарпуны и подвесные моторы. Рядом, вдоль полосы прибоя, валяются внутренности моржей – останки от вчерашней охоты.

– Сколько лет наблюдаю, – продолжает капитан, – и не перестаю удивляться. Взрослые мужские особи достигают веса от 1000 до 1400 кг и длиной от 3,5 до 4 метров и, чтобы вытянуть на берег убитого моржа, приходится использовать трактор. Чукчи цепляют трос за клыки моржа, а они иногда достигают длиной от 60 см до метра, и трактор начинает вытягивать его на берег. Если же это все-таки не удается, то у моржа вспарывают живот и выбрасывают внутренности прямо на берег, а это почти 30% веса. А ты знаешь, старпом, как моржи размножаются, и как матушка природа предусмотрела все, чтобы жизнь в этих холодных водах никогда не прерывалась.

– А-А-А-А-А-А-А-А-А, – раздается истошный женский крик, слышный даже через закрытую дверь рулевой рубки.

Капитан и старпом вздрагивают.

– Старпом, разберитесь, что там случилось, а я побуду на мостике.

Старший помощник пулей летит по направлению, откуда раздался крик. У раскрытой двери судового камбуза вся ночная смена моряков держится за животы, закатываясь от смеха.

– В чем дело? – разрывает круг старпом.

С пунцовым лицом и выпученными глазами девушка-повар с отвращением показывает на разделочный стол.

Старпом холодеет – на столе лежит продолговатый кусок плоти длиной 40—60 см и весом около 15 кг, чем-то отдаленно напоминающий мужской детородный орган невероятных размеров. Вдобавок, из его нижней части торчит то ли кость, то ли хрящ.

– Что это? – тихо спрашивает старпом.

– Я не знаю – всхлипывает «пекаришка». – Я недавно положила сюда свиную ногу для разделки, и вот вместо нее…она, он, эта гадость. – Не зная, как назвать неизвестный предмет, лежащий на столе, несчастная девушка начинает рыдать под дружный хохот моряков.

– Да это – хрен моржовый, – восклицает кто-то из молодых матросов и тут же ныряет за спины товарищей.

– Кто положил это на стол? – старпом пытается изобразить строгость, но губы сами расплываются в улыбке. Улыбка старпома открывает новый шквал соленых шуток.

– Лена, это – намек.

– Лена, это, наверное, объяснение в любви.

– Лена, это – судьба.

– Лена, а разве женщин не интересуют размеры?

– Прекратить! – рычит старпом на не в меру распалившихся матросов. – Всем разойтись. Бригадиру написать рапорт, как это попало на борт судна.

– Артельщик, уберите это со стола. Да, кстати, где свиная ляжка?

В ответ – молчание.

– Взрослые люди – Токарь, вам уже за 50, а вы как ребенок, – наставляет старпом.

– Моряки, как дети, только х-и большие, – отвечает токарь под дружный хохот бригады.

Старпом поднимается на ходовой мостик и докладывает капитану все в подробностях. Капитан, пытавшийся сохранить строгое выражение лица, в конце концов разразился громким заразительным смехом.

– Мне не надо даже смотреть, это на самом деле детородный орган моржа. Старпом, если ты заглянешь в энциклопедию, то найдешь много интересного об этих замечательных животных. Моржи относятся к видам млекопитающих, у которых мужской половой орган приводится в рабочее состояние не наполнением кровью пещеристых тел, а при помощи кости, к которой крепятся ткани и семяточники. Он просто опускается из низа живота. Эта особенность связана с постоянным пребыванием в холоде. Природа разумно обо все позаботилась. Кстати, у меня дома есть стульчик из моржовых членов на трех ножках. Когда у нас дома гости, я, иногда, предлагаю дамам посидеть на нем, а затем говорю, из чего он сделан. Как правило, они взвизгивают и подскакивают, с восхищением рассматривая это произведение искусства.

– Век живи, век учись, – произнес старпом. – Пожалуй, вместо наказания будет разумней поручить виновникам шутки прочитать лекцию экипажу о моржах, да и вы наверное добавите много интересного.

Дайте евреям выехать на родину

1973 год – разгар «холодной войны». Теплоход «Гамзат Цадаса» Дальневосточного морского пароходства швартуется в порту Лонг Бич, США. На борту – лоцман, два больших буксира с левого борта прижимают судно к причалу. На мостике, на баке и корме – напряженная работа. Швартовка большого судна к причалу никогда не бывает легкой и требует особенно слаженной работы экипажа. Четвертый помощник капитана, Сергей Зырянов, выпускник ДВВИМУ этого года, по швартовому расписанию на мостике и ведет записи в черновом журнале, хронологически записывая все операции: «Малый ход главного двигателя (ГД), время, приняли буксир (название буксира), время, начали заводить швартовы, время, и так далее». Через 40 минут все было закончено, буксиры, на прощание «гуднув», отваливают от борта, лоцман, пожелав капитану удачи, спускается на причал по парадному трапу. Через несколько минут на борт поднимается карантинный врач и агент, затем добрый десяток парней из береговой охраны, эмиграционный офицер, таможня.

Через пару часов вся эта суета заканчивается, и экипаж вздыхает с облегчением, впереди долгая стоянка, и после тяжелого океанского перехода будет время отдохнуть и погулять по городу, поехать в Дисней-Лэнд или просто попить пива в ближайшем баре.

Первая суточная вахта, естественно, четвертого помощника капитана до 8 утра следующего дня. Остаток дня и ночь прошли спокойно, только в 7 утра к борту подъехал полицейский. Вахтенный матрос вызвал по телефону Сергея.

– Привет, мэйт, – помахал рукой полицейский.

– Красить борт будете сегодня?

– Нет, не будем, ответил четвертый, – памятуя о том, что для покраски в портах США у причала нужно разрешение властей, иначе можно нарваться на приличный штраф.

– ОК, – прохрипел коп и, запихав свою необъятную тушу в полицейскую машину, уехал.

К чему бы это полицейскому интересоваться покраской судна в 7 утра, подумал Серега, но приятные мысли о предстоящем отдыхе быстро вытеснили из головы возникшее смутное подозрение о назревающих проблемах.

Следующим визитером, необычно рано, оказался судовой агент. Он, сжимая в руке утренний выпуск местной газеты, попросил Сергея срочно проводить его к капитану. Капитан, взглянув на первую страницу газеты, которую ему протянул судовой агент, изменился в лице и стремительно бросился к левому борту судна. О ужас, по всему левому борту противоположному причалу, от бака до самой кормы красовалась надпись, сделанная белым сопреем: «ДАЙТЕ ЕВРЕЯМ ВЫЕХАТЬ НА РОДИНУ». Все буквы были почти в метр высотой. Фото судна с этой злополучной надписью было сделано прошлым вечером, а сама надпись или во время швартовки, или во время оформления властями, когда весь экипаж был занят.

Через полчаса вся палубная команда висела на подвесках по левому борту и закрашивала этот пламенный призыв. Неподалеку крутились катера с корреспондентами на борту, и было видно, как они делали многочисленные снимки с разных ракурсов. Попытки закрасить только буквы привели к ошеломляющему результату, надпись стала еще больше и крупнее, только изменился ее цвет. Пришлось красить сплошняком без просветов. Впрочем, это не имело уже никакого значения, фото советского судна с надписью на борту начало гулять по всем газетам США. Естественно, ничего хорошего капитану и экипажу это не сулило, так как налицо был факт потери бдительности при посещении «логова империализма», так именовали США в то время в СССР.

Секс кривая

В каюте четвертого механика лесовоза «Байконур», стоящего в японском порту Ниигата под разгрузкой леса, привезенного из порта Находка – гости, такие же молодые парни, выпускники ДВВИМУ 1973 года со стоящих у того же причала судов Дальневосточного морского пароходства. Всем весело: шумные воспоминания курсантских лет, взрывы хохота, двухлитровая бутылка «Токары Сан Джу Го» (японская 35-градусная водка), стоящая на столе, почти опустела. Вдруг за перегородкой слышится мягкий хлопок закрываемой двери, различимый только для хозяина каюты, он прикладывает палец к губам: «Тсс! Тише! – и все в недоумении замолкают. Устанавливается гробовая тишина. – Ничего не говорите и не шумите, я скажу, когда будет можно. – Сидящие вокруг заинтригованы.

За переборкой в каюте поварихи, разбитной женщины сорока лет, слышатся приглушенные голоса. Ясно различается мужской баритон и отвечающий ему женский голос. Четвертый механик снимает висящий на переборке секундомер и, давясь от смеха, показывает на белый лист ватмана, пришпиленный над столом. На листе изображена система координат Х-У и кривая линия, тянущаяся параллельно оси У, ниже кривой заштрихованное пространство.

– Что это? – сдавленным голосом спрашивает один из гостей.

– Потом, – отмахивается хозяин каюты и включает секундомер, начиная отсчет старта одному ему известного таинственного процесса, происходящего за тоненькой переборкой отделяющей две каюты.

В полной тишине вся подвыпившая честная компания, наконец, услышала мерное характерное поскрипывание кровати, которое, естественно, ни с чем спутать было невозможно. Ясно были слышны приглушенная возня и редкие, слабые удары в переборку, очевидно ногой, затем сдавленный мужской стон и женское: «Тише, тише!!! Сколько раз тебе говорю – тише».

Через несколько минут снова приглушенно хлопает дверь, и все стихает. Четвертый механик останавливает секундомер и с сарказмом замечает: «Да-а-а-а, чего-то сегодня помполит не в ударе!»

Давно все понявшая ушлая публика, получив разрешение говорить, ржет, хватаясь за животы. Хозяин каюты со знанием дела, как учитель на уроке математики, объясняет значение кривых на графике: «По оси Х – продолжительность полового акта в минутах и секундах, по оси У-даты. Если мы будем производить постоянные наблюдения в течение календарного месяца, – под ураганный смех друзей продолжает четвертый механик, – и заштрихуем область графика ниже кривой, то получим графическое изображение сексуального насыщения первого помощника капитана теплохода «Байконур». Интересные выводы, господа, – входит в раж рассказчик, – чем больше насыщение, тем легче живется экипажу: меньше судовых собраний, всяких дурных лекций и мелочных придирок от представителя КПСС.

– Ну ты даешь, Иван! – вытирая слезы, говорит четвертый механик с соседнего судна, – У меня времени ни на что не хватает, вот вчера просидел в фекальном танке полдня, менял старые трубы, а ты графики рисуешь сексуального насыщения этого разжиревшего бездельника.

– Отвечаю, – смеется Иван. – Он почему-то всегда трахается тогда, когда я хочу хоть немного отдохнуть. Вот и приходится вставать и делать замеры.

– И что, неужели не возбуждает?

– Нет, помполит так быстро кончает, что я не успеваю, да и устаю, сами знаете, трудно быть начальником г….на, воды и пара.

Громкий хохот еще долго доносится из каюты четвертого механика.

Помполит, уже давно блаженно лежавший в собственной постели, встает и в блокнотике делает пометку на завтра: «сделать замечание четвертому механику по поводу соблюдения тишины после 11 часов вечера», потом ложится обратно и спокойно засыпает.

Рождественский подарок

Советский контейнеровоз, с длинным и труднопроизносимым для иностранцев названием «Художник Иогансон», приняв морского лоцмана у приемного буя, последовал в порт Окленд. До моста «Голдэн гэйт бридж» семь миль. Справа по носу уже появились огни Сан-Франциско. Лоцман – американец польского происхождения, привычно скомандовав рулевому, какой держать курс, достал бланк лоцманской квитанции и начал его заполнять. «Дата-24 декабря 1977 года. Название судна «Художник Иогансон». Флаг русский.

– Нет, – поправляет его старпом – СССР (USSR), Союз Советских Социалистических Республик.

– О’кей, – соглашается лоцман.

Начало лоцманской проводки – 16.30.

– С наступающем Рождеством Христовым, Вас, капитан, и ваш экипаж. Я слышал русские, простите, советские люди не празднуют Рождество?

– Да, мы больше празднуем Новый год, – отвечает капитан, пытаясь вспомнить, сколько раз за свою морскую карьеру он был дома, в кругу семьи в этот день. Получалось не густо.

– Коммунистический режим не позволяет вам верить в бога? – лоцману явно хотелось поговорить на политические темы. – Жизнь моряка и так не сладкая, а вы еще и под контролем партийных соглядатаев, даже на борту собственного судна. Да и КГБ, наверное, имеет свои глаза и уши, – продолжает лоцман.

Капитан молчит, нет никакого желания вступать в полемику с человеком, настроенным явно враждебно к его стране, хотя все, что сказал лоцман – истинная правда. Его помощник по политической части (по простому – помполит) – яркий пример служения партийному долгу. Работаем вместе уже полгода, а я до сих пор не знаю, что он на меня доносит в партийный комитет пароходства. Чего стоят только его слова на общесудовом собрании: «Завтра мы прибываем в США – логово мирового империализма, будьте бдительны, не допускайте несанкционированных контактов и так далее.

– Господин лоцман, давайте лучше о погоде, мне эта тема больше нравится.

– О’кей, капитан, – понимающе кивает лоцман и надолго замолкает.

Контейнеровоз проходит под знаменитым мостом Золотые ворота, оставляет слева не менее знаменитый остров Аль Катрас, а справа сияющий рождественскими огнями Сан-Франциско. Морской лоцман покидает борт судна, унося в сумке рождественский подарок русского капитана – бутылку водки «Столичная» и маленькую баночку красной икры. Капитан нервничает – катера с портовым лоцманом не видно.

– Стоп машина! – командует он. – Говорят, у нас в стране бардак, у них тоже тут не всегда все в порядке, – думает он про себя.

– Палубной команде по местам, стоять на швартовку, – гремит радио по всему судну.

– В ЦПУ переходите на ручное управление главным двигателем. Парадный трап приготовить с правого борта. Старшему рулевому подняться на мостик.

Когда до причала контейнерного терминала порта Окленд остается меньше 1 мили, к правому борту судна стремительно подлетает катер с портовым лоцманом на борту.

– Привет, капитан, – кричит с палубы катера лоцман, рыжий детина, ирландец по национальности, всем известный балагур и весельчак, да еще и не «дурак выпить». Огромный рост и вес, веселый нрав, бесшабашность – вызывали у капитанов двойственное чувство. Что-то вроде уважения с примесью недоверия.

– Привет, Пит, – без особого энтузиазма отвечает капитан, замечая рядом с лоцманом двух смуглых девиц, посылающих ему воздушные поцелуи.

– Капитан, разрешите подняться на борт этим прекрасным леди, – кричит Пит, – это мои молодые стажеры, – добавляет он, и снизу доносится его громкий хохот. – Кэп, с рождеством вас и вашу команду.

– Старпом! Пусть лоцман поднимается вместе с гостями, я его знаю – не отстанет. До причала всего ничего – дай ему волю, он будет появляться после швартовки – ворчит капитан.

– Рад видеть тебя, кэп, извини, немного припоздал, – врывается на ходовой мостик Пит.

– Малый вперед, полборта право, – сходу командует он. – Буксирам работать на упор с левого борта. Малый назад, – хрипит он, прожевывая бутерброд, который успел схватить с подноса. – Кофе не буду – много кофеина, лучше водки.

Проходя мимо рулевого хлопает его по спине огромной лапой.

– Как дела, мой друг.

Рулевой сгибается, как от удара.

– О’кей, все о’кей.

– Хорошо, – рычит лоцман. – Кстати, это Джули, а это – он мгновение задумывается, машет рукой – да какая разница.

Через тридцать минут швартовка закончена. Девицы уже навеселе, Пит успел выпить сам и угостить своих девушек. Судовой агент, американец индийского происхождения, быстро оформил все необходимые бумаги и, кивнув капитану, покинул борт судна.

– Капитан, принимай гостей! – вламывается в каюту лоцман в сопровождении девушек. – Я знаю, грузовых операций до утра не будет из-за Рождественской ночи, а у меня последняя швартовка сегодня. Даешь «пати»!

Капитан неохотно соглашается, не хочется обижать Пита, столько лет доброго знакомства. Через полчаса капитанский стол ломится от закусок и спиртного, в соответствии с канонами русского гостеприимства. Одна из девушек обнимает Пита, вторая старается сесть на колени к капитану, а он, как может, сторонится объятий развязной девицы. Двери в каюту полуоткрыты, не дай бог помполит заподозрит что-то противоречащее нормам советской морали и линии коммунистической партии. Наконец, девица, льнущая к капитану, просит разрешения посетить туалет. Надо заметить, что в туалет можно было пройти только через спальню. Проходит пять минут, десять – девушки нет. Пит ободряюще подмигивает, показывая глазами на дверь спальни. Вконец озадаченный капитан решается проверить, в чем дело? Войдя в спальню, с ужасом обнаруживает обнаженную девицу под простыней в собственной постели. Ее белье и платье словно специально разбросаны на самом видном месте..

– Дорогой, я так долго тебя жду, иди же ко мне.

Капитан застывает, словно в параличе. Провокация – подложили бабу, чтобы обвинить в изнасиловании американки, тем самым опорочить Советский Союз и честное имя советского капитана! Ему уже чудятся полиция и огромные заголовки в утренних местных газетах. С другой стороны, не похоже на Пита, сам бывший моряк, капитан дальнего плавания не способен на это, стучит в мозгу. Молодое упругое, манящее тело девушки мутит сознание и ослабляет волю, слишком долгое воздержание затуманивает страх возможных последствий. Капитан борется со своей плотью и страхом попасть в серьезные неприятности. Страх побеждает.

– Пит, забирай своих блядей и убирайся к чертовой матери, – орет капитан, выскакивая из собственной спальни.

Лоцман в сильнейшем недоумении.

– Кэп, это подарок тебе на Рождество от меня. Я заплатил по 100 баксов за каждую. Это кубинки, их не надо бояться, они ни на кого не работают, тут нет политики. Кэп, не дай пропасть деньгам!!!!

В голосе Пита слышится искреннее разочарование и сожаление о потерянных деньгах – капитан начинает колебаться.

На шум в каюту заглядывает помполит, словно карауливший у двери, и, скорее всего, оно так и было.

– Что тут случилось? – спрашивает он, подозрительно осматривая каюту.

Словно на беду, полуголая девица появляется из спальни, всем своим видом демонстрируя, что свои деньги она честно отработала.

Капитан стекленеет от ужаса. «Явно не мой день», – проносится у него в мозгу.

Скайдайвинг

Все началось с приглашения Марины и Майкла навестить их в городе Феникс, в штате Аризона, где мой зять учился в аспирантуре. Сережа, наш внук, ходил в школу и дополнительно изучал английский язык в центре для эмигрантов.

Мы с Татьяной прилетели в Феникс и однажды в супермаркете увидели киоск с реrламой SKY DIVING в котором продавались билеты на прыжки с самолета, в стоимость входило и 4-х часовое обучение.

Сопротивлялась только Татьяна, но мы с Мариной ее уговорили. Через 20 минут были куплены 4 билета на меня, Майкла, Марину и Татьяну. Татьяне купили прыжок с инструктором, так что ей не нужно было специально обучаться перед прыжком. До дня «Х» оставалось 10 дней, и теперь по утрам я просыпался с мыслью о том, что с каждым днем все меньше времени до прыжка в неизвестное и, признаться, мне это прилично портило отдых. Было трудно признаться самому себе, что я просто боюсь. Наверное, и все остальные участники испытывали подобное, но каждый по-своему.

За день до прыжка мы плавали на воздушном шаре над пустыней в полной тишине на восходе солнца, и это изумительное по красоте зрелище до сих пор в моей памяти.

Наконец, наступил день Х. Во время бритья утром мне очень не понравилась моя печальная физиономия. Мы, молча, собираемся, в воздухе витает напряжение, Майкла нет, наконец, он выходит из своей комнаты с посеревшим лицом и говорит Марине, что плохо себя чувствует и, наверное, будет лучше, если он останется. Марина в негодовании кричит, что такое бывает раз в жизни, и даже ее родители прыгают. Майкл, молча, садится за руль машины, и мы едем на аэродром.

Все начинается с подписания контракта, более чем из 20 листов, заполненных мелким шрифтом. В конце каждого листа стандартная оговорка, гласящая, что компания не несет ответственности за увечья или смерть во время прыжка. Марина говорит нам с Татьяной: «Что тут читать? Подписывайте и все!»

Подписание контракта закончено, и начинается наша подготовка.

Меня не оставляет мысль – под благовидным предлогом отказаться от прыжка, и я, как мне кажется, нахожу его. В углу ангара стоят напольные весы, и висит объявление, что с данным типом парашютов, как у нас, можно прыгать с весом не более 240 фунтов. Встаю на весы, у меня – 250 фунтов. Подхожу к инструктору и говорю, что вес 250 фунтов, и мне нельзя прыгать, а он хлопает меня по плечу и говорит, чтобы я не волновался с моим весом все «ОК», прыгать можно. Последняя надежда откосить от прыжка пропадает, и я настраиваюсь на обучение.

Татьяна проходит короткое обучение как вываливаться из люка самолета вместе с инструктором, и уходит в небо на сравнительно большом самолете с группой парашютистов спортсменов, она прыгнет с высоты 4-х километров и будет в свободном падении более 3-х тысяч метров.

Мы с Майклом, Мариной и молодым американцем, которому сегодня исполняется 18 лет, переходим в учебный класс, и обучение начинается. Мама паренька непрерывно снимает своего сына на видео и говорит нам, что это она купила ему в подарок на совершеннолетие прыжок с парашютом…

Преподаватель, весельчак с изумительным чувством юмора, все преподносит как занимательную игру, но холодок в моей груди от этого не проходит.

Когда мы досматривали видео о 20 видах запутывания стропов основного парашюта, в дверях учебного ангара появляется счастливая Татьяна и, пританцовывая, демонстрирует нам сертификат о прыжке. Для нее все уже счастливо закончилось, а у нас еще ничего не начиналось, кроме страха от возможного запутывания стропов.

Ну вот, обучение закончено. «Подгоняем» уже уложенные парашюты, а из двери ангара видно, как наш внук Сережа беззаботно носится наперегонки с местным щенком.

Маленький самолетик, с которого мы будем прыгать, берет только 2-х человек и инструктора. Первыми грузятся и взлетают Марина и Майкл, прыжок с высоты 1000 метров. Вскоре в небе раскрывается цветной купол парашюта – это Майкл, он тяжелее Марины, и поэтому прыгает первым, затем еще купол – это Марина и третьим, последним, прыгает инструктор, такие правила.

Счастливые Майкл и Марина идут по полю аэродрома, неся в охапках свои парашюты. Еще один короткий инструктаж для меня и молодого американца, и мы садимся на пол кабины самолетика. Я – ближе к двери, так как прыгаю первым.

Самолет – повидавший виды. Пилот выбрасывает окурок сигареты через форточку и запускает двигатель – все, назад пути нет.

Поднимаемся в воздух, по своему альтиметру на руке вижу, что приближаемся к высоте тысяча метров. Мышцы лица дубеют, и я не могу с этим ничего поделать, инструктор снимает меня на фотоаппарат, кстати, по моей просьбе, затем открывает дверь правого борта и показывает мне, мол, выходи. Я должен по балке, на руках, в висячем положении добраться до отметки, где нарисованы красной краской кисти рук. Это для безопасности прыжка, так как колеса самолетика не убираются, и если вывалиться прямо из двери, то можно зависнуть на колесе.

Скорость – 175 км в час, и потоки воздуха пытаются оторвать меня от балки. Наконец, добираюсь до нужной отметки и, не дожидаясь команды, разжимаю руки. Тошнота в горле от кульбита назад через голову, хлопок над головой, и я вишу в небе на стропах.

По правилам, сразу после хлопка нужно посмотреть вверх, в каком состоянии купол и стропы. Боюсь смотреть, вдруг, что не так, наконец, поднимаю голову – все «ОК». Лямки подвесной системы режут в паху, наверное, неправильно отрегулировал ремни. Петь и орать от восторга тоже что-то не хочется, как бытует мнение о первом спуске на парашюте, хочется быстрее на землю.

Нужно ходить по квадрату, чтобы попасть на флаг при приземлении, для этого периодически работаю системой управления, но, похоже, не очень удачно. На груди закреплена рация, но я не понимаю американскую скороговорку. Наконец, слышу голос Марины, которая переводит и передает команды наземного инструктора. Удар об землю был сильнее, чем я ожидал, и я вспахиваю пару метров пустынной пыли. Поднимаюсь на ноги целый и невредимый, не посрамил Россию-матушку перед американцами.

Смотрю вверх, наш самолетик продолжает кружить, но из него никто не прыгает. Потом появляется купол и начинает выписывать невероятные трюки. Это, явно, инструктор, новичок не может такого делать, в принципе. Самолет садится, и из него в полном снаряжении выходит расстроенный парень. Его мама уже не снимает его на видео, а что-то утешительно и тихо ему говорит, они проходят мимо, пряча глаза. Мне от души жаль и парня, и его маму, она сама, наверное, не ожидала, что такое может быть с ее любимым сыном. Оба, к сожалению, в один миг получили психологические травмы, и это наверное очень трудно будет исправить в будущем.

Пожалуй, нужно осмотрительнее выбирать подарки детям, думаю я, глядя вслед печальной паре.