Текст книги "Начальник Судного Дня"

– О да, – невольно улыбнулся Валентин. – Хорошие, мол, люди – могли бы в порошок стереть, а вместо этого по голове погладили и леденец дали.

– Не надо цинизма, Шеллер, – поморщился Занг. – Эдион говорил о том же, но совсем другими словами. Впрочем, его вы, конечно же, слышали.

– Эдион Гиз – поэт, – развел руками Валентин. – Его слова подобны песне, которую знаешь с детства. Но каждый слышит в этих словах что-то свое.

– Я понял, – кивнул Занг. – Я действительно услышал нечто свое. Нечто такое, с чем сам Эдион никогда бы не согласился.

Валентин промолчал, предлагая Зангу продолжить.

– Как вам известно, Эдион принадлежал к замку Гюнтера, лэндлорда Каменных Снегов, – начал Занг с самого начала. – Уже тогда его талант – ну, вы сами слышали! – не знал себе равных на Побережье. В семьдесят третьем году его выступление на турнире бардов привлекло к себе внимание принца. В семьдесят четвертом Эдион был приглашен в Эбо. Вскоре после этого Гюнтер был казнен, а все его приближенные, в том числе и дубль Эдиона – лишены личности. В последующие три года Эдион прошел адаптационный курс, обосновался в Аркадии среди собратьев по перу и заслужил несколько призов нашей придирчивой Академии Изящной Словесности. Осенью семьдесят шестого Эдион посвятил принцу Акино свою очередную поэму, и вскоре после этого принц пригласил его в свой дом. Кстати, – Занг повернулся к Валентину, – вы знаете, что это такое – Дом Акино?

Валентин пожал плечами:

– Надо быть принцем, чтобы выдерживать этот дурдом. Но ему нравится.

– Вы что, там бывали? – удивился Занг.

Все-то тебе расскажи, подумал Валентин. И про принца, и про его Дом, и про его обитателей. Эдак мы до вечера не закончим!

– Проездом, – нейтрально ответил Валентин. – Но общее впечатление получил.

– Жаль, что все это уже в прошлом, – заметил Занг. – Лет десять назад я с удовольствием бы выслушал ваше «общее впечатление»… Вернемся к Эдиону. Он прожил у принца шесть месяцев – до марта семьдесят седьмого – и за это время успел влюбиться в Акино, посвятить ему еще десяток поэм, написать и поставить на сцене Дома эпическую трагедию «Падение Града» – между прочим, самую длинную пьесу в стихах из когда-либо написанных на Панге, – а затем впасть в черную меланхолию, поскольку все его попытки добиться от принца хоть какого-то особого внимания оказались тщетны.

Еще бы, подумал Валентин, невольно вспомнив собственные визиты в Дом Акино. В этом доме даже Великий Фалер – лишь третий среди равных!

– Эдион Гиз появился у меня в кабинете двенадцатого апреля семьдесят седьмого года, – продолжил Занг, демонстрируя отменную память. – В ту пору я координировал группу проектов, связанных с Запретным королевством. Эдион обратился ко мне с довольно редкой просьбой – обеспечить безопасность его индивидуального туристического маршрута на Побережье. Естественно, я пригласил его побеседовать. Эдион вошел, церемонно поклонился, присел на стул и начал говорить. Я слушал, вставляя отдельные вопросы; собственно, я мог их и не вставлять. Эдион Гиз точно знал, чего хочет, и пришел, чтобы убеждать. Я нисколько не сомневаюсь, что он смог бы убедить меня в чем угодно. Но в тот день ему не повезло.

Занг с минуту помолчал, разглядывая торчащий из земли меч.

– Собственно, вы все слышали сами, – сказал он, качая головой. – Сначала Эдион долго рассказывал о маршруте. О родине, то есть о Запретном королевстве. О том, какой замечательный человек правит этой страной. О том, что ему стыдно за свое бегство и что его долг – вернуться, чтобы достойно встретить смерть. Собственно, безопасность на маршруте нужна была Эдиону только для этого – добраться до Хеора живым и здоровым. Понятно, что в таком состоянии его не то что из Эбо – из больницы не выпустили бы. Но он сидел передо мной и рассказывал, рассказывал, рассказывал. И понемногу я стал его понимать.

Занг вздохнул, ткнул пальцем в рукоять меча и продолжил.

– У Эдиона совершенно особый, не похожий на наш с вами взгляд на мир. Он придает личным отношениям совершенно фантастическую значимость – и заражает этим других. Когда Эдион влюбляется – а когда я разговаривал с Эдионом, он все еще был без ума от Акино, хотя эта влюбленность уже и близилась к печальному завершению, – он забывает обо всем, не имеющем отношения к интересующему его человеку. Он готов говорить о нем часами – чем он, собственно говоря, и занимался. За эти часы я узнал об Акино больше, чем за всю остальную жизнь. Впрочем, – Занг криво усмехнулся, – не все, что я узнал, было правдой. Но как бы там ни было, Эдион смог донести до меня свое представление о ситуации. Он любил Хеора, тот не ответил взаимностью, Эдион ошибочно подумал, что отвергнут, эмигрировал, встретил Акино, полгода провел в его Доме – и только тут осознал, что же на самом деле двигало его прежним кумиром. Видите ли, Хеор был связан долгом и честью и не мог позволить себе любви к отдельному представителю семьи, которая в целом оказалась несовершенной. Надо отметить, что когда Эдион перешел с Акино на Хеора, в глазах его появились слезы. Душераздирающая история.

Валентин шмыгнул носом. Что верно, то верно, подумал он; даже со второго просмотра.

– Эдион рассказывал, я слушал, все более впадая в транс, – продолжил Занг, – а в голове у меня тем временем все отчетливей формировался некий вопрос. А чем же, собственно говоря, Акино отличается от Хеора? Разве что тем, что не устанавливает четких сроков своим лэндлордам, предоставляя им самостоятельно определять, победили они или потерпели поражение? Разве что тем, что может позволить себе просто не замечать влюбленного в него поэта, в то время как Хеор связан хоть какими-то обязательствами? Я понимаю, что все эти аналогии притянуты за уши – но в тот момент они полностью завладели моим воображением. И когда Эдион произнес свою знаменитую фразу – «Хеор более достоин любви, чем Акино, потому что он человек чести», – передо мной словно сверкнула молния. Я понял, что так оно и есть.

Валентин пожал плечами. Зная и того, и другого, он легко мог согласиться с Эдионом Гизом. Уж кого-кого, а Хеора было за что любить. Он из кожи лез, чтобы выглядеть крутым, умным и справедливым. Не то что Акино.

– А поскольку Хеор в то время казался вам исчадием ада, – подхватил Валентин, – вы сделали совершенно логичный вывод, что Акино и вовсе дьявол в образе человеческом?

– Не логичный, – поправил его Занг. – Совершенно эмоциональный. Но в ту пору я работал восемнадцать часов в сутки, стремясь уничтожить Хеора. Видимо, мне было очень неприятно осознать, что я сам, подобно Эдиону, являюсь марионеткой в руках принца Акино.

Глава 3. Следы невидимки

Валентин еще раз припомнил свое короткое пребывание в Доме Акино и покачал головой. Лично на него Дом Акино произвел совершенно обратное впечатление. У Валентина сложилось чудовищное подозрение, что как раз принц выступает там в роли паяца, развлекая огромное количество манерных бездельников.

Надо будет спросить его напрямик, решил Валентин. А то и у меня крамольные мысли заведутся, насчет Акино. Что он только для виду своими проблемами занят, а на самом деле с живыми людьми играется!

– Эмоции эмоциями, – сказал Валентин, обращаясь отчасти и к самому себе. – Но ведь для того, чтобы действовать, нужны и другие основания? Я что-то не припомню, чтобы вы проводили исследования на тему «Принц Акино и его игры с живыми людьми».

Занг закинул ногу на ногу, скрестил руки на груди и на минуту задумался.

– Вы знаете, Шеллер, – сказал он через минуту, – я действительно не проводил такого исследования. Зачем? Я возненавидел Акино раз и навсегда; я понял, что даже самый лучший тальмен все равно остается тальменом. Да, подданные Акино счастливее подданных Хеора; но они в любом случае остаются подданными. Здесь, в стране Эбо, мы вольны осуществить наши самые заветные желания, – но должны заплатить за них полной зависимостью от принца. Все, что мы видим вокруг, – Занг обвел рукой ярко-синее небо, темно-зеленые кроны яблонь, стоявшие поодаль аккуратные домики, – все это держится только на талисмане Акино. Исчезни он, и все мы мгновенно сгорим в пламени Жгучих Песков. Наше существование – обман, прекрасный сон в сотни лет. Даже Хеор не имеет над людьми подобной власти – он вынужден соблюдать клятвы, для него имеют значение верность и любовь. Принц Акино, понял я, – худшее искушение для любого свободного человека. Он заставляет нас, лучших людей Побережья, променять реальную жизнь на беспробудный, пусть и сладостный сон. Вы ведь были в Доме Акино, Шеллер; разве вы не почувствовали всей бессмысленности тамошней жизни?

Валентин оторопело посмотрел на Занга. Интересные последствия психотерапии, подумал он. Это что же получается, у него вместо эмоциональной ненависти появилось рациональное понимание?!

– Ну, почувствовал, – осторожно согласился Валентин. – Но то ж я! Другим-то нравится…

– Вот видите, – печально улыбнулся Занг. – Вы можете думать не только за себя, но и за других. Я был лишен такой возможности; я ненавидел Акино, и мне казалось, что я знаю всю правду о стране Эбо.

Валентин облегченно вздохнул. К счастью, многочасовой спор с Зангом по философским проблемам свободы и реальности отменялся.

– Вы недолго носили в себе это знание, – поддакнул Валентин. – Уже через две недели вы встретились с Рейнером Вундтом.

Занг пренебрежительно отмахнулся:

– Надеюсь, вы не стали прослушивать всю эту галиматью?

– Как раз напротив, – возразил Валентин. – Прослушал, и с немалым интересом.

– Дело ваше, – пожал плечами Занг. – Конечно, Рейнер усугубил мои подозрения, но нисколько не поколебал основной идеи. Я имею столько же прав поиграть с Акино, сколько он имел прав поиграть со мной. Меня останавливало только одно: сила моей ненависти. Я до боли сжимал кулаки каждый раз, когда речь заходила о принце. Я заподозрил, что стал жертвой изощренного заклинания, и несколько дней провел на острове для медитаций, очищая сознание. Все напрасно; я ненавидел Акино только потому, что он – Акино, что он тот, кто он есть. За всю свою жизнь я ни разу не испытывал ничего подобного!

– Первый вопрос, который вы задали Куэртену, – напомнил Валентин, – звучал именно так: что вы знаете о беспричинной ненависти?

– Да, я начал разговор издалека, – кивнул Занг. – Не мог же я прямо спросить: кто и за что ненавидел принца в последние шесть веков?

– Почему бы и нет? – пожал плечами Валентин. – Я полагаю, что на момент начала разговора вы просто не предполагали, чем он закончится. Вас интересовали ваши собственные чувства, а вовсе не чувства людей, живших шестьсот лет назад. Но Куэртен ответил на ваш вопрос именно так, как должен был ответить – в хронологическом порядке, начав с самого первого случая беспричинной ненависти. С ненависти клана Фан-Раббат к принцу Акино, выстроившему Блистающий Град на землях, никакого отношения к данному клану не имевших.

– Я услышал только одно слово, – ответил Занг. – Фан-Раббат. Карлос говорил еще около часа, но меня уже не интересовали его противоречивые истории. Я почувствовал, что главное сказано; все остальное я узнал из архивов. Между прочим, ненависть нашего клана к принцу вовсе не была беспричинной. Вестник клана явился к принцу и предупредил, что земли к востоку от Харраба – запретны. Принц ослушался и выстроил там Блистающий Град. Пока он жив, клан Фан-Раббат мертв. Никто из бакшатов никогда не воспользуется услугами убийц, упустивших хотя бы одну жертву.

– Итак, – кивнул Валентин, – вы поняли, что ваша ненависть отнюдь не беспричинна. С этого момента и до самого конца вы действовали как мститель из клана Фан-Раббат.

– Именно так, – подтвердил Занг. – Я выслушал все, что вы собирались мне рассказать, Шеллер. Теперь я жду объяснений.

Объяснений, повторил про себя Валентин. Я бы тоже не отказался от объяснений. Я все еще не решил, стоит ли говорить ему про Не-Билла. И я все еще не знаю, как он воспримет альтернативную версию. Но уйти сейчас от ответа – значит потерять его доверие навсегда.

Валентин поднялся на ноги, отошел от скамейки на пару шагов и повернулся к Зангу.

– Я до сих пор не знаю, какое из двух объяснений истинно, – сказал он, глядя Зангу в глаза. – Вы можете выбрать сейчас, вы можете подождать, когда я закончу расследование. Объяснение первое: вы действительно мститель из клана Фан-Раббат. Но заклинание, переданное вам через сотни веков, действовало не на вас. Оно подбирало вам подходящие ситуации, заставляя постепенно вспомнить, кто вы такой. Когда вы вспомнили, заклинание самоликвидировалось. Шестьсот лет назад никто не мог представить, на что окажется способна наша психотерапия. Подождите, – прервал Валентин привставшего Занга, – я закончу! Объяснение второе: вы стали жертвой неизвестного манипулятора человеческими личностями. Именно он, а вовсе не древнее заклинание, столкнул вас с нужными людьми в нужное время. Именно он использовал ваши личные качества – такие как обостренное чувство чести и абсолютную самостоятельность – чтобы пробудить в вас нужные эмоции по отношению к Акино. Именно он заставил вас десять лет прожить чужой жизнью – жизнью мстителя из клана Фан-Раббат.

– Восемь, – сказал Шаггар Занг, тоже поднимаясь на ноги. Ну вот, подумал Валентин, так я и знал. Сейчас будет проситься на фронт. – Восемь лет, Шеллер. Но это тоже немалый срок. Насколько я понял, именно вы ловите этого «неизвестного манипулятора»?

Валентин поморщился:

– Шаггар! Ну чем вам не нравится версия с древним заклинанием?

– Шеллер, – покачал головой Занг, – не считайте меня глупее, чем я есть. Какое заклинание может быть умнее человека?

Валентин воспринял вопрос Занга всерьез и задумался. А действительно, какое? Даже учебное заклинание Хеора, наложенное на Розенблюма и едва его не прикончившее, по интеллекту едва ли превосходило хорошо обученную собаку.

– Вот видите, – улыбнулся Занг. – Так как насчет проекта?

Так я и знал, что этим кончится, подумал Валентин. То-то Донован обрадуется.

– Я передам вашу просьбу его руководителю, – пробормотал Валентин. – В принципе, ваш опыт может оказаться полезен…

– Вот именно, – перебил его Занг. – И не только опыт. Передайте своему руководителю, что у меня есть кое-какие соображения об этом «манипуляторе». Но я изложу их только в том случае, если смогу лично заняться данной разработкой. Ваша квалификация вызывает у меня определенные сомнения.

Валентин развел руками. Какие уж там сомнения! Ни черта мы не умеем и учимся исключительно на собственных ошибках. Даже Занга в проект пригласить – и то сами не додумались. А ведь интрига, которую он провел против Хеора, ничуть не слабее интриг самого Не-Билла…

– Договорились, – сказал Валентин, высвечивая в воздухе циферблат виртуальных часов. Ну так и есть – засиделись; без пятнадцати двенадцать, удивительно, как это Донован оба кольца еще не оборвал.

– Я вижу, вам пора, – заметил Шаггар Занг.

– Да, – кивнул Валентин. – Счастливо оставаться, Шаггар. Полагаю, у нас еще будет время надоесть друг другу до смерти!

С этими словами Валентин потер переговорное кольцо – и безо всякого предупреждения перенесся в лабораторию Баратынского. Посреди огромного подвала все еще громоздился моделятор, но зато вокруг него заметно прибавилось мебели. Донован притащил себе удобное мягкое кресло, принц материализовал полукруглый диванчик с низким столиком для бумаг, а Баратынский раздобыл где-то колченогий стул, на котором и восседал сейчас задом наперед, опершись руками на спинку.

– Опаздываешь, братишка, – сказал он фальшиво-сварливым тоном, – совсем загордился, старых друзей позабыл…

– Занг, – пожаловался Валентин, разводя руками. – Никогда не думал, что он так любит поболтать.

Валентин осмотрелся по сторонам и убедился, что единственное свободное место имеется рядом с Акино.

– Ну и что Занг? – поинтересовался Донован, медленно поворачивая голову в сторону Валентина.

– Просится в проект, – мстительно ответил Валентин. Конечно, за опоздания надо отвечать, но совесть тоже иметь надо! Как будто я не знаю, что вы здесь без меня уже кучу вопросов обсудили, и наверняка что-нибудь придумали! – Говорит, что у него есть соображения по личности Не-Билла, но разрабатывать их он предпочел бы сам. Уж слишком мы плохо работаем.

– Как умеем, – зевнул Донован, – так и работаем… Ну что, принц, сначала моделирование, потом дискуссия? Или наоборот?

Акино погрозил Доновану пальцем:

– Это ваш проект, Майлз! Командуйте!

– На талисман его! – распорядился Донован. – И привязать хорошенько!

– Эй, эй, – воскликнул Валентин, никак не ожидавший столь несерьезного отношения к предстоящему совещанию. – А что моделируем-то?!

– Как обычно, братишка, – успокоил его Баратынский. – Финальную разборку моделируем, с твоим непосредственным участием. Да ты не бойся, больно не будет…

Валентин вспомнил, как это «больно не будет» выглядело в предыдущий раз, передернул плечами и безо всякого энтузиазма полез в моделятор. Как обычно, серая поверхность кресла мягко обволокла половину тела, Валентин почувствовал восхитительную легкость и послушно закрыл глаза. Он еще услышал, как зажужжали, набирая обороты, окружавшие кресло бесчисленные кольца, а потом этот шум уплыл куда-то в сторону, уступив место полному страха голосу Эриоха:

– Фалер? Фалер?!

Лицо великого мага исказила гримаса отчаяния. Валентин не смог отказать себе в маленьком удовольствии и отвесил Эриоху издевательский поклон.

– Бежим! – пробормотал Эриох, хватая за руку свою спутницу – темноволосую красавицу по имени Виола. Валентин усмехнулся, откуда-то в точности зная, насколько неудачной окажется эта попытка к бегству.

– Не подходи! – взвизгнула вдруг Виола, вырываясь из цепкой хватки своего господина. – Не подходи!

Из правой руки ее вырвалась алая молния, ударившая в землю шагах в двадцати от Валентина. Взметнувшийся дым и поднявшаяся пыль заклубились вокруг призрачного кокона высотой в человеческий рост. Заклятие невидимости, сообразил Валентин и рефлекторно выстрелил «пираньей», лишая незнакомца его неуклюжей защиты.

– Стой, где стоишь! – приказала Виола, нацеливая в незваного гостя указательный палец. – Еще один шаг, и ты будешь мертв!

– Перстень знает своего повелителя, – ответил незнакомец, и Валентин наконец узнал его. Джадд Слейтер, действительный хозяин Лигийского Перстня, лично явился за своим талисманом. – Ты не сможешь причинить мне зла!

– Дурак! – крикнула Виола, отступая на шаг. – Эри, убей его!

Эриох едва заметно пожал плечами, и Слейтер превратился в неподвижную статую. На открытых частях его тела заискрился пушистый иней. Валентин разинул рот, пораженный точностью, с которой Эриох применил обычную заморозку. А потом Валентин понял, что Слейтер мертв.

– Довольно смертей! – услышал он голос и увидел Рейлиса, выходящего из защитного круга со взятым на изготовку боевым излучателем. Ослепительно белый луч уперся в лицо Эриоха – и отразился высоко в небо, не причинив великому магу никакого видимого вреда.

Валентин понял, что не успевает. Со стоном он сдвинул ладони, складывая их в «коробочку», и выпустил на свет «антибублик». Это было все, на что он еще был способен. Мгновением спустя Виола издала истошный вопль, стряхивая с себя черный маслянистый сгусток слизи, которым стал Перстень, а Рейлис так и застыл с излучателем наперевес, превратившись в ледяную статую.

Валентин сжал кулаки и пробормотал, опуская голову:

– Снова станет убийцей Фалер… Ведь я же знал, знал!

Волна нестерпимого жара, огнем прокатившаяся по телу, прервала его на полуслове. Валентин понял, что Эриох позволил себе раскрыться, отбросив всякую маскировку. И Сила его оказалась столь велика, что Валентин повалился на колени, моля только об одном.

О скорой и милосердной смерти.

– Твой бог оставил тебя, Фалер, – произнес Эриох, и Валентин выгнулся дугой от боли, пронзившей позвоночник. – Тебе помогает Пророчество, но я все равно сильнее!

Сильнее, подумал Валентин. Надо убрать подальше твою проклятую Силу…

Новая волна боли швырнула его на землю, заставив впиться зубами в крошево мелких камней. Но никакая боль уже не могла остановить отданный пальцам приказ. «Воронка» и «груша»; сочетание, перед которым еще никто не смог устоять.

Земля встала на дыбы, удар грома затих, оставив после себя режущий уши звон циркулярной пилы. Валентин пошарил перед собой руками, нащупывая опору, и вдруг осознал, что полулежит в мягком кресле, а прямо над ним, сверкая всеми цветами радуги, кружатся в диком беспорядке сотни тонких, острых как бритва колец.

– Впечатляюще, – услышал Валентин голос Донована. – Леонид, вы уже заметили, что ваш подопытный очнулся?

– Заметил, – пробурчал Баратынский с такими интонациями, что Валентин вмиг покрылся холодным потом. Баратынский был напуган, напуган до смерти, хотя и пытался скрыть свое состояние. – Черт… Ничего не получается!

– Вы пытаетесь отключить талисман? – спросил Акино, словно осведомляясь о планах Баратынского на уик-энд.

– Совершенно верно! – рявкнул Баратынский, и Валентин разглядел сквозь визжащую радугу его долговязую фигуру.

– Позвольте, я вам помогу, – сказал Акино.

Душераздирающий визг обезумевших колец мгновенно стих, и Валентин увидел раскрывшийся перед ним проход. Мгновение спустя он уже стоял снаружи, шагах в десяти от моделятора, и недоуменно глядел назад. Как же это я? Магическим прыжком, что ли?

– Прошу пардону, – пробурчал Баратынский. – Похоже, талисманный резонанс…

И только теперь Валентин осознал, что все кончено. Он шумно перевел дух, демонстративно погрозил Баратынскому кулаком и скрестил руки на груди.

– Может быть, лучше подискутируем? – осведомился он, глядя на утонувшего в кресле Донована.

– А сколько вы запомнили сценариев? – полюбопытствовал Донован в ответ.

Валентин опустил руки.

– Их что, было несколько? – спросил он, высвечивая перед собой циферблат. Ну конечно же, несколько! Уже половина второго!

Донован только развел руками. Мол, дискутировать собрался, а о чем, и сам не знаешь. Валентин кивнул в знак понимания и молча проследовал на свободное место – рядом с принцем Акино. Баратынский покосился на свой талисман, махнул рукой и вернулся на свой колченогий стул.

– Все правильно, Леонид, – одобрил его Акино. – Талисман в полном порядке. Он просто слабоват для таких моделей.

Баратынский упрямо покачал головой и ничего не ответил.

– Принимайте командование, принц, – сказал Донован, закрывая глаза. – Иначе мы до вечера не закончим.

– Благодарю за доверие, – улыбнулся Акино. Он привстал на диване, усаживаясь поудобнее; Валентину даже показалось, что принц обрадовался возможности выступить. – Прежде всего, хочу поздравить нас всех с успешным завершением самого трудного этапа. Вся необходимая информация собрана, и теперь идентификация феномена, который мы называем «Не-Билл», зависит только от наших умственных способностей. Я искренне этому рад и предвкушаю целую серию интереснейших бесед в вашем обществе. Но сначала давайте расскажем друг другу о событиях сегодняшнего дня. Начнем с вас, Валентин; какое впечатление произвел на вас разговор с Зангом?

Валентин, мысли которого все еще витали вокруг разнообразных вариантов битвы с Эриохом, пожал плечами.

– Если честно, довольно скверное, – ответил он мрачно. – Занг знать ничего не знал об «измененных», но все равно вычислил Не-Билла. Собственно, он и позвал меня только затем, чтобы попроситься в проект. Наверное, Донован, вам стоит подумать о замене; в сравнении с Зангом я чувствую себя полным кретином.

– Отлично! – воскликнул Донован, проявляя совсем не свойственную ему прыткость. – А как насчет других «измененных»? С ними вы тоже чувствовали себя кретином?

– Нет, – пожал плечами Валентин. – Люди как люди, ничего особенного…

– Значит, – поднял палец Донован, – Шаггар Занг принципиально отличается от других людей? Не так ли?

– Отличается, и еще как, – подтвердил Валентин. – Давненько я не общался с таким умным и страстным человеком!

– Насколько я помню, вы шесть лет проработали под его руководством? – уточнил Донован.

Валентин покачал головой:

– Тот Занг был совсем другим. Я никогда не думал, что шестьдесят семь процентов личности – это так много. Нынешний Занг просто поразил меня – своей ненавистью к Хеору, играющему в шестьдесят замков, и своим принципом равенства всемогущего тальмена и простого потомственного убийцы. Каждая из этих идей достойна длинной, красивой интриги; но излагал-то эти идеи теперешний Занг, а осуществлял – тогдашний! Я прекрасно понимаю, отчего Занг просится к нам в проект – ведь Не-Билл украл у него лучшие годы жизни, заставил его, мастера управления и интриги, осуществлять тупую и примитивную месть! То, что Не-Билл сделал с Зангом, – хуже, чем убийство. Мертвых мы воскрешаем походя, а на «измененных» требуется куда больше времени!

– Ну, счет и здесь в нашу пользу, – заметил Донован. – Не-Билл изменял Занга около двух лет, а Ричард с Милтоном справились за неполных два месяца.

– Боюсь, для Занга это слабое утешение, – заметил Валентин. – Факт остается фактом, принц: впервые в нашей стране человеку нанесен реальный и непоправимый ущерб.

– Не впервые, – сказал вдруг Акино. – Далеко не впервые…

Валентин с удивлением отметил, что Акино произнес эти слова для самого себя.

– Мы за него отомстим, – пообещал Донован, разряжая обстановку. – Мы за всех отомстим, да! Потому что мы – Служба Безопасности Эбо!

Валентин схватился за живот в тщетной попытке сдержать смех, но, увидев, каким взглядом наградил Донована принц Акино, фыркнул и от души расхохотался.

– Ну а теперь к делу, – сухо сказал Донован. – Как именно Не-Билл изменил Занга?

– Очень простым, – ответил Валентин, – и вместе с тем невероятно сложным способом. Не-Билл организовал Зангу ложную судьбу.

– О! – обрадованно воскликнул Баратынский. – Так ведь это можно смоделировать!

– Не только можно, но и нужно, – кивнул Валентин. – Все выглядело вполне естественно – и встреча с магом иллюзий Палезором, и визит Эдиона Гиза, и даже длинные философствования Рейнера Вундта. Последним даже сам Занг не придал никакого значения – а ведь именно неудачные аргументы Вундта позволили ему сформулировать принцип равенства, логически оформив свою ненависть к принцу. Между тем Занг не имел никаких шансов проникнуть сквозь завесу иллюзий, выстроенную Палезором; Эдиону Гизу нечего было делать в Управлении, поскольку в Запретное Королевство не существует туристских маршрутов; и наконец, Рейнер Вундт терпеть не может длинных бесед, отвлекающих его от работы! Каким-то образом Не-Билл создал все эти невероятные события – а может быть, и десяток других, им подобных. Каким именно? – Валентин развел руками. – К сожалению, я не специалист в вероятностной магии; все, что я могу сказать по этому поводу – то, что я всегда проигрывал Линделлу Хьюитту магические поединки.

– Ложная судьба, – пробормотал Донован. – Сильная штучка. Кажется, вы как-то произносили что-то подобное. Заклятие ложной судьбы, или как там?

– Общей судьбы, – уточнил Валентин. – Заклятие ложной судьбы – это что-то из области фантастики. Создать магический искусственный интеллект, наделить его Силой, привязать к определенному человеку и заставить изменять окружающие события по непонятно какому алгоритму? Знаете, я люблю всякие магические задачки, но эту мне что-то даже обдумывать не хочется. Лет на пятьдесят работы, не меньше!

– История Панги куда длиннее этих пятидесяти лет, – заметил Акино, поворачиваясь к Баратынскому. – Вам слово, Леонид. Думаю, что после такого предисловия ваше сообщение будет выслушано с куда большим вниманием.

Баратынский возмущенно фыркнул:

– Так вот кто мне чуть талисман не угробил! Это ваше заклинание, тудыть его!

– Какое заклинание? – удивился Валентин. – «Бублик», что ли?

– Сам ты бублик, – ответил Баратынский и постучал пальцем по лбу. – Тебе же Майлз русским языком объяснил: заклинание ложной судьбы. Как только я его выключил, все вразнос и пошло.

Валентин чуть не соскочил с дивана.

– Как выключил? Где выключил? – воскликнул он, инстинктивно подгибая пальцы.

– Эк тебя проняло, – уважительно заметил Баратынский. – В модели выключил, где же еще. Мне по Побережью шататься некогда, у меня работы – во! – Баратынский провел указательным пальцем по горлу. – Давай не перебивать, лады?

– Ну давай, – кивнул Валентин, уже смирившись с мыслью, что невозможное, на его взгляд, заклинание играючи отловлено разгильдяем Баратынским.

– Значит, чем мы тут последние два часа занимались? – задал Баратынский откровенно риторический вопрос. – Битву на кургане моделировали, некоего Фалера с небезызвестным Эриохом. А зачем мы ее моделировали? А затем, чтобы посторонние влияния обнаружить. Эриох перед смертью так и заявил: мол, вас целых трое – Фалер, Пророчество и кто-то еще. Ну, Фалера мы легко обнаружили, с первого раза, – Баратынский показал на Валентина пальцем, – с Пророчеством потруднее пришлось, но я его спектр еще на дублях изучил, так что и здесь справились, а вот с кем-то еще… – Баратынский развел руками. – И так пробовали, и сяк, один раз даже курган по самую макушку в землю вколотили – а результат ноль. Кабы я не вспомнил о твоем приятеле Хьюитте, так ни с чем бы и остались.

– Какой он мне приятель, – махнул рукой Валентин. – Дальше давай рассказывай!

– Ну как же, – развел руками Баратынский. – Все-таки три поединка, а ты ж с кем попало не дерешься. И тем более – не проигрываешь. Поддавался, поддавался, я специально запись смотрел! – Баратынский многозначительно посмотрел на Валентина, но тому было не до подначек. – Короче, вспомнил я, как Хьюитт еще на амперскую катастрофу влиял, вытащил из стола его графики – и пустился во все тяжкие. Сорок семь параметров проварьировал, прикинь! Это, между прочим, рекорд!

– Хорошо, что не сорок восемь, – заметил Валентин, покосившись на талисман-моделятор. – Без талисмана бы остался.

– Как нефиг делать, – беззлобно согласился Баратынский. – Ну и вот, меняю я параметр за параметром, а у вас все одно и то же – Эриох в шару, тальмены в раю. Донован себе в кресле похрапывает, принц из вежливости глаза с талисмана не спускает, а я чувствую, что обедать пора – ну ни хрена у меня не выходит. И тут эта баба как заорет «Не подходи»!

– Так ты только в последней модели, – осведомился Валентин, – нужную конфигурацию подобрал?

– Но ведь подобрал же! – Баратынский гордо вскинул подбородок. – И даже записать не забыл, хотя в тот момент еще не знал, чем дело кончится. Вот, полюбуйся!

Баратынский потряс перед собой большим листом Т-бумаги, исписанным мелким почерком.