Текст книги "Отчуждение"

Глава третья

– Товарищ старший лейтенант, все нормально? – услышал я за спиной голос старшего сержанта Камнеломова.

– Нормально, Коля, нормально…

– Что это такое было? Вернее, кто это?.. – спросил Рахметьев, снимая с плеча широкий ремень «РПГ-7». За неимением «выстрелов» к «Вампиру», младший сержант собирался стрелять в паука из другого гранатомета. Хотя и это оружие готовить к стрельбе следовало раньше, когда паук был еще здесь, на земле.

– Спроси что полегче. Я вот на видео все заснял, пусть теперь ученые разбираются.

Тут я вспомнил, что запись веду уже давно, аккумулятор мог основательно подсесть. До того подсесть, что запись могла и остановиться. А запасной аккумулятор разряжен ранее, а мне еще следует отправлять материал майору Ларионову. Я поднял «планшетник», перевернул, выключил съемку и только после этого посмотрел на индикатор. Аккумулятор, к моему изумлению, был заряжен полностью, словно я ничего и не снимал. Вспомнилось, что говорил про аккумулятор своей трубки рядовой Пашинцев. Я вытащил из внутреннего кармана свой смартфон, посмотрел – стопроцентная зарядка.

Весь взвод собрался под склоном. Автоматные стволы смотрели мне за спину, хотя паука там уже не было.

– Всем проверить аккумуляторы! – скомандовал я.

– Полная зарядка… – удивленно сообщил старший сержант Камнеломов.

То же самое было у других бойцов. Признаться, это радовало. Сначала я подумал, что помогала близость кресла-мотоцикла-скутера или шлема, и зарядка будет только у меня и у рядового Пашинцева. Но, видимо, близость от места аварии помогает всем аккумуляторам зарядиться точно так же, как кресло. К сожалению, у меня не было с собой никакого прибора, измеряющего радиационный фон. Как-никак, мы имели дело с Неведомым, и оно, возможно, было опасно. Однако раздумывать над этим времени не было. Как не было времени обследовать место падения боевого космического корабля. Пока срочно следовало добраться как минимум до банды эмира Арсамакова, а потом и до летчиков.

Я коротко поставил взводу задачу. Мой заместитель, памятуя мои недавние резкие слова, самостоятельно, не дожидаясь подсказки, выставил головное и боковые группы охранения. Времени на отдых я своим бойцам не дал, хотя они только-только спустились с опасного склона – торопливо спустились, спешили прикрыть своего командира, хотя необходимости в этом не возникло. Но это не их вина, как и не их заслуга. С боевым пилотом межпланетного корабля мне удалось легко договориться. К счастью, он владел русским языком. Только я не понял, почему слова он произносил с кавказским акцентом. Но, видимо, учитель у него был такой, что не умел говорить чисто. При этом паук даже не припомнил мне, что именно мой гранатометчик пустил в брюхо его кораблю мощную гранату, которая его и продырявила. И, возможно, «Вампир» нанес боевому космическому кораблю больший урон, чем фиолетовый луч, вылетевший из абсолютной пустоты. После попадания белого луча боевой космический корабль еще пытался выровнять полет, и, возможно, сумел бы это сделать. По крайней мере, в наш хребет он не врезался, хотя сначала, кажется, это было неизбежно. Но он начал выравнивать полет, пока не получил гранату «Вампира» в брюхо. Видел это паукообразный пилот или не видел, я не знал. Но он никак не отреагировал на этот случай при моем появлении. И вообще зачем стрелял в него младший сержант Рахметьев, мне было непонятно. Скорее всего это была истеричная реакция на происходящее над нашими головами.

Мы двинулись вверх по склону. Я быстро обогнал взвод, чтобы самому устанавливать темп передвижения, да и направление я знал лучше других. Но за мной увязался старший сержант Камнеломов, и я несколько раз поймал на себе его взгляд.

– Что ты, Коля? – не выдержал я наконец и спросил.

Камнеломов, не останавливаясь, снял лямки рюкзака и вытащил из кармана то самое зеркало, что недавно давал Пашинцеву. Молча протянул мне. Я посмотрел на себя и не узнал, так же как недавно рядовой. Из зеркала на меня смотрел мужчина лет сорока пяти, если не старше. Полностью седой, с седой же щетиной на подбородке. А я все себе подбородок почесать пытался. Не понимал, почему чешется. А борода, когда растет, всегда чешется. По закону вредности, естественно, больше всего чесалось под ремнями крепления шлема.

Я внимательно осмотрел лицо Камнеломова. На нем таких признаков не было.

– А другие? – спросил я.

– Только вы и Пашинцев. Двое летали, и шлем оба носили… Видимо, это…

Меня, признаться, изменение внешнего вида совсем не пугало. Я вообще в зеркало смотрел только тогда, когда брился. Меня пугали настоящие возрастные изменения, если они произошли. Тот темп, что я мог задавать и без проблем выдерживать в свои двадцать шесть лет, никогда не будет под силу мужчине сорока шести лет от роду. Да и реакция в сорок шесть уже совсем не та, даже если постоянно тренироваться. Нашему комбату сорок шесть. Помню, как подполковник пришел к нам во взвод на занятия по рукопашному бою. И пожелал поработать со мной в паре. Не для показа своих возможностей, а просто ради тренировки. Потом жаловался мне:

– Все вижу, все чувствую, все осознаю. Каждый удар вижу, когда ты еще только подумаешь о нем, а вот среагировать, принять контрмеры не успеваю. Если бы молодому мне так же видеть, как сейчас, так чувствовать… Или сейчас бы добавить молодую реакцию… Это было бы дело…

Вот оказаться в таком положении после поездки на воздушном мотоцикле я и опасался. Хорошо, если просто седина вылезла. Видел я в своей жизни седых людей в разном возрасте. Помню, у меня одноклассник был, я только на выпускном вечере в школе заметил, какой он седой. А встретил его через несколько лет и удивился еще больше. Узнал с трудом. Так изменила человека седина. Как меня сейчас…

Жена у меня постоянно красит волосы, чтобы не было заметно седину. А седина уже из корней лезет. И приходится закрашивать снова и снова. А она ведь моя ровесница. Но она седеть начала, когда я стал в командировки на Северный Кавказ ездить. Переживает, нервничает.

А что со мной и с рядовым Пашинцевым произошло? Я не могу знать, как он нервничал во время полета. Может быть, и сильно. Но я на земле, внизу, из-за него нервничал сильнее, чем тогда, когда сам летал. Но на земле же я не поседел!

Мы снова поднялись на гребень хребта, откуда я в бинокль пытался рассмотреть на открывшемся пространстве дымы. Но впереди был более высокий хребет, и он закрывал обзор. Меня в принципе интересовали сейчас только два столба дыма. Бандитский костер и костер летчиков. Те дымки, что я рассматривал во время полета и решил, что они – следствие гибели чужих космических кораблей, были в лежащем под нами ущелье. Но я на них не стал реагировать. Было бы время свободное, я бы подошел и снял это на видео. Но сейчас я видел перед собой и перед взводом другую задачу – главную, которую требовалось выполнить как можно быстрее. И я начал спуск в ущелье…

* * *

Скорость передвижения при спуске пришлось сбросить, но удвоить внимательность, чтобы не сорваться и не поломать себе конечности. Именно здесь, на этом спуске, в самом его начале, мы и наблюдали схватку в небе двух «монстров» против одного. Два потом упали в одну сторону, третий сумел в какой-то мере выправить полет, может быть, и совсем избежал бы падения, если бы его не добил младший сержант Рахметьев из своего гранатомета «Вампир».

Гранатомет настолько мощный, что его удара не в состоянии выдержать ни один из существующих в мире танков. Так нам говорили поставщики оружия. Только вот про наши отечественные танки они ничего не говорили. И мы не знали, сумеет ли броня, скажем, «Арматы» противостоять выстрелу «Вампира». Вот инопланетный космический корабль выдержать не сумел. Наверное, это даже на видео можно рассмотреть. Входное отверстие небольшое, с кулак. Но внутри этот выстрел в состоянии все сжечь и разворотить. Я даже допускал, что паук не подозревает о том, кто его сбил в действительности.

Мне рассказывали опытные ветераны-спецназовцы, как во время войны в Анголе войска ЮАР несли большие потери не от автоматического оружия, а от простых стрел охотников с луками, что выскакивали порой из кустов в травяных набедренных повязках, пускали по стреле и быстро исчезали. А иногда даже и из кустов не выскакивали. Просто стреляли оттуда и убивали врагов, вооруженных в сравнении с ними самым современным и высокотехнологичным оружием.

Но не зря говорят, что против лома нет приема. Выстрел «Вампира» стал для инопланетного боевого космического корабля тем самым ломом или стрелой из кустов. Корабль выдерживал плазменные плевки двух противников, с трудом, но выдержал попадание фиолетового ударного луча, видимо, лазерного. Но вот выстрел из гранатомета оказался смертельным. И обшивка не выдержала, и то облако, что окутывало космический корабль во время боя, не спасло, хотя оно, кажется, оставалось на корабле до момента столкновения с землей. Значит, и это облако не спасло звездолет от гранатомета. Это, кстати, классический случай. Что-то подобное было во время войны в Югославии, когда американский бомбардировщик, сделанный по проекту «Стелс» и официально считающийся невидимкой для радаров и ракет, был обнаружен в небе с помощью советского радара, изготовленного в пятидесятые годы прошлого века, и сбит ракетой того же периода. Опять сработал «принцип лома»…

Спустились мы благополучно, хотя в нижней части склона попался чрезвычайно крутой участок, на котором даже деревья не росли – они просто удержаться там не могли, падали, как только подрастали и стволы начинали чувствовать собственный вес. Мы спустились там, используя обычные альпинистские веревки, которые в обязательном порядке брали с собой, когда шли в горы. Внизу, там, где протекал небольшой ручеек, ныряющий в расщелину в скале и пропадающий из вида, остановились, поджидая тех, кто спускался последними.

– Привал устраивать не пора, товарищ старший лейтенант? – спросил старший сержант Камнеломов. – Место хорошее, чистое…

Я отрицательно помотал головой, хотя понимал, что по привычным меркам привал устраивать в самом деле необходимо.

– Не пора. Привал наверху сделаем. Напрямую нам через хребет здесь не перевалить. Придется делать крюк до перевала, как я предупреждал. Там, на перевале, и остановимся. Пока рекомендую умыться в ручье, освежиться, набрать свежей воды во фляги, и рот прополоскать, но не пить. Пить будете на привале.

Это было правило всякого марша. Во время марша пить не рекомендовалось. Разве что один-два глотка, не больше. Если напьешься вдоволь, идти будет очень трудно.

Я включил на «планшетнике» набор своих карт, открыл топографическую и посмотрел расстояние, в двух местах ткнув в монитор пальцем и запросив дистанцию между двумя точками.

– Пять километров шестьсот метров до перевала. Осилим?

– Осилим, – согласился старший сержант. – Это в самом деле немного.

Мое нежелание устраивать в ущелье привал имело веские основания. Во-первых, с перевала должна была открыться нормальная связь, и я собирался отправить третий видеосюжет майору Ларионову. Во-вторых, я хотел проверить собственную выносливость и выносливость рядового Пашинцева, вместе с которым мы так скоропостижно, до седины постарели. Это старение коснулось только внешнего вида или стало необратимым физиологическим процессом в организме – это был важный для меня вопрос. Пока я устал не больше, чем должен был устать, да и рядовой Пашинцев, кажется, держался без проблем, на общем уровне. А последний подъем – дополнительная порция физической нагрузки на организм. Но я при этом знал и еще одну особенность старения организма. При процессах старения выносливость может начать «сдавать» в последнюю очередь. А в первую поражается способность к восстановлению сил. Вот эту способность у себя и у седого рядового я и желал проверить. Пока мы не настолько устали, чтобы трудно было восстановиться. А лишний подъем на пять километров может создать проблемы. Их следует обнаружить…

* * *

До перевала мы добрались без проблем. Сначала передвигались легким бегом по дну ущелья, прямо по берегу ручья, где камни были мелкими, как на крымском галечном пляже, и даже споткнуться было негде. Когда пришло время начинать подъем на перевал, про бег пришлось забыть. По такой крутизне бегом передвигаться невозможно, хотя до отвесности этому склону было далеко. Далеко это место было и от места крушения подбитых белыми лучами двух космических «монстров». Тем не менее примерно на середине склона меня позвали:

– Фу, какая мерзость! Товарищ старший лейтенант, посмотрите, что это?

Я уже дальше прошел, то есть выше поднялся, и пришлось на добрый десяток метров спуститься и в сторону сдвинуться. Рядом с густыми зарослями разноцветной гортензии стоял солдат и двумя пальцами зажимал себе нос, стараясь не дышать. Увидев меня, солдат показал свободной рукой в цветы, а сам шагнул в сторону. Среди цветов валялся труп какого-то непонятного существа размером с крупную кошку породы Саванна или даже еще крупнее – может быть, даже с мелкого леопарда. У существа был разорван бок, торчали переломанные острые ребра, вылезли кишки, и все тело кишело омерзительно воняющими личинками и червями.

По примеру солдата я зажал нос и наклонился, чтобы произвести съемку существа. Оно представляло собой явно не представителя местной фауны. Я вообще такое существо не видел даже в зоопарке. Зверек фигурой походил на семейство кошачьих, но имел лапы не с когтями, а с настоящими пальцами, что скорее относило его к приматам. И хвост имел толстый, внешне сильный, хватательный, что тоже свойственно приматам.

Статичную съемку я производить не стал, сделал только несколько фотографий, но долго находиться рядом с этой вонью было выше моих сил. И это при том, что в офицерах спецназа еще в училище подавляют чувство брезгливости. Помню, на учениях нас, тогда еще курсантов, заставляли копаться во внутренностях убитых животных, где прятали пакет с инструкциями. Тогда нас приучали не обращать внимания на сапрофитных[7]7
   Сапрофитные черви – черви, питающиеся трупным мясом.


[Закрыть] червей, которые не могут причинить вреда живому человеку. Я вообще это слово узнал после первой командировки на Северный Кавказ, когда мой взвод, тогда наполовину в другом составе, действовал совместно с местным спецназом, которым командовал капитан МВД Сапрофитов. Кто-то из моих солдат и объяснил мне значение его фамилии. Вполне, кстати, соответствующее моему представлению о капитане.

Я сфотографировал космического примата. Но у земных животных такой вони не бывает, как правило, даже у почти полностью сгнивших. А черви и личинки червей в них не заводятся сразу после гибели. Нужно хотя бы несколько дней, чтобы начался процесс. Я, признаться, плохо знаком с миром трупных червей, но помнится, что черви появляются из опарышей, то есть из личинок трупной мухи, которая их откладывает только в свежем мясе, причем откладывает почему-то исключительно в темноте. Однако после гибели боевых космических кораблей темнота еще не наступала. А это существо, труп которого мы рассматривали, было явно не земного происхождения. Следовательно, оно попало на землю со сбитого инопланетного летательного аппарата. И я сделал вывод, что черви и опарыши тоже не земного происхождения. Наши, земные, просто не успели бы здесь расплодиться. А представители чужого мира, возможно, уже жили в теле существа. Не зная их природных свойств, лучше держаться от них подальше. А то можно инопланетную заразу подцепить, а потом эту заразу по всей Земле разнести. В этом и заключалась опасность подобного контакта с инопланетным миром.

Завершив съемку, я двинулся дальше, резко обогнав взвод и уже через минуту снова задавая темп. Вскоре недалеко от перевала, в траве, солдаты нашли еще один лист обшивки, похожий на первый, от другого корабля, только у этого не было ничего, кроме металла. Ни проводов, ни приборов, приклеенных к обшивке. Однако металл внешне был похож на первый, хотя отличался цветом и, видимо, составом. Я снова отрезал кусок для анализа и убрал в рюкзак. На этот раз отрезать было намного сложнее, тем не менее я с задачей справился.

Взвод уже добрался до перевала и дожидался меня там. К своей радости, я совершенно не чувствовал усталости после подъема, несмотря на все свои опасения. Мне даже показалось, что я был готов совершить еще один точно такой же переход вовсе без привала. Но бойцам привал был нужен. Я снял рюкзак, положил его рядом с камнем, а сам сел на землю, подавая пример своим бойцам, ожидающим команды. Они думали, что я пожелаю и еще на один хребет взобраться, тем более следующий хребет был «ростом» невелик. И если бы я дал такую команду, они пошли бы, я не сомневаюсь. Но я все же не хотел, чтобы мои бойцы раньше времени теряли силы. Да и сеанс связи пора было провести.

– Пашинцев!

– Я!

– Ко мне!

Рядовой быстро оказался рядом. Он единственный из всего взвода, кто еще не успел присесть. Наверное, место себе искал поудобнее. Хотелось надеяться, что в этот раз Пашинцев согласился обойтись без кресла.

– Ты как, старость свою не ощущаешь? – поинтересовался я, потирая свою седую щетину на подбородке и этим объясняя суть своего интереса.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант. Даже наоборот все. Кажется, и не шел в маршруте. Абсолютно свеж. Готов прямо сейчас дальше отправиться, без отдыха.

Значит, у рядового самочувствие было под стать моему. Я сам готов был к боевым подвигам. Казалось даже, что тело мое, и без того тренированное и крепкое, налилось особой силой и бодростью. Если вспомнить, как стремительно ожил, нацепив на себя пресловутый шлем, лохматый громадный паук, шлем действовал на живые организмы удивительным образом. У паука шерсть, кстати, тоже была почти полностью седая везде, кроме спины и морды. Но у людей шерсть на спине если и растет, то плохо. Может быть, у нас что-то там и выросло, но не разоблачаться же ради того, чтобы посмотреть. А вот седина, покрывшая голову и подбородок, ничего, оказывается, в физиологии возраста не значила. Может быть, даже наоборот, что-то простимулировала. Но это все проявится со временем, не надо бежать впереди паровоза.

Я заблокировал на коммуникаторе внутреннюю связь и включил вызов по связи дальней. Дежурный по узлу связи тут же ответил.

– Корреспондент Семьсот сорок первый вызывает корреспондента Сто пятнадцать, – объявил я.

– Соединяю.

Майор ответил сразу:

– Да, Власаныч, слушаю тебя. Как дела? Как обстановка?

Голос майора звучал как-то отстраненно, почти равнодушно. И мне это не слишком понравилось. Хотя я вполне допускал, что он во время разговора был не один, и это сковывало его возможность говорить открыто. Но это легко проверялось.

– Товарищ майор, вы сейчас говорить можете?

– Не очень. Давай лучше я сам с тобой свяжусь минут через пять. У меня сейчас народ сидит. Сам понимаешь…

– Хорошо, товарищ майор. Я тогда пока сделаю первичный монтаж видеосюжета, если успею, сразу вам отправлю. И кое-какие фотографии. Несколько штук. Инопланетная фауна…

– Договорились. Жди вызова.

Вызова я ждал, не включая внутреннюю связь. И между делом занялся видеомонтажом. Программу видеомонтажа я сам себе поставил. Купил в Интернете, поставил на свой домашний компьютер и на служебный «планшетник». Хотя пользовался программой раньше только дома, когда обрабатывал фильмы, снятые женой и сыном, поскольку самому мне снимать удавалось исключительно редко – как командир взвода, я старался проводить со взводом как можно больше времени, в том числе и своего свободного. Правда, для нужд взвода я снял несколько учебных фильмов по рукопашному бою, чтобы мои бойцы и солдаты из других взводов нашей роты могли изучать их и заниматься самостоятельно.

В казарме была установлена макивара[8]8
   Макивара – снаряд для отрабатывания силы и правильности нанесения удара.


[Закрыть], рядом с которой, как я видел, постоянно кто-то находился. Снаряд, как я понимаю, необходимый для постановки и отработки удара. Вот солдаты и занимались. Чтобы они не тратили время впустую, и потом не пришлось их переучивать, я и записал эти фильмы, обучающие правильной постановке удара. Фильмы смотрели на ротном компьютере почти каждый день. И место у макивары не пустовало. Один отрабатывал «волну»[9]9
   «Волна» – в ударной технике нанесение удара с использованием всего тела, когда толчковая волна начинается от кончиков пальцев ноги, проходит по всем мышцам и завершается на касании поверхности непосредственно кулаком.


[Закрыть], другой просто конечности «набивал»[10]10
   «Набивание» конечностей – методика, в результате которой части рук, например ребра ладони или ударные костяшки кисти, или ног, например голени, лодыжки или колена, приобретают твердость и не травмируются при действительно сильном ударе.


[Закрыть]. Тогда я получил пусть не профессиональную, но все же достаточную практику монтажа, чтобы сейчас видеть, что нужно оставить и показать, а что можно выбросить без жалости к затраченному времени. Я старался сделать свой видеофильм похожим по своей сути на обычный армейский рапорт – все предельно коротко и ясно. Все нужные и важные действия мой видеофильм разбирал и показывал. Хорошо, что программа не была зациклена на какой-то одной оперативной системе и с одинаковым удобством работала и на компьютере, и на «планшетнике». Единственное, мне хотелось бы работать с компьютерной мышью, и ее, наверное, можно было бы к «планшетнику» подключить, но мыши у меня с собой не было, значит, не стоило об этом и думать.

Для работы я сделал копию своей полной записи и стал кромсать ее, безжалостно удаляя целые куски, которые не казались мне важными и просто занимали место. Какой интерес может представлять картина гор, ничего не показывающая, когда я на «летающем мотоцикле» передвигался над хребтами? Или кому интересен спуск со склона, когда никакого другого действия, кроме хватания за стволы деревьев, не происходит? Звукоряд я еще не накладывал, собирался сделать это в последнюю очередь. И за время привала успел обработать только треть всего фильма, да и то «прогоняя» отдельные его моменты на высокой скорости.

Время я всегда воспринимал каким-то шестым чувством. И легко понял, что полчаса привала уже прошло. Я остановил работу, не выключая «планшетник», поднялся и увидел рядом с собой старшего сержанта Камнеломова и снайпера взвода ефрейтора контрактной службы Валентина Ассонова.

Оба смотрели на меня. Видимо, пытались связаться со мной посредством внутривзводной связи, но я, в ожидании вызова от майора Ларионова, который обещал связаться со мной через пять минут, но не уложился и в полчаса, выключил эту связь. Сейчас пришлось включить.

– Что-то увидели? – спросил я.

– Товарищ старший лейтенант, там дымки «гуляют», – сообщил Ассонов. – Я сначала подумал, что мне показалось. Мы вместе с Колей смотрели. Я через свой прицел, он – через свой. «Гуляют», причем не по прямой линии, а непредсказуемыми зигзагами. Без всякой, мне показалось, системы… Как пьяные ходят…

– Какие дымки? – спросил я.

Ассонов показал пальцем. В ущелье было несколько сиренево-химических столбов дыма из тех, что я рассматривал с «воздушного мотоцикла» и решил, что это осколки разбившихся боевых космолетов или еще что-то разлетелось в стороны и догорает. И сейчас только подумал, что прогореть все это должно было бы давным-давно. Времени после гибели инопланетных кораблей прошло достаточно.

– Ну, кто там на «пьяную прогулку» вышел? – спросил я.

– В прицел смотрите, – посоветовал Ассонов. – Ориентир найдите…

Я убрал «планшетник» в большой специальный карман, чтобы он не мешал мне пользоваться автоматом, после чего встал на одно колено, приложил автомат к плечу и прижался к резиновому «наглазнику» оптического прицела. Без проблем нашел столб сиреневатого дыма. Как и раньше, столб был аккуратным, не рвался ветром до тех пор, пока не поднимется высоко. И подходящий случаю ориентир тоже сразу попал в прицел – сломанная в середине ствола высокая молодая ель.

Смотрел я долго, не менее пяти минут. И только после этого, снова посмотрев на ориентир, понял, что сиреневатый столб дыма сдвинулся наискосок от моего ориентира. Дистанцию, которую он прошел, я определить не сумел – расстояние не позволяло. Но она должна была быть, как мне подумалось, не менее двух метров.

– Да, засек. Дым на пару метров в сторону ушел… Видимо, огонь сползает по склону. Что здесь странного?

– Странное, товарищ старший лейтенант, то, – хмуро произнес старший сержант Камнеломов, – что дым не спускается по склону, а поднимается по нему. Он живой и куда-то направляется, куда-то попасть хочет. Я наблюдал дым на открытом месте. Под ним ничего не горит. Только трава жухнет, и след остается. Не только на траве, но и на камнях. Куда дым идет – непонятно. Зачем – понятно еще меньше. Нам свое желание он скорее всего не объяснит…